Мировой рынок нефти на рубеже 1960-1970-х гг.

ХХ век явился свидетелем энергетической революции (см. Приложение, схема 1). Будучи практически незаменимым сырьем для некоторых отраслей производства, к середине века нефть поистине превратилась в топливо современности.[113] С 1960 по 1973 гг.

Энергетическая революция, то есть переключение производственного цикла с угля, который имеет практически повсеместное распространение, на нефть имело серьезные геополитические последствия. Низкие издержки нефтедобычи в Персидском заливе (добыча 1 барреля в Мексиканском заливе составляла 0,45 долл., в Саудовской Аравии - 0,19 долл., а в Бахрейне 0,1 долл.[117]) стали причиной роста зависимости Запада от поставок «черного золота», производимого именно в этом регионе (см. Приложение, табл. 1, 2). К 1973 г. эта зависимость достигла в Европе 80%, в Японии — 90-92%, в США— 15-18%.[118]

Чисто практически переключение мировой экономики на дешевую ближневосточную нефть стало возможным благодаря несовершенному характеру нефтяного рынка, то есть исторически сложившемуся господству небольшого количества крупных корпораций в этом секторе. Вплоть до конца 1960-х гг. мировая нефтедобыча практически полностью контролировалась семью крупнейшими западными корпорациями - так называемыми «Семью сестрами»: British Petroleum, Royal Dutch Shell, Esso, Mobil (с 1999 г. вследствие слияния с Esso - ExxonMobil), SOCAL, Gulf Oil, Texaco (последние три компании в 2001 г.

Но так не могло продолжаться бесконечно. На рубеже 1960-70-х гг. на фоне циклического подъема экономики рост спроса на сырье и истощение самых богатых месторождений спровоцировали отставание производственной базы добывающей промышленности, что не могло не отозваться напряженностью на рынках и ростом цен на сырье. Так, по некоторым данным, с 1970 по 1973 г. уровень незадействованных мощностей в мире сократился с 3 МБД (миллионов баррелей в день) до критически низких 500 тыс. барр., что составляло менее 1% потребления нефти. [119] [120]Несмотря на эту тревожную тенденцию, в целом до начала 1970-х гг. механизм обеспечения развитых стран углеводородами работал бесперебойно. Отношения со странами-экспортерами были делом большого бизнеса, а не государств, и считалось, что эта модель отношений работает эффективно. Так, в одном из

докладов ЦРУ 1969 г. вероятность перебоев с импортом нефти в США в ближайшие 10-20 лет

120

оценивалась как крайне низкая.

Между тем и экономический, и политический ландшафт региона Ближнего Востока переживал серьезные изменения. 14 сентября 1960 г. лидерами Венесуэлы, Саудовской Аравия, Кувейта, Ирана и Ирака была создана Организация стран-экспортеров нефти, ОПЕК, под контролем которой оказалась большая часть всех доказанных мировых запасов «черного золота (см. Приложение, табл. 3).[121] Толчком к ее созданию стало единогласное снижение цен на нефть, предпринятое крупнейшими нефтяными компаниями.

По степени влияния ОПЕК на международную обстановку между 1960 и 1973 гг. можно выделить три этапа: вплоть до 1967-68 гг. эффективность деятельности организации практически сводилась к нулю. Причины этого - малый опыт работы и мощь нефтяных корпораций, противоречия внутри самой организации. На втором этапе (1968-1973 гг.) ОПЕК добилась значительных экономических успехов в борьбе за свои права: были повышены цены на нефть и доходы государств от ее продажи (в процентном отношении к суммам сделок), во всех странах была произведена частичная, а иногда и полная национализация нефтедобывающей промышленности. На третьем этапе после войны 1973 г. ОПЕК стала весьма значительной силой на международной арене, не считаться с которой было уже просто невозможно.

Несмотря на очевидные экономические противоречия в нефтяной сфере, поворотным моментом в деятельности ОПЕК стало политическое событие - Шестидневная война 1967 г., когда арабские страны-члены в первый раз испытали «нефтяное оружие», наложив эмбарго на поставки нефти в США, Великобританию и ФРГ, чтобы добиться от них прекращения поддержки Израиля.

Внутри ОПЕК по степени готовности проводить эти решения в жизнь можно выявить группировки, различия между которыми проходили по ресурсному и политическому показателю. В группу богатых, но малых по территории и населению государств входили ОАЭ (образованные в 1971 г.), Катар, Кувейт и Саудовская Аравия. Алжир, Венесуэла, Индонезия, Ирак, Иран, Ливия и Нигерия составляли вторую группу стран-членов ОПЕК, крупных по территории или более населенных. Эти государства в большей степени нуждались в увеличении доходов от продажи нефти. Влияние на мировой рынок нефти этих групп было примерно одинаковым, если брать во внимание процент их добычи от мирового уровня (см. Приложение, табл. 4).[129] В стан сторонников быстрого повышения цен входили Иран, Ирак, Кувейт и Ливия;[130] Саудовская Аравия и ОЭА занимали ярко выраженную умеренную позицию по этому вопросу.

При столь сложной внутренней архитектуре организации возникает вопрос, можно ли говорить о реальном существовании ОПЕК как целостности? Ответ будет скорее положительным. Сила ОПЕК состояла в общности целей, преследуемых ее членами, как революционной, так и умеренно-консервативной политической ориентации: защита суверенитета государств-членов при опоре на имеющиеся у них полезные ископаемые и обеспечение максимальных валютных поступлений в среднесрочном плане.[131]

Кроме этих двух групп в ОПЕК вырисовывается четкое ядро - арабские страны, конституировавшиеся в 1968 г.

Изначально, ОАПЕК замышлялась как организация, которая должна была предотвратить использование нефти в качестве политического оружия. Ее главной целью провозглашалась не унификация нефтяной политики, а сотрудничество умеренных правительств Ближнего Востока, так как введение эмбарго в 1967 г. поставило экономики стран-основателей ОАПЕК (Ливии, Кувейта и Саудовской Аравии) на грань краха. Но уже через год после учреждения ОАПЕК качественно меняется. Образование Ливийской Джамахирии в результате революции 1969 г. маркировало усиление роли радикалов в ее стане. Полковник Каддафи стал главным двигателем пересмотра отношений между государствами и частными компаниями, реализовав на практике положения XVI конференции ОПЕК 1968 г. Воспользовавшись особыми условиями, а именно высоким качеством своей нефти, выгодами географического положения вблизи Европы, большим количеством «аутсайдеров», т.е. мелких компаний на рынке (например, для американской компании Occidental Ливия являлась единственным источником легкой нефти[134]), в 1970 г., в первую годовщину создания Джамахирии, Триполи добился повышения справочных цен на 30%, до 2,51 долл.[135] Этим действием полковник открыл новую страницу в истории нефтяной промышленности - период переговоров между компаниями и правительствами, перемежавшийся то шантажом, то блефом, апогей и кульминация которого пришелся на 1973 г.

Вслед за Ливией, 14 февраля 1971 г., между арабскими странами и представителями 22 корпораций было подписано Тегеранское соглашение, согласно которому минимальный уровень налога на добычу увеличивался до 55%, цена на нефть повышалась на 35 центов (динамику роста цен на нефть см. Приложение, табл. 5).[136] Девальвация доллара в 1971 и 1973 гг. повлекла за собой повторный подъем цен в январе 1972 г. на 8,49%, а в июне 1973 г. на 11,9%.

За коррекцией цен и увеличением доли прибыли, отчисляемой в пользу государств, последовал и следующий шаг - переговоры по расширению участия национальных правительств в нефтяном производстве.[137] И здесь революционная Ливия вновь подала пример: в декабре 1971 г. ею была проведена национализация производственных мощностей компании British Petroleum в ответ на якобы вдохновленный Великобританией захват Ираном трех островов в Ормузском проливе, принадлежавших ОАЭ. Этот шаг не был лишен пропагандистского подтекста, имея целью продемонстрировать арабскую солидарность. Не менее значительным было его экономическое влияние: вслед за этим демаршем в Женеве стартовали крайне тяжелые переговоры между ОПЕК и компаниями о расширении участия правительств в производстве. Лишь в декабре 1972 г. стороны пришли к соглашению. Страны ОПЕК получали 25-процентный пакет акций в каждой нефтяной компании, действовавшей в их странах, с условием увеличения этой доли на 5% ежегодно. К 1982 г. они должны были завладеть 51% акций.[138] Данный процесс шел параллельно с созданием или увеличением веса и влияния национальных нефтяных компаний, в противовес международным. В конечном счете, это серьезным образом снизило потенциал влияния ТНК на мировой нефтяной рынок и открыло т.н. «эру ресурсного национализма» в нефтяной промышленности, достигшую расцвета в наши дни, когда, по данным Мирового банка, под контролем национальных компаний оказалось 75% добычи и 90% доказанных запасов полезных ископаемых.[139]

«Наступление ОПЕК» не могло не привлечь внимание правительств стран- потребителей. Однако изначально они заняли вполне умеренную позицию по этому вопросу отчасти потому, что страны-импортеры до 1972 г. вели переговоры преимущественно об увеличении доли прибыли государств от продажи нефти, а не о повышении цен как таковых, что не ставило под угрозу безопасность поставок нефти на Запад.[140] То, о чем просила ОПЕК, считалось в принципе приемлемым, поскольку норма прибыли в нефтяном секторе была очень высока: на каждые 10 центов, инвестированных в сектор, ТНК получали 68 центов прибыли.[141] Помощник госсекретаря США по политическим вопросам А. Джонсон во время встречи в сентябре 1970 г. с главами семью крупнейших компаний прямо заявил, что Госдепартамент не готов оказать им поддержку и выразил надежду, что фирмы «уступят требованиям правительств о повышении цен и увеличении доли их прибыли».[142] Наконец, как не раз подчеркивалось функционерами Белого дома в разных беседах, наблюдавшийся рост цен не слишком беспокоил США, поскольку их зависимость от импорта нефти из региона была незначительной - повышение цен в итоге ложилось на плечи европейцев и японцев, превращаясь в «конкурентное преимущество США».[143]

Важно отметить следующее: отдельные действия по оказанию порой символической помощи ТНК предпринимались по обе стороны Атлантики с той лишь разницей, что в Европе призывы остановить или хотя бы приостановить ОПЕК звучали громче, чем в США. При этом потребителям так и не удалось выработать единого плана действий в отношении картеля на этом этапе.

Причины этого крылись не только в более высокой степени зависимости европейских стран от нефти ОПЕК по сравнению с США, но и в различии структуры этой зависимости. Если США в значительной мере полагались на поставки «черного золота» из Ирана и Саудовской Аравии (Саудовская Аравия в 1971 г. поставляла 3,25%, Иран - 2,9%, Ливия 1,3%, Кувейт 1%, Ирак - 0,3% от общего объема нефтяного импорта США),[144] то европейские страны, согласно данным ЦРУ, покупали 30% всей импортируемой нефти в Северной Африки, прежде всего, в Ливии. [145] [146]Стоит ли говорить о том, что ведение переговоров с полковником Каддафи было более проблематичным, чем диалог с шахом Ирана. В связи с этим в ЕЭС пришли к выводу о необходимости оказания вербальной «государственной поддержки» компаниям гораздо раньше, чем в Вашингтоне. В 1972 г. Европейской комиссией был представлен доклад «Необходимость прогресса в энергетической политике Сообщества» с призывом выработать как можно скорее энергетическую политику, «которая гарантировала бы

146

определенный уровень поставок по приемлемым ценам».

Отдельные, хотя и окончившиеся ничем попытки координации действий развитых стран на случай сбоев с поставками начали предприниматься на уровне Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) еще в 1971 г. Однако и здесь мнения разошлись: США настаивали на необходимости создания значительных по своим размерам запасов нефти, которые могли бы послужить «подушкой безопасности» для экономик развитых стран в случае сбоя в поставках, в то время как союзники полагали, что создание и содержание таких запасов - слишком дорогое предприятие, которое не даст гарантий, что политически мотивированное эмбарго не случится.[147] Также с 1971 г., как следует из документов, обсуждалось создание механизма распределения нефти между союзниками в случае ЧП. Стратегам Старого и Нового Света не удалось договориться относительно общего подхода к распределению нефти, поскольку в США были готовы поделиться только той частью жидкого топлива, которая ввозилась ими из-за рубежа (не более 20%), Япония при этом настаивала на перераспределении, исходя из «общего потребления», а Франция - из «жизненно важных нужд», к которым она отнесла промышленность, исключив транспорт, - то, что являлось первой статьей расходов топлива в США. В целом Министерство финансов США выступало против того, чтобы американские ресурсы направлялись на спасение экономик развитого мира, подчеркивая необходимость добиться от союзников «ежегодного финансового участия в поддержании безопасности нефтяных поставок».[148]

Выработка западными странами согласованной платформы в отношении ОПЕК столкнулась с классической проблемой пределов сотрудничества, предопределенных различием энергетической зависимости и интересов, стоящих на карте ближневосточной политики для США и для их партнеров.

Что касается Вашингтона, то он ограничился предоставлением ТНК административной помощи, например, выдав компаниям разрешение вести переговоры с картелем «единым фронтом», что могло быть оспорено по антитрестовскому законодательству США.[149] 17 января 1971 г., по просьбе компаний Тегеран посетил Дж. Ирвин, заместитель государственного секретаря, с целью демонстрации единства фронта потребителей перед лицом ОПЕК и предупреждения возможного повышения цен на нефть. Последнего ему добиться не удалось, зато им были получены гарантии того, что страны Залива будут обсуждать ценовую политику отдельно от Средиземноморского радикального крыла ОПЕК.[150]

Безусловно, в дипломатических ведомствах развитых стран отметили поворотный момент в наступлении картеля, связанный с запуском переговоров об участии, однако, и на это смотрели как на логическое продолжение начатого процесса и пожелали остаться в стороне. В одном из меморандумов на имя Киссинджера по этому поводу говорилось: «Что бы ни предприняло правительство США, шанс того, что наши компании проиграют, велик. В таком случае (вмешавшись в переговоры на правительственном уровне - О.С.) мы растратим значительную часть политического капитала впустую».[151] Между тем, давление на Вашингтон со стороны «капитанов нефтяной индустрии» было внушительным. Так, еще в конце 1969 г. обсуждалась предстоящая встреча Никсона с «группой Рокфеллера» (главами нефтяных компаний), в ходе которой, по опасениям Киссинджера, ими могли быть выдвинуты предложения по урегулированию арабо-израильского конфликта во имя спасения бизнеса (Киссинджер полагал что речь пойдет о «прямом участии США» в переговорах между Израилем и Иорданией), к чему администрация на фоне эскалации войны во Вьетнаме была не готова.[152] В какой-то момент, в 1971 г., Киссинджер поддался на «уговоры» и попробовал было «замолвить слово» за бизнес в беседах с саудитами, но, как он будет позже вспоминать (со свойственным ему красноречивым раздражением), компании, добившись снижения цены до нескольких процентных пунктов, «отрезали его от переговоров»: «Я убежден, что нефтяные компании политически безответственны и на самом деле - идиоты, - сетовал он. - Их главная забота состоит в том, чтобы не раскачать лодку, т.е. сохранить доступ к нефти почти любой ценой. Главная же забота правительства США в отношении Саудовской Аравии должна состоять в том, чтобы предотвратить ее попадание под контроль еще одного Каддафи».[153]

Действительно, для США нефть была лишь одной из проблем в ключевом регионе, который хоть и осознавался как стратегический, но на фоне запуска политики разрядки с Москвой, затянувшейся дорогостоящей войны во Вьетнаме, розыгрыша китайской карты, явно не состоял в приоритетах внешней политики первой администрации Никсона. Ближний Восток, по сути, оказался отданным в ведение Госдепартаменту и госсекретарю У. Роджерсу, вес которого в проведении внешнеполитического курса был не сравним с Киссинджером.

В целом, рассмотрение проблемы нефти в Белом доме производилось при учете других измерений политики США в регионе - отношений с Израилем, Саудовской Аравией и Ираном. Поддержание «сильного Израиля» - главного союзника США в регионе - в эти годы окончательно и бесповоротно превратилось в константу внешней и внутренней политики

США. То новое, что принесла в ближневосточную повестку дня команда Никсона, касалось отношений с арабскими странами. В декабре 1968 г. избранный, но еще не вступивший в должность президент Никсон отправил на Ближний Восток своего личного представителя, бывшего губернатора Пенсильвании, У. Скрэнтона,[154] который по возвращении предложил осуществлять в отношении государств, вовлеченных в арабо-израильскую конфронтацию, «более сбалансированную политику». Именно в этом русле стоит рассматривать инициативы госсекретаря У. Роджерса по ликвидации последствий Шестидневной войны, а также расширение связей Вашингтона с Саудовской Аравией и Ираном. Последнее также определялось увеличением роли Большого Ближнего Востока как арены противостояния сверхдержав, переместившегося в условиях разрядки на периферию биполярного мира. [155]

В условиях выведения войск Великобритании из региона и роста опасений возникновения вакуума силы, на фоне активизации сотрудничества СССР с Египтом и Ираком (в 1971 и 1972 гг. с ними были заключены соответствующие договоры)[156] США ускорили взятый еще в 1950-е гг. курс на сближение с умеренными режимами Ирана и Саудовской Аравии, что получило в литературе название «стратегии опоры на два столпа» (twin-pillar strategy).[157] Как показывает, например, интересное исследование А.С. Купера, эти отношения были не совсем «twin», так как вес Ирана и Саудовской Аравии в этой паре был далеко не равным. Начало реализации этой стратегии не было напрямую вызвано проблемой нефти,[158] так как США, прежде всего, беспокоила военно-стратегическая сторона дела, однако, запуск данного курса возымел самое прямое отношение к ситуации, в которой оказался нефтяной рынок в 1973 г.

Выбор Ирана и Саудовской Аравии в качестве стратегических партнеров был не случаен. И тот факт, что вместе эти страны добывали до 50% нефти ОПЕК, также сыграл свою роль.[159] Иран, при этом, являлся крупнейшим неарабским государством региона и обладал относительной свободой рук, которую Саудовская Аравия, по канонам панарабизма, иметь не могла. В то же время, авторитет королевства, хранителя святынь ислама, в исламском мире был непререкаем, что несколько уравновешивало поистине имперские амбиции шаха Пехлеви. Ирану в это время пророчили судьбу «Японии Западной Азии». Как позже будет вспоминать

президент Франции Д’Эстен, цель шаха состояла в том, чтобы превратить Иран в третье по

160

уровню развития государство мира.

США проводили целенаправленный курс опоры на Иран вплоть до середины 1970-х гг., с четко выраженной вторичной ролью Саудовской Аравии, что может быть объяснено слабостью вооруженных сил королевства,[160] [161] а также выгодностью географического положения Ирана, имевшего общую границу с СССР и предоставлявшего свою территорию Вашингтону для строительства баз слежения. Решение Никсона превратить Иран в «жандарма Залива» было принято окончательно по итогам визита шаха Пехлеви в Вашингтон осенью 1969 г., который проходил на фоне Ливийской революции, окрасившей оценки угроз в алармистские оттенки. Теоретическое обоснование этому было дано доктриной Никсона,[162] которая легитимировала широкую покупку Тегераном американского оружия. Как это видно из документов, лично Г.Киссинджер, а также шеф ЦРУ и будущий посол США в Тегеране Р. Хелмс были сторонниками этого курса. Последний даже «замял» расследование, инициированное в сентябре 1970 г. Министерством обороны США, целью которого было выяснение угроз национальной безопасности Ирана и их соответствия запрашиваемому оружию.[163] 25 июля 1972 г. было объявлено о решении правительства США продать Ирану две эскадрильи F-4 и F-5 три эскадрильи F-15 и несколько самолетов F-14, оснащенных ракетой «Феникс».[164]

Оплата столь внушительных военных расходов могла быть осуществлена только из одного источника - за счет повышения цен на нефть и доходов стран ОПЕК от ее продажи. Еще в марте 1969 г. во время своего визита в Вашингтон в связи со смертью бывшего президента США Д. Эйзенхауэра, шах Ирана предложил США «секретную сделку» по продаже 1 МБД нефти со скидкой в 1 долл., получив в ответ обещание Никсона «повысить доходы Ирана от продажи нефти либо через предоставление ему специальной квоты на поставки нефти, либо через оказание давление на членов Иранского нефтяного консорциума[165] с целью повышения добычи нефти в Иране».[166] Как позже вспоминал министр иностранных дел Ирана А. Захеди, в мае 1970 г., после встречи министров иностранных дел СЕНТО в Вашингтоне, президент Никсон отозвал его в сторону и попросил передать шаху, что «он может поднять цены настолько высоко, насколько он хочет, коль скоро эти деньги будут служить на благо народа Ирана».[167] Таким образом, начало «наступления ОПЕК», было, по сути дела, согласовано с президентом Никсоном. Принимая такое решение в Вашингтоне, очевидно, не предполагали, что пересмотр дел в нефтяной сфере зайдет так далеко.

Повышение доходов от продажи нефти было необходимо и второму столпу политики США в регионе — Саудовской Аравии, которая стала получателем американского оружия примерно в то же время, что и Иран. В мае 1971 г., то есть спустя 5 месяцев после заключения Тегеранского соглашения между ОПЕК и компаниями, во время официального визита короля Фейсала в США на суд экспертов был представлен комплексный проект развития Саудовской Аравии стоимостью в 1 млрд. долл.,[168] а в 1972 г. в недрах американского оборонного ведомства была разработана программа модернизации вооруженных сил королевства, делавшая ставку на развитие ВВС.

Что касается роста нефтяных доходов, то Саудовская Аравия в них нуждалась не столь сильно, как Иран, однако, саудовские нефтедоллары были важны для большой стратегии США в регионе в связи с возраставшим, хоть и постепенно, дипломатическим значением королевства в арабском мире. После Хартумской конференции 1967 г., принявшей знаменитые «Три Нет» («нет существованию Израиля, нет миру с Израилем, нет переговорам с Израилем»), королевство стало ежегодно выплачивать по 140 млн. долл. помощи Египту и Сирии,[169] что стало своеобразным проводником его влияния на Каир, особенно усилившегося после смерти Насера. Как отмечал Г. Киссинджер в одном из своих сверхсекретных меморандумов в этой связи, Саудовская Аравия стремилась снизить влияние СССР в Египте, египтяне стремились показать свою независимость от СССР, что и было «главной целью нашей политики в регионе».[170] Аналогичным было и положение с Сирией, которая считалась главным ставленником СССР на Ближнем Востоке. После прихода к власти Х. Асада вследствие военного переворота в конце 1970 г. Дамаск не только установил отношения с Кувейтом, ОАЭ,[171] но и высказался за налаживание отношений с Великобританией.[172]

Дипломатическая активность королевства имела оборотной стороной сокращение его финансовых резервов. В 1970 г. королевство даже столкнулось с проблемой выбора: отдать ли приоритет покупке оружия или финансированию программы экономического развития. Выплата же Хартумской помощи Каиру и Дамаску в тот год наполовину была возмещена нефтью.[173] В свете этого, в Вашингтоне смотрели положительно на повышение доходов правительства Саудовской Аравии от продажи нефти и не видели необходимости «биться» за позиции ТНК в странах ОПЕК.

Заметим, что еще в 1969 г., аналогично шаху Ирана, король Саудовской Аравии обсуждал с президентом Никсоном вопрос получения квоты для нефти своего государства на рынке США. Во второй раз эта тема была поднята в сентябре 1972 г. всесильным министром нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейхом Ахмедом Заки Ямани в беседе с Дж.Ирвином, когда он предложил Вашингтону подписать договор, гарантировавший особое положение саудовской нефти на американском рынке.[174] Это предложение сопровождалось политическими заявлениями, весьма благоприятными для западных стран: 4 августа 1972 г. король Фейсал в интервью египетскому еженедельнику Al Musawwar опроверг возможность использования нефти в качестве инструмента политического давления на Запад.[175]

Отказывая Саудовской Аравии и Ирану в предоставлении квоты и в подписании «специального соглашения», администрация США руководствовалась целым букетом соображений: нежеланием биться с Конгрессом за эти квоты, опасением попасть в зависимость от одной из стран в таком стратегически важном вопросе, как поставки нефти, тревогой, что это спустит курок конкурентной борьбы за заключение аналогичного рода соглашений между арабскими и европейскими странами, нежеланием говорить «Нет» давним и надежным поставщикам нефти из латиноамериканского региона.

Однако в этом уравнении со многими неизвестными была одна постоянная - нарастающая радикализация «арабской улицы» в условиях отсутствия прогресса в ближневосточном урегулировании. Дело было даже не в «особых отношениях» США с Израилем, а в том, что Белый дом не смог адекватно ответить на все более настойчивые требования арабской стороны разрешить арабо-израильский конфликт.[176] Несмотря на запуск отдельных инициатив У. Роджерсом, а также на обсуждение по «тайному каналу» проблемы Ближнего Востока в 1971-1972 гг. Киссинджером и послом СССР в США А. Добрыниным в рамках подготовки визита Никсона в Москву в 1972 г., на московском саммите были согласованы лишь 10 пунктов «Общих рабочих принципов решения конфликта на Ближнем Востоке», которые так и остались тайной для публики. Такие результаты рассматривались региональными игроками как неудовлетворительные, хотя такой исход был легко объясним - слишком много других проблем «висело» на повестке дня сверхдержав в мае 1972 г. Как прямо заявил Никсон, «Ближний Восток не является такой острой проблемой, какой является сейчас Вьетнам, однако в перспективе эта проблема значительно серьезнее». Он же заметил, что вокруг данного конфликта накипело слишком много страстей, и высказал мнение, что «никакое публичное выступление не силах его разрешить - добиться урегулирования можно, только если две сверхдержавы окажут влияние в конфиденциальном порядке».[177]

В итоге, произошло слияние экономического и политического вектора взаимоотношений США с арабскими странами. Состояние «ни войны, ни мира» не устраивало Белый дом, но в 1972-1973 гг. он был готов лишь поддерживать хрупкий баланс сил в регионе, как об этом прямо заявил в интервью израильскому телевидению заместитель госсекретаря Дж.Сиско в августе 1973 г.[178] На этом фоне Египет, для которого, как напишет в своей автобиографии президент А. Садат, результаты Московского саммита стали ударом,[179] и Саудовская Аравия достигли консенсуса в отношении силового, военного сценария пересмотра положения дел. В обстановке, когда значение ближневосточной нефти только возрастало для развитого мира, мысль о возможности и необходимости «нефтяной атаки» в случае следующей войны витала в воздухе.[180] Радикальные члены ОПЕК договорились об объявлении эмбарго на поставки нефти в развитые страны в качестве меры давления на США еще в ноябре 1972 г., на семинаре, прошедшем в Багдаде (Саудовская Аравия, Кувейт и Иран не принимали в нем участия).[181] Но умеренное крыло арабского лагеря недолго оставалось в стороне. Уже 6 января 1973 г. Национальная ассамблея Кувейта приняла резолюцию об использовании нефти как оружия в случае очередной вспышки насилия в регионе.[182] [183] 9 апреля в журнале Newsweek было опубликовано интервью с президентом Египта А. Садатом, в котором он пригрозил «нефтяной атакой» в случае новой войны с Израилем. Во время визита короля Фейсала в Каир в начале июня 1973 г. было получено согласие крупнейшего производителя, Саудовской Аравии, на участие в «нефтяной атаке», что стало залогом ее эффективности.[184] Из мемуаров президента Египта следует, что летом 1973 г., решение о войне с Израилем было уже принято. Военные планы же были разработаны еще в конце 1972 г.[185] Садат также написал, что именно король Фейсал попросил не останавливать боевых действий через несколько дней после их начала, чтобы можно было показать всему миру «сплоченный воедино арабский мир»: «Фейсал был героем нефтяной войны. Нефть есть душа западной цивилизации. И он прекрасно знал, что арабы в силах сокрушить эту душу».[186]

Эти подвижки в арабском мире не остались незамеченными. В самом Вашингтоне план действий правительства на случай нефтяного эмбарго был разработан еще в 1972 г.[187] На фоне перебоев со снабжением топливом аномально холодной зимой 1972-1973 гг. там пришли к осознанию необходимости увеличить правительственное вмешательство в сферу энергетики. В этой связи в апреле 1973 г. впервые в истории президент Никсон выступил с национальной энергетической программой.[188] Таким образом, к 1973 г. в США рассматривали применение «нефтяного оружия» как возможный, но маловероятный сценарий развития событий, присутствовало понимание рисков и «узких мест» в энергетической обороне развитого мира, однако конкретных шагов по предупреждению ситуации так и не было предпринято.

Это было тем более странно, поскольку и компании, и дружественные США правительства неоднократно предупреждали Белый дом о готовившемся. Еще в 1972 г. Киссинджер донес до Никсона слова шейха Ямани, что «отношения Саудовской Аравии и развитых стран должны стать улицей с двусторонним движением, политическим и экономическим». При этом министр заметил, что король Фейсал испытывает огромное давление со стороны арабского радикального лагеря. В апреле 1973 г. шейх вновь прибыл со специальным поручением от короля - убедить президента Никсона предпринять шаги в ближневосточном урегулировании. Позже он сравнивал свои беседы с Киссинджером, министром финансов Дж. Шульцем и зам. госсекретаря Дж. Сиско в тот свой приезд с «разговором глухих».[189] [190] 3 мая 1973 г. на встрече c президентом ARAMCO, американского нефтяного консорциума, действовавшего в Саудовской Аравии, король Фейсал указал на то, что поддержка Израиля мешает плодотворному экономическому сотрудничеству между Вашингтоном и Эр-Риядом. Дальнейшая реализация такой политики могла ввергнуть Аравию в полную изоляцию, и перед лицом такой угрозы королевство могло быть вынуждено отказаться от отстаивания интересов США.[191] 14 мая 1973 г., в день очередной годовщины появления Израиля на политической карте мира Алжир, Ирак, Кувейт и Ливия на один час приостановили добычу нефти.[192] [193] Наконец, с начала 1973 г. функционеры ARAMCO, как это следует из интервью с ее директором, организовали кампанию среди представителей крупнейшего бизнеса США с тем, чтобы донести до Белого дома всю опасность «одержимости» короля Фейсала «страданиями арабского народа» и тем фактом, что его

193

постоянно ассоциируют с «неверными» американцами.

Лишь очень немногие политики и общественные деятели США выступали с призывами сделать шаг навстречу арабам. Так, Дж. Экинс, будущий посол в Саудовской Аравии, в апрельском номере Foreign Affairs за 1973 г. назовет вероятным рост цен на нефть до 4-5 долл. и выскажет опасения по поводу того, что «отношения с арабами не являются добросердечными». Он также, вопреки мнению разведсообщества о низкой эффективности эмбарго против США, заявит о разрушительном эффекте «перекрытия крана», мотивируя это тем, что импорт ближневосточной нефти вырос с 1967 по 1973 гг. с 500 тыс. до 8-10 млн. баррелей в день.[194] Наиболее общее мнение американцев, тем не менее, на этот счет, можно выразить следующей цитатой из The Wall Street Journal: «Угрозы прекратить поставки нефти в случае войны с Израилем - всего лишь фиговый листок, прикрывающий истинное устремление стран ОПЕК превратиться из резервуаров нефти в промышленно развитые страны».[195]

Рассуждая о причинах того, почему все вышеописанные тревожные сигналы не получили верной интерпретации в Вашингтоне, помимо уже озвученного фактора приоритетов внешней политики США, можно добавить и внутриполитические соображения: разворачивавшийся в 1973 г. Уотергейтский скандал отнимал все больше сил и внимания политической элиты, что в итоге, по признанию самого президента и ряда исследователей, помешало разработке правильной стратегии в отношении Ближнего Востока.[196] Что касается ОПЕК, то успех экономической политики предыдущих лет уверил ее участников в возможности получения полного контроля над нефтяной промышленностью. Положительный опыт ведения переговоров с компаниями дал ее арабскому крылу основания рассчитывать на успешность применения нефти как политического оружия против сторонников Израиля, что и было произведено в ходе Октябрьской войны 1973 г.

Итак, мировой рынок нефти пережил в конце 1960-1970-х гг. серьезные перемены. Они были обусловлены и подготовлены политическими и экономическим событиями конца 1960- начала 1970-х гг. Согласившись на пересмотр прежней системы функционирования нефтяной промышленности в рамках более широкой стратегии на Ближнем Востоке, США как лидер западного мира вскоре были вынуждены столкнуться с непредвиденными последствиями. Завершение эпохи «Семи сестер» и начало режима ОПЕК в нефтяной политике, переведение нефтяной проблемы из русла корпоративно-государственных переговоров на уровень мировой политики предопределило высокое влияние нефтяного фактора на модификацию структуры международных отношений в 1970-е гг.

1.2.