Октябрьская война 1973 г. и энергетический кризис 1973-74 гг.

В полдень 6 октября 1973 г. совместным наступлением сирийских и египетских армий на позиции израильтян началась четвертая арабо-израильская война, вошедшая в историю, как Октябрьская война или война Судного дня (Йом Киппур) по отмечавшемуся в тот день еврейскому празднику.

Начавшись как классический локальный конфликт, эта война не только стала лакмусовой бумажкой политики разрядки, но и переросла в системный конфликт с поистине глобальными последствиями. Будучи инициированным местными силами[199] [200] - и в этом смысле, являясь скорее исключением из правил холодной войны, чем их подтверждением, - через 8 дней после начала этот конфликт перерос в классическую «войну по доверию». С 10 октября советские Ан-12 и Ан-22 совершили, по данным ЦРУ, 920 рейсов, доставив в Египет и Сирию около четырех тысяч тонн различных военных материалов на сумму в 2 млрд. долл. 14 октября США, в свою очередь, открыли воздушный мост, доставлявший в Израиль до 1000 тонн грузов в день.

Несмотря на то, что война Судного дня стала поединком американского и советского оружия,[201] переговоры между руководством СССР и США о путях разрешения конфликта начались сразу же после вспышки насилия.

Резолюция предусматривала прекращение огня в течение 12 часов на занимаемых к тому моменту позициях и немедленное начало переговоров между сторонами под «соответствующей эгидой» (under appropriate auspices).[202] [203] Но арабские государства и Израиль продолжили боевые действия, обвиняя друг друга в несоблюдении прекращения огня, за что удостоились быть названными госсекретарем Киссинджером в беседе с английским послом Р.Барингом «маньяками».[204] [205] Часть исследователей полагают, что такие самостоятельные действия Израиля и Египта выходили за рамки поведения, очерченные правилами разрядки, и

205

грозили серьезными, непредсказуемыми, последствиями.

И действительно, 24 октября 1973 г. стало одним из самых «горячих» дней в истории холодной войны. В этот день в Вашингтоне получили достаточно резкую телеграмму Л.И.Брежнева, в которой он выражал готовность СССР пойти на односторонние действия, чтобы добиться от Израиля соблюдение прекращения огня: «Мы столкнемся с необходимостью рассмотреть вопрос о принятии требующихся мер в одностороннем порядке»,[206] - гласила она. Ответ президента Никсона был не менее резок - приведение американских войск, базировавшихся в Европе, в состояние повышенной боевой готовности без извещения об этом самих европейцев,[207] действие, которое предпринималось Вашингтоном после 1945 г. лишь трижды: в 1962 и в 1973 гг. и после терактов 11 сентября 2001 г.

Важно отметить, что даже в условиях такого накала политических страстей, канал связи между Москвой и Вашингтоном не прерывался - и это, несомненно, было плодом политики разрядки.

17 октября 1973 г. в Кувейте состоялось экстренное совещание министров нефтяной промышленности стран-членов ОАПЕК, по итогам которого было введено эмбарго на экспорт нефти в страны, поддерживающие Израиль, и принято решение о снижении уровня добычи на 5% в месяц до тех пор, пока не будет найдена формула разрешения конфликта (см. Табл. 1).

Табл.1. Добыча нефти ОАПЕК и ОПЕК в 1973-1974 гг., в МБД.

Источник: CIA Report.

Oil Developments. 20 M

208 Добрынин А.Ф. Указ. соч. С. 275.

209 Там же. С. 274.

210 Telegram from AmEmbassy Brussels to SecState WashDC. 1973. 1973. November 14. Fiche 17. RNNSF. RSC

arch, 1974. DDRS.

Арабским саммитом в верхах, проходившим в Алжире 4 декабря, была принята секретная резолюция, которая поощряла дальнейшее использование «нефтяного оружия», приняв во внимание «значимость экономического фактора в борьбе против врага и необходимость использовать все оружие, имеющееся в распоряжении арабского народа».[208] Кроме того, цены на нефть повышались на 70%, до 5,12 долл.[209] Эти действия были предприняты в ответ на открытие воздушного моста США в Израиль, что, как были убеждены арабы, изменило баланс сил на поле боя в пользу еврейского государства.[210] В период с 23 по 28 октября эмбарго было распространено на Нидерланды, Португалию, Данию, Родезию, ЮАР. Ввиду того, что голландский порт Роттердам был главной «нефтяной» гаванью Европы (остальные порты были просто технически не приспособлены принимать танкеры), решение ОПЕК автоматически означало резкое снижение поступлений «черного золота» на европейский рынок (см. Табл. 2). 4 ноября было сообщено о дополнительном сокращении добычи нефти на 25%,[211] а также о разделении всех западных стран на «дружественные» и «недружественные» с целью применения селективного эмбарго.

Табл.2. Потребление нефти в период действия арабского эмбарго в 1973-1974 гг., в МБД.

Источник: CIA Report.

nternational Oil Developments. 20 March, 1974. DDRS.

Принципиально важно, что инициаторами «нефтяной атаки» выступили консервативные члены ОАПЕК, что способствовало резкому росту их авторитета в арабском мире. Глава Центра ближневосточных исследований Гарвардского университета Н. Сафран, комментируя данное обстоятельство, обратил внимание, что огромный рост доходов от продажи нефти за последние годы, превосходящий текущие потребности, обеспечил арабов сравнительной свободой действий в применении «нефтяного оружия». Уход Насера с арабской сцены придал королю Фейсалу уверенности в том, что он сможет сам контролировать «нефтяную атаку», от начала и до конца. Казалось, что радикальные игроки, Ирак и Ливия, на какой-то момент сдали свои позиции, поскольку непримиримость их риторики не возымела такого эффекта, которого сумела добиться «тихая дипломатия» Эр-Рияда.[212] [213] Важно отметить, что в долгосрочной перспективе такая перегруппировка сил внутри арабского лагеря была даже выгодна Вашингтону.

Эффективность «нефтяной атаки» стала индикатором зрелости ОПЕК. Собственно говоря, вышеперечисленный комплекс мер был предпринят сугубо арабским филиалом - ОАПЕК, но для того, чтобы эмбарго не потерпело фиаско, важно было добиться поддержки со стороны неарабского сектора ОПЕК. И это было сделано: общее увеличение уровня добычи нефти в Венесуэле, Иране, Индонезии и Нигерии составило лишь 0,34 млн. баррелей, что не могло сравниться со снижением добычи ОАПЕК (4,5 млн. баррелей при общем уровне добычи в 20 млн. баррелей).[214] Дабы ни один из членов организации не «остался в обиде», было найдено компромиссное решение в виде резкого увеличения цен на нефть. 23 декабря 1973 г. очередная конференция ОПЕК санкционировала единовременное повышение цен на «черное золото» на 128% по сравнению с октябрьским уровнем, до 11,65 долл.[215] Этот день можно считать датой окончания «эпохи дешевой нефти» в мировой истории.

Для США «нефтяная атака» не была абсолютным сюрпризом: как мы уже говорили выше, ее рассматривали как вероятное, но не очень возможное развитие событий.

Марокко и Алжира) с Никсоном, в ходе которой президент пытался - как оказалось, тщетно -

убедить их в своем стремлении к мирному урегулированию на Ближнем Востоке и по итогам

220

которой министры заявили журналистам, с «видом хороших мальчиков», что они провели «плодотворную беседу» с президентом и его помощником Киссинджером. В ходе отдельной встречи с министром Саудовской Аравии, президент также пытался объяснить, что поставки оружия Израилю имеют «отношение к советско-американским делам, а не направлены против

них, арабов»,[217] [218] [219] однако, Эр-Рияд просто отказался смотреть на этот конфликт с глобальной

222

точки зрения.

В целом, сказать, что «атака ОПЕК» вызвала шок в западном мире - значит не сказать ничего. Осознание случившегося приходило постепенно. Например, уже 18 октября 1973 г. The New York Times напечатала статью с красноречивым названием «Нефтяной гамбит», а The Washington Post охарактеризовала произошедшие перемены как «новую ближневосточную реальность»,[220] добавив, что война в который раз изменила до неузнаваемости Ближний Восток, опровергнув «привычные клише об арабах, русских и нефтяных интересах». Номер The Business Week за 20 октября вышел с говорящим заголовком - «Арабский век». В декабре 1973 г. нефтяной рынок, как напишет в своем исследовании Фр. Парра, находился в состоянии того, что можно назвать паникой: «Никто не знал, что такое рынок, куда он движется, как он связан с теми ценами, что назначает картель. На самом деле, рынок был все еще очень слаб, он не был институализированПросто какая-то серия несопоставимых друг с другом сделок, о которых хаотично сообщалось в трейдерской прессе».[221] Цена нефти, между тем, по отдельным сделкам доходила до 17 долл. Как вспоминали в своих воспоминаниях функционеры ARAMCO, тогда же мировой рынок нефти впервые пережил приступ искусственного роста спроса, вызванного психологическим ожиданием дальнейшего повышения цен и желанием сыграть на опережение (leapfrogging).[222]

Двойной залп «нефтяной атаки» - наложение эмбарго и четырехкратное повышение цен на «черное золото» ввергли мировую экономику в жесточайший кризис, небывалый со времен Великой депрессии. Кабинет Великобритании заявил об этом уже на заседании 4 декабря

1973 г.[223] Хотя само по себе эмбарго продлилось до марта 1974 г. (для Нидерландов - до июня), решение ОПЕК о повышении цен на нефть (за 1973 г. суммарный рост цен на жидкое топливо составил 400%) ввергло платежные балансы развитых и развивающихся, но не добывающих нефть стран в глубокий минус,[224] обернувшись колоссальным перетоком капитала из развитого мира в страны ОПЕК (см. Приложение, табл. 6). Эти процессы не могли не повлечь спада в промышленном производстве.[225] В 1975 г. он достиг низшей точки: промышленный индекс Dow Jones спустился до 577 пунктов, с 1052 в 1973 г., показав рекордную скорость падения с 1929 г. Особенностью этого кризиса стала так называемая стагфляция - высокий уровень безработицы, сочетавшийся с высоким уровнем инфляции. Так, в 1975 г. безработица в США достигла 8,5%, причем этот показатель оставался повышенным все 1970-е гг., стабилизировавшись на отметке в 6%. Средний показатель для стран ОЭСР составлял 5% (см. Приложение, табл. 7). Замедлились и общие темпы роста экономик западных стран: если в 1960-е гг. они составляли 5%, то для 1970-х гг. эта цифра едва достигала 3,2%.[226] Зимой 1973-1974 гг., в связи с нехваткой топлива на заправочных станциях, США стали свидетелями километровых очередей за бензином, вызванных введением правительственного распределения топлива по штатам, порой доходившего до курьезов. Например, по четным числам заправлялись только те автомобили, номера которых заканчивались на четное число, и наоборот в нечетные дни. [227] Судя по справке, поступившей в центральный аппарат МИД СССР из посольства в Бонне, по свидетельству статс-секретаря федерального Министерства экономики Роведдера, ФРГ в январе 1974 г. уже отпечатала талоны на бензин,[228] хотя в итоге, до рационирования в таких формах дело так и не дошло. В те месяцы, например, Нидерланды пережили серию «воскресений без машин», министры пересели на велосипеды, а правительство запустило целую программу по приспособлению городов к велосипедному движению - нечто, что в наши дни воспринимается как сама собой разумеющаяся часть голландского пейзажа.

Наконец, рост цен на энергоносители не мог не обернуться валообразным ростом цен на другое сырье и товары. После успеха ОПЕК мир поразила «эпидемия картелизации». Так в

1974 г. семь государств объединились в Международную ассоциацию бокситов, осуществив повышение цен с 2,5 до 15 долл. за тонну. В том же году цена на кофе выросла с 63 до 71 цента, а на фосфаты с 5,66 до 18 долл. за тонну.[229]

Иными словами, экономический эффект энергетического кризиса 1973-1974 гг. был огромен. Преодоление последовавшего за ним системного кризиса потребовало времени, смены парадигмы политической экономии (отказ от неокейнсианства в пользу монетаризма), проведения технологической революции, которая в итоге вывела развитый мир на новую, постиндустриальную стадию развития - наукоемкую, энергетически и ресурсно эффективную.

Сходясь во мнениях относительно всестороннего влияния кризиса 1973-1974 г. на человечество, ученые так и не пришли к консенсусу о его причинах. Одни из них придерживаются версии политической ангажированности решения ОАПЕК.[230] Д. Ергин пишет о том, что основная цель ОПЕК состояла в том, чтобы расколоть западный мир и использовать противоречия внутри него в свою пользу.[231] По мнению К. Белоусовой,[232] дирижер арабского выступления, король Фейсал, налагая эмбарго, желал предотвратить сближение Израиля и Египта, однако эффект этого начинания оказался обратным.

Другая группа ученых разделяет экономический взгляд на природу «нефтяной атаки». С.Бромли говорит о том, что глубинной причиной произошедших событий явилась эволюция международного режима распоряжения нефтью, а именно переход от рынка потребителей к рынку производителей, положивший конец экономическому буму и ставший причиной модификации системы, основанной на гегемонии США.[233] В том же духе высказывается американский экономист и историк Д. Дауд, подчеркивавший, что решения нефтяного картеля следует рассматривать с учетом высокой инфляции, наблюдавшейся еще до октября 1973 г.[234] «Экономическая» версия причин кризиса находит подкрепление и в выступлениях официальных лиц.[235] Так, например, в экономическом докладе президента Никсона за 1973 г. одной из причин рывка цен на нефть называется то, что в течение всего послевоенного периода (с 1947 по 1971 гг.) рост цен на сырье серьезным образом отставал от роста цен на остальные товары (13,1% и 53,4% соответственно).[236]

Часть исследователей, разделяющих версию об экономической природе кризиса, называют несбалансированность спроса и предложения на нефтяном рынке его объективной причиной. В частности, они обращают внимание на негативные последствия контроля цен на бензин, введенного президентом Никсоном в 1972 г. в качестве мер борьбы с инфляцией. Искусственно закрепив цены на внутриамериканском рынке на уровне ниже мировых, правительство поддерживало высочайшие темпы роста спроса на нефть и нефтепродукты, «аппетит американцев к нефти».[237] И эта точка зрения также нашла отражение в официальной риторике: как подчеркнет Р. Никсон в своем обращении к нации по поводу энергетической проблемы, США, составляя лишь 6% от населения Земли, потребляли 30% всей вырабатываемой на планете энергии.[238] Наконец, англо-американский эксперт по энергетической проблематике У. Леви объяснял резкий скачок цен тем, что ОПЕК привела в действие давнюю угрозу. Ведя трехлетний диалог с нефтяными компаниями, организация не раз предупреждала о переходе к политике односторонних действий, что и произошло в итоге.[239] [240] Интересный методологический подход предлагает автор книги «Нефтяная дипломатия ХХ века» Ф. Венн, настаивающая на необходимости разделять кризис ценовой и кризис нефтяных поставок, приводя пример Ирана, не участвовавшего в эмбарго, но бывшего

243

главным застрельщиком повышения цен.

На наш взгляд, стоит признать присутствие объективной экономической (несбалансированность спроса и предложения) и политической составляющей в смене режима «Семи сестер» на режим ОПЕК. Политическая составляющая являлась частью более широкого процесса модификации системы международных отношений, сложившейся после Второй мировой войны. Вместе с тем нельзя не признать наличия субъективной мотивировки в том росте цен на энергоносители, который мы наблюдали в 1973 г. и который был связан с конкретным региональным конфликтом.

Помимо экономических последствий, Октябрьская война и энергетический кризис спровоцировали очень серьезные перемены на политической арене, что и придало данному

кризису глобальный характер. Он затронул, хоть и разным образом, и капиталистический, и социалистический мир, страны глобального Юга и глобального Севера.

Война и энергетический кризис стали серьезным испытанием на прочность американоевропейских отношений. По иронии судьбы именно 1973 г. был провозглашен в США «годом Европы», что выражало намерение Вашингтона разрешить накопившиеся в предыдущем десятилетии разногласия с союзниками. Однако на деле динамика отношений оказалась далеко не столь однозначной. Понимая, что за началом поставок оружия Израилю последует нефтяное эмбарго, а также осознавая масштабы урона для собственной экономики, европейские страны, за исключением Португалии, отказали США в праве использовать свои территорию и аэродромы для переброски американского оружия в Израиль. Более того, Франция и Великобритания приостановили поставки вооружения, закупленного еврейским

245

государством еще до начала войны.

Реакция американцев на подобное «диссидентство» весьма красочно может быть выражена следующей фразой госсекретаря Киссинджера: «Европейцы ведут себя как шакалы. Это просто позор. Они всячески подстрекают арабов Они не оказали нам никакой поддержки, когда мы в этом нуждались Когда это все закончится, - а это произойдет в ближайшие несколько дней - мы в первую очередь должны оценить состояние отношений с нашими европейскими союзниками и то, чего стоят все эти разглагольствования об общности интересов в сфере безопасности и во всех других вопросах».[241] [242] [243] Небывалое со времен выхода Франции из военной организации НАТО «неповиновение» союзников не могло пройти незамеченным для внешних игроков. Так, советский еженедельник «Новое время» отмечал: «В конце нынешнего года проблемы в НАТО носят новый, мягко говоря, своеобразный характер. Многое в мире выглядит по-разному, если смотреть на это из окон Пентагона или из министерских кабинетов в западноевропейских столицах».[244]

Причина кризиса в атлантических отношениях заключалась, на наш взгляд, в несопоставимости американской и европейской точек зрения на происходящее на Ближнем Востоке. Например, в одном из меморандумов Форин Офиса отказ Великобритании «помочь» США с доставкой оружия Израилю объяснялся тем, что Лондон не рассматривал этот конфликт «как конфронтацию между Западом и Востоком».[245]В одном из аналогичных докладов, посвященных проблеме влияния Октябрьской войны на отношения внутри НАТО, делалось заключение, что вплоть до 1973 г. США игнорировали «тот простой факт, что Европа и Япония очень серьезно зависят от нефти из этого региона».[246]

Что касается общего тона отношений между союзниками, то, например, Лондон с неудовлетворением отмечал публичную критику союзников со стороны Вашингтона в конце октября-начале ноября 1973 г. Даунинг Стрит проинтерпретировал нападки министра обороны США Дж. Шлессинджера как знак того, что у США «сдают нервы» (very frayed nerves).[247] Последнее может быть объяснено также тем, что в самих США завершающая стадия Уотергейтского скандала совпала с войной на Ближнем Востоке: 10 октября 1973 г. был вынесен приговор бывшему вице-президенту Спиро Агню по обвинению в коррупции, а 20 октября произошло событие, вошедшее в историю, как «резня в субботний вечер». Министр юстиции, Э. Ричардсон, отказавшись уволить по приказу президента специального следователя по Уотергейтскому делу А. Кокса, ушел в отставку, вместе со своим заместителем

У.Ракелхаусом. Кокс, в конце концов, все-таки был уволен, но этот эпизод, подхваченный и раздутый прессой, резко усилил подозрения относительно личного участия президента в скандале. 30 октября 1973 г., в пору, когда Уотергейт достиг своего пика, Р. Никсон чистосердечно признался А.Ф. Добрынину: «Я подвергаюсь сейчас постоянной ожесточенной осаде всеми моими противниками... Если говорить просто, по-человечески, временами мне бывает очень трудно». [248]

Стоит ли говорить о том, какую панику в европейских столицах вызвало объявление состояния повышенной боевой готовности американских войск в Европе. Согласно британскому исследователю Э. Скотту, Вашингтон известил о своем решении Лондон (и только Лондон) лишь за 1,5 часа до выступления Никсона. Этого времени не хватило для получения дополнительных разъяснений, так что премьер-министр Э. Хит вынужден был предстать в палате Общин, имея на руках лишь ту информацию, которую его штаб сумел почерпнуть из прессы. [249] При этом, если, например, в Великобритании эту меру администрации считали адекватной сложившейся обстановке, хотя и замечали, что США «могли бы получше информировать нас»,[250] то для Франции такие действия были просто неприемлемы. Именно поэтому президент Ж. Помпиду выступил с инициативой «раннего» созыва саммита глав государств ЕЭС, что, как в свою очередь опасались в Лондоне, в контексте ситуации на Ближнем Востоке могло спровоцировать дальнейший рост напряжения между союзниками.[251] А. де Старк, представитель Бельгии при НАТО, в одном из своих выступлений подчеркнул, что предварительные консультации с союзниками по вопросу введения состояния повышенной боевой готовности были «не просто обязанностью, а юридическим и моральным долгом» США.[252]

Критика курса США на Ближнем Востоке не могла не усугубляться еще и тем, что европейские страны находились под очень серьезным политическим давлением со стороны арабских государств. В течение октября 1973 г. послы стран Девятки в Саудовской Аравии были извещены, что в королевстве склонны полагать, что их страны «делают меньше, чем могли бы, для мирного урегулирования»,[253] что, безусловно, было искусным ходом Эр-Рияда. 16 ноября ливийский лидер, чья страна поставляла большую часть нефти на итальянский рынок, заявил, что поставки европейского оружия и ливийского топлива отныне будут связаны напрямую. [254] В итоге осознание уязвимости собственного положения подтолкнуло ЕЭС к самостоятельным политическим шагам на ближневосточном направлении.

Париж, наиболее дипломатически активный член ЕЭС, уже 16 октября 1973 г. выступил с предложением о превращении Четырехсторонней комиссии, созданной по инициативе Франции еще в 1969 г. для преодоления последствий Шестидневной войны 1967 г. и включавшей СССР, США, Англию и Францию, в форум для проведения непрямых переговоров между участниками Октябрьской войны.[255] Общеевропейская инициатива увидела свет 6 ноября 1973 г., когда министры иностранных дел Девятки, встретившиеся в Брюсселе, выпустили совместную Декларацию по поводу арабо-израильского урегулирования, полностью соответствовавшую требованиям арабской стороны. Они не только призвали участников конфликта отвести свои войска к линии 22 октября 1973 г., но и провозгласили принципами мирного урегулирования прекращение оккупации Израилем территорий, захваченных в 1967 г., а также учет легитимных прав палестинского народа.[256]

Все это вызывало массу вопросов в Вашингтоне. Так, на встрече министров обороны США и Великобритании в Гааге 7 ноября Дж. Шлессинджер обвинил Великобританию, ассоциировавшуюся с решениями ЕЭС, в том, что «британская политика приобрела характеристики “гнилого голлизма”».[257] Министр иностранных дел ФРГ В. Шеель пытался объяснить американскому послу, что Декларация изначально разрабатывалась для того, чтобы выразить поддержку действиям Г. Киссинджера, который как раз в это время осуществлял запуск своей знаменитой «челночной дипломатии».[258] При этом министр подчеркнул значимость европейской экономической и гуманитарной помощи палестинцам на стадии воплощения в жизнь условий мирного договора.

Что касается реакции США на декларацию ЕЭС, нетрудно предположить, что Киссинджера, который стал «царем» ближневосточной дипломатии, такая услужливость Европы лишь раздражала. Во время своего очередного разговора по пути домой в Лондоне он меланхолично заметил, что НАТО «никогда не была единой ни по одному вопросу, за исключением единственной, но маловероятной вещи - прямой военной атаки на Западную

Европу». [259]

В настоящее время в литературе утвердился консенсус относительно того, что Ноябрьская декларация ЕЭС 1973 г. является символом осознания Европой необходимости играть более активную роль в регионе во имя защиты своих интересов. [260] Эта декларация открыла эру «политического активизма» ЕЭС на Ближнем Востоке,[261] которая хоть и продлилась недолго - до середины 1974 г., но перейдя в экономическую сферу, все-таки стала первым шагом в формулировании «особой позиции» Старого Света по отношении к арабоизраильскому конфликту. О. Гфеллер полагает, что Ноябрьская декларация, будучи инициированной Ж. Помпиду, означала европеизацию ближневосточного курса самой Франции, который до этого момента Париж проводил в индивидуальном порядке.[262]

Помимо дипломатических коллизий, атлантическое и европейское единство подтачивали и экономические проблемы, запущенные Октябрьской войной. Что касается ЕЭС, то хотя страны Сообщества ранее достигли договоренности о координации усилий на нефтяном фронте, все же энергетическая политика в это время не являлась приоритетным направлением действий европейских органов. [263] По иронии судьбы именно в первый год существования ЕЭС в расширенном составе (1 января 1973 г. членами ЕЭС стали Ирландия, Дания и Великобритания), случился кризис, который должен был стать тестом на жизнеспособность европейской идеи. Сама по себе способность девяти стран выступить единым фронтом в ситуации экономических затруднений, таким образом, приобрела политическое значение. Так, например, «горячей темой» для Сообщества стала возможность обращения Нидерландов в Еврокомиссию с просьбой запуска системы перераспределения углеводородов между странами-членами, что могло вызвать дальнейшее сокращение поставок в Европу со стороны арабских стран в качестве ответной меры.[264] Неспособность Европы выступить единым фронтом в ответ на «нефтяную агрессию» арабов против члена Сообщества, Нидерландов, была названа М. Шарбоннелом, министром промышленного развития и науки во время выступления в Национальном собрании Франции «энергетическим Мюнхеном».[265] На деле, столкнувшись с эмбарго, страны ЕЭС предприняли меры по собственному спасению, казалось бы, отбросив в сторону высокие идеалы европейского единства. Проявлением этого «эгоизма» стали попытки отдельных стран добиться заключения двусторонних договоров с арабскими странами.[266] Таким образом, энергетический кризис в случае с ЕЭС трансформировался в кризис взаимного доверия и в кризис веры в европейскую идею, причем как среди членов самого сообщества, так и среди остальных игроков международной арены. Ситуация конца 1973 г. для сторонних наблюдателей выглядела так, будто «в камине Общего рынка то и дело сгорают несбывшиеся надежды»[267].

«Арабская атака» может быть признана политически удачной и в том, что касается создания проблем между США и их союзниками в экономической сфере, причем этот успех был непреднамеренным, поскольку львиная доля европейского возмущения непосредственно во время эмбарго была направлена на американские нефтяные корпорации. Проведенные исследования показали, что в ходе кризиса они сработали на пользу США. Повинуясь указаниям правительств стран-членов ОПЕК сократить добычу нефти, ТНК распределили всю тяжесть эмбарго, направленного, прежде всего, против США и Нидерландов, между всеми западными странами, выступив в роли буфера между потребителями и ОПЕК.[268] Глава корпорации BP в беседе с главой британского Форин Офиса остроумно назвал это принципом «равенства страданий» (equal misery). В то же время, вопреки широко разрекламированной антиамериканской направленности действий ОАПЕК, и ARAMCO, и Shell, работавшая в Саудовской Аравии, получили приказ от короля Фейсала доставить всю законтрактованную нефть Тихоокеанскому флоту США, так как Эр-Рияд решил «уважительно отнестись к этому контракту». [269] Руководство Великобритании, например, узнало об этом из встречи главы Форин Офиса с руководителями компаний BP и Shell, прошедшей в Лондоне 7 ноября 1973 г.,[270] и это не могло не вызывать вопросов.

Итак, Октябрьская война и нефтяное эмбарго 1973 г., обнажив расхождения в экономической и политической сфере, серьезным образом повлияли на атмосферу отношений внутри Западного блока.

Отдельно стоит остановиться на вопросе о происхождении идеи нефтяного эмбарго 1973 г., споры вокруг которого не утихают до сих пор и в прессе, и в академическом сообществе. Один из самых обсуждаемых вопросов касается «советского следа» в «арабской атаке», что вполне логично, если посмотреть на последствия, которые это решение возымело для капиталистической экономики. Так, например, еще в 1975 г. известный специалист по советской экономике, профессор Гарвардского университета, М. Голдман, написал в The New York Times о том, что именно СССР подтолкнул арабов к наложению эмбарго, срубив при этом большой куш: воспользовавшись ситуацией, он смог купить в обмен на предоставление оружия 30 млн. тонн нефти, которая перепродавалась странам, подвергшимся эмбарго, причем в отдельных случаях цена за баррель доходила до 18 долл.[271] Бывший редактор The Wall Street Journal В. Ройстер увидел прямую связь между поставками советского оружия арабским странам и способностью Кремля контролировать арабскую нефть: «Пока арабы остаются верны политике «Сбросить Израиль в море!», Советский Союз, если он пожелает, сможет принудить их блокировать поставки нефти, потому что он распоряжается поставками оружия, столь необходимого для достижения этой арабской цели».[272] [273]

На наш взгляд, важно учитывать, что этот нефтяной бойкот был не первым в арабской истории, разница состояла лишь в его действенности и в масштабе. В этом смысле внесение в «санкционный список» Нидерландов с их Роттердамом оказалось весьма эффективным шагом арабских стран. Кроме того, без согласия и даже застрельной роли Саудовской Аравии это эмбарго оказалось бы пустым звуком, да и вообще вряд ли могло быть реализовано. СССР же не имел никаких рычагов влияния на королевство, и даже президент Египта А. Садат, организаторская и политическая роль которого в проведении эмбарго неоспорима, вряд ли бы мог быть проводником советского влияния на королевство, если учесть, в каком натянутом состоянии находились советско-египетские отношения накануне войны. Во всяком случае, нам не удалось обнаружить в доступных архивных источниках подтверждения этой теории. Приписывание авторства идеи об эмбарго СССР опроверг и академик Примаков в интервью с автором. Он пояснил, что, возможно, такие слухи в американской прессе выросли из его совместной с В.В. Журкиным встречи в мае 1973 г. с сотрудниками Совета по международным делам в Нью-Йорке. В ходе этого заседания они, почти в шутку, заявили о возможности войны на Ближнем Востоке, инициированной арабами, которая может сопровождаться нефтяным эмбарго. Этот сценарий, по его словам, был придуман ими по дороге от метро к штаб-квартире Совета, и первоначально его восприняли как сущую нелепицу, однако после того, как в конце года произошло ровно то, о чем эти двое говорили, у них возникли серьезные проблемы с

276

визами.

Даже если бы СССР и находился в каком-либо контакте с арабами по вопросу об эмбарго, было бы странно, если бы Примакову и Журкину позволили «выдать» американцам эту информацию, еще и в такой форме. К тому же напряженность на Ближнем Востоке к весне 1973 г. была настолько очевидной, что о войне не говорил разве что ленивый, а на фоне энергетического кризиса (перебоев со снабжением топливным мазутом США зимой 1972 - 1973 гг.) озвучивались опасения о возможности враждебных действий со стороны ОПЕК в случае войны. Примерно к таким же выводам пришли и аналитики ЦРУ, написавшие в одной из своих докладов следующее: «Нефтяное эмбарго было чисто арабским оружием. Хотя Советский Союз и поощрял эти действия,.. .ему никогда прежде не приходилось разрабатывать или проводить в жизнь столь масштабное сокращение поставок нефти».[274] [275]

На наш взгляд, «нашептал» ли СССР арабам идею об эмбарго или нет - вопрос не такой уж и принципиальный, и ввиду отсутствия доступа к документам рассуждения об этом так и останутся спекуляцией, по крайней мере, в обозримом будущем. Для решения исследовательских задач данной работы более полезным будет посмотреть на курс СССР в контексте введения эмбарго против западных стран. Вопреки колоссальному политическому напряжению, порожденному конфликтом, в том, что касается его нефтяного аспекта, Москва не только не попыталась использовать нефтяное эмбарго с целью оказания давления на страны Запада для получения каких-либо политических дивидендов. Наоборот, судя по архивным данным, отгрузки собственно советской нефти в эти страны были увеличены, в некоторые - значительно. СССР также выступил в роли посредника в перепродаже арабской нефти США и их союзникам.

Начнем с вопроса реэкспорта. СССР перепродавал часть иракской нефти в западные страны, начиная еще с 1968 г. По договору о дружбе и сотрудничестве с Иракской республикой, Москва не только помогала Багдаду в разработке гигантского месторождения Румайлы на юге Ирака, но и предоставляла помощь по поиску рынков сбыта, причем не только для нефти с этого месторождения (в частности, в отчетах В/О Союзнефтеэкспорт встречается киркукская нефть). В отдельные годы эта нефть могла удовлетворять советский спрос и спрос СЭВ, в то время как собственная нефть СССР шла на экспорт в страны капиталистического мира. В 1973 г. Ирак не мог продавать свою нефть на Запад не только потому, что он подписался под решением ОАПЕК об эмбарго. Дело в том, что еще в сентябре 1973 г.

западные страны внесли иракскую нефть в «санкционный список» в ответ на полную национализацию нефтяной промышленности, предпринятую Саддамом Хусейном. СССР также занимался перепродажей нефти из Сирии, в 1973 г. это стало особенно актуальным, так как в ходе боев был поврежден крупнейший в стране нефтеперерабатывающий завод в Холмсе и грузовой порт в Тартусе, откуда осуществлялись основные поставки, в том числе и иракской нефти, на средиземноморский рынок. Таким образом, нефть Дамаска достигла европейского покупателя «по северному пути».

Сам реэкспорт нефти является вполне обычной практикой в мировой торговле. Однако, именно в кризисные 1973-1974 гг. импорт и реэкспорт нефти из СССР достигли наивысших показателей за все 1970-1980 гг. (см. Табл. 3). По расчетам крупнейшей британской исследовательницы советского нефтяного рынка М. Чадвик, в то время как средний показатель отношения общего импорта нефти СССР к общему объему экспорта за 1960-1984 гг. составлял 2,81% (что понятно, так как СССР - прежде всего добывающая, а не «перепродающая» страна), то в 1973 г. этот показатель оказался в 7 раз выше - 15,25%. Если же посмотреть на статистику советского экспорта в развитые страны, то эта цифра в 1973 г. достигла 53,3%.

Табл. 3. Соотношение импорта и экспорта в торговле нефтью СССР, 1960-1984.

Эти цифры означают, что в самый разгар энергетического кризиса 1973-1974 гг. СССР выступил в роли посредника между Первым и восставшим против него Третьим миром, доставляя нефть на европейский и американский рынок в обход арабского эмбарго, причем масштабы этого предприятия были весьма внушительны. Киркукская нефть стала поставляться, помимо Югославии, в Великобританию и Грецию, а сирийская - в Швейцарию.

Впечатляет участие СССР в достаточно хитроумной сделке по перепродаже мурбанской легкой нефти из ОАЭ, которая поставлялась в Японию и Италию «по товарообменной сделке в обмен на нефть, поставляемую английской фирме».[276]

Помимо реэкспорта, в разгар кризиса СССР увеличил продажу собственной нефти. Так, поставки в Нидерланды были повышены с более чем 2,4 до 3,2 млн. тонн, то есть на целых 30%, а ведь именно эта страна оказалась врагом №1 ОПЕК в Европе.[277] Несмотря на некоторые задержки поставок в Норвегию, которые были оперативно устранены, представители стран НАТО в марте 1974 г. сообщили на очередном заседании Совета НАТО по экономическим вопросам, что, в целом, в 1973 г. СССР выполнил свою обязательства перед европейскими партнерами в срок и по ставкам, не учитывающим рост цен, запущенный арабами.[278]

Примечательно, что цифры экспорта, опубликованные в официальном статистическом сборнике за 1973-1974 гг. расходятся в меньшую сторону с цифрами отчетов В/О Союзнефтеэкспорт (см. Табл. 4). Эти архивные данные могут подтвердить точку зрения исследовательницы М.В. Славкиной, которая объясняет занижение в официальной статистике импорта в долларовую зону желанием увеличить показателя потребления нефти на душу населения в самой стране Советов. [279]

Итак, в 1973-начале 1974 гг. нефтяной поток в страны Запада, генерируемый при участии СССР, был значительно увеличен. Возникает вопрос: зачем это было нужно Москве? Ответов может быть два - получение финансовой выгоды, то, о чем писал М. Голдман, или политических дивидендов. Сопоставляя данные архивных отчетов В/О Союзнефтеэкспорт за 1974 год - объем и стоимость реэкспорта и объем и стоимость импорта нефти в СССР из соответствующих стран,[280] мы пришли к выводу, что продажа нефти конечным покупателям осуществлялась Москвой по ценам, сопоставимым с закупочными.

Табл. 4. Экспорт нефти в страны Западного блока в 1972-1974 гг.

Источник: Внешняя торговля СССР. Статистический сборник(1972-1974 гг.), годовые отчеты В/О Союзнефтеэкспорт (РГАЭ.Ф.413.Оп.31Д. 5560, Д.7098), расчеты автора.

Так, например, 1 тонна сирийской нефти обошлась СССР в 20,5 руб., Швейцария заплатила за нее 21,99 руб. Что касается иракской нефти, то ее стоимость для СССР была 15,6 руб. Великобритания и Греция отдали за 1 тонну киркукского «черного золота» по 15,09 и 14,83 руб. соответственно (см. Табл. 5 , 6).[281] Разница в цене, в том числе и в отрицательную сторону, может быть разницей качества/марок нефти и тем, что нефть из Ирака поступала в Грецию и Великобританию напрямую, без завоза на собственно советскую территорию. Таким образом, есть основания сомневаться в истинности слухов о том, что СССР воспользовался тяжелым положением на нефтяном рынке развитых стран с целью получения финансовой выгоды.

Табл. 5. Импорт нефти в СССР в 1973 г., в тыс. тонн

Табл. 6. Реэкспорт нефти СССР в страны Западного блока в 1973-1974 гг.

Источник: РГАЭ. Ф. 413.Оп. 31. Д. 7098, цена рассчитана автором.

Второй довод, который может быть найден в литературе относительно целей, которые преследовал СССР, перепродавая нефть стран Третьего мира, состоит в том, что тем самым Москва помогала вновь обретшим независимость странам покончить с их зависимостью от

285

крупных компаний, навязывающих им несправедливые условия, предлагая взамен выгодные бартерные сделки, иными словами, действовала из соображений борьбы с крупными компаниями. Однако стройность этой теории рушится, если взглянуть на все-таки небольшой объем советских закупок и на тот факт, что СССР в принципе не мог заменить «Семь сестер», [282] обладавших уникальным опытом в разведке, разработке и сбыте «черного золота». Более того, как это будет показано ниже, сама Москва не чуралась иметь дела с нефтяными гигантами в целях ускорения развития собственного ТЭК. Часть исследователей предполагают, что таким «прагматичным» подходом Советы хотели укрепить свои позиции на европейском рынке энергоносителей.[283] [284] Рискуя собственной репутацией в Третьем мире, СССР стремился показать свою надежность как делового партнера, беспрекословно выполняющего обязательства, и ему

287

это удалось.

Отдавая должное финансовой стороне наращивания сотрудничества СССР со странами Европы, хотелось бы подчеркнуть, что, на наш взгляд, одним из основных движущих мотивов такого поведения была демонстрация приверженности политике разрядки, о чем прямо говорилось в речах советских лидеров во время и после 1973 г., апеллировавших к ответственности СССР в поддержании стабильности мировой экономики.[285] Именно этим может быть объяснено то, что достаточно жесткое столкновение сверхдержав на политическом фронте Октябрьской войны сочеталось со «спасательной операцией» на нефтяном фронте - в этом парадоксе как нельзя лучше высветилась вся противоречивость и двусмысленность разрядки.

Итак, конец 1960-начало 1970-х гг. ознаменовались серьезным изменением политической, социальной, экономической ситуации в мире. Под разнонаправленным действием этих факторов к концу 1973 г. оказался радикально трансформированным и мировой рынок нефти.[286] Октябрьская война явилась апофеозом этих многогранных изменений. Решения, принятые ОАПЕК в октябре-декабре 1973 г., означали окончание «эпохи дешевой нефти» в мировой истории. Пожалуй, впервые, вопрос о доступе к природным ресурсам и топливу занял верхнюю строчку международной повестки дня. Израиль победил в Октябрьской войне, но «с разбитым в кровь лицом»,[287] поскольку арабские страны, потерпев поражение на поле боя, одержали безусловную победу на психологическом и политическом фронте.[288] Их победа означала не только вынесение проблемы арабо-израильского урегулирования в актив мировой дипломатии, но и увеличение веса стран ОПЕК, государств «второго плана» по отношению к осевому региональному конфликту, в хрупком и постоянно меняющемся балансе сил на Большом Ближнем Востоке. Успех арабского выступления заставил мир услышать голос Третьего мира, или глобального Юга, с которым ОПЕК себя подчеркнуто ассоциировала. Нефтяная проблема осложнила и без того натянутые отношения внутри Западного блока, поставив с новой остротой вопрос о путях развития индустриального мира. Наконец, энергетический кризис внес неоднозначные коррективы в отношения между Западом и Востоком. Сочетание «углеводородных возможностей» СССР и потребностей западных стран в жидком топливе создавало почву для наращивания сотрудничества, что соответствовало духу и букве политики разрядки, явилось действенным ответом на выступление стран Третьего мира против Первого мира, но не могло не войти, в конечном счете, в противоречие с законами биполярной системы. И в этом смысле, можно признать, что нефтяная проблема, заявленная столь громко арабскими странами, носила поистине глобальный характер, не признавая ни разделения между политикой и бизнесом, ни границ «железного занавеса».