Возникновение шумерской цивилизации и легенда о всемирном потопе в сопоставлении с послеледниковым подъёмом уровня моря

Библейское сказание о всемирном потопе общеизвестно. Праведник Ной, предупреждённый Богом о надвигающемся бедствии, сооружает по Его науще­нию большой корабль (ковчег), куда погружает своё семейство, слуг, продукты, инвентарь, домашних и диких животных, семена растений.

ды потопа пришли на землю... В сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились» (Быт. 7: 10-11). «И продолжалось навод­нение сорок дней, и умножилась вода на земле чрезвычайно, так что покрыла все высокие горы, какие есть под всем небом» (Быт. 7: 17-19). По окончании 150 дней вода стала убывать. Корабль остановился на «горах Араратских» (Быт. 8: 4).

Обращаясь к Ветхому Завету как источнику информации о природных яв­лениях, следует сделать несколько замечаний. Помимо тех разделов, где излага­ются основы и регламентируются нормы новой религии, происхождение кото­рых не рассматривается в данной работе, Библия содержит много исторических и иных сведений, «нейтральных» к основам религии или имеющих в библейской интерпретации лишь назидательный смысл. Эти сведения можно разделить на три группы: мифы, легенды и предания, заимствованные у соседних с древними евреями народов в процессе общения; легенды и предания общих предков древ­них евреев и родственных им западно-семитских племен; наконец, факты исто­рии народа Израиля. Границы первых двух групп и третьей группы условны и изменяются по мере накопления археологических и исторических данных.

Для наших целей наиболее интересны подобные сведения, содержащиеся в книге Бытие - первой книге Ветхого Завета. С последующими книгами она со­ставила так называемое «Пятикнижие», приписываемое Моисею. Оно сложи­лось из двух письменных источников: Яхвиста и Элохиста; последний нашёл во­площение в Жреческом кодексе [Фрэзер, 1989]. Источник яхвистов называет Бога «Яхве» (в русском переводе «Господь»), а источник элохистов -«Элох» (множ.«Элохим», в русском переводе «Бог»).

Источник яхвистов появился в Иудее примерно в X-IX вв. до н.э., а труд эло­хистов - около VIII в. до н.э. в Израиле. Тогда же или чуть позже они были объ­единены, а в VII-VI вв. или, возможно, V в. до н.э. к ним добавились остальные книги «Пятикнижия» [Келлер, 1998]. Можно допустить, вместе с тем, что кон­цептуальные положения монотеистической религии, открывшиеся, согласно Библии, Моисею на горе Синай, были письменно зафиксированы ещё в XIII в. до н.э., ибо «сказал Господь Моисею: напиши сие для памяти в книгу...» (Исх. 17: 14). Что же касается основных событий, описанных в книге Бытие, то они мно­гие столетия передавались устно и при этом, естественно, приобрели легендар­ный характер. При попытках выявить в подобных легендах исходный историче­ский факт или природное событие важны конкретные детали, несущественные для дидактического (религиозного или нравственного) смысла легенды и пото­му подвергшиеся меньшим искажениям.

Библейская легенда о потопе заимствована из древнемесопотамских источ­ников [Фрэзер, 1989]. Их отголоском, который ранее всего приобрёл извест­ность, явился труд вавилонского историка Бероса, который в первой половине III в. до н.э. составил историю своей страны. Изложенное им предание о потопе близко к библейскому. Привлекают внимание такие детали, как сходные с биб­лейскими размеры ковчега и то, что спасшийся праведник в конечном счёте до­стиг Армении. Им был, согласно преданию, царь Ксисутрус.

В 1872 г. была обнародована версия о потопе на аккадском языке, найден­ная при раскопках библиотеки ассирийского царя Ашшурбанипала (669-633 гг.

«Едва рассвет засветился,

Из глуби небес поднялась чёрная туча...

Неграл опрокинул мачту... Факелы принесли Ануннаки, Их огнями они освещали землю. Грохот Адада наполнил небо... Шесть дней, шесть ночей бродят ветер и воды, Ураган владеет землёю.

При начале седьмого дня ураган спадает... Море утишилось, ветер улёгся, потоп прекратился. Я на море взглянул: голос не слышен, Всё человечество стало грязью, Выше кровель легло болото!..

В двенадцати днях пути виднелся остров,

К горе Низир приближается судно, Гора Низир от себя не пускает судна».

Вавилонские клинописи достаточно точно описывают местоположение го­ры Низир (Ницир). Это отрог гряды Курдистана между Тигром и низовьями р. Зеб. Итак, потоп продолжался не более недели. Грозовые ливни сочетались с подъёмом уровня Персидского залива, который покрыл Месопотамскую низ­менность до отрогов гор на её северо-восточном краю, куда и прибило потеряв­шее управление судно. Если судить по пути от г. Шуруппака до Низира, господ­ствовал южный ветер.

Описания потопа в «Гильгамеше» и, тем более, у Бероса можно было бы по­считать отголосками библейской легенды, которая к этому времени уже была за­писана, если бы не следующие обстоятельства. «Ниневийская» версия аккадско­го эпоса о Гильгамеше была записана, согласно традиции, «из уст» Син-лике-ун- нинни, урукского заклинателя, жившего, по-видимому, в конце П тыс.

с. 289-290]. Более древний фрагмент легенды, также на аккадском языке, был найден в Ниппуре - крупнейшем и древнейшем религиозном центре Нижней Ме­сопотамии. Наконец, там же были найдены фрагменты версии легенды на шу­мерском языке, датируемые временем правления царя Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.). В это время население Вавилонии разговаривало уже на восточно-семит­ских языках, а шумерский язык стал мёртвым языком священных текстов и клас­сической литературы. Поэтому можно полагать, что найденный текст воспроиз­водил существенно более древний источник.

Шумерская версия сохранилась лишь частично. Согласно этой версии пра­ведник Зиусудра (сходно с Ксисутрусом Бероса) был царём и жрецом бога Энки (аналог семитского Эа). От него Зиусудра узнаёт, что «Потоп пронесется надо всем миром, дабы семя человечества уничтожить» [От начала начал, 1997, с. 296]. Далее, после утерянного пробела, сообщается:

«Все злобные бури, все ураганы, все они собрались вместе.

Потоп свирепствовал надо всем миром.

Семь дней. Семь ночей.

Когда потоп отбушевал над Страною, Злобный ветер высокой волною отшвырял огромное судно, Солнце взошло, осветило небо и землю, Зиусудра в огромном своём корабле отверстие сделал, И солнечный луч проник в огромное судно» [Там же, с.

Далее вновь следует пробел, после которого мы узнаём, что Ан и Энлиль смягчились по отношению к спасшемуся Зиусудре,

«Жизнь долгую, словно богу, ему изрекли, Тогда они царя Зиусудру,

Кто имя жизни сберёг, человечества семя спас, Поселили его в стране перехода, в стране Дильмун, Там где солнце-Уту восходит...»

Таким образом, шумерская версия в основных чертах совпадает с более пол­ными версиями в эпосах об Атрахасисе и Гильгамеше и может считаться их ис­точником. Как отметил Дж. Фрэзер [1989], в сохранившемся шумерском тексте она непосредственно следует за краткой легендой о сотворении мира, согласно которой человек был создан раньше животных. В этом она сходна с яхвистским вариантом книги Бытие. Шумерская версия приобрела широкую известность в странах древнего мира вплоть до Египта и вполне могла послужить источником библейской легенды о потопе.

В шумерской версии и её переложениях в эпосах об Атрахасисе и Гильгаме­ше речь идёт о природном явлении, хотя и экстремальном, но вполне возмож­ном. Это продолжавшиеся 6 или 7 дней мощные грозовые ливни, сочетавшиеся с сильнейшим наводнением. Его источниками были не только дождевые, но и в большей мере нагонные воды Персидского залива при господствовавших юж­ных ветрах. Подобные явления, хотя и не в столь грандиозных масштабах, слу­чаются в регионе и сейчас в дождливые зимние сезоны. Уместно вспомнить в этой связи замечание Дж. Фрэзера [1989], ссылающегося на Генри Раулинсона, что 12 песен (таблиц) эпоса о Гильгамеше могут соответствовать 12 знакам зо­диака (месяцам вавилонского календаря). В таком случае одиннадцатая песня соответствует месяцу, посвящённому богу ветров Рамману и прозывавшемуся «проклятым месяцем дождей».

Следы грандиозного наводнения были обнаружены Л. Вулли [1961] в разре­зах шурфов и котлована, вырытых им при раскопках шумерского города Ура на

Евфрате. Широко известны «царские» гробницы Ура, древнейшие из которых Л. Вулли датировал 2800 г. до н.э. Под полом одной из царских гробниц Л.

В связи с этим Л. Вулли высказывает следующие соображения: «Если мак­симальная толщина слоя ила доходит до 3,5 м, вода должна была подниматься по крайней мере метров на семь с половиной. Во время такого наводнения на плоской низменности Месопотамии под водой оказалось бы огромное про­странство - километров пятьсот в длину и сто пятьдесят в ширину. Вся плодо­родная долина между горами Элама и плато Сирийской пустыни была бы зато­плена, все деревни разрушены и, очевидно, лишь немногие города, расположен­ные на искусственных холмах, уцелели бы после такого бедствия. Нам извест­но, в частности, что Ур не погиб, и в то же время такие селения как Эль-Обейд (Убейд) и Раджейбе были внезапно покинуты жителями и заброшены надолго или навсегда» [Вулли, 1961, с. 35].

Горизонты ила, которые можно было бы связать с сильнейшим наводнени­ем, обнаружены археологами также при раскопках других шумерских городов - Киша (позднейшего Вавилона), Шуруппака, Урука и Ниневии. Но их синхрон­ность остаётся недоказанной.

Непременным условием возможности столь высокого нагона вод Персид­ского залива было общее высокое положение уровня моря. Персидский залив очень плоский, и даже небольшой подъём уровня воды вызывает значительное изменение береговой линии в его северной части. Поскольку залив является ча­стью Месопотамского передового прогиба, его береговая линия изменялась в голоцене под воздействием трёх групп факторов.

Первый фактор - тектонический. Происходит общее прогибание террито­рии со средними скоростями не более первых миллиметров в год. На этом фоне на востоке прогиба растут молодые антиклинали. На юге они образуют остро­ва (Харк) или из островов становятся полуостровами и частями побережья (Бу­шер, Кух-е Даранг и другие). На севере, в наземной части прогиба, антиклина­ли формируют невысокие гряды. Скорость роста антиклиналей варьирует от долей миллиметра или 1 мм в год (Бушер) до 1 см/год (антиклиналь между Шу- шем, т.е. древней Сузой, и Ахвазом [Лис, 1957]).

Тектоническое опускание сочетается с выносом обломочного материала Евфратом, Тигром и их притоками. Он отлагается преимущественно в дельте. Скорость осадконакопления, коррелируемая с интенсивностью тектонических движений и эрозии в областях сноса, превышает скорость тектонического опу­скания. Поэтому дельта проградирует на юі с -восток. В итоге за последние 5000 лет береговая линия сместилась в сторону залива на расстояние до 300 км.

На эти два процесса накладываются эвстатические колебания уровня миро­вого океана и прежде всего его послеледниковый подъём. Как отмечено выше (см. рис. 7), последний пик скорости подъёма уровня моря (до 25 мм/год) был 9,5-9 тыс. лет назад. После этого скорость подъёма постепенно уменьшалась, но до начала V тыс. до н.э. она ещё оставалась достаточно высокой - несколь­

ко миллиметров в год. На фоне дальнейшего замедления скорости подъёма имело место её небольшое (до 3,5 мм/год) и непродолжительное возрастание в начале IV тыс. до н.э., вероятно, соответствующее пику атлантического оптиму­ма. Стабилизация скорости подъёма на уровне 1 мм/год наступила лишь в нача­ле III тыс. до н.э., после чего уровень моря испытывал лишь небольшие эвста- тические колебания. В Месопотамском прогибе их скорость стала соизмеримой со скоростями тектонического погружения и осадконакопления, приводя к свое­образным, хотя и не столь значимым для обитателей изменениям.

Таким образом, до середины V и в начале IV тыс. до н.э. эвстатический подъём уровня Персидского залива существенно превышал воздействия на него других факторов, в результате чего трансгрессия достигла максимума в начале IV тыс. Примерно тогда и имело место отложение ила в районе Ура, интерпре­тированное Л. Вулли как результат катастрофических ливней и подъёма вод за­лива и, возможно, послужившее источником шумерской легенды о потопе.

Чтобы оценить роль описанных природных событий в формировании шу­мерской цивилизации, обратимся к археологическим и историческим данным.

Первые поселения на юге Месопотамии возникли в самом конце VI тыс. до н.э. и относятся к культуре Эреду. Для неё характерны небольшие до­ма и храмы из сырцового кирпича. С самого начала экономика базировалась на ирригационном земледелии [Заблоцка, 1989]. Керамика обнаруживает элемен­ты сходства с распространёнными в Центральной и Северной Месопотамии са- маррской и халафской культурами, что, однако, не служит достаточным аргу­ментом в пользу северного происхождения культуры Эреду. В самом поселении Эреду на смену этой культуре в 4800-4700 гг. до н.э. приходит культура Хаджи Мухаммед, продолжившая прежние земледельческие традиции [Мелларт, 1982]. Она известна также в Сузиане и горных долинах Нуристана, причём Дж. Мел­ларт считает возможным достаточно уверенно предполагать продвижение культуры Хаджи Мухаммед из Южного Ирана в Месопотамию. Для её керами­ки, наряду с чертами сходства с халафской культурой, характерны местные эле­менты, а грубая керамика с большой примесью соломы определённо имеет за­падноиранское происхождение.

На базе этих двух культур в 4400-4300 гг. до н.э. сложилась культура, на­званная Л. Вулли убейдской (Эль-Обейд). Впрочем, многие исследователи не обособляют эти культуры, рассматривая их как ранние стадии убейдской. Носи­тели последней, испытав на первых порах влияние халафской культуры, позже стали продвигаться на север и северо-запад, где во второй половине V тыс. убейдская культура сменила халафскую и распространилась до оз. Урмия, гор Тавра, Киликии и северо-запада Сирии [Мелларт, 1982]. Развивается ирригаци­онное земледелие. Появляется соха. Возникают крупные поселения, вокруг ко­торых группируются более мелкие. Центрами больших поселений являются храмы, которые крупнее храмов эпохи Эреду, но возводятся на тех же местах. При этом из остатков разрушенных прежних храмов сооружаются платформы для новых. Храмы становятся резиденциями жрецов-вождей. В северных рай­онах распространения убейдской культуры отмечены успехи медной металлур­гии, но на юге Месопотамии медные изделия почти не встречаются. Керамика продолжает изготовляться вручную, достигая при существенном однообразии высокого совершенства.

Следующим шагом явилась урукская культура, представляющая шумер­скую цивилизацию и сложившаяся во второй половине IV тыс. до н.э. на базе экономических и социальных достижений убейдского периода. Керамика повсе­местно стала изготовляться на гончарном круге. Всё более развивается обра­

ботка меди. Храмовая архитектура эволюционирует от храмов, на платформах к ступенчатым башням-зиккуратам. Происходит дальнейшая концентрация жи­телей вокруг крупных поселений, перерастающих в города-государства. Преж­ние вожди-жрецы крупнейших поселений становятся правителями, совмещаю­щими административно-хозяйственную, военную и религиозную власть.

Усиление социального неравенства создает необходимость учёта перерас­пределяемой продукции, что приводит к возникновению около 3000 г. до н.э. или чуть позже пиктографического письма. И.М. Дьяконов [1989] обращает внимание на тождественность этой письменной системы в разных частях шу­мерского мира, что, по мнению И.М. Дьяконова, свидетельствует о её распро­странении из одного очага, которым, скорее всего, был Ниппур - религиозный центр и символ культурного единства шумеров. Через несколько столетий пик­тографическое письмо сменяется идеографическо-слоговой клинописью.

Централизация власти позволила существенно продвинуть ирригационно­мелиоративные работы и освоить новые территории. СIV тыс. от основных ру­сел начинают отводиться крупные каналы. Вдоль рек и каналов и располагают­ся главные города: Урук, Ур, Шуруппак, Ниппур, Киш, Умма, Лагаш, Гирсу и другие, объединённые в несколько государств, каждое из которых было связа­но единством мелиоративно-ирригационной системы. При их независимости, определявшейся разобщённостью освоенных территорий, шумерский мир со­хранял культурную общность, распространявшую свое влияние за пределы оби­тания шумеров.

Вопрос о происхождении шумеров дискуссионен. Они появились в Нижней Месопотамии не позднее начала IV тыс. до н.э., что оставило, след в топоними­ке поселений на самом юге Месопотамии. О весьма раннем их появлении свиде­тельствует и преемственность шумерской храмовой архитектурной традиции, восходящей к убейдскому периоду. Древнейшие пиктограммы можно прочитать лишь на шумерском языке. Очевидно, с IV тыс. Южная Месопотамия говорила по-шумерски.

Шумерский язык не находит аналогов среди других древних и современных языков. Вместе с тем, в нём выявлены три языковых слоя [Заблоцка, 1989]. Кроме собственно шумерского субстрата это, во-первых, семитский слой и, во- вторых, неизвестный язык дошумерских обитателей региона.

Восточные семиты жили преимущественно в более северных частях Месо­потамии. Они появились там, по крайней мере, не позднее шумеров и постепен­но перешли к оседлому образу жизни. В ранних шумерских текстах нередки се­митские имена. Вероятно, шумерская общность была не столько этнической, сколько культурной, причём чем дальше к северу, тем более были распростра­нены семитские языки, хотя в Южной Месопотамии ведущая роль принадлежа­ла, конечно, шумерам [Дьяконов, 1989].

Неизвестный язык вероятных предшественников дал шумерскому языку на­звания древнейших профессий (землевладелец, пастух, гончар, кузнец), некото­рых орудий (соха), ряд географических названий (Ниппур, Шуруппак и другие) и имена некоторых богов, например, Забаба [Заблоцка, 1989]. Очевидно, носи­тели этого языка были оседлыми земледельцами и скотоводами с развитыми ремёслами.

Опираясь на археологические и лингвистические данные, многие специали­сты полагают, что шумеры пришли с востока, из Ирана. Но сами шумеры со­хранили память об островах и побережье Персидского залива как своей праро­дине. Её называли райской страной Дильмун. Позднее это название сузилось и закрепилось только за современным островом Бахрейн, с которым Шумер вёл

оживлённую торговлю. Через Дильмун поступали лазурит и слоновая кость из Мелуххи, или Мелахи (индская цивилизация на северо-западе Индии) и медь из страны Маган (Оман). С середины III тыс. до н.э. с Бахрейна интенсивно поста­влялся жемчуг.

Можно полагать, что неизвестный слой в шумерском языке как раз и при­надлежал выходцам из Ирана, с которыми, возможно, были связаны культура Хаджи Мухаммед и развившаяся в значительной мере на её базе убейдская куль­тура. Но сами шумеры пришли с юга - из части Месопотамского прогиба, сей­час покрытой водами Персидского залива и отложениями дельты. Первые вол­ны эмигрантов могли внести вклад ещё в формирование культуры Эреду, с чем можно связать преемственность храмовой архитектуры от культуры Эреду до раннеисторической эпохи. О местоположении первичного ареала расселения косвенно могут свидетельствовать сходные с культурой Эреду археологические материалы, обнаруженные на южном побережье Персидского залива и п-ове Катар. Они датируются V тыс. до н.э. и не древнее 5000 г. [Антонова, 1982]. Не исключено влияние на создателей этих изделий культуры Хаджи Мухаммед, о чём, по мнению Дж. Мелларта, могут свидетельствовать некоторые находки в Саудовской Аравии.

Причиной эмиграции, основная волна которой пришлась на самое начало IV тыс. до н.э., скорее всего, был быстрый подъём уровня моря, вынудивший обитателей затоплявшейся низменной территории перебраться в более высокие места. Часть из них обосновалась на восточном побережье Аравии, п-ове Катар, островах Файлак и Бахрейн, где сформировала своеобразную культуру. Но ос­новная масса, вероятно, двинулась на север - в сходные равнинные условия Нижней Месопотамии. Вынужденная эмиграция, неумолимость её причины могли послужить источником легенды о потерянном Рае.

Но даже после того как шумеры обосновались в Нижней Месопотамии, уро­вень моря продолжал подниматься, побудив обитателей к обширным мелиора­тивным работам. Они, однако, не избавляли от наводнений и нагонных вод в зимние сезоны. Чтобы обезопасить от наводнений самое ценное достояние - храмы, их стали возводить на высоких платформах, благо для этого был мате­риал от прежних построек. Это развилось позднее в строительство зиккуратов. Вполне можно допустить, что подобные зимние наводнения (или сильнейшее из них) в сочетании с мощными грозовыми ливнями на фоне эвстатического подъ­ёма уровня моря и послужили источником легенды о потопе. В связи с этим уме­стно вспомнить о предположении Ю. Заблоцка [1989] об убейдском культе бо­жества воды, основанном на страхе населения перед её избытком. Предположе­ние основано на том, что зиккурат Энки, шумерского бога мудрости и почвен­ных вод, воздвигнут на месте культовых зданий, строившихся одно за другим с убейдской эпохи. С тем же культом может быть связано распространение в ико­нографии изображений парусных лодок.

Лишь после относительной стабилизации уровня моря к концу IV тыс. до н.э. ирригационные мероприятия стали более эффективными [D. Kennet, J. Kennet, 1996], резко возросло количество городских поселений и сложилась система древнейших городов-государств шумерской цивилизации. Крупнейшие города Урук, Ур, Лагиш, Нгирсу располагались в эстуариях и были в ту, эпоху морскими портами и центрами международной торговли. Позднее интенсивность осадконакопления превысила масштабы эвстатиче- ских изменений и тектонического опускания предгорного прогиба. Береговая линия стала отступать, и сейчас развалины указанных городов удалены от бе­рега Персидского залива примерно на 300 км. Прежде изолированные устья

Евфрата, Тигра, Диялы слились в единое русло Шатт-эль-Араб, продолжаю­щее их на юг.

Легенда о потопе существовала не только в Древней Месопотамии, но и у других народов: в Древней Греции, Древней Индии, у различных племен юго- востока Азии, Африки, Южной, Центральной и Северной Америки и островов Тихого океана [Фрэзер, 1989]. В большинстве упомянутых мест носителями ле­генды были народы, почти до современности лишённые письменности и пере­дававшие легенду устно. Поэтому она отражала, скорее всего, более поздние локальные катастрофы, причём в ряде случаев легенда сформировалась в сов­ременном виде лишь с распространением христианства. Особое положение за­нимают древнегреческая и древнеиндийская легенды.

Древнегреческий миф о Девкалионе, сыне Прометея, упоминается Геллани- ком и Пиндаром (V в. до н.э.) и позднее Платоном и Аристотелем (IV в.). Со­гласно Аполлодору (П в. до н.э.), «Зевс решил истребить людей бронзового ве­ка» движением гор (землетрясением?) и сильным ливнем, затопившим большую часть Греции. Но «Девкалион по совету Прометея построил... ковчег и... вошёл в ковчег вместе со своей женой Пиррой» и плавал 9 дней, пока не пристал к вы­сокой горе (Парнасу или, по другой версии, Отрису в Фессалии). Спасшись та­ким образом от потопа, Девкалион принёс жертвы Зевсу, и Зевс с помощью Девкалиона и Пирры восстановил человеческий род.

Паросский летописец, составивший в 265 г. до н.э. хронологическую табли­цу мифических и исторических событий, считал, что Девкалионов потоп был за 1265 лет до составления таблицы, т.е. в 1530 г. до н.э., что довольно точно сов­падает с принимаемым нами возрастом Великого Минойского извержения Сан- торина и предварившего его сильнейшего землетрясения (см. раздел 4.4). Поэ­тому можно допустить, что миф навеян реальными событиями этой катастро­фы - цунами при землетрясении или сильным ливнем, вызванным извержени­ем. Показательно, что он получил наибольшее распространение в Аттике - на Эгейском побережье Греции.

Несмотря на специфические греческие черты, легенда о Девкалионе имеет сходство с месопотамской версией потопа, причём в позднейшем изложении Лу­киана их сходство усиливается. Возможно, окончательная версия мифа сформи­ровалась не без влияния семитов, с которыми греки контактировали. В эллин­ском мире существовали и другие легенды о потопе, а некоторые древнегрече­ские учёные допускали его многократность.

Согласно древнеиндийской легенде о потопе, некий Ману пережил его в суд­не, построенном по рекомендации рыбы, которую Ману некогда спас. Она же привела его корабль к северной горе. Легенда не упоминается в Ведах, оконча­тельно сформированных между 1500 и 1000 гг. до н.э., когда индоарии уже по­селились в Индии, и впервые появляется в Сатапатха Брахмана, написанном не позднее VI в. до н.э. Тем не менее можно допустить, что индоарии заимствова­ли легенду у дравидских потомков создателей индской цивилизации - той самой Мелуххи, которая поддерживала тесные торговые и культурные контакты с шумерским миром и могла быть знакомой с месопотамской версией потопа.

Таким образом, распространённые у разных народов легенды о потопе ли­бо отражают те или иные локальные катастрофы, либо навеяны знакомством с библейским или древнемесопотамским источником. Последний, как показано выше, вполне мог основываться на реальных событиях, важнейшей предпосыл­кой которых был послеледниковый подъём уровня моря, достигший максимума в атлантический оптимум.