Гринвилл: Микромир
Гринвилл, как и большая часть Верхнего Юга, первоначально был заселен ольстерскими шотландцами и пенсильванскими немцами, которые пришли на юг по Шенан- дойской долине и восточным склонам Голубого хребта.
Наиболее предприимчивые из них во главе с Дэниэлом Буном и его товарищами направились на северо-запад, чтобы колонизировать долину Огайо. Другие, яростные индивидуалисты, проникли в Аппалачи, где изготовляли лучшее в мире виски (незаконно, конечно) до тех пор, пока самогоноварение не приняло промышленный характер. Большинство, однако, осело в Пидмонте с целью заняться фермерством. Город Гринвилл, расположенный в географическом центре округа, вырос на месте деревни, которая образовалась вокруг мукомольни, основанной одним местным торговцем во время американской революции. С образованием округов в 90-х годах XVIII столетия Гринвилл превратился в центр округа. Немногочисленная профессиональная элита, частью из Чарлстона, частью из другого культурного центра — Восточной Виргинии, основала здесь юридические конторы, банки и прочие учреждения. В начале прошлого столетия Гринвилл стал летним курортом для владельцев рисовых плантаций и их семей на период малярии (примерно с 1-го мая по 1-е ноября). Некоторые из них обосновались на постоянное жительство и пополнили ряды местной знати. Другие жители Чарлстонского округа, в том числе представители менее «знатных» семей, бежали в Гринвилл во время Гражданской войны. Многие из нынешних лидеров местной негритянской общины являются потомками домашней прислуги этих чарлстонских семейств.С распространением хлопководства вслед за изобретением Эли Уитнеем хлопкоочистительной машины плантационная система и сопутствующее ей негритянское рабство распространились на южную часть округа, а негритянское население к 1860 г. возросло примерно до одной трети всего населения. Однако плантации никогда не играли главной роли в хозяйственной жизни округа.
Отметим, в частности, что гористая северная часть страны не подходила для плантационного хозяйства и белое население этих районов было чрезвычайно возмущено конкуренцией, создаваемой применением рабского труда негров. До, во время и после Гражданской войны округ являлся оплотом унионистских настроений. Вопреки официально распространяемому мифу процент дезертиров из армии конфедератов был велик, и раздавалось многоголосое эхо недовольства по поводу «Проигранного Дела», которое называли «войной богатых и дракой бедных». Гринвиллец Бенджамин Перри был губернатором Южной Каролины в течение короткого периода замирения, до того как Конгресс создал правительство Реконструкции. После освобождения большинство рабов стали арендаторами, и многие негры продолжают оставаться в этом положении и сегодня, несмотря на тенденцию к переселению из сельской местности в города, а оттуда — на Север.В период индустриализации в конце прошлого столетия округ в целом и Гринвилл в особенности превратились в один из центров текстильной промышленности Юга. При найме на предприятиях сохранялась традиционная для промышленности Юга система сегрегации, установленная Уильямом Греггом в Гранитвилле (Южная Каролина) в тридцатых годах прошлого столетия. Грегг смотрел на текстильную промышленность как на спасение для неимущих белых фермеров, согнанных с их земель в результате распространения системы плантаций, и как на убежище от нечестной конкуренции плантаторов, применяющих рабский труд. И сейчас продолжает действовать система набора на вновь организуемые предприятия разорившихся или неудачливых фермеров из горных и других непроизводительных районов, хотя к настоящему времени занятость в текстильной промышленности стала традиционной вот уже для четвертого поколения, представители которого могут переходить с предприятия на предприятие в радиусе сотни миль, но которые остаются прикованными к текстильной промышленности, где в основном используется неквалифицированный и низкооплачиваемый труд и которая подвержена длительным депрессиям и безработице, а также конкуренции со стороны новых предприятий Крайнего Юга.
Помимо вспомогательных работ, негры или мало или совсем не используются на текстильных предприятиях Юга, а постоянная угроза привлечения труда негров ловко используется фабричной администрацией, когда профсоюзы начинают организованные выступления [139]. Как результат, рабочие текстильных предприятий вокруг Гринвилла, как и в других районах Юга, остаются в большинстве за пределами профсоюза. До недавнего времени большинство рабо- чих-текстилыциков жили в фабричных поселках, пользуясь почти на кабальных условиях долгосрочным кредитом в фабричных лавках. Эти поселки, как и сами фабрики, воздвигались вне черты города с целью избежать городских налогов. Однако со времени второй мировой войны фабричные поселки начали исчезать, так как фабрики стали продавать фабричные дома ремесленникам, рабочим-станоч- никам и др.Фабричные школы вначале были довольно бедны, поскольку существовавшая система районных школ до 20-х годов нынешнего столетия получала мало помощи от государства 5. Около 1920 года, когда население фабричной зоны достигло примерно двадцати тысяч, то есть почти сравнялось с населением самого города, администрация различных предприятий объединила усилия для создания единого и изолированного школьного района, предназначенного преимущественно для детей фабричных рабочих. Эта система не зависела от школьной системы самого города, которая обеспечивала квалифицированное традиционное образование для местного белого населения и особое, более примитивное — для негров. Экономические и социальные барьеры, выросшие между фабричным районом и городом, были настолько высоки, что люди совершенно серьезно говорили о том, что Гринвилл — это сообщество трех рас: белой, негритянской и текстильно-фабричной. Недоверие между фабричными рабочими и горожанами было таким же, как между каждой из этих групп и неграми, и это недоверие постоянно использовали демагоги низкого пошиба. Среди негров, разумеется, также имелись конкурирующие группы, но о них местные белые ничего не знали.
профсоюза текстильщиков, СЮ, после второй мировой войны. За эту справку я приношу благодарность Эрлу Тейлору, тогдашнему члену правления профсоюза текстильщиков Гринвилла.
§ В этой связи следует вспомнить, что до Конституции Реконструкции 1868 г. в Южной Каролине никаких законопроектов по бесплатному государственному образованию не было. Не удивительно, что в случаях гораздо более поздних законопроектов по государственному обучению, чем, скажем, в старой Северо-Западной территории, некоторые апологеты так называемого «Южного образа жизни» постоянно высказывались за отказ от системы государственных бесплатных школ, выдвигая это в качестве альтернативы интеграции.
Речь негров, как и речь образованных белых горожан, утратила ретрофлексное поствокальное /-г/; в речи белых из сельской местности, текстильных рабочих, жителей горных районов ретрофлексный характер [г] обычно сохраняется. Для речи образованных людей, как правило, характерным было [ratt], но [rad]; для речи необразованных людей типично [ra t]. Таким образом, nice white rice «чудный белый рис» стал показателем социальной принадлежности. Для речи негров, жителей горных районов и необразованных сельских жителей более типично было произношение [na-s hwa-t ras], в то время как немногие белые с чарлстон- скими или восточновиргинскими связями (или претензиями) произносили [nais hwait rais]. Очень немногие из говорящих с чарлстонским или виргинским акцентом (главным образом женщины) подчеркивали так называемое «широкое а» в таких словах, как half «половина», past «прошлый» и dance «танец». Это произношение не пользовалось престижем и часто служило мишенью грубых шуток. Чарлстонская интонация и характер гласных, еще терпимые у пожилых и уважаемых сограждан, жестоко высмеивались у молодых. Простонародные глагольные формы были общими для всех уровней речи во всех стилях, за исключением сугубо официальных ситуаций среди наиболее образованной части населения. На образованного человека, который избегал в обычной речи с себе равными употреблять ain’t (=aren’t), смотрели с подозрением, как на человека, пытающегося скрыть свое темное прошлое. Местные и областные лексические единицы в повседневной речи были в порядке вещей; ребенок мог читать о Бурундучихе (chipmunk) — няне Джейн из рассказов дяди Уиггли, не отождествляя ее с бурундучихой (ground squirrel), живущей в городском парке.