ПРАВИЛО VIII
Три предшествующих правила предписывают порядок и объясняют его, настоящее же указывает, когда именно он совершенно необходим и когда — только полезен.
Ра&зумеется, все, что составляет целую ступень в этом ряде, посредством которого следует переходить от относитель&ного к чему-то абсолютному или обратно, с необходи&мостью нужно исследовать прежде всего дальнейшего. Но если, как часто бывает, многие вещи относятся к одной и той же ступени, всегда полезно при этом обозреть их все по порядку. Однако мы не обязаны соблюдать это требо&вание столь точно и строго, и в большинстве случаев, хотя мы познаём с очевидностью не все, но лишь немногие вещи или даже какую-либо одну, все же можно продви&гаться дальше.Это правило с необходимостью следует из доводов, при&веденных для обоснования второго правила, однако не сле&дует считать, что оно не содержит ничего нового для того, чтобы сделать нас более учеными, хотя и кажется лишь удерживающим нас от исследования некоторых вещей и не выявляющим никакой истины: несомненно, что оно по крайней мере не учит новичков ничему другому, как только тому, чтобы они не трудились понапрасну, почти на том же основании, что и второе правило. Но тем, кто вполне усвоил семь предыдущих правил, оно указывает, каким образом они смогут удовлетворить самих себя в ка&кой угодно науке настолько, что не пожелают больше ни&чего; ибо всякий, кто точно соблюдал бы предыдущие правила для разрешения какого-либо затруднения и кому тем не менее будет предписано этим правилом где-либо остановиться, узнает тогда с достоверностью, что он не сможет найти искомое знание никакими стараниями, и не по причине ущербности ума, но потому, что этому препят&ствует природа самого затруднения или человеческий удел.
Данное познание есть наука в не меньшей мере, чем то, которое выявляет природу самой вещи, и, по-видимому, не был бы в здравом уме тот, кто простирал бы свою любо&знательность дальше.Все это следует пояснить одним или двумя примерами. Если, например, кто-либо занимавшийся одной лишь мате&матикой отыскивает ту линию, которую в диоптрике на&зывают анакластической, т. е. ту, на которой параллельные лучи преломляются таким образом, что после преломле&ния все они пересекутся в одной точке, он, конечно, легко заметит, что в соответствии с правилами пятым и шестым определение этой линии зависит от отношения углов пре&ломления к углам падения; но так как он не будет спосо&бен к этому исследованию, поскольку оно относится не к математике, а к физике, тут он будет вынужден остано&виться на пороге и не делать ничего, если бы даже он захо&тел почерпнуть это знание у философов или заимствовать его из опыта: ведь он погрешил бы против третьего пра&вила. И кроме того, это положение еще является состав&ным и относительным, однако можно обладать достовер&ным опытом только в отношении вещей совершенно про&стых и абсолютных, как будет сказано в своем месте. Тщет&но будет он также предполагать между такими углами не&кое соотношение, которое, по его допущению, будет самым истинным из всех, ведь тогда он скорее отыскивал бы не анакластическую линию, но лишь такую, которая бы соот&ветствовала смыслу его предположения.
Если же какой-либо человек, который не только изу&чает математику, но и желает, в соответствии с первым правилом, отыскать истину во всех встречающихся ве&щах, натолкнется на то же самое затруднение, он обнару&жит далее, что названное соотношение между углами па&дения и преломления зависит от изменения этих углов вследствие различия сред, что это изменение опять-таки зависит от способа, каким луч проникает сквозь прозрач&ное тело, и что познание этого способа проникновения требует, чтобы природа действия света также была из&вестна, что, наконец, для понимания действия света не&обходимо знать, что такое естественная сила вообще, и понимать, что последняя является наиболее абсолютным во всем данном ряде.
Итак, после того как он ясно постиг&нет это посредством интуиции ума, он вернется по тем же ступеням, согласно пятому правилу, и если на второй сту&пени он не сможет тотчас же познать природу действия света, он перечислит, по правилу седьмому, все другие естественные силы, так что на основе познания чего-либо другого, по крайней мере посредством сравнения, о кото&ром мы скажем позднее, он уразумеет также и эту приро&ду; сделав это, он отыщет, каким образом луч проникает сквозь прозрачное тело, и так будет просматривать по порядку остальное, пока не дойдет до самой анакласти- ческой линии. Хотя до сих пор ее тщетно отыскивали мно&гие, тем не менее я не вижу ничего, что могло бы препят&ствовать ее очевидному познанию кем-либо в полной мере использовавшим наш метод.Но приведем самый замечательный пример. Если кто- то поставит своей задачей исследовать все истины, для познания которых достаточно человеческого разумения,— а это, мне кажется, надлежит сделать хотя бы раз в жизни всем, кто серьезно доискивается здравого смысла,— он наверняка обнаружит с помощью данных правил, что ни&чего невозможно познать прежде, чем разум, так как от него зависит познание всего остального, а не наоборот; затем, постигнув все то, что непосредственно следует за познанием чистого разума, он среди прочего перечислит все другие орудия познания, какими мы обладаем, кроме разума; их окажется только два, а именно фантазия и чувство. Итак, он приложит все старание, чтобы различить и исследовать три этих способа познания, и, увидя, что истина и ложь в собственном смысле могут существовать не иначе как лишь в разуме, но зачастую они ведут свое происхождение только от двух других способов, он поста&рается обратить внимание на все те вещи, которыми он может быть введен в заблуждение, с тем чтобы остере&гаться их, и точно перечислит все пути, которые открыты людям к истине, с тем чтобы следовать верным путем: ведь они не настолько многочисленны, чтобы нельзя было легко найти их все посредством достаточной энумерации.
Неопытным это покажется удивительным и невероятным, как только в отношении каждого предмета он отличит те познания, которые лишь наполняют или украшают па&мять, от тех, благодаря которым кто-либо должен быть назван поистине более просвещенным, что достигается так же легко...
Он вполне осознает, что больше не пребывает в неведении относительно чего-либо по недостатку ума или умения и что другим человеком вообще не может быть познано что-нибудь, чего и он не был бы также способен познать, стоит ему как подобает направить ум на то же са&мое. И хотя зачастую могут предвидеться многие затруд&нения, исследование которых будет ему запрещено настоя&щим правилом, но, поскольку он ясно поймет, что эти затруднения превышают все способности человеческого ума, он не будет вследствие этого считать себя более не&сведущим, но само знание о том, что искомая вещь не мо&жет быть познана никем, с избытком удовлетворит его любознательность, если он благоразумен.Но чтобы нам не быть всегда неуверенными в том, что же может познать ум, и чтобы не усердствовать неосмот&рительно и понапрасну, прежде чем мы приступим к по&знанию вещей в частности, надлежит хотя бы раз в жизни тщательно исследовать, к каким же познаниям способен человеческий разум. Чтобы лучше осуществить это, всегда необходимо из вещей, одинаково легких, сначала иссле&довать те, которые являются более полезными.
Ведь этот метод подобен тем из механических ремесел, которые не нуждаются в посторонней помощи, но сами наставляют, каким образом надо изготовлять инструмен&ты для них. Действительно, если кто-либо пожелал бы заняться одним из этих ремесел, например кузнечным, но оказался бы лишенным всех инструментов, он вначале, конечно, был бы вынужден использовать твердый камень или какую-нибудь необработанную глыбу железа вместо наковальни, взять булыжник вместо молота, приладить деревянные палки наподобие щипцов и по мере необходи&мости подбирать другие орудия такого же рода; затем, приготовив это, он не принялся бы тотчас же выковывать для нужд других людей мечи, или шлемы, или еще ка&кую-нибудь вещь из тех, которые делаются из железа, но прежде всего изготовил бы молоты, наковальню, щипцы и прочие полезные для него самого инструменты. Данный пример убеждает нас в том, что, поскольку в этих начина&ниях мы сможем обнаружить только некоторые безыскус&ные предписания, которые кажутся скорее врожденными нашим умам, чем приобретенными при посредстве искус&ства, не следует тотчас пытаться с их помощью уладить споры философов или распутать хитросплетения матема&тиков; но сначала их следует использовать для того, что&бы с величайшим усердием разыскивать все другое, являю&щееся более необходимым для исследования истины, в особенности потому, что нет никакой причины, по которой покажется более трудным раскрыть это, чем какие-либо вопросы из тех, что обычно ставятся в геометрии, или фи&зике, или других дисциплинах.
Но здесь поистине не может быть ничего полезнее, чем изучать, что такое человеческое познание и как далеко оно простирается.
Потому ныне мы и охватываем это од- ним-единственным вопросом, который, как мы полагаем, необходимо исследовать первым из всех при помощи пра&вил, уже изложенных ранее, а это хотя бы раз в жизни должно быть сделано каждым из тех, кто мало-мальски любит истину, потому что в исследовании данного вопро&са заключены верные средства познания и весь метод. Напротив, ничто не кажется мне более нелепым, чем, как делают многие, смело спорить о тайнах природы, о влия&нии небес на эти низшие области, о предсказании гряду&щих событий и о подобных вещах, никогда, однако, даже не задавшись вопросом о том, достаточно ли человеческого разумения, чтобы это раскрыть. И не должно казаться утомительным или трудным делом определение границ того ума, который мы осознаем в нас самих, раз мы за&частую не колеблемся выносить суждение даже о тех ве&щах, которые находятся вне нас и совершенно чужды нам. И не является непомерной задачей, если мы хотим объять мыслью все вещи, содержащиеся в нашей вселенной, с тем чтобы узнать, каким образом каждая из них подлежит исследованию нашего ума: ведь не может быть ничего столь многочисленного или разрозненного, что его нельзя было бы посредством той энумерации, о которой мы гово&рили, заключить в известные границы и распределить по нескольким разделам. Для того же, чтобы опробовать это на предложенном вопросе, мы сначала разделяем на две части все, что его касается, так как он должен быть отне&сен или к нам, способным к познанию, или к самим вещам, которые могут быть познаны; два этих пункта мы обсуж&даем по отдельности.
И мы, конечно, замечаем в самих себе, что только ра&зум способен к науке, но ему могут содействовать или пре&пятствовать три другие способности, а именно воображе- ниє, чувство и память. Следовательно, нужно рассмотреть по порядку, для того чтобы остеречься, в чем каждая из этих способностей может мешать или, чтобы воспользо&ваться всеми их возможностями, в чем может быть полез&ной. И таким образом, эта первая часть будет исследова&на посредством достаточной энумерации, как будет пока&зано в следующем правиле.
Затем нужно перейти к самим вещам, которые должны рассматриваться лишь постольку, поскольку они затраги&ваются разумом; в этом смысле мы разделяем их на приро&ды наиболее простые и сложные, или составные.
Простые могут быть только духовными, или телесными, или отно&сящимися и к тому и к другому роду; наконец, из состав&ных одни разум сознает пребывающими именно таковы&ми до того, как он вынесет о них определенное суждение, другие же составляет он сам. Все это будет подробнее из&ложено в двенадцатом правиле, где будет доказано, что ложь не может иметь места нигде, кроме как в этих послед&них, которые составляются разумом; потому мы разделяем их еще на те, которые выводятся из простейших и само&очевидных природ и о которых мы будем рассуждать во всей следующей книге, и те, которые предполагают также другие (являющиеся, как мы убеждаемся на опыте, со&ставными в действительности) и для описания которых мы предназначаем целиком третью книгу.И во всем трактате мы, конечно, будем пытаться все пути, которые открыты людям к познанию истины, просле&дить столь тщательно и представить столь легкими, что всякий, кто в совершенстве изучит весь этот метод, каким бы посредственным умом он ни обладал, увидит тем не менее, что нет никаких путей, закрытых для него в боль&шей степени, чем для других людей, и что он не останется больше в неведении о чем-либо по недостатку ума или уме&ния. Но всякий раз, как он направит ум на познание ка&кой-либо вещи, он или полностью обретет это познание, или доподлинно узнает, что оно зависит от какого-нибудь опыта, который не в его власти, и потому не станет обви&нять свой ум, хотя и будет вынужден на этом остановить&ся, или, наконец, докажет, что искомая вещь превышает все способности человеческого ума, и, таким образом, он не будет вследствие этого считать себя более несведущим, так как знание этого является знанием в не меньшей сте&пени, чем знание чего бы то ни было другого.
Следует целиком обратить взор ума на самые незначи&тельные и наиболее легкие вещи и дольше задерживаться на них, пока мы не приучимся отчетливо и ясно усматри&вать истину.
Описав два действия нашего разума — интуицию и де&дукцию, которыми, как мы сказали, только и надо пользо&ваться при изучении наук, продолжим в этом и следующем правилах разъяснение того, какими стараниями мы можем стать более способными к осуществлению этих действий и одновременно усовершенствовать две главные способ&ности ума, а именно проницательность в отчетливом усмот&рении каждой из вещей и находчивость в искусном выве&дении одних из других.
При этом, как нужно пользоваться интуицией ума, мы узнаем хотя бы из сравнения ее со зрением: ведь тот, кто хочет сразу обозреть одним взором много предметов, не увидит отчетливо ни одного из них; и равным образом тот, кто имеет обыкновение в одном акте мышления обращать внимание сразу на многие предметы, обладает путаным умом. Однако те мастера, которые занимаются тонкой работой и привыкли со вниманием устремлять взор на отдельные точки, благодаря упражнению приобретают спо&собность в совершенстве различать сколь угодно малые и тонкие вещи; точно так же те, кто никогда не разбрасы&вается мыслью сразу на различные предметы, а всегда все&цело сосредоточивается на рассмотрении самых простых и легких вещей, становятся проницательными.
Тем не менее порок, общий для смертных, заключается в том, что трудное кажется им более прекрасным; и мно&гие полагают, что они ничего не узнают, когда усматривают весьма ясную и простую причину какой-либо вещи, а меж&ду тем они восхищаются некоторыми напыщенными и выспренними рассуждениями философов, хотя они боль&шей частью покоятся на основаниях, никем никогда не изученных в достаточной степени: поистине безрассудны те, кто считает потемки более яркими, чем свет. Напротив, следует отметить, что те, кто действительно знает, с оди&наковой легкостью распознают истину независимо от того, вывели они ее из простого предмета или из запутанного: ведь они постигают любую истину посредством сходного, единого и определенного акта, с тех пор как они однажды достигли ее; но вся разница заключается в пути, который, конечно, должен быть длиннее, если он ведет к истине, более удаленной от первых и в высшей степени безуслов&ных начал.
Итак, всем следует привыкнуть сразу охватывать мыс&лью столь немногое и столь простое, что они никогда не сочтут себя знающими то, что не усматривается ими так же отчетливо, как то, что они познают отчетливее всего. Правда, некоторые рождаются гораздо более способными к этому, чем другие, однако при посредстве искусства, а также упражнения умы могут стать гораздо более способ&ными к этому; есть один пункт, на который, как мне кажет&ся, здесь следует указать прежде всего, а именно: чтобы каждый твердо убедил себя в том, что не из внушительных и темных вещей, а лишь из легких и более доступных долж&ны выводиться сколь угодно сокровенные знания.
Ведь если я, например, захочу исследовать, может ли какая-либо естественная сила в одно мгновение перенес&тись в отдаленное место через все промежуточное расстоя&ние, я не обращу ум тотчас же ни к магнитной силе, ни к влиянию звезд, ни даже к скорости света, чтобы выяснить, не происходят ли, возможно, такие действия мгновенно: ведь это может быть доказано мною с большим трудом, чем то, что требуется; но я лучше поразмышляю над простран&ственными перемещениями тел, так как во всем этом роде не может быть ничего более ощутимого. И я замечу, что камень действительно не может мгновенно передвинуться из одного места в другое, так как он является телом; сила же, подобная той, которая движет камнем, передается только мгновенно, если она в чистом виде переходит от одного носителя к другому. Например, если я приведу в движение один конец сколь угодно длинной палки, я лег&ко пойму, что сила, благодаря которой движется эта часть палки, в то же самое мгновение с необходимостью приво&дит в движение также и все другие ее части, ибо в этом случае сила передается в чистом виде и не находится в каком-либо теле, как, например, в камне, посредством ко&торого она переносится.
Таким же образом, если я захочу узнать, как из одной и той же простой причины могут одновременно происте&кать противоположные действия, я не буду заимствовать у врачей лекарства, которые изгоняют одни жидкости и удерживают другие, и не буду нести вздор о Луне, будто она согревает посредством света и охлаждает посредством скрытого качества; но лучше я рассмотрю весы, на кото&рых один и тот же груз в одно и то же мгновение подни&мает одну чашу и вместе с тем опускает другую, и т. п.
Чтобы стать находчивым, ум должен упражняться в разыскании тех вещей, которые уже были открыты дру&гими, и при помощи метода обозревать даже самые неза&мысловатые изобретения людей, но в особенности те, кото&рые объясняют или предполагают порядок.
Признаюсь, я родился с таким умом, что всегда нахо&дил величайшее удовольствие от занятий не в том, чтобы выслушивать доводы других, а в том, чтобы находить их собственными стараниями; это — единственное, что при&влекало меня к изучению наук, когда я был еще молодым, и всякий раз, когда какая-либо книга сулила в заглавии новое открытие, я пробовал, прежде чем читать дальше, узнать, не достиг ли бы и я, возможно, чего-либо подобно&го благодаря некоей врожденной находчивости, и тщатель&но остерегался, как бы не лишить себя этого невинного удовольствия поспешным чтением. Это удавалось столь часто, что я наконец заметил, что я успешнее достигал истины вещей не так, как обыкновенно делают другие, т. е. не посредством путаных и проводимых вслепую изыс&каний и скорее благодаря случаю, нежели искусству,— на основе длительного опыта я выявил верные правила, которые немало способствуют этому и которыми я восполь&зовался впоследствии для установления многих других правил. И тщательно разработав таким образом весь этот метод, я убедился в том, что с самого начала следовал наи&более полезному из всех способов изучения.
Однако, так как от природы не у всех людей умы на&столько склонны к исследованию вещей собственными си&лами, это правило указывает, что нам не надо сразу же за&ниматься более трудными и возвышенными вещами, но прежде следует изучить всякие легчайшие и простейшие искусства, и в особенности те, где царит больший поря&док, каковыми являются искусство мастеров, которые ткут ткани и ковры, или женщин, которые вышивают либо пе&реплетают нити, меняя узор ткани бесчисленными спосо&бами; такого же рода все игры с числами, все, что относит&ся к арифметике, и т. п.: все эти искусства удивительно хорошо упражняют ум, если только мы обязаны их откры&тием не другим, а самим себе. Ведь поскольку в них не остается ничего скрытого и они всецело соответствуют способности человеческого познания, они отчетливейшим образом представляют нам бесчисленные порядки, совер&шенно различные между собой и тем не менее правиль- ные,— порядки, в надлежащем соблюдении которых за&ключается почти вся человеческая находчивость.
И потому мы уведомили, что это нужно отыскивать при помощи метода, который в названных более легких искус&ствах обычно является не чем иным, как постоянным соблюдением порядка, либо существующего в самой вещи, либо искусно придуманного: так, если мы хотим прочесть писание, запечатленное в неизвестных письменах, мы, хотя тут не видно никакого порядка, все же представляем себе какой-то — как для исследования всех предположе&ний, которые могут быть выдвинуты относительно отдель ных знаков, или слов, или фраз, так и для расположения их таким образом, чтобы посредством энумерации мы узнали все, что из них может быть выведено. И более всего надо остерегаться, как бы не потерять попусту время, уга&дывая подобные вещи случайно и без помощи искусства: ведь, хотя они зачастую могут быть найдены без помощи искусства, а счастливчиками иногда, возможно, быстрее, чем другими при посредстве метода, они, однако, ослабля&ли бы свет ума и приучали бы к ребяческому и суетному настолько, что впоследствии ум всегда оставался бы на по&верхности вещей и не мог бы проникнуть глубже. Но все же, чтобы не впасть в заблуждение тех, кто занимает мысль только важными и весьма возвышенными вещами (о каковых они после многих трудов приобретают лишь смутное знание, тогда как они стремятся к знанию глубо&кому), нам, стало быть, надлежит сначала упражняться в этих более легких вещах, но с помощью метода, так что&бы приучиться открытыми и знакомыми путями, будто играючи, всегда проникать в сокровенную истину вещей: ведь таким образом впоследствии мы постепенно и в корот&кое, сверх всякого ожидания, время почувствуем, что мы с одинаковой легкостью способны выводить из очевидных начал многие положения, которые кажутся очень трудны&ми и запутанными.
Но некоторые, возможно, удивятся, что в этом месте, где мы исследуем, каким образом мы можем стать более способными к выведению одних истин из других, мы умал&чиваем обо всех предписаниях диалектиков, при посред&стве которых они рассчитывают управлять человеческим рассудком, предписывая ему некие формы рассуждения, которые приводят к заключению с такой необходимостью, что, положившись на них, рассудок, даже если он неко&торым образом отлынивает от ясного и внимательного рас&смотрения самого вывода, сможет тем не менее вывести что-либо достоверное лишь на основании формы. Мы же заметим, что истина часто ускользает из этих уз, а те, кто ими пользуется, сами оказываются запутанными в них. С другими же это случается не так часто, и мы знаем из опыта, что всякого рода остроумнейшие софизмы почти никогда не вводили в заблуждение кого-либо, пользовав&шегося лишь чистым рассудком, но обычно вводили в за&блуждение самих софистов.
Поэтому, особенно остерегаясь здесь того, чтобы наш рассудок не был праздным в то время, как мы исследуем истину какой-либо вещи, отбросим эти формы, как препят&ствующие нашему намерению, и лучше отыщем все вспо&могательные средства, благодаря которым наша мысль остается внимательной, как будет показано в дальнейшем. Но для того чтобы еще очевиднее обнаружилось, что упо&мянутое искусство рассуждения совершенно ничего не привносит в познание истины, следует заметить, что диа&лектики не могли бы составить при посредстве этого ис&кусства ни одного силлогизма, приводящего к истинному заключению, если бы прежде они не располагали мате&риалом для него, т. е. если бы они не знали уже раньше ту самую истину, которая выводится в этом силлогизме. От&сюда явствует, что они сами не узнают ничего нового при помощи такой формы, и потому общепринятая диалекти&ка является совершенно бесполезной для стремящихся исследовать истину вещей, но только иногда может быть полезной для более легкого разъяснения другим уже из&вестных доводов, ввиду чего ее нужно перенести из фило&софии в риторику.