ПРЕДСТАВИТЕЛИ (политическое право, новая история).
В деспотическом государстве глава нации - все, а сама нация - ничто; воля одного творит закон, общество никак не представлено. Такова форма правления в Азии; жители ее, веками находящиеся в наследственном рабстве, не измыслили никаких способов, чтобы уравновесить ту чудовищную власть, которая беспрерывно давит на них. Не так было в Европе, жители которой, более сильные, трудолюбивые и воинственные, чем азиаты, всегда понимали полезность и необходимость того, чтобы нация была представлена некоторым числом граждан, которые говорили бы от имени всех других и противодействовали намерениям власти, часто становящейся чрезмерной, если ее не обуздывать. Граждане, избранные посредниками или представителями нации, пользовались в соответствии с эпохой, условиями и обстоятельствами прерогативами и более или менее полными правами. Таково происхождение собраний, известных под названиями сеймов, Генеральных штатов, парламентов, сенатов1, которые почти во всех странах Европы участвовали в общественном управлении, утверждали или отвергали предложения государей и вместе с ними согласовывали меры, необходимые для сохранения государства.
В чисто демократическом государстве нация, собственно говоря, не представлена: весь народ сохраняет за собой право излагать свою волю на общих собраниях всех граждан. Однако, как только народ выбрал своих магистратов, которым вверил свою власть, они становятся его представителями, и в соответствии с большей или меньшей властью, которую народ сохранил за собой, образ правления либо становится аристократическим, либо остается демократическим.
При абсолютной монархии суверен пользуется с согласия народа правом быть единственным представителем нации или же присваивает себе это право вопреки ее воле.
Тогда суверен говорит от имени всех; предписываемые им законы являются или по меньшей мере считаются выражением воли всей нации, которую он представляет.При умеренной монархии суверену вверяется лишь исполнительная власть, только в этой сфере он и представляет свою нацию, а для других сфер управления она выбирает других представителей. Так, в Англии исполнительная власть сосредоточена в личности монарха, а законодательная разделена между ним и парламентом, т.е. общим собранием различных сословий британской нации, состоящей из духовенства, дворянства и общин; последние представлены депутатами от городов, селений и провинций Великобритании. По конституции этой страны парламент вместе с монархом управляет обществом; когда эти две силы действуют согласно, считается, что это голос всей нации, и их решения становятся законами.
В Швеции монарх управляет совместно с сенатом, который сам - всего лишь представитель общего сейма королевства, где заседают все представители шведской нации.
Германская нация, главой которой является император, представлена имперским сеймом, т.е. собранием государей - вассалов или князей, духовных и светских, а также депутатов свободных городов; все они представляют немецкую нацию.
Французская нация некогда была представлена Генеральными штатами2 королевства, состоявшими из духовенства и дворянства, к которым впоследствии прибавилось третье сословие, долженствовавшее представлять народ. Эти собрания с 1628 г. более не созывались.
Тацит3 свидетельствует, что все древние народы Германии, сколь бы они ни были дикими, воинственными и варварскими, обладали свободной или умеренной формой правления. "Король, или вождь, предлагал и убеждал, но не обладал властью принудить народ подчиниться его желаниям". "Незначительные дела решали между собой знатные люди, но по поводу важных дел совещался весь народ". Таково было правление у тех воинственных народов, которые покинули германские леса и завоевали Галлию, Испанию, Англию и т.д.
и основали новые королевства на развалинах Римской империи. Они принесли с собой свою форму правления, и повсюду она стала военной. Побежденная нация исчезла; обращенная в рабство, она не имела права говорить за себя, она была представлена только солдатами-завоевателями, которые, подчинив ее силой оружия, заняли ее место.Если проследить происхождение всех наших современных правительств, то окажется, что они были основаны воинственными и дикими народами; покинув суровые области для завоевания более плодо- родных земель, они поселелись под благодатным небом и разграбили богатые и культурные нации. На покоренных жителей этих стран свирепые победители смотрели, как на скот, который достался им в качестве добычи. Поэтому первые учреждения этих удачливых разбойников были, как правило, проявлением силы, угнетающей слабость. Их законы всегда были пристрастны к победителям и пагубны для побежденных. Вот почему во всех современных монархиях мы видим повсюду дворян и вельмож, т.е. воинов в качестве владельцев земель прежних жителей. Они же присвоили себе исключительное право представлять нации, а последние, униженные и угнетенные, не обладали свободой присоединить свои голоса к голосам своих надменных победителей. Именно таков источник претензий дворянства, издавна присвоившего себе исключительное право говорить за всех от имени наций; оно и впоследствии продолжало смотреть на своих сограждан как на побежденных рабов, даже спустя много веков после завоевания, в котором потомки этих дворян-завоевателей не принимали никакого участия. Но выгода, подкрепляемая силой, вскоре приобретает права, а привычка делает нации соучастниками собственного унижения. Несмотря на изменения обстоятельств, народы в большинстве стран продолжали быть представленными исключительно дворянством, всегда кичившимся перед ними первоначальной силой завоевателей, права которых оно считало своим наследством.
Варвары, расчленившие Римскую империю в Европе, были язычниками; мало-помалу они познали свет Евангелия и приняли религию побежденных.
Погрязшие в невежестве, поддерживаемом воинственным и подвижным образом жизни, они нуждались в руководстве более здравомыслящих, чем они, граждан. Поэтому они не могли отказать в почтении священнослужителям, которые соединяли более мягкие нравы со знаниями и ученостью. Итак, монархи и дворяне, до тех пор единственные представители нации, согласились, чтобы на национальных собраниях присутствовали священнослужители. Короли, сами несомненно утомленные постоянными притязаниями слишком сильного и непокорного дворянства, поняли, что им выгоднее уравновесить власть своих необузданных вассалов властью служителей уважаемой народами религии. Кроме того, духовенство, ставшее обладателем больших имуществ, было заинтересовано в участии в управлении и на этом основании должно было принять участие в обсуждении дел.При феодальном правлении дворянство и духовенство долгое время обладали исключительным правом говорить от имени всей нации или быть ее единственными представителями. Народ, состоявший из земледельцев, жителей городов и деревень, ремесленников, одним словом, самой многочисленной, самой работящей и полезной части обще- ства, совершенно не обладал правом говорить за себя. Он был вынужден безропотно подчиняться законам, которые несколько вельмож согласовывали с государем. Таким образом, народу не только не внимали, но смотрели на него как на скопище презренных граждан, недостойных объединить свои голоса с голосами небольшого числа спесивых и неблагодарных сеньоров, которые пользовались трудами народа, не считая себя ни в чем ему обязанными. Угнетать, безнаказанно грабить и притеснять народ, так что этому не мог помешать и глава нации, - таковы были прерогативы дворянства, в которые оно воплотило свою свободу. Действительно, феодальное правление показывает нам лишь бессильных государей и народ, униженный и угнетенный аристократией, равно вооруженной и против монархии, и против нации. Лишь после длительных страданий от буйства высокомерного дворянства и посягательств слишком богатого и независимого духовенства короли предоставили нации некоторое влияние на собраниях; решавших ее судьбу.
Тогда наконец был услышан голос народа, законы обрели силу, были пресечены злоупотребления вельмож и их вынудили к справедливости по отношению к дотоле презираемым гражданам. Таким образом, вся нация была противопоставлена буйному и упрямому дворянству.Необходимость изменяет идеи и политические учреждения. Нравы смягчаются, беззаконие вредит самому себе, тираны в конце концов постигают, что их безумства противоречат их собственным интересам. Торговля и мануфактуры становятся для государства необходимыми и требуют спокойствия; воины становятся менее необходимыми. Частые неурожаи и голод заставляют наконец понять необходимсть хорошего земледелия, которому мешали кровавые распри нескольких вооруженных бандитов. Появилась нужда в законах, и стали уважать их знатоков, видя в них хранителей общественной безопасности. Так судья в хорошо устроенном государстве стал уважаемым человеком и более способным судить о праве народов, чем невежественные и лишенные чувства справедливости дворяне, признававшие лишь закон силы или продававшие правосудие своим вассалам.
Правление становится устойчивым лишь очень медленно и неприметно. Основанное первоначально на силе, оно может удержаться только с помощью справедливых законов, которые укрепляют собственность и права каждого гражданина, ограждая их от насилия. В конце концов люди вынуждены искать в справедливости лекарство от своих собственных страстей. Если образование правления было, как правило, результатом насилия и безрассудства, то затем стало ясно, что не может быть прочного общества без защиты каждого от власти, всегда стремящейся к злоупотреблению. В чьих бы руках она ни нахо- дилась, власть становится гибельной, если она не введена в определенные границы. Ни государь, ни какое-либо сословие в государстве не могут пользоваться вредной для нации властью, если верно, что цель всякого правительства состоит лишь в благе управляемого им народа. Достаточно было несложного размышления, чтобы понять, что монарх не может обладать истинной мощью, если подданные, которыми распоряжается, несчастливы и неединодушны.
А чтобы сделать их таковыми, он должен обеспечить их собственность, защитить от угнетения, никогда не жертвовать общими интересами ради интересов меньшинства и заботиться о всех сословиях, из которых состоит его государство. Ни один человек, каковы бы ни были его способности, не может управлять целой нацией без советов и помощи. Ни одно сословие в государстве не может обладать способностью или желанием понимать нужды других сословий. Поэтому беспристрастный государь должен выслушивать голоса всех своих подданных и равно заботиться об обнаружении и устранении всех их бед. Но для того чтобы подданные могли их выразить без сумятицы, надо, чтобы у них были представители, т.е. граждане, которые более образованны, чем другие, более заинтересованы в делах, обладают имуществом, привязывающим их к родине, и занимают положение, которое способствует пониманию ими нужд государства, имеющихся в нем зол и средств для их устранения.В таких деспотических государствах, как Турция, нация вовсе не может иметь представителей. Там нет никакого дворянства, у султана есть лишь рабы, равно в его глазах презренные. Там отсутствует правосудие, ибо воля господина является единственным законом, магистрат лишь выполняет его приказы, торговля угнетена, земледелие заброшено, промышленность уничтожена, и никто не думает трудиться, так как все изверились в том, что воспользуются плодами своих трудов. Нация, обреченная на молчание, впадает в бездействие или выражает себя в бунтах. Султана поддерживает лишь разнузданная солдатня, которая и ему самому подчинена лишь в той мере, в какой он позволяет ей грабить и угнетать остальных подданных. Подчас янычары его убивают и распоряжаются его троном без того, чтобы нация заинтересовалась его гибелью или отвергла бы перемену государя.
Следовательно, сам суверен заинтересован в том, чтобы его нация была представлена; от этого зависит его собственная безопасность. Любовь народа - самый надежный оплот против покушений недоброжелателей. Но как государь может снискать любовь своего народа, если он не заботится об его нуждах, не доставляет ему желаемых им благ, не защищает от посягательств вельмож, не стремится облегчить его беды? Если нация не представлена, как может ее глава узнать подробно о несчастьях, которые с высоты своего трона он видит лишь из- дали и которые лесть всегда стремится скрыть от него? Как может монарх оградить себя от злоупотреблений ресурсами и силами своей страны, не зная их? Лишенная права представлять себя, нация оказывается во власти угнетающих ее бессовестных людей; она отвращается от своего господина и надеется, что любая перемена обегчит ее участь; зачастую она становится орудием любого мятежника, который обещает помочь ей. Страдающий народ инстинктивно идет за тем, кто осмеливается выступить за него. Безмолвно выбирает он себе покровителей и представителей и одобряет сделанные от его имени протесты. А что бывает, когда он доведен до предела? Он избирает нередко своими ходатаями честолюбцев и обманщиков, которые его совращают, внушая, что служат его делу, и под предлогом защиты государства разрушают его.
Гизы во Франции, Кромвели в Англии4 и многие другие бунтовщики ввергли свои нации под предлогом общественного блага в самые ужасные страдания. Они были представителями и защитниками именно такого рода, равно опасными как для государя, так и для нации.
Для поддержания должного согласия между государями и их народами и для защиты тех и других от посягательств дурных граждан нет более предпочтительного средства, чем конституция, которая позволила бы каждому сословию граждан представлять себя и выступать на собраниях, имеющих целью общественное благо. Чтобы быть полезными и справедливыми, эти собрания должны быть составлены из тех, кто благодаря своему имуществу является гражданами, которым их положение и просвещенность дают возможность понять интересы нации и нужды народов. Словом, гражданином делает собственность. Любой собственник в государстве заинтересован в его благе, и, каково бы ни было его положение, определяемое теми или иными условиями, он должен выступать, равно как и давать право себя представлять, именно в качестве собственника и на основе своих владений.
В европейских нациях духовенство, имеющее благодаря дарениям государей и народа значительное имущество и потому составляющее сословие богатых и могущественных граждан, приобрело в силу этого право выступать или быть представленными в национальных собраниях. Кроме того, доверие народа дает ему возможность видеть вблизи его нужды и знать его пожелания.
Несомненно, право выступать есть и у дворянина, поскольку его владения связывают его судьбу с судьбой родины. Будь у него только титулы, он был бы человеком видным лишь благодаря условностям; будь он только военным, его голос был бы подозрительным, ибо его честолюбие и выгода ввергали бы часто нацию в бесполезные и пагубные войны.
Чиновник является гражданином по своей собственности, но его обязанности делают из него более просвещенного гражданина, чей опыт позволяет разобраться в преимуществах или недостатках законодательства, в злоупотреблениях судопроизводства и в средствах их устранения. Счастье государства определяется законом.
Ныне торговля является для государств источником силы и могущества. Купец обогащается вместе с государством, покровительствующим его делам; он постоянно разделяет с ним как процветание, так и превратности и поэтому по справедливости не может быть обречен на молчание. Это полезный гражданин, способный дать совет в собраниях нации, благосостояние и силу которой он умножает.
Наконец, должен быть представлен земледелец, т.е. гражданин, владеющий землею, труд которого удовлетворяет нужды общества, который обеспечивает его пропитание и на которого ложатся налоги. Никто другой так не заинтересован в общественном благе, как он. Земля - физическая и политическая основа государства, и все достижения и беды наций прямо или косвенно касаются владельца земли. Голос гражданина должен иметь силу в национальных собраниях в соответствии с его владениями.
Таковы различные сословия, на которые распадаются современные нации. Поскольку все они, каждое по-своему, содействуют поддержанию государства, все и должны быть выслушаны. В хорошо устроенном государстве религия, война, суд, торговля, земледелие - все существует для оказания взаимной помощи. Власть государя предназначена для поддержания равновесия между ними. Она препятствует угнетению одного сословия другим, что неизбежно случилось бы, если бы одно сословие имело исключительное право постановлять за всех.
Эдуард I, английский король5, говорил: "Нет более справедливого правила, чем то, которое гласит: дела, касающиеся всех, должны утверждаться всеми, а общие беды должны преодолеваться общими усилиями". Если конституция какого-либо государства позволяет одному сословию граждан выступать за все другие, то вскоре в нем устанавливается аристократия, при которой интересы нации и государя оказываются принесенными в жертву интересам нескольких вельмож, которые неизбежно становятся тиранами монарха и народа. Таким было, как уже сказано, состояние почти всех европейских наций при феодальном правлении, т.е. во времена систематической анархии дворян, связавших королям руки, для того чтобы под именем свободы безнаказанно осуществлять распущенность. Таково и теперь правление в Польше, где короли слишком слабы, чтобы защитить народ, отданный на произвол буйного дворянства, которое ограничивает власть государя лишь для того, чтобы безнаказанно тиранить нацию6. Наконец, такой же будет всегда судьба государства, в котором одно сословие, став слишком сильным, пожелает представлять все другие.
Дворянин или солдат, священник или чиновник, коммерсант, мануфактурист и земледелец - равно необходимые люди. Каждый из них по-своему служит той большой семье, чьим членом он является; все они дети государства, а государь должен обеспечить их различные нужды. Но, чтобы узнать о них, необходимо выслушать сословия, а для того чтобы сделать это без шума, надо каждому классу иметь право выбирать свои органы или своих представителей. Чтобы те выражали пожелания нации, нужно, чтобы их интересы были неразрывно связаны с ее интересами узами собственности. Каким образом воспитанный в битвах дворянин поймет интересы религии, о которой он часто лишь слегка наслышан, или торговли, которую он презирает, или земледелия, которым он пренебрегает, юриспруденции, о которой он не имеет ни малейшего представления? Каким образом чиновник, занятый тяжким трудом свершения правосудия для народа, изыскания глубин юриспруденции, охраны от козней хитрости и раскрытием западней крючкотворства, сможет решать дела, относящиеся к войне, к пользе торговли, мануфактуры, земледелия?
Может ли священник, чье внимание поглощено учением и заботами, целью которых является небо, судить о том, что лучше всего подходит мореходству, войне, юриспруденции?
Государство счастливо, а его государь силен, лишь когда все сословия в государстве помогают друг другу. Ради столь благотворного результата руководители политического общества должны быть заинтересованы в поддержании справедливого равновесия между разными классами граждан и препятствовать посягательству одного из них на права других. Любая слишком большая власть, отданная в руки нескольких членов общества, наносит ущерб безопасности и благополучию всех. Страсти людей все время сталкивают их между собой, и такие конфликты, побуждающие их к активности, вредят государству, если верховная власть пренебрегает поддержанием равновесия, мешающего одной силе увлечь за собой все другие.
Голос беспокойного и честолюбивого дворянства, мечтающего лишь о войне, должен быть уравновешен голосом других граждан, для которых мир гораздо более необходим. Если бы одни воины решали судьбу империй, последние все время были бы объяты пламенем войны и нация погибла бы даже под бременем собственных успехов. Законы были бы вынуждены смолкнуть, поля остались бы невозделанными и деревни опустели бы. Словом, возродились бы те несчастья, которые столько веков сопровождали самоволие дворян при феодальном правлении. Возможно, что преобладание торговли заставило бы слишком пренебрегать войной и государство, стремясь разбогатеть, не заботилось бы достаточно о своей защите или же из-за алчности ввергалось бы в такие войны, которые вредили бы его собственным интересам. В государстве нет ни одного предмета, безразличного или не требующего людей, специально им занимающихся. Ни одно сословие граждан не может постановлять за других. Если дать ему это право, оно точас же будет выносить решение лишь в свою пользу. Каждый класс должен быть представлен людьми, знающими его положение и нужды, а они хорошо известны лишь тем, кто их испытывает.
Наличие представителей предполагает, что существуют те, от которых исходят их полномочия, кому они, следовательно, подчиняются и чьими органами являются. Каковы бы ни были обычаи или злоупотребления, вкравшиеся с течением времени в свободные или умеренные правления, представитель не может присвоить себе право действовать противно интересам своих избирателей, ибо их права - это прана нации, они незыблемы и неотчуждаемы. Стоит лишь обратиться к разуму, он докажет, что избиратели могут в любое время изобличить, лишить доверия и отозвать предавших их представителей, злоупотреблявших против них своими полномочиями или отказавшихся за них от прав, им самим присущих. Словом, представители свободного народа не могут навязать ему ярмо, которое разрушило бы его счастье. Никто не обладает правом представлять другого вопреки ему.
Опыт нас учит, что в странах, льстящих себя мыслью, что они обладают наибольшей свободой, те, кто должен представлять народ, слишком часто предают его интересы и приносят своих избирателей в жертву алчности тех, кто хочет их разорить. Нация имеет право опасаться подобных представителей и ограничивать их полномочия. Своих сограждан не может представлять честолюбец, человек, алчущий богатства, мот, повеса. Они их продадут за титулы, почести, должности, деньги и будут заинтересованы в их несчастьях. Но что будет, если такие бесчестные сделки будут считаться дозволенными, ибо сами избиратели окажутся продажными? Что будет,. если эти избиратели выбирают своих представителей спьяна и в сумятице или, пренебрегая добродетелью, 'шаниями и талантами, дают право защищать свои интересы тому, кто больше платит? Подобные избиратели побуждают предать себя и теряют право на это жаловаться, ибо их представители заткнут им рот такими словами: я вас дорого купил и продам вас как смогу дороже.
Ни одно сословие граждан не должно пользоваться правом навсегда представлять нацию, и нужно, чтобы новые выборы напомнили бы представителям, что свою власть они получают от нее. Сословие, члены которого непрерывно пользовались бы правом представлять государство, вскоре превратилось бы в его господина или тирана.