1 . Собственность и свобода
Идеология капиталистического общества начинается с утверждения, что «собственность есть свобода», а частная собственность суть основа реального освобождения человека. Как писал Ф.А.
Хайек, именно она «является главной гарантией свободы, причем не только для тех, кто владеет этой собственностью, но и для тех, кто ею не владеет. Лишь потому, что контроль над средствами производства распределен между многими не связанными между собой собственниками, никто не имеет над ними безраздельной власти, и мы как индивиды можем принимать решения и действовать самостоятельно. Но если сосредоточить все средства производства в одних руках, будь то диктатор или номинальные "представители всего общества", мы тут же попадем под ярмо абсолютной зависимости» (Хайек, 1992, с. 83) . На этой идее базируются выдвигавшиеся на протяжении всей истории человечества механизмы участия людей в хозяйственных процессах, целью которых ставилось повышение степени свободы экономических агентов от детерминирующей их поведение системы институтов, отношений монополизма и т. д.Логика Ф. фон Хайека безупречна. Раз частная собствен-ность есть основа свободы личности, то масштаб реализации функции частного владения имуществом прямо пропорционален степени свободы владельца. Ноль прав собственности, говоря в терминах концепции Р. Коуза, отражает ситуацию полного отсутствия свободы личности и ее рабства от внешних условий и действий других субъектов. Устойчивая интенция обладания частной собственностью по сути означает латентное и неизбежное человеческое стремление обрести свободу.
Если согласиться с К. Марксом в том, что «заработная плата идентична частной собственности» (Маркс, 1974, с. 97), то задержки ее выплаты работникам, перерастающие в хронические неплатежи, можно трактовать как ограничение индивидуальных свобод, гарантируемых Конституцией. Установление минимального размера оплаты труда на уровне, не достигающем даже прожиточного минимума, есть демонстрация инверсии государства и парламента из институциональных агентов общества, осуществляющих функции распорядительства и законотворчества, в его принципалов, лицемерно игнорирующих необходимость создания экономической базы статуса трудящегося 1.
Это означает, в принципе, завуалированное лишение свободы вне всякого суда и следствия, что обоснованно характеризуется некоторыми учеными как геноцид 2.С либеральной точки зрения первым условием повышения степени свободы современных россиян является постоянное и существенное увеличение размера и диверсификация источников их дохода. Поскольку в реальности этого не происходит, раздаются заявления, что «мы не выдержали испытания свободой», в связи с чем нужна «новая диктатура». Но ведь за весь период экономической трансформации трудящиеся России еще не знали свободы, отвечающей их потребностям, человеческому потенциалу и достоинству. Проблема достижения адекватности степени профессионализма, креатизма и мобильности людей и уровня оплаты их труда не только связана с эффективностью механизма распределения совокупного общественного дохода, но и глубоко политична, являясь точкой потенциального усиления социальной напряженности вплоть до институционального «взрыва». Более того, эта проблема имеет общий антропологический характер, поскольку в ко-
нечном счете связана с движением человека по пути устранения чрезмерных ограничений к реальному освобождению. В условиях же рышочной экономики денежный фетишизм порождает отождествление достоинства личности, как характеристики ее действительной (а не номинальной) свободы, с размером банковского счета, объемом и ценой находящихся во владении акций и иными атрибутами коммерческого статуса.
Если свобода есть неотъемлемый атрибут личности, то без нее, а следовательно, по логике либерализма, и без частной собственности, личность неизбежно утрачивает свою социальную и экзистенциальную целостность, становится «незавершенной» в каждый момент времени, фрагментируется, деградирует. Но на-сколько либеральным может быть общество, в котором большая часть населения не живет, а выживает, балансируя на грани бытия и небытия? Применимы ли либеральные механизмы к такому «обществу рабов»? Насколько полезен либерализм для современной России в контексте задачи концентрации всех факторов и ресурсов в ходе начавшейся модернизации? На эти вопросы все еще нет однозначного ответа.
По сравнению с современной либеральной моделью, в русской религиозной философии сложилось гораздо более глубокое понимание человека как личности, которая не рождается, но созидается самим человеком, обществом и Богом: «Личность, — убеждал Н.А. Бердяев, — есть целостность и единство, обладающее безусловной и вечной ценностью» (Бердяев, 1993, с.
62) . Подчеркнем: идея личности отменяет идею раба. Другими словами, если мы осмелимся в каждом человеке видеть личность, то мы не посмеем его держать за раба 3. Хотя идея личности может иметь и светское обоснование, острая необходимость метафизики уважения к человеку очевидна.Если в духе либеральной доктрины постулировать, что личность конституируется собственностью, то идея владения отменяет идею рабства. Поскольку же собственность образует фундамент власти, непреходящий вопрос римского консула Луция Лонгина Кассия «Cui bono?» («Кому выгодно бышо это?») позволяет использовать категорию «интерес» при анализе политических «рынков» и торгов их рациональных агентов. Отождествление собственности и свободы позволяет приравнять последнюю к власти. Вот
где, в частности, находится сильнейший источник человеческого стремления «во власть»! А тезис «мера свободы определяет меру ответственности» лишь подтверждает, что люди, выполняющие властные функции, несут ответственность, прямо пропорциональную их объему, чем и обусловлено многообразие форм оппорту-низма в политической и административной сферах.
Ф.А. Хайек отмечал, что понятие «индивидуализм» исторически приобрело негативный оттенок и стало ассоциироваться с эгоизмом и нарциссизмом, хотя эта философия, уходящая корнями в раннее христианство и античные поиски смысла и логики бытия, впервые получив полное выражение в период Ренессанса и положив начало становлению западной цивилизации, затем многократно трансформировалась по шаблонам различных социально- экономических доктрин. Основной чертой классического индивидуализма «является уважение к личности как таковой, то есть признание абсолютного суверенитета взглядов и наклонностей человека в сфере его жизнедеятельности, какой бы специфической она ни быша, и убеждение в том, что каждый человек должен развивать присущие ему дарования» (Хайек, 1992, с. 19).
В такой интерпретации индивидуализм по многим параметрам совпадает с гуманизмом эпохи Возрождения с его признанием «абсолютного суверенитета» взглядов и наклонностей человека, пониманием его в духе античной философии как меры всех вещей и процессов.
Но если любой институциональный выбор в обществе индивидуален и не осуждаем (то есть принимается как объективная данность), то под «шквалом» индивидуализации окажутся в буквальном смысле сметены все институты и нормы. Будут потеряны все грани, в том числе между добром и злом. Устоит ли в таких условиях общество или падет жертвой тотальной дезинтеграции?Видимо, нужен гуманизм иного типа, синтезирующий идеи партнерства человека и природы, государства и гражданского общества, власти и подвластных. Метафизика уважения к человеку отнюдь не означает его ложного возвеличивания, так как принимает во внимание экономическую и гуманитарную обоснованность его гражданских и трудовык статусов.
Утрата актуальности парадигмой «человек — господин природы» позволяет предположить неизбежность компрометации и
преодоления тягостной оппозиции господина и раба, исторически модифицировавшейся в формах полярных институциональных «связок» хозяина и работника, принципала и агента, проти-воречие которых объективно и закономерно должно разрешиться в синтетическом статусе свободного человека, совмещающего и динамично реализующего функции принципала и агента в социальных и межличностных взаимодействиях, но не закрепленного «намертво» ни в одной из них.
Развитая выше диалектика собственности и свободы позволяет приступить к осмыслению бытия современного человека в ракурсе проблемы институциональной справедливости: каким образом обеспечить равный доступ индивидов к высококачественным институтам, избежав при этом тотальной гомогенизации культурного и экономического пространства? 4