ПОНЯТИЕ И ВИДЫ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Понятие преступления во Пскове значительно изменилось по сравнению с понятием преступления, существовавшим в эпоху Киевской Руси. Русская Правда под преступлением понимала нанесение какого-либо материального, физического или морального ущерба отдельному лицу или лицам.

Большим шагом вперед в развитии понятия преступления по русскому праву является понятие преступления, данное Псковской Судной Грамотой. Под преступлением подразумевался не толыко ифед, причиненный отдельному частному лицу, но и государству в целом. Поэтому Судная Грамота упоминает политические преступления, о которых ничего не говорится в Русской.

По Русской Правде преступление называлось «обидой». Псковская Судная Грамота не содержит специального термина для обозначения понятия преступления.

Субьектами преступления по Псковской Судной Грамоте были представители господствующего класса — бояре, купцы и житои люди, а также посадские люди и различные категории феодальнозависимого сельского населения, — изорники, огородники и кочетники.

Во Пскове наряду с феодальнозависимым населением были и холопы, что подтверждают летописи и другие документы. Однако Псковская Судная Грамоте не упоминает о холопах вообще и об их убийстве, в частности, Русская Правда не считала преступлением убийство господином своего холопа. Убийство чужого раба рассматривалось лишь как нанесение материального ущерба его хозяину. Нет никакого сомнения в том, что холопы во Пскове находились в таком же бесправии и упнетенич, как и в Киевской Руси. Можно допустить, что положение холопов во Пскове регулировалось нормами Русской Правды.

Если преступление совершило одно лицо, то это лищэ должно было уплатить вознаграждение потерпевшему и продажу в пользу князя, предусмотренную законом.

В случае совершения одного и того же преступления несколькими лицами виновные несли долевую ответственность, т. е. все вместе они должны были уплатить причитавшиеся потерпевшему вознаграждение и продажу в пользу князя. А потерпевшие, независимо ог их числа, получали все вместе предусмотренное законом вознаграждение.

В ст. 120 читаем «Кто оучнеть на ком съчитъ бою, пять человек, или десять, или сколко ни будеть, на 5, или на одном, боев своих, да оутяжут; ино им присужати всим, за вси боеви, един рубль, и княжая продажа одна».

Другими словами, если любое количество потерпевших предъявит обвинение в побоях к любому числу виновных, то денежное вознаграждение присуждается им всем в размере одного рубля и продажа в пользу князя взыскивается в одинарном размере независимо от того, сколько было виновных.

Псковская Судная Грамота различала степень проявления злой воли преступником, степень его виновных. В ст. 26 говорится, что если ответчик, подлежащий приводу в суд, будет сопротивляться и совершит убийство истца, он привлекается к ответственности как убийца.

С другой стороны, если пристав с потерпевшим приедут во двор подозреваемого в воровстве для производства обыска, а беременная женщина, проживающая в и этом доме, испугается и выкинет младенца, то, как предписывала ст. 98, пристава или истца нельзя обвинить в убийстве ребенка.

Таким образом, в первом случае, виновный, убивший истца, привлекался к ответственности как убийца, а в другом случае виновный, напугавший беременную женщину, освобождался от ответственности.

Псковская Судная Грамота не отвечает на вопросы, освобождается ли от наказания собственник, убивший вора в своем дворе; является ли смягчающим вину обстоятельством состояние опьянения преступника, и, на­конец, различается ли покушение от оконченного преступления.

Виды преступлений

В Пскове в связи с процессом дальнейшего закрепощения феодальнозависимого населения стали усиливаться классовые противоречия. Это нашло свое выражение в том, что за наиболее серьезные преступления, нарушающие интересы господствующего класса, была введена смертная казнь, о которой в Русской Правде ничего не говорилось. Денежный штраф — продажа — еще широко применялся как наказание, однако уже отошел на второй план.

В Псковской Судной Грамоте предусматривалось значительно больше деяний, признаваемых господствующим классом социально опасными, нежели в Русской Правде.

Псковская Судная Грамота определяла следующие виды преступлений.

а) Политические преступления

Из числа политических преступлений Псковская Судная Грамота, собственно, знала одно преступление, — перевет (ст. 7). Перевет — государственная измена. Виновные в совершении перевета наказывались смертной казнью.

Не случайно понятие перевета появилось впервые во Пскове и Новгороде. Эти республики граничили с Литвой и владениями немецкого Тевтонского ордена. Вся история Новгорода и Пскова характеризуется си­стематическим нападением немецких «псов-рыцарей» и литовских феодалов на Новгород и Псков.

Случаи перепета зафиксированы еще в XIII в. Во Пскове оказалась небольшая боярская партия во главе с неким Твердилой Ивановичем, которая в 1240 г сдала город немцам. Немецкий ставленник и переветник Твердила сделался правителем города. Только в 1242 г. в результате побед русского героя Александра Невского над «псами-рыцарями» Псков освободился от немецкой кабалы, а «лереветнини повеша».

Псковский летописец под 1469 г. описывает случай государственной измены. «Пераветники Иванко Подкурин да Иванко Таргоша подвели немец и чудь на пскович». Когда через некоторое время была обнаружена их измена, то «Псков доведося Иванка Подкурина на бревне замучили, а другого Иванка тогда же в осень на льду повесили».

б) Имущественные преступления

Псковская Судная Грамота регулировала имущественные преступления более детально, чем Русская Правда. Псковскому праву известны следующие виды преступлений против имущественных прав: татьба, разбой, грабеж, наход и поджог.

Татьба, или «ража, делилась на квалифицированную и простую. К квалифицированной татьбе относилась кромская татьба, конокрадство, а также татьба, совершенная в третий раз. Квалифицированная татьба нака­зывалась смертной казнью (ст. 7).

В исторической и историко-юридической литературе оживленно обсуждался вопрос о том, кого надо подразумевать под Kip омским (или кримскшм) татем.

Проф. С. В. Юшков68 считает «кримской татьбой» кражу церковного имущества. Проф. М. М. Исаев69 полагает, что под «кримской татьбой» следует понимать не только кражу церковных вещей в собственном смысле этого слова, но и кражу ценного имущества и товаров, хранящихся в подвалах каменных церквей. Он исходит из того, что во Пскове вследствие частых пожаров наиболее ценное имущество, принадлежавшее отдельным феодалам, обычно хранилось ib подвалах каменных церквей. Это сданное на хранение церкви имущество, а также церковное имущество охранялось государством повышенными карами — смертной казнью.

Авторы комментария и нового перевода Псковской Судной Грамоты Л. В. Черепнин и А. И. Яковлев70 придерживаются иной точки зрения. Они полагают, что под «кримским татем» надо подразумевать вора, совершив­шего кражу в Крому, т. е. в Псковском Кремле. Для доказательства правильности этого положения приводятся следующие доводы: «В летописи под 1510 г. говорится: «...а из Крему велел клети выпрятать и Крем был пуст»71. В другом месте: «И Кром велел розвести да двср себе тут поставить»72.

В Псковском Кремле хранились запасы и государственная казна. В Кремле происходили вечевые собрания, находился княжий двор и торг. Естественно, что кража из Псковского Кремля считалась квалифицированной кражей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нам кажется, что указанная точка зрения является более убедительной.

Простой татьбой считалась татьба, совершенная в первый и второй раз, за исключением татьбы из Крома и конокрадства. Простая татьба наказывалась продажей — денежным штрафом в пользу князя и вознаграж­дением в пользу потерпевшего.

В ст. 1 говорилось: «Ож клеть покрадут за зомком или сани под полстью, или воз иод титягою, или лодью под полубы, или в яме, или скота оукрадают, или сено сверху стога имать, то все суд княжой, а продажи 9 денег...».

Кража мелкого рогатого скота и домашней птицы регламентировалась специально ст. 112.

«А боран приаужать 6 денег, а за овцу 10 денег государю, а судьи 3 денги старая правда. А за гусак и за гусыню присужать по 2 денли государю, на суте 3 денги; а за оутицу, и за селезня, и за кур и за кокощь присужать по 2 денги».

Как видно из указанных статей, Судная Г рамота не различала кражи из закрытых помещений от кражи из открытых помещений. Независимо от того, откуда произошла кража, если она была совершена в первый или второй раз, виновный платил продажу в пользу князя в размере 9 денег.

Хотя в статье говорится лишь о продаже в пользу князя, но вероятно, что пострадавший также получал денежное вознаграждение от вора.

Что же касается кражи мелкого рогатого скота и домашней птицы, то в статье прямо указывается не только продажа в пользу князя в размере 2—3 денег, но и денежное вознаграждение в пользу потерпевшего.

Так наказывался вор за первую и вторую татьбу. Но «в третий ряд (раз) изличив живота ему не дати (крам) кромскому татю», т. е. поступать с ним так, как с «кромским татем» (ст. 8).

О происшедшей краже потерпевший должен был немедленно сообщать старосте, ближайшим соседям или посторонним лицам, которые окажутся на месте совершения преступления. Если кража произведена на пиру, то такое заявление должно быть сделано пироеому старосте или гостям, но не хозяину дома, где происходил пир, гак как это дело его не касается (ст. 34).

Если потерпевший одновременно заявит на кого-либо подозрение, то подозреваемый может освободиться от ответственности, присягнув в том, что он не совершил эту татьбу.

Если украденная вещь через некоторое время будет обнаружена у какого-либо лица, но оно заявит, что эту вещь купило, то купивший украденную вещь должен указать того человека, у которого он купил. В этом случае последний отвечал по суду перед потерпевшим. Это так называемый свод, известный еще в Русской Правде. Свод мог продолжаться от одного подозреваемого в краже до другого, до тех пор, пока, наконец, не будет обнаружено лицо, укравшее эту вещь.

В случае, если украденная вещь была куплена у неизвестного продавца и во время совершения этой сделки присутствовали свидетели, то достаточно показания четырех или пяти свидетелей на суде, чтобы подозреваемый в краже был оправдан.

Если подозреваемый не может указать лицо, у которого он купил украденную вещь, или представить 4—5 свидетелей, присутствовавших при покупке этой вещи, то он должен принести очистительную присягу. В случае, если этот человек ранее не подозревался в краже, а сейчас своими соседями также не подозревается в этом, то он освобождался от ответственности. Это означало, что он не платил продажу в пользу князя и денежного вознаграждения в пользу потерпевшего, но был обязан вернуть украденную вещь ее собственнику.

Такой же порядок установлен и в том случае, когда вещь куплена в чужой земле или найдена где-либо, а другое лицо утверждает, что эта вещь у него украдена.

По Псковской Судной Грамоте был установлен следующий порядок обыска и выемки поличного. Обыски и выемка поличного производились судебными приставами в присутствии 2—3 понятых. Если подозреваемый в краже не пустит их к производству обыска, что подтвердят понятые, а сами приставы подтвердят это присягой, то подозреваемый привлекается к ответственности как вор. Но если приставы оклеветали подозреваемого, то их показания не имели силы, а потерпевший в этом случае проигрывал дело (ст. 57).

Таким образом, если у подозреваемого произведен обыск и при этом обнаружена украденная вещь, то для обвинения в краже обвиняемого не нужно больше никаких других доказательств.

Изъятые при выемке вещи обычно сдавались приставом посторонним лицам или в суд на хранение впредь до рассмотрения этого дела судом.

Но если у подозреваемого произведен обыск и он не дал положительных результатов, то это являлось полным основанием к отказу потерпевшему в иске.

Законодатель весьма недоверчиво относился к тем случаям, когда вор сам указывал на других лиц, якобы причастных к краже. В судебной практике были часты случаи, когда вор, желая оклеветать кого-либо, указы­вал на этих людей как на соучастников или пособников кражи. В этом случае требовалось, чтобы был произведен обыск у лиц, оговоренных вором. Но если при обыске краденые вещи не были обнаружены, то дело на этом прекращалось. Других каких-либо дополнительных действий для сбора доказательств против таких лиц не производилось.

Проф. Исаев по аналогии с Двинской Уставной Грамотой допускает возможность, «что и в Пскове при второй краже конфисковали все имущество, возможно, что и в этой республике всякий вор пятнался, ибо других «Справок о судимости» в то время не могло быть»73.

Однако мы полагаем, что для такого вывода у нас нет буквально никаких оснований. Это предположение не основано на каких-либо данных. Нельзя думать, что если пятнание было в Двинской земле, то оно обязательно должно быть и во Пскове.

Псковская Судная Грамота не устанавливала различий между лрабежом и разбоем. За эти преступления было установлено одинаковое наказание — продажа в пользу города Пскова 9 гривен, в пользу князя — 19 денег и в пользу князя и посадника — 4 деньги.

Рассмотрение дел о грабежах обставлялось рядом формальностей. Прежде всего суд должен был допросить самого потерпевшего обо всех обстоятельствах дела. Кроме того, потерпевший должен был указать суду тех лиц, которым он заявлял о грабеже. Если послух, вызванный в суд, подтверждал это обстоятельство, то дело решалось по желанию ответчика. Последний имет право или выйти на поединок с послухом или положить у креста цену иска, обязав послуха присягнуть, что он показывает правду (ст. 20).

Примирение потерпевшего с преступником было возможно на любой стадии процесса по тем делам, по которым полагалась продажа в пользу князя и денежное вознаграждение в пользу пострадавшего. Такое прими­рение, в частности, было возможно и по делам о татьбе и разбое. Поэтому если пострадавший отказывался от своего иска к вору или разбойнику, то в этом случае и князь лишался своей продажи с виновного. В ст. 52 по этому вопросу говорится следующее: «А на татии и на разбойники же, чего истец не возьмет, и князю продажа не взята».

Такое примирение сторон было возможно по делам, по которым виновный наказывался продажей. Если же виновный совершил, например, квалифицированную татьбу, за которую полагалась смертная казнь, то такое примирение было уже невозможным. Это явствует из категорического предписания ст. ст. 7 и 8 «тем живота не дати», «и в третий раз изличив живота ему не дати».

Господствующий класс Пскова, очевидно, находил опасным для себя такое примирение по наиболее серьезным преступлениям и запрещал его.

Псковская Судная Грамота выделяет некоторые преступные деяния, которые, не будучи грабежом в буквальном смысле этого слова, приравниваются по своей опасности к грабежу. Таким действием считалось самовольное взятие истцом какого-либо имущества у ответчика. Истец в этом случае привлекался к ответственности как разбойник. Кроме того, он должен уплатить: продажу в пользу князя в размере рубля, а также внести причитающуюся плату приставу. Ст. 67 формулировала это положение следующим образом: «А истец, приехав с приставом а возмет что за свой долг силою, не оутяжет своего истца, ино быти ему оу грабежу, а грабеж судить рублем, и приставное платит виноватому».

В ст. 1 упоминается особый вид преступления — на-ход, за совершение которого виновные наказывались так же, как за разбой и грабеж.

Проф. С. В. Юшков считает наход разбоем, произведенным шайкой74. Иного мнения придерживается проф. М. М. Исаев: «Под находом или наездам понималось самоуправное нападение на недвижимую собственность или владение другого из-за поземельных или каких-либо личных счетов, сопровождавшееся обычно боем и грабежом, но бой и грабеж не были целью находа или наезда»75.

Однако с точкой зрения проф. Исаева согласиться нельзя, ибо в понятия находа и наезда нельзя вкладывать одно и то же содержание. Если Новгородская Судная Грамота пользуется термином «наезд», то это совсем не означает, что этот термин аналогичен термину «наход». Поэтому точка зрения проф. С. В. Юшкова является более убедительной, чем мнение проф. Исаева.

Наконец, к числу имущественных преступлений относился поджог, который наказывался смертной казнью. Если против «зажигалника» не было улик, а только подозрение, то он освобождался от ответственности, при­сягнув в том, что он данного преступления не совершал (ст. 116).

в) Преступления против личности

Наиболее серьезным преступлением среди этой категории дел считалось вырывание бороды. За это преступление полагалось денежное вознаграждение в пользу потерпевшего в размере двух рублей, а также про­дажа в пользу князя (ст. 117).

В данном случае мы наблюдаем прямую преемственность от Русской Правды, которая также установила повышенную ответственность по сравнению с другими преступлениями этой категории за вырывание бороды и усов. Так, в ст. 7 Русской Правды (Список академический) говорится: «А во оусе 12 гривне; а в бороде 12 гривне».

Из других преступлений этой категории Псковская Судная Ерамота знает побои. За побои полагался денежный штраф в пользу потерпевшего в сумме одного рубля, а также продажа в пользу князя.

Потерпевший должен сообщить о нанесенных ему побоях своим соночлежникам или участникам обеда. Суд вызывал кого-либо из них, и если свидетель подтверждал, что потерпевший действительно сообщал ему о по­боях, то разбор дела происходил по желанию подозреваемого: он должен был или выйти на судебный поединок с послухом потерпевшего или положить у креста цену иска, заставив послуха присягнуть, что последний говорил правду на суде.

Но если драка произойдет на рынке, на улице или на пиру в присутствии многих очевидцев и если 4—5 из них укажут и а суде, кто кого бил, то этого вполне достаточно для обвинения тех или иных лиц в нанесении пострадавшему побоев.

В тех случаях, когда несколько человек нанесли побои одному или нескольким лицам, денежное вознаграждение в пользу потерпевших взыскивалось в размере одного рубля, независимо от числа виновных и потерпевших. Точно так же со всех виновных вместе взыскивалась продажа или штраф в пользу князя в одинарном размере.

Дела о побоях могли быть прекращены в любой стадии процесса. Продажа в пользу «нязя не уплачивалась до тех пор, пока стороны не вызывали через пристава друг друга на суд. После вызова в суд, даже если и состоялось примирение сторон, виновная сторона все же уплачивала продажу в пользу князя на общих основаниях.