8. Открытие души.

Пока же, продолжая рассматривать с разных сторон феномен знания, Платон прокладывает путь к идее бытия, отмеченного парменидовскими признаками (единое, неподвижное, непрерывное...).

Наводящий вопрос Сократа звучит довольно софистически, он построен на неприметном различии в употреблении грамматических форм. «Суди сам, какой ответ правильнее: глаза — это то, чем мы смотрим или с помощью чего мы смотрим? Также и уши — это то, чем мы слышим или с

239

помощью чего мы слышим?” (184с, пер. Т.В.)266 Курсивом я выделил выражения, разница между которыми только в том, что в первом случае стоит дательный падеж (8ат. ivurpv^vn), который может быть передан и фразой “с помощью чего (глаз, ушей)”, и просто “чем (глазами, ушами)”; во втором же случае — предлогом Ыа с местоимением в род. пад., что может быть переведено выражением “с помощью чего”, на также и “через что”. К чему клонит Сократ, можно яснее понять, если задать следующие вопросы: смотрим ли мы окном, с помощью окна или через окно? — радуемся ли мы душой, с помощью души или через душу? — думаем ли мы etc. Теэтет полагает, что на заданные Сократом вопросы следует отвечать скорее «Siv Sv — с помощью чего (как через что)», чем «ок — чем». «Было бы ужасно, дитя мое, — заключает Сократ, — если бы у нас, как у деревянного [троянского] коня, было по многу ощущений (aiV^crei?), а не сводились бы они все к одной какой-то идее (els \da.v nva ISiav), будь то душа или как бы ее там ни называть, которой (#) мы как раз и ощущаем ощутимое (ашвауб^ва бета ашв^та) , пользуясь (Std) прочими [органами чувств] как орудиями (органами — olov opyavaiv267)” (184d, пер.

266 (ткбттеь у&р- йпбкрипд ттот^ра орвот^ра, & op&jxtv TOVTO dvai офваХ^обя, {j Si' об op&jxtv, ка\ &

акобоцер &та, Ц hi об акобоцер.

267 Возможно, отсюда и взялось выражение “органы чувств”. См.ком. к этому месту Л.Кэмпбелла в изд.

The Theaetetus of Plato with a reviesed text and english notes by L.Campbell. Second ed. Oxford. 1883

(переизд. в колл. “Ancient Philosophy”, N.Y.& London. 1980).

68 «...Сократ собирается показать, — пишет комментатор,— что aisthesis даже в чувственном познании играет только инструментальную роль, что в познании необходимо присутствует “другая вещь”». — Platon. Theetete. Trad. et notes par M.Narsy, p.353-354.

240

множество тех, что не имеют названия. Мы ощущаем, чувствуем, воспринимаем, переживаем сущее всеми чувствами сразу.

Собственно, именно этот смысл эстесис мы, кажется, и имели в виду с самого начала, говоря об эстесис как о схватывании, улавливании, усмотрении ситуации или вещи в целом. Теперь же, после проведенного различения, анализа мы видим, что эстесис таит в себе два противоположных смысла: смысл стихийного потока ощущений и смысл собирания в цельное чувственное восприятие, восприятие чего-то, что по сути своего бытия оказывается также собранным воедино, в один вид.

Присмотревшись и прислушавшись к тому, о чем нам говорит само множество разных органов, собранное в образ цельного и одушевленного тела (организм), мы откроем совершенно особые качества и сущности. Органов чувств, скажем мы, пять. Каждое из них отличается от других и тождественно самому себе. Одни из них, как, например, вкус и осязание, подобны друг другу, другие, как зрение и слух, неподобны. Кроме того, мы заметим, что общее всем этим чувствам то, что они есть. Но какое же “зрение” или “слух”, сколько бы мы ни присматривались и ни вслушивались, откроет нам нечто такое, как бытие и небытие, подобие и неподобие, тождество и различие, числа, меры, формы...? Каким органом воспринимаем мы эти понятия и, соответственно, характеристики сущего? Теэтет сам задался этим вопросом и сам отвечает на него: «...По-моему, нет никакого особого органа для этих вещей, как для тех, и... душа сама по себе, как мне кажется, наблюдает (етскотгеЪ) общее во всех вещах»(185е). Сократ в восторге, что Теэтет так точно схватил суть дела и пришел именно к тому мнению, которого держится сам Сократ (впервые он явно отступает от маевтического метода).

Итак, оказывается, что, как только многое собирается воедино, возникает множество такого, для восприятия чего нужно предположить некий особый “орган”, способный воспринимать то, что телесные органы чувств по самой своей природе не воспринимают.

269 Заметим, что и стихия, переливающаяся цветами, звуками, запахами, есть ведь что-то одно, не распадающееся на эти качества, не скрывающаяся за ними...

241

«сравнивать270 в себе настоящее и прошедшее с будущим»(186b), схватывать черты сходства и различия, улавливать фигуры в переливах, распознавать ритмы, владеющие жизнью космоса и человека...271 Однажды мы уже сталкивались с такой способностью. Это логос. Это одаренная логосом (разумной сообщительностью) душа, благодаря которой человек сообщает себя себе, связывает себя воедино собственного бытия, сообщает других себе и себя другим, связывает себя с другими воедино совместного бытия (и мы тут же заметим, что к воспринимаемому исключительно этим особым органом, относятся такие “вещи” как благо, зло, справедливое, прекрасное) , сообщает все сущее себе и себя сущему, связывается со всем существующим воедино общего бытия. Разумная (чтобы не сказать по нашим временам слишком дерзко — логическая) душа, связывая, не сливает все воедино, как это было свойственно стихии ощущения. Это разборчивое собирание, различающее сообщение, членораздельная речь, различающая и судящая (пользуясь калькой греческого слова, — критическая).

Мир, который различается, распознается разумной (мыслящей и говорящей) душой (которая этим — мыслью и речью и сама отличена в качестве особого существа в этом мире), мир, который надо каким-то образом схватить, уловить, установить в стихийном хаосе и потоках

270 Теэтет говорит буквально avaXoy^ivr], что значит “устанавливая отношения”, даже “решая

пропорции”. Хотя мы слышим речь математика, вместе с тем между идеей существа “самого по себе”

и рассмотрением существ “в их взаимном соотношении”, как говорит здесь Теэтет, остается

существенная разница.

271 Так Архилох в известном фрагменте (II, 400, Bergk) призывает свою “тюме” познавать тот ритм,

который владеет человеком (...умаюке 8' olos иоуло? avOpamovs ё'хеО .

поворота, наше внимание обращается, его обращают на то, что в потоке существования позволяет

себя заметить, хотя бы мгновенно уловить. Приводя строку лирического поэта в этом —

поворотном — месте, мы можем заметить, что слово va^os (vd^h, — рус. ритм) образовано от

корня•etv — течь и было в греческой философии тем звеном, которое связывало бытие-течение и

бытие-форму. «'Ривцбя, — пишет Э.Бенвенист в специальном исследовании, посвященном истории

этого слова, — ...обозначает ту форму, в которую облекается в данный момент нечто движущееся,

изменчивое, текучее <...>;•V9IM6S приложимо к отдельному типичному проявлению (pattern) какой-то

изменчивой субстанции: букве произвольно очерченной формы; прихотливо накинутому на плечи

пеплосу, какому-либо расположению человеческого характера или настроению духа. Это форма

мгновенного становления, сиюминутная, изменчивая <...> Что для выражения этой специфической

разновидности “формы” вещей выбрано одно из слов, производных от•etv, составляет характерную

особенность целого мировоззрения и обусловлено представлением о мире, в котором мир таков, что

отдельные конфигурации движущегося определяются как “протекания”...» — Бенвенист Э. Общая

лингвистика. М.1974, с.383. По Бенвенисту приведенная нами строка Архилоха может быть

переведена так (в рус. пер. с фр.): «учись понимать настроения, которые владеют людьми».

Не упустим заметить также и то, что чем мимолетней такое — лирическое — настроение, чем оно текучей и неуловимей, тем более цепкая, отточенная, — единственную — форма нужна, чтобы поистине уловить, схватить его “ритм”. Это и есть внезапная, ловкая форма лирического образа, схваченного мгновенной хваткой стихотворения. «Что делает честный человек, когда говорит только правду? За говорением правды проходит время, этим временем жизнь уходит вперед. Его правда отстает, она обманывает. Так ли надо, чтобы всегда и везде говорил человек?

И вот в искусстве ему зажат рот.

242

ощущений, настроений, переживаний и который вместе с тем как-то всегда уже самостоятельно воспринят душой, — это космос, населенный существами, имеющими собственное бытие (т? ovala). Смысл бытия, как видим, меняется: самое общее, бытие, однако, каждый раз свое, определенное(186а). Истина — это не просто сущее, с которым мы совпадаем, в поток которого мы впадаем ощущениями. Истина это сущее как оно есть всем своим бытием, всем бытием — ведь можно только либо быть всем бытием, либо вообще не быть — как своим. Сущее усмотренное в том его собственном бытии, которым это сущее есть как определенное, особое сущее. Знать, соответственно, значит знать существо (rj ovala)272 в сути его собственного бытия, т.е. в его истине. Но если в чувственных восприятиях мы и испытываем некие впечатления (ттаб-ц^ата), производимые на нас сущим, то прямо испытать (усмотреть) его истинную сущность мы не можем. «Стало быть, не в испытываемых впечатлениях знание, а в силлогизмах (ev Ы тф ... аиХХоуш^лф273) о них существо и истину можно, как кажется, схватить в них <в силлогизмах>, а с помощью впечатлений невозможно» (186d274). Странным образом мы ближе подходим к истине бытия не когда бросаемся в его потоки, открыв настежь все свои чувства, а напротив, когда отступаем, отходим от бросающегося под ноги, в глаза, в уши сущего, уходим туда, где душа наедине с собой занимается своими логосами.

Следовательно, наше онто-логическое умозаключение теперь звучит так: если быть значит быть само-бытным, определенным существом, если истина этого существа в определенности его собственного бытия, если далее знать значит схватить (афаибаС) эту истину, т.е. определить, что такое существо в сути его собственного бытия, — если, далее, эстесис есть общее имя для всего, что включает в себя видение, слышание, обоняние, испытывание холода или тепла, а ничем из этого существо в его бытии т.е. истине не схватывается, — то эстесис (ощущение, чувственное восприятие) не может быть знанием.

Не забудем, что анализ иного смысла бытия — соответственно, истины и знания — привел нас к тому, что в потоке этого существования знание ускользает потому, что с потоком сливается и в нем ускользает само ощущение: никогда нельзя сказать, что ты, собственно, ощущаешь, всегда уже поздно. Т.е. даже для того, чтобы ощущение произвело некое впечатление, необходима остановка, необходимо схватывание, выхватывание чего-то из потока. А также “выхватывание” из этого потока

272 А не просто “сущее” (тЬ &>).

273 “Силлогизм” здесь, конечно, еще не имеет того смысла , который впоследствии придал ему

Аристотель, а в паре с “аналогизмом” означает описанное занятие сравнивания, уподобления,

выяснения отношений и т.п.

274 Ср “Федон”, 99е-100а.

243

самого себя, способного запечатлеть это впечатление. Говоря “тепло” или “горько”, мы обнаруживаем со-стояние производящего и испытывающего впечатление. Стало быть, именно в говорящей и разумной душе можем мы искать основания не только для знания в смысле схватывания сути бытия, но и для возможности любого впечатления, любого хоть как-то уловимого ощущения, не говоря уж об “этических” переживаниях и патосах — ненависти, любви, страха, радости, надежды... А это значит также, что сама эстесис, — если только словом этим в самом деле разумеется восприятие, запечатление впечатлений, узнавание-распознавание, то есть все то, что мы нашли в повседневной семантике слова, — возможна не иначе как при участии разумно-говорящей души.

Итак, источник и возможность знания можем мы теперь искать в тех занятиях души существующим, которые она ведет самостоятельно, независимо от размывающего ее натиска ощущений и впечатлений. Когда душа не увлекается потоками ощущений и переживаний, но вос-принимает (принимает в себя) так, что воспринятое воспринимается всей душой — всеми ее силами, способностями сопоставлять и различать, помнить, предугадывать, воображать, соображать, страшиться, надеяться..., в душе образуется (зачинается, — как в душе Теэтета зародилось мнение о знании) — и сама душа образуется (рождается) как — внутренний образ, даже внутренний мир. Заниматься этим и значит составлять мнение — ho^eiv (187а)275.