ПЕРВЫЙ ПЕРИОД: ЗАПАДНЫЙ ВАРИАНТ «ДЕНАЦИФИКАЦИИ» И СУДЕБНАЯ ПОЛИТИКА ТРЕХ ОККУПАЦИОННЫХ ВЛАСТЕЙ
Исторически первый этап охватывает период времени от разгрома гитлеровской Германии до момента об-разования западногерманского государства, т. е. 1945—1949 гг. Соответственно речь пойдет об общей ок-купационной политике и деятельности трех западных держав и об их специальной судебной политике.
Анализ оккупационной политики трех держав пока-зывает, что она носила противоречивый характер, хотя и должна была отвечать требованиям тех основных за-конодательных актов о денацификации, которые издавал Союзный Контрольный Совет и которые одновременно и безусловно должны были вступать в силу на территории всех четырех зон оккупации.
Это прежде всего Лондонское соглашение четырех держав от 8 августа 1945 г. «О судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси» и Потсдамское соглашение о целях и задачах оккупации Германии, об искоренении милитаризма и нацизма и последовательной демократизации страны.Особое значение для реализации указанных задач в плане практической оккупационной политики имели спе-циальные законы и директивы, конкретизировавшие формы и методы такой политики .
В плане осуществления уголовно-правовой политики оккупационных властей іважноеместо занимает Закон № 10 Союзного Контрольного Совета от 20 декабря 1945 г., определивший составы нацистских преступлений и принципы отправления правосудия.
Большое значение должен был иметь также и другой акт Союзного Контрольного Совета — Закон № 38 от 12 октября 1946 г. Он предусматривал проведение целой серии мероприятий, основными задачами которых были: 1) наказание военных преступников, нацистов, милита-ристов и промышленников, которые вдохновляли и под-держивали нацистский режим; 2) полное и окончатель-ное уничтожение нацизма и милитаризма путем изоля-ции видных его деятелей и сторонников или путем огра-ничения деятельности этих лиц.
В тот период именно эти два документа должны были стать правовыми основами преследования и наказания нацистских военных преступников.
Однако практическая деятельность в этом направлении показывает, что западные оккупационные власти пошли по другому пути, о чем свидетельствует целый ряд обстоятельств.Во-первых, Закон №38 применялся в отрыве, а в конечном счете и в явном противоречии с Законом № 10. Во-вторых, многие специальные органы западных оккупационных властей, наделенные судебными функциями, осуществляли их в таких формах и такими методами, что искажали основную цель закона—подвергнуть заслуженному наказанию всех нацистских военных преступников. Факты свидетельствуют, что именно в судебной деятельности, которая должна была составить одну из важных форм проведения процесса денацификации, с наибольшей очевидностью дали о себе знать уже в первые месяцы после окончания войны сепаратистские устремления западных оккупационных властей на отказ от соблю-дения международно-правовых требований относительно демократизации Германии. Обратимся к рассмотрению тех реальных форм и методов, в которые западные державы облекли свой вариант политики «денацификации».
Особые «процессы» по денацификации были отнесены к ведению специальных судебных палат (Spruchkam- mer), которые назначались и контролировались оккупационными властями. Судебной «проверке» подлежали служащие третьего рейха, занимавшие определенное положение: функционеры НСДАП, офицеры СС, ответственные чиновники государственного аппарата, судьи, прокуроры. Классификация преступников была заклю-чена в схему, составленную по количественному призна-ку— «более или менее виновные», и ничего общего не имела с установленной в основополагающих междуна-родно-правовых документах системой международных уголовно-правовых составов.
Предусматривались следующие категории: 1) главные преступники (Hauptschuldigen); 2) преступники (Bela- steten—виновные) с двумя подгруппами типа: а) менее виновные (второстепенные) и б) «причастные» (Mitlau- fer); 3) реабилитированные лица, т. е. доказавшие перед судом свою невиновность. Для каждой категории устанав-ливались соответствующие меры наказания: 1) для
главных преступников—тюремное заключение от двух до десяти лет с конфискацией имущества и лишением права заниматься профессиональной деятельностью на срок до десяти лет; 2) для преступников—высшая мера наказания предполагала тюремное заключение сроком на пять лет, запрет профессиональной деятельности и денежный штраф.
Камеры действовали на основе презумпции виновнос-ти: бремя доказывания невиновности было заботой самого подозреваемого.
В условиях «поточного» метода обследования эта презумпция по сути дела играла на руку обвиняемым. Поскольку суды, как правило, не располагали необходимыми материалами и временем, были чрезвычайно перегружены и работали в «невероятной спешке», то обвиняемые, действуя по собственной инициативе, предоставляли только те документы, которые говорили в их пользу. Особую ценность заслуживали показания, добытые у бывших жертв нацизма и свидетельствовавшие в пользу обвиняемых таким образом, будто бы эти последние обращались с ними гуманно. С этой целью обвиняемые старались обзавестись всевозможными «справками», подтверждающими их «пассивное сопротивление режиму», их «помощь» и «сочувственное отноше-ниє» к жертвам национал-социализма и т. д. Основная масса «справок» и «документов» представляла собой подделки, лжесвидетельства и всевозможные фальшивки. Поэтому вполне справедлив вывод, к которому приходят западногерманские юристы—авторы известной книги «Должностные преступления при национал-социализме» , о том, что осуществлявшаяся таким образом денацификация вскоре превратилась в фарс. В книге приводятся подробные статистические данные о результатах деятельности судебных палат.К 31 марта 1947 г. в американской зоне судебной проверке были подвергнуты 94 294 нациста: по решению судов лишь 501 из них был отнесен к категории «в наибольшей степени виновных», 5538—признаны просто виновными, 21 911 —отнесены к разряду «наименее виновных», основная масса—56 452 нациста были квалифицированы как просто «причастные», остальные объявлены невиновными.
Какое же наказание понесли эти по различным категориям разбросанные «виновные» и «причастные» нацисты? Статистические данные за 1949 год по американской зоне говорят, что суды приговорили к выплате денежных штрафов более 500 тыс. нацистов; ограничили в праве заниматься профессиональной деятельностью около 124 тыс., 23 тыс. были дисквалифицированы в профессии; 26 тыс. поплатились имуществом; 30 500 приговорены к принудительным работам по месту жительства и 9600 направлены в трудовые колонии.
Однако имеются сведения, что фактически в колониях в 1949 году оказалось лишь 300 человек .В 1969 году в Западной Германии вышла работа известного политолога ЮстусаФюрстенау под названием «Денацификация. Одна глава немецкой послевоенной политики», в которой приводятся сводные данные о ре-зультатах денацификации по трем западным зонам. Из общего числа 3 660 648 нацистов, подвергнутых процедуре судебной проверки, только 1667 были квалифицированы в качестве «наиболее виновных», 23060—просто «виновных», 150 425—«менее виновных», 1 005 875—наименее виновных («причастных») и 1 213 873—признаны невиновными, т. е. одна треть от общего числа. В отношении остальных 1 265 748 нацистов судебные расследования были приостановлены, дела прекращены по разным причинам. Из них наибольшее количество нацистов ушли даже от этого «судебного» разбирательства, потому что «не подпадали под действие закона» . По свидетельству Людвигсбургского центра (Центральное ведомство управлений юстиции в землях по преследованию нацистских военных преступников в ФРГ), часть главных нацистских преступников тогда была признана судебными камерами вне подозрения (unbelastet), поскольку они приобрели «нужные» бумаги . Это вытекает из того факта, что многие «главные» преступники, пройдя сквозь механизм «денацификации», понесли лишь формальное наказание. Еще в большей степени они выиграли на том, что, ссылаясь на уголовно-процессуальный принцип не-возможности повторного наказания, они избежали заслуженной кары и застраховали себя на будущее. В результате многие действительно опасные преступники получили минимальное наказание и смогли использовать его как своеобразную охранную грамоту от возможных преследований и обвинений в будущем. Таким образом, практический эффект от проведенной западными оккупационными властями «денацификации» имел более далекоидущие последствия, нежели сам факт вынесения несправедливо заниженных приговоров. Массовый охват и минимальные наказания—такова была цель и таким оказался результат использования своеобразной судебной тактики при осуществлении политики денацификации.
Вся деятельность по денацификации в западных зонах, кроме того, шла на убыль и в том смысле, что «общественное» мнение здесь также претерпело существенную метаморфозу — оккупационные власти взяли курс на подмену «моральных» критериев.
Цель, которая практически осуществлялась в деятельности судебных камер, а их формально-бюрократические методы обследования были направлены на реабилитацию нацистских преступников, начала обретать и теоретические обоснования. Именно здесь она смыкается с идеей оправдания и кур-сом на реабилитацию нацистских военных преступников, как бы являясь ее прелюдией. Анализ оккупационной по-литики и судебной практики того периода по-%казывает, что основы теории и практики оправ- %дания нацистских военных преступников были заложены уже в первые годы оккупации. И в теоретическом и практическом отношениях уже тогда речь шла о низвержении, о ревизии нюрнбергских принципов. Только при поверхностном анализе может сложиться представление относительно парадоксальности ситуации: правомерно ли говорить о стремлении ревизовать Нюрнберг, когда именно в тот период четыре державы-победительницы совместно осуществляли правосудие над главными военными преступниками? Противоречие здесь лишь видимое, кажущееся.
Говоря о нюрнбергских принципах и первых попытках их ревизии, мы имеем в виду серию из 12 так называемых нюрнбергских процессов, которые в то время проводились американскими военными трибуналами в городе Нюрн-берге. Это были процессы против 39 нацистских врачей, 14 юристов, 56 руководящих деятелей полиции и СС, 22 чиновников государственного аппарата, 42 магнатов экономики, 26 военных чинов генерального штаба и т.д. . Здесь мы видим, что если ранее, т. е. в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, были отвергнуты и разоблачены как несостоятельные бесконечные ссылки обвиняемых и их защиты на приказ, на отсутствие сознания о противоправности, на идейное заблуждение, то теперь подобные ссылки возымели действие. Иногда сочувственно воспринимались даже лживые сентенции о том, что эти высокопоставленные чиновники будто бы стремились в пределах возможного «облегчить участь как немецкого, так и народов, оккупированных Германией», будто бы они служили рейху с одной только целью: «помочь немецкому народу избежать возможно худшей участи» .
Политические и правовые «убеждения» американских судей менялись буквально на глазах. Поразительная снисходительность была проявлена в процессе против «карательных отрядов СС» (процесс № 9).Известно, что несколько десятков таких специализированных отрядов СС, каждый численностью от 800 до 1200 человек, проводили иа оккупированных гитлеровскими войсками территориях карательные акции по массовому уничтожению гражданского населения. И если в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками СС была признана преступной организацией, то из всей совокупности инкриминируемых ей преступлений деятельность карательных отрядов безусловно представляет наиболее чудовищный комплекс. Про-извольно игнорируя этот факт, американские власти из многих тысяч эсэсовских палачей предали , суду лишь 24 военных преступника. Трибунал вынес 14 смертных приговоров, но вышестоящие инстанции утвердили лишь 4, остальные подсудимые были приговорены к длитель-ным срокам тюремного заключения, однако в течение 1950—1951 гг. почти все они были помилованы и освобождены .
В судебном процессе (№ 10) военный преступник Альфред Крупп был приговорен к 12 годам тюремного заключения, но уже в 1951 году он был помилован и ему было возвращено имущество, хотя преступления семейства Круппов общеизвестны. Семейство Круппов отдало свое имя, престиж и финансы, чтобы способствовать захвату власти нацистской партией. Являясь председателем Ассоциации германской промышленности, глава семьи Густав Крупп фон Болен создал специальный фонд Гитлера. Защищая и поддерживая планы развязывания агрессивной войны, он предписывал членам Ассоциации принимать заказы на вооружение. В годы войны на предприятиях семейства Круппов жестоко эксплуатировались 54 990 угнанных из оккупированных стран рабочих и 18 902 военнопленных.
Снисходительное отношение американских трибуналов к нацистским военным преступникам в 12 судебных процессах стало нормой, несмотря на то, что подсудимыми были руководители третьего рейха, заслуживавшие самых суровых приговоров. Этот вывод подтверждается и вынесенными приговорами. Из 177 обвиняемых (не считая 8, которые умерли естественной смертью) в ходе 12 процессов американские трибуналы оправдали 35 подсудимых; смертные приговоры были вынесены лишь в трех процессах (по делу врачей, по делу чиновников из административно-хозяйственного управления концла-герей и по делу карательных отрядов СС), при этом из 24 случаев вынесения смертных приговоров лишь 12 бы-ли приведены в исполнение; к пожизненному заключению приговорены 19 нацистов, остальные получили наказание от 18 месяцев до 20 лет. Приведенные данные наглядно иллюстрируют политику американских оккупационных властей, проводившуюся ими вопреки решениям Международного Военного Трибунала. Но абсолютного значения эти цифры иметь не могут. Известно, что западные оккупационные власти вскоре отменили либо снизили до минимума сроки наказания. Таким образом, если оценивать деятельность западных оккупационных держав в деле преследования и наказания нацистских военных преступников с учетом выносившихся ими приговоров, то напрашиваются по крайней мере две характеристики их судебной политики. Во-первых, это—беспринципность, т. е постоянные манипуляции и произвольные интерпретации по поводу норм международного права, сопряженные с заведомым нарушением их подлинного смысла. Во-вторых, это явно конъюнктурный характер судебных решений, который предопределялся интересами западных оккупационных держав.
В то время как закон № 10 Союзного Контрольного Совета предусматривал создание единой правовой основы для наказания нацистских военных преступлений во всех четырех зонах, практика судопроизводства западных властей пошла по другому пути. Наряду с указанной формой—«судебной денацификацией»—изыскивались и другие возможности. Одной из наиболее «перспективных» оказалась политика передачи юрисдикции по делам о нацистских преступлениях немецким судам присяжных, которые с 1947 года начали действовать в землях Западной Германии. Это означало одновременно, что преследо-вание и наказание немецких военных преступников стало осуществляться в соответствии с германским уголовным правом.
Если в 1945—1946 гг. компетенция специальных западногерманских судов, находившихся в стадии становления, была ограничена рассмотрением дел о преступлениях нацизма против граждан империи, т. е. совершенных нацистами на собственной территории — «немцев против немцев» («Путч Рема», «Хрустальная ночь» , Бухен-вальд, первыми узниками которого стали немецкие ан-тифашисты и коммунисты), то в 1947 году начала актив-но внедряться практика распространения их юрисдикции и на другие виды преступлений. Оккупационные власти ввели систему специальных разрешений рассматривать преступления нацистов против «ненемцев», т. е. обшир-ную категорию преступлений против человечности. К моменту образования ФРГ немецкие суды с санкции (или без нее) рассматривали практически все категории прес-туплений национал-социализма, за исключением воен-ных. В этой связи особое значение приобрел вопрос о правовых источниках их деятельности. Формально ситу-ация сложилась таким образом, что преимущественной силой обладали нормы так называемого оккупационного права. Неотмененные оккупационными властями законо-положения германского права оставались в силе и также могли применяться. Данный принцип был подробно из-ложен впоследствии в п. 7 Оккупационного статуса от 10 апреля 1949 г. В 1947 году принцип был конкретизи-рован в постановлении английских оккупационных влас-тей следующим образом: если речь шла о преступлениях в соответствии с Законом № 10 Союзного Контрольного
Совета (ст. III), то западногерманские суды обязаны были руководствоваться этим законом; при рассмотрении иных преступлений допускалось применение уголовного кодекса Германии 1871 года .
Фактически же, как свидетельствуют приговоры, западногерманские суды так или иначе уклонялись от соблюдения этих принципов. Прежде всего, если они и квалифицировали состав преступления в соответствии с положениями Закона № 10, то меру наказания они назначали произвольно, притом, как правило, минимальную. Например, суд присяжных в Зигене 24 апреля 1949 г. начал рассмотрение дела шести нацистских чиновников полиции по обвинению в преступлениях против человеч-ности и осуществлении геноцида в отношении цыган в гитлеровской Германии (ликвидация цыганского поселения близ Берлебурга, земля Северный Рейн-Вест-фалия, и последующая депортация этих цыган в Освен-цим). Одного из нацистских чиновников суд оправдал, а остальных, признав виновными, приговорил каждого к одному ГОДУ и шести месяцам тюрьмы. I сенат Верховной судебной палаты английской зоны в Кельне в порядке апелляции признал приговор правильным. Не отрицая значения Закона № 10, сенат, однако, высказался в том смысле, что этот закон не может в дальнейшем применяться .
В ходе разбирательства и при обосновании приговоров западногерманские суды сразу начали активно использовать уголовно-правовую формулу о «пособничестве», трактуя ее смысл вопреки принципам Закона № 10. Ссылаясь на эту формулу, суды занижали до минимума меру наказания по самым чудовищным преступлениям. Например, 30 января 1947 г. суд присяжных во Франк-фурте-на-Майне начал процесс против медсестры W. по обвинению в пособничестве убийству детей в неопределенном количестве случаев по методу «эвтаназии» и приговорил ее к восьми годам тюремного заключения. 16 апреля 1948 г. высший суд земли Гессен в качестве ревизионной инстанции отменил приговор суда присяжных и вернул дело на вторичное слушание с указанием еще раз продумать формулу о пособничестве. Затем суд при-сяжных во Франкфурте 9 февраля 1949 г. начал судебное разбирательство по обвинению вместе с медсестрой W. еще двух врачей — G. и We. Оправдав медсестру W. за недоказанностью (?!), суд приговорил двух других обвиняемых на основании формулы о пособничестве в убийстве: G.—к четырем годам и шести месяцам и We.—к трем годам и шести месяцам. Высший суд земли в этой части оставил приговор в силе (23 июня 1949 г.), а в отношении медсестры W. отменил и вновь направил в суд присяжных, который 4 октября 1952 г. на основании формулы о пособничестве в убийстве приговорил обвиняемую W. к трем годам. Однако на этом дело не кончилось. По обжалованию W. третий уголовный сенат Федеральной судебной палаты приговор отменил и медсестру W. оправдал . Мы подробно остановились на рассмотрении дела медсестры W. потому, что оно воочию демонстрирует механизм пересмотра приговоров и сложившуюся на этой основе своеобразную систему движения дела по принципу «челнока».
Знакомство с конкретным прохождением дел по принципу «челнока» показывает, что действие механизма пересмотра довольно часто затягивалось на несколько лет. Почти «классическим» в этом отношении является дело бывшего рапортфюрера Бухенвальда Арнольда Штрип-пеля . В июне 1949 года суд присяжных Франкфурта-на- Майне, рассматривая дело Штриппеля по обвинению его в организации и проведении массовых расстрелов заключенных, признал его виновным и приговорил к пожизненному заключению. Однако уже в ноябре 1949 года по жалобе осужденного первый уголовный сенат Высшего суда земли определил состав преступления как «нанесение тяжких телесных повреждений» и направил дело на новое разбирательство. 10 февраля 1950 г. суд присяж-ных, руководствуясь указанием вышестоящей инстанции, изменил формулу обвинения и снизил наказание до десяти лет тюремного заключения. Штрилпель, однако, продолжал писать жалобы и, воспользовавшись смертью одного из главных свидетелей, обвинил его в даче ложных показаний и потребовал отмены приговора. В ноябре 1967 года в суде присяжных Франкфурта-на-Майне состоялось новое разбирательство, в результате которого суд отказался от обвинения по формуле «нанесение тяжких телесных повреждений» и приговорил Штриппеля к пяти годам заключения, а поскольку этот срок уже истек, то Штриппель был освобожден. Однако по протесту проку-ратуры 19 сентября 1969 г. было начато новое разбира-тельство. Теперь уже свидетелями по делу выступали «однополчане» Штриппеля—эсэсовцы. Один из них, Ганс Фишер из Ганновера, утверждал, что он вообще не помнит, чтобы в Бухенвальде когда-либо расстреливали евреев. Все свидетели говорили о «благородном» поведе-нии Штриппеля. Суд признал его виновным в пособни-честве убийству и приговорил 27 февраля 1970 г. к шести годам тюремного заключения. Они были зачтены, а Штриппель вновь освобожден.
В первые же годы западногерманские суды усиленно применяли еще одну формулу. В качестве смягчающего вину обстоятельства они указывали на факт совершения преступлений в конце войны («Endphase des Krieges») с таким откровенно оправдательным подтекстом, что многие преступления стали будто бы неизбежным следствием своеобразной психологической агонии, состояния аффекта, наступившего в результате военного поражения и отступления гитлеровской армии.
В процессе Дюссельдорфского суда в марте 1949 года привлекались к ответственности три чиновника гестапо, которые 17 апреля 1945 г. организовали судилище, превратившееся в расправу над группой немецких антифашистов, участников Сопротивления. Западногерманский суд оправдал гестаповцев-палачей на том основании, что «вынесение противоправного приговора не может квали-фицироваться в качестве преступления против человеч-ности» *. При этом указывалось и на то обстоятельство, что исход «судебного процесса» был предопределен си-туацией последних дней войны.
Политика передачи западными державами дела преследования и наказания нацистских преступников немецкой юрисдикции со всей очевидностью продемонстрировала прямой отказ от принципов Нюрнберга, так как применение к нацистским преступникам норм внутригер-манскогоуголовного права создавало по сути дела неограниченные возможности их оправдания.
Во-первых, это означало отрицание - международноправового характера нацистских преступлений, низведение их до уровня обычных уголовных деликтов, а в связи с этим дискредитировало принципы ответственности и наказания за агрессию и совершение тягчайших преступлений против человечества.
Во-вторых, уголовный кодекс ФРГ в течение нескольких лет (до 1953 года) продолжал действовать с многочисленными изменениями гитлеровского периода. Наиболее важными из них были следующие. Например, до 1941 года для квалификации убийства достаточным представлялось наличие преднамеренного умысла (§ 211).
Гитлеровский закон от 15 сентября 1941 г. дополнительно ввел новые критерии этого состава: алчность, ревность, жестокость и прочие низменные побуждения. Отсутствие названных мотивов означало возможность констатировать наличие простого убийства. Смысл подобных нововведений состоял в том, чтобы оправдать типичное и наиболее распространенное, наиболее массовое для того периода преступление—убийство по политическим мотивам. Такие мотивы были прямо изложены в 13 поста-новлениях, изданных во исполнение «Имперского закона о гражданстве». Из контекста этих постановлений вытекает, что законодатель вводил ограниченную или даже «условную» ответственность «за убийство опреде-ленных групп, объявленных им вне закона»; убийцей считался прежде всего тот, кто совершил покушение на «гражданина империи—арийца». Изменениям подверг-лись также статьи УК о пособничестве и соучастии. Цель этих изменений та же—исключить ответственность и наказание за «политические» убийства. До 1943 года соучастники — подстрекатели, пособники — подлежали одинаковому наказанию с исполнителем, затем § 49 в новой редакции ввел иное толкование пособничества, оставляя место для аналогии с попыткой (§ 43), что в свою очередь предполагало существенное смягчение наказания. Поэтому западногерманские юристы пе-редергивают факты, когда пытаются представить дело таким образом, будто суды применяли уголовный кодекс Германии от 15 мая 1871 г. в его первоначальной редак-ции. В действительности западногерманская юстиция в этот период в основу уголовного преследования нацистских преступников положила именно измененные при нацистском режиме нормы уголовного кодекса . По свидетельству Хенкиса, применение УК в редакции национал-социализма сделало практически невозможным наказание за участие в преступлениях фашизма .
Аналогичным представляется и факт применения военного уголовного кодекса Германии (ВУК) в качестве основания для осуждения нацистских военных преступников. Известно, что в октябре 1939 года ответственность подчиненного за выполнение преступного приказа была ограничена целым рядом дополнительных условий, а по Закону от 10 октября 1940 г. могла быть и вовсе исключена. Вопреки специальным положениям Устава Международного Военного Трибунала и Закона № 10 о невозможности оправдания со ссылкой на приказ начальника сначала немецкие суды, действовавшие в западных зонах оккупации, а впоследствии и западногерманские суды использовали положения § 47 в нацистском варианте для вынесения приговоров к минимальному наказанию, а часто и для оправдания преступников. Например, в бон-нском Процессе «Кульмхоф» в 1963 году суд присяжных освободил шесть обвиняемых от наказания. Их участие в уничтожении 150 тыс. евреев в местечке Кульмхоф суд определил как выполнение приказа на самой низшей ступеньке иерархии подчинения, сославшись на абзац II § 47 военного уголовного кодекса.
Для полной характеристики политики западных оккупационных властей на реабилитацию нацистских военных преступников в первый периозрнеобходимо рассмотреть еще один ее аспект, а именно—ее антикоммунисти-ческую направленность.
Известно, что особо важное и в идеологическом и в политическом смысле значение для денацификации имела установленная западными властями для органов печати обязанность давать полный отчет о финансовых источниках и личном персонале издательств.
Первоначальный смысл этого требования оккупационных властей состоял в том, чтобы не допустить проникновения в органы печати бывших («нежелательных») нацистов. Как заявил издатель Люпсен, долгие годы выполнявший функции докладчика Совета по вопросам печати ФРГ: «Требование об отчетах сразу же стало активно использоваться для борьбы с антиконституционными элементами» .
Политическая и судебная практика Западной Германии, начиная с 1950 года, подтверждает, что антиконституционными элементами здесь всегда считались коммунисты и представители различных демократических организаций. С помощью же требования об отчетности именно коммунистические организации и их члены лишались права свободы печати. Таким образом, вместо нацистов, дискриминации подвергались коммунисты.
В первые послевоенные годы реакционные круги США и Англии начали петь панегирики в адрес СС, воспевая мужество, преданность и прочие рыцарские качества «черных дьяволов». Это делалось в то время, когда СС была признана Нюрнбергским Международным Военным Трибуналом преступной организацией. Вместо того чтобы разоблачать и выявлять чудовищные преступления этой организации, реакционная печать США начала восхвалять военную отвагу, способность сражаться, стойкость и мужество эсэсовских палачей.
Циничное намерение поднять престиж СС особенно проявилось в связи с делом об убийстве 71 американского солдата близ местечка Малмеди в 1944 году. Эсэсовцы обезоружили их и расстреляли. Американский военный трибунал в июле 1946 года по этому делу вынес смертный приговор в отношении 43 из 73 эсэсовцев. Через некоторое время в США началась энергичная кампания за пересмотр приговора, были выдвинуты обвинения по поводу предвзятости следователей и прокуратуры. Конгресс создал специальную комиссию для расследования. Явно ощущалось стремление сложить легенду о несправедли-вом и ошибочном отношении к СС. Журнал «Frontsoldat» в хвалебной рецензии на книгу бывшего генерала СС Хоссера писал: «Теперь следует признать, что наши кол-леги из войск СС не только не были преступниками, но скореєдисциплинированными солдатами на передовой линии фронта, подобно членам других соединений наших вооруженных сил» . Здесь же сообщалось о том, что СС не имела ничего общего с развитием событий в концлагерях, а те незначительные отделения войск, которые несли службу в концлагерях, не имели якобы возможности препятствовать карательным операциям в лагерях.
Подобная фальсификация хотя и относится по времени к 1965 году, но полностью воспроизводит формулировки послевоенной кампании в защиту СС. Правда, лживость и определенный идеологический расчет этих современных оценок становятся еще более разительными, ибо как раз в этот период в ФРГ проходили Освенцимские процессы, на которых была выявлена зловещая карательная деятельность СС, составлявшая ее постоянную функцию, факты ее сотрудничества с промышленными концернами, целью которых было взаимное обогащение за счет жесточайшей эксплуатации узников концлагерей.
Кампания в защиту СС, развернутая в США, несом-ненно была направлена против преследования и наказа-ния нацистских военных преступников вообще. Но она также имела для только что созданного западногерман-ского государства и то значение, что ускорила процессы политического и организационного возрождения в ФРГ эсэсовских формирований (различные объединения и союзы бывших эсэсовцев), легализовала их политический и правовой статус. Сложилась такая атмосфера, что СС буквально стала организацией национальных героев. В 1954 году американский социолог немецкого происхождения Пеетель опубликовал книгу «СС: контрибуция в социологии национал-социализма», в которой делает «смелый» вывод о миссии СС: «эсэсовцы были скорее сражающиеся солдаты, нежели преступники, даже тогда, когда они готовились убивать других за свои идеи... Это была трагедия сотен тысяч достойных, честных молодых людей. Остальное не имеет значения» . В 1955 и 1957 го-- дах дело дошло даже до того, что в ФРГ были опубликованы списки членов СС, удостоенных высших наград— рыцарских и железных крестов.
Следовательно, социальное назначение политики реа-билитации заключалось в том, чтобы формировать такие настроения, которые полностью оправдывали нацистов, независимо от тех конкретных преступлений, которые они совершили. Общественное мнение Западной Германии обрабатывалось таким образом, чтобы судебные процессы против нацистских военных преступников представить чуть ли не расправой над «национальными героями».