ВИДЫ НАКАЗАНИЙ

Как известно, Русская Правда не знала смертной казни. Основным видом наказания был денежный штраф — вира и продажа. Это объясняется тем, что процесс закрепощения феодальнозависимого крестьянства только начинался, и поэтому господствующему классу феодалов не нужно было до поры до времени прибегать к смертной казни как средству расправы с уг­нетенными массами крестьянства и горожан.

Это положение коренным образом изменилось во Пскове.

Псков представлял собой государство, в котором в связи с дальнейшим процессом закрепощения феодальнозависимого крестьянства и усиления эксшюаташш городских масс классовые противоречия настолько обо­стрились, что господствующей класс — феодалы — не мог уже удержать власть в своих руках с помощью прежних средств борьбы с угнетенными массами. Кроме того, пограничное положение Пскова и необходимость вести постоянную борьбу с немцами и Литвой, покушавшимися на его территориальную целостность и неприкосновенность, заставили господствующий класс вести усиленную борьбу с теми, кто стремился к соглашению с исконными врагами Пскова.

Поэтому за наиболее важные преступления во Пскове полагалась смертная казнь

Псковская Судная Грамота знала следующие виды наказаний:

Смертная казнь.

Продажа.

Смертная казнь была установлена за «перевет» (измену), кражу из Кремля, конокрадство и поджог (ст. 7) и за кражу, совершенную в третий раз.

Какими способами осуществлялась смертная казнь во Пскове, в самой Судной Грамоте не упоминается.

Однако псковские летописи зафиксировали несколько случаев смертной казни.

Воров сжигали или вешали. Так, в 1509 г. пономарь Троицкого собора Иван украл из псковской казны 400 рублей. «...И псковичи его на вечи казнили кнутьем, и он сказался, и псковичи посадили его на крепость, да того же лета... на Великой реке огнем сожгли его»77.

В 1477 г. Псковское вече наложило штраф на псковский пригород Опочка за то, что «они повесили татя коневого, а без псковского повеления»78.

Поджигателей бросали в огонь. В 1496 г. один «чухонец», будучи подкуплен немцами, пытался поджечь Псковский Кремль, «...и... изымаша его на Крому и сожгоша его огнем»79.

В некоторых случаях летописец не говорит о способах предания смертной казни. Под 1314 г. в летописи записано: «А в Пльскове почали бяху грабити недобрии люди села и дворы в городе, и клети на городе, и избита их пльсковичи с 50 человек»80, т. е. в данном случае смертная казнь осуществлялась путем избиения или истязания.

Упоминается также в летописях «усечение», или смертная казнь путем отсечения головы.

Все эти способы применения смертной казни — избиение, усечение, повешение и сожжение — свидетельствуют о том, что Псков знал не только простую смертную казнь (путем избиения, усечения и повешения), но и квалифицированную смертную казнь, т. е. связанную с применением особых мучений (сожжение).

Вторым видом наказания по Псковской Судной Грамоте была продажа. Продажа поступала в пользу князя. По Судной Грамоте наивысшей была продажа в сумме двух рублей. Она взималась за вырывание бороды (ст. 117). Далее следовала продажа в размере одного рубля. Она взималась за убийство (ст. 96), побои (ст. 120), оскорбление в присутствии суда (ст. 111), проникновение в судебную горницу посторонних лиц без разрешения суда или нанесение ударов судебному привратнику (ст. 58).

Далее шла продажа или штраф за разбой, грабеж и наход. За эти преступления взималась продажа в размере 9 гривен в пользу города Пскова, в пользу князя—19 денег и в пользу князя и посадника — 4 деньги (ст.

Продажа в размере 9 денег взыскивалась за простую кражу (ст. 1). За кражу мелкого скота и домашней птицы взыскивалась следующая продажа: за кражу барана, овцы, гусака и гусыни — 3 деньги и за кражу утки, селезня, петуха и курицы — 2 деньги (ст. 112).

Кроме продажи, поступавшей в пользу князя, виновный должен был платить денежное вознаграждение потерпевшему или его родственникам.

По Русской Правде денежное вознаграждение в пользу родственников убитого называлось головничеством, а денежное вознаграждение в пользу потерпевшего по другим преступлениям называлось уроком.

Псковская Судная Грамота не знала специального термина для обозначения денежного вознаграждения в пользу потерпевшего или родственников убитого. Обычно Судная Грамота определяет это вознаграждение в следующих выражениях: «...а грабеж судити рублем...» (ст. 67); «А [за] боран присужаггь б денег, а за овцу 10 денег государю», т. е. хозяину (ст. 112); «...ино за бороду присудили два рубля...» (ст. 117); «...ино им присужагь воим, за вен боеви, один рубль...» (ст. 120).

Сумма денежного вознаграждения в пользу потерпевшего указывалась в Судной Грамоте относительно редко. Так, в ст. 117 за вырывание бороды

70

присуждалось в пользу потерпевшего два рубля, за побои — один рубль (ст. 120), за побои судебного привратника —10 денег (ст. 58), за оскорбление в присутствии суда—один рубль (ст. 111), за кражу барана — 6 денег, овцы — 10 денег, гусака, гусыни, утки, селезня, петуха и курицы — 2 деньга (ст. 112). В остальных статьях, в которых были выражены нормы уголовного права, хотя и говорилось о денежном взыскании в пользу потерпевшего, однако раз­мер его не был указан.

В Русской Правде указывался размер виры и продажи, идущих в пользу князя, но размер головничества и урока Русская Правда не определяла. Нужно полагать, что размер головничества и урока был таков же, что вира и продажа.

То же самое можно сказать и в отношении денежного вознаграждения в эпоху Судной Грамоты. Несомненно, что это денежное вознаграждение по своему размеру было равно княжеской продаже.

Виновный, который не мог уплатить причитающееся с него денежное вознаграждение в пользу потерпевшего, выдавался ему с головой, т. е. до отработки долга. Об этом, в частности, гласит ст. 111: «А кто пред господою оударит на суде своего истьца, ино его в рубли выдать тому человеку, а князю продажа». Но отработать крупную сумму было не легко. Поэтому вследствие такого долга человек со своей семьей должен был всю жизнь работать на своего кредитора.

Установление денежного штрафа за большинство преступлений было угодно и выгодно только господствующему классу — феодалам. Именно они могли отделаться от наказания, уплатив причитающуюся с них сумму, в то время как неимущие классы закабалялись на всю жизнь.

Таким образом, денежный штраф и денежное вознаграждение были могучим средством расправы господствующего класса с трудящимися массами, средством его угнетения и закабаления. В данном случае государственная власть в лице суда приходила на помощь господствующему классу с тем, чтобы помочь ему еще крепче держать в подчинении и порабощении эксплоатируемые массы.

В старой, дореволюционной литературе вызывало большие споры выражение, встречающееся в ст. 58. В ней говорится: «А хто опрочнаимет помогать, или силою в судебню полезет, или подверника оударит, ино всадити его в дыбу да взять на нем князю рубль, а под-верником 10 денег».

Ряд исследователей считал «дыбу» членовргдительным наказанием. К этому мнению присоединилась и М. К. Рожкова. Анализируя эту статью, ока пишет: «...поэтому в прибавок к княжеской продаже полагается еще «дыба», т. е. членовредительное наказание (ст. 58); это последнее является продуктом новой эпохи: как известно, твердое установление в праве членовредитсльных наказаний взамен денежных штрафов относится ко времени падения феодальных отношений»81.

Авторы нового перевода и комментария Псковской Судной Грамоты Л. В. Черепнин и А. И. Яковлев82 присоединились к точке зрения М. К. Рожковой, сочувственно цитируя ее высказывание по этому вопросу.

Однако с точкой зрения Л. В. Черепнина и А. И. Яковлева мы согласиться не можем. Еще Владимирский-Буданов разъяснил, что «всадити его в дыбу означало заковать виновного в колодку, состоящую из двух досок, имевших посредине выемку, а по концам петли и замки»83.

Мы должны констатировать, что Псковская Судная Грамота не знала ни членовредительных, ни болезненных наказаний, «и тюрьмы и ссылки. Процесс закрепощения феодальиозависимого крестьянства и связанное с этим обострение классовых противоречий не достигли в Пскове той силы, какую мы наблюдаем в Московском государстве в середине XVII в. в связи с завершением процесса закрепощения крестьянства. Это обусловило введение в уголовное законодательство наказаний с целью наибольшего устрашения, о которых мы говорили выше.

Различного рода телесные наказания, в том числе и пытки, не применялись лишь к свободному населению Пскова. Этого нельзя сказать в отношении холопов. Всякий владелец мог наказывать своих холопов за малейшие провинности и упущения любым способом, вплоть до убийства. Однако закон не защищал холопа, ибо он считался вещью, принадлежащей владельцу, который мог поступить с ней, как ему вздумается.

Проф. Исаев ссылается на высказывание русского буржуазного исследователя Костомарова, полагавшего, что в последние годы самостоятельного существования Псковского государства «...появился там московский кнут как предвестник разрушения старого свободного порядка»84.

В доказательство этого приводятся следующие факты, указанные в Псковской летописи. В 1509 г. троицкий пономарь Иван украл из казны 400 рублей и его на вече казнили кнутьем. В 1495 г. у Пскова произошло столкновение с духовенством по поводу участия церкви в расходах, связанных с войной, когда «посадники псковский и со псковичи... учали сильно деяти над священника рожесвеньского и Андрея, и в одних рубахах стояли на веди, и иных всех попов и дьяконов изсоромитиша»85. Но все эти факты не свидетельствуют о том, что в Пскове в конце XV в. или в начале XVI в. было установлено наказание кнутом. Битье кнутом в Пскове было лишь одним из способов добиться признания от обвиниемого.

Содержание обвиняемого в крепости от задержания до суда или от суда до приведения приговора в исполнение и наложение оков на преступника также применялось во Пскове. Однако заключение в крепость и наложение оков не может рассматриваться как один из видов наказания. Это было лишь мерой, предупреждающей уклонение подозреваемого от следствия и суда.