<<
>>

  (3) Враги - и те, хоть не желали Того, друг другу помогали...

  Ничто так не способствовало распространению Реформации9, как праздность и глупость католического духовенства; однако та же Реформация пробудила их от той лени и того невежества, в которых они до нее пребывали, так что можно сказать, что последователи Лютера, Кальвина и других подвергли реформации не только тех, кого они вовлекли в свои ряды, но и в равной мере тех, кто остался их самыми главными противниками.
Духовенство Англии10, сурово обрушившись на схизматиков11 и, обвинив их в недостатке учености, нажило себе тем самым таких грозных врагов, которым нелегко было отвечать; и опять же диссиденты12, неотступно следя за частной жизнью и бдительно наблюдая за всеми действиями своих могущественных противников, заставляют сторонников государственной церкви стать более острожны- ми в своих поступках, чем, по всей вероятности, они были бы, если бы им не приходилось бояться злобных соглядатаев. В огромной степени именно благодаря тому, что во Франции постоянно имеется большое число гугенотов13, несмотря на предпринимавшиеся в прошлом попытки полностью истребить их, это королевство может похвастаться духовенством менее беспутным и более ученым, чем в любой другой католической стране. Духовенство католической церкви нигде более не пользуется такой полнотой власти, как в Италии, и поэтому итальянское духовенство - самое развратное; и нигде не найдется более невежественного, чем в Испании, потому что там менее всего выступают против его учения.

Кто бы мог вообразить, что добродетельные женщины, сами того не зная, содействуют процветанию проституток? Или (это кажется еще ббльшим парадоксом) что невоздержанность можно заставить служить сохранению целомудрия? И все же нет ничего более близкого к истине. У порочного молодого человека, пробывшего час или два в церкви, на балу или в каком-нибудь ином обществе, где есть много красивых женщин, одетых подчеркнуто выгодно для себя, воображение воспалится больше, чем если бы он провел то же время, голосуя в ратуше или гуляя среди стада овец за городом.

Вследствие этого он будет стремиться удовлетворить возбужденное у него желание, а когда обнаружит, что честные женщины упрямы и недоступны, то вполне естественно думать, что поспешит к другим, более уступчивым. Кто бы осмелился даже предположить, что это вина добродетельных женщин? Когда они тщательно одевались, бедняжки, то совсем не думали о мужчинах и стремились только появиться опрятными и прилично одетыми, каждая в соответствии со своим достоинством.

Я далек от поощрения порока и думаю, что если бы можно было полностью изгнать из государства грех нравственной нечистоплотности, то это стало бы для него невыразимым счастьем; но я боюсь, что это невозможно. Аффекты некоторых людей слишком неистовы, чтобы их можно было сдержать законами или нравоучениями; и все правительства поступают мудро, мирясь с меньшим злом, чтобы предотвратить большее. Если бы куртизанок и проституток преследовали с такой суровостью, как этого желали бы некоторые неразумные люди, какие замкй и решетки были бы в состоянии сохранить честь наших жен и дочерей? Ибо дело не только в том, что женщины вообще испытывали бы гораздо более сильные искушения, а попытки нарушить невинность девственниц казались бы тогда даже для здравой части людей более простительными, чем они кажутся сейчас. Но некоторые мужчины приходили бы в неистовство, и изнасилование стало бы обычным преступлением. Как можно предполагать, что там, куда сразу прибывает шесть или семь тысяч матросов (как это часто случается в Амстердаме), много месяцев подряд видевших только представителей одного своего пола, честные женщины могли бы ходить по улицам, не опасаясь приставаний, если бы не было проституток, которых можно нанять за умеренную плату? По этой причине мудрые правители этого города, содержащегося в хорошем порядке, всегда терпят существование некоторого количества домов, в которых женщин нанимают так же открыто, как лошадей в платной конюшне; и поскольку в этой терпимости можно увидеть много благоразумия и расчета, краткий рассказ об этом будет отступлением, неутомительным для читателя.

Прежде всего, дом?, о которых я говорю, разрешается располагать только в самой грязной и запущенной части города, которую посещают и где останавливаются главным образом матросы и никому не известные люди.

Улица, на которой стоит большинство их, пользуется скандальной известностью, и эта позорная слава распространяется на всю округу. Во-вторых, они являются единственными местами для сделок и встреч, чтобы договориться о свиданиях, происходящих в большом секрете, и никогда в них не допускается никакая непристойность; этот порядок так строго соблюдается, что, если исключить дурные манеры и крикливость компаний, которые их посещают, вы встретите там не больше неприличия и обычно меньше похотливости, чем можно увидеть у нас в театре. В-третьих, торгующие собой женщины, которые приходят на эти вечерние биржи, всегда представляют собой отбросы общества, обычно это те, кто днем развозит на тачках фрукты и другие продукты. Правда, одежда, в которой они появляются вечером, резко отличается от их обычной; однако, как правило, их одеяния настолько нелепо пестры, что больше похожи на римские платья бродячих актрис, чем на одежду благородных женщин. Если к этому вы добавите неуклюжесть, большие руки и грубые манеры девиц, которые их носят, то нет серьезных оснований опасаться, что ими могут соблазниться многие порядочные люди.

Музыка в этих храмах Венеры исполняется на органах, не из уважения к божеству, которому здесь поклоняются, но из-за бережливости владельцев, в задачу которых входит обеспечить как можно больше звуков за как можно меньшие деньги, и из-за политики правительства, которое стремится как можно скромнее поощрять племя флейтистов и скрипачей. Все моряки, особенно голландские, похожи на ту стихию, с которой они связаны, - очень любят громко кричать и реветь, и шум, производимый полдюжиной глоток, когда они, по их собственному выражению, веселятся, достаточен, чтобы заглушить вдвое большее чис- л6 флейт или скрипок, в то время как при помощи двух органов можно заставить звенеть весь дом, и притом не нести никаких иных расходов, кроме содержания одного несчастного музыканта, который может обойтись очень дешево. И все же, несмотря на хорошие правила и строгую дисциплину, которые соблюдаются на этих рынках любви, пристав и его полицейские постоянно тревожат, держат в напряжении, штрафуют и при малейшей жалобе убирают их несчастных содержателей.

Такая политика приносит большую пользу, и притом двойную: во-первых, это дает возможность большому числу полицейских, которых в этих случаях используют правители города и без которых, не будь их, они смогут обойтись, выжимать себе на жизнь из чрезмерных доходов, получаемых за самое худшее из занятий, и в то же время наказывать тех распутников, содержательниц публичных домов и сводников, без которых нельзя обойтись и которых они хотя и ненавидят, но все же не желают совсем разорять. Во-вторых, поскольку из-за целого ряда причин было бы опасно раскрыть толпе секрет того, почему на эти дома и на ту торговлю, которая в них совершается, смотрят сквозь пальцы, то, выглядя безупречными при помощи такой тактики, осторожные правители города сохраняют о себе доброе мнение людей более слабых, воображающих, что правительство постоянно пытается, хотя и не в состоянии, искоренить то, что оно на самом деле терпит. В то время как если бы оно решило их уничтожить - ведь власть правителей в совершении правосудия настолько полна и велика и они так хорошо знают, как ее осуществлять, - то за одну неделю, а скорее за одну ночь могло бы всех их выслать.

В Италии терпимость к проституткам еще более откровенна, что очевидно из существования у них открытых притонов разврата. В Венеции и Неаполе непристойность служит своего рода товаром и предметом торговли; куртизанки в Риме и проститутки в Испании составляют целую организацию в государстве и легально облагаются налогами и податями. Хорошо известно, что причиной, почему так много достойных политиков - а именно таковы политики в этих странах - терпят публичные дома, является не отсутствие у них религиозности, а желание предотвратить худшее зло, нечистоплотность более отвратительного вида и обеспечить безопасность честных женщин. Французский автор де Сейнт-Дидье говорит: "Около двухсот пятидесяти лет тому назад, когда в Венеции случилась нехватка куртизанок, республика была вынуждена приобрести большое число их в других государствах".

Дольони, написавший о достопамятных делах Венеции, всячески превозносит мудрость республики в этом вопросе; это сохранило целомудрие честных женщин, ежегодно подвергавшихся опасности открытого насилия, поскольку церкви и освященные места не были достаточно надежным убежищем для их целомудрия.

Если в некоторых колледжах Англии не было ежемесячного пособия ad expurgandos Renes14, тогда значит, на наши университеты клевещут; и было, время, кода в Германии монахам и священникам разрешалось иметь сожительницу после уплаты определенной ежегодной пошлины своему прелату. Господин Бейль15, у которого я заимствовал это свидетельство, говорит: "Обычно полагают, что причиной этой постыдной поблажки стала жадность; но более вероятно, что целью ее было предотвратить искушение священниками скромных женщин и успокоить тревогу мужей, негодования которых священники всячески стараются избежать". Из того, что было сказано, очевидно, что существует необходимость пожертвовать одной частью женского населения, чтобы сохранить другую и предотвратить развращенность более отвратительную. Отсюда, по моему мнению, я могу справедливо заключить (что и было тем кажущимся парадоксом, который я собирался доказать), что целомудрие может быть поддержано невоздержанностью и что самая высокая добродетель нуждается в помощи самого низкого порока.

<< | >>
Источник: Мандевиль Бернард. Басня о пчелах, или Пороки частных лиц - блага для общества. - М.: Наука,2000. - 291 с.. 2000

Еще по теме   (3) Враги - и те, хоть не желали Того, друг другу помогали...: