КАК ОБЕЩАТЬ
Попытаемся теперь проанализировать иллокутивный акт обещания. Для этого зададимся вопросом: какие условия необходимы и достаточны для того, чтобы произнесение данного предложения было совершением акта обещания? Я попытаюсь ответить на поставленный вопрос, представив эти условия в виде множества суждений, таких, что конъюнкция членов этого множества влечет суждение, что говорящий дал обещание, а суждение, что говорящий дал обещание, влечет эту конъюнкцию.
Таким образом, каждое условие будет необходимым условием для совершения акта обещания, а все множество условий в совокупности будет достаточным условием для совершения этого акта.Если мы получим такое множество условий, мы сможем извлечь из него множество правил употребления показателя данной функции. Наш метод аналогичен выяснению правил игры в шахматы путем поиска ответа на вопрос о том, каковы необходимые и достаточные условия, при которых ход конем, или рокировка, или мат и т. п. считаются сделанными правильно. Мы находимся в положении человека, который научился играть в шахматы, не будучи знаком с формулировкой правил, и который хочет получить такую формулировку. Мы научились играть в игру иллокутивных актов, но, как правило, мы обходились без эксплицитной формулировки правил, и первым шагом на пути к такой формулировке является изложение условий совершения некоторого конкретного иллокутивного акта. Наше исследование поэтому послужит двойной философской цели. Сформулировав множество условий для совершения конкретного иллокутивного акта, мы дадим частичную экспликацию этого понятия и одновременно подготовим почву для второго шага — формулирования соответствующих правил.
Формулирование условий представляется мне очень трудным делом, и я не вполне удовлетворен тем списком, который собираюсь представить. Одним из источников затруднений является то, что понятие обещания, как и большинство понятий обыденного языка, не связано с абсолютно строгими правилами.
Существует масса странных, необычных и пограничных случаев обещания, и против моего анализа могут быть выдвинуты в большей или меньшей степени причудливые контрпримеры. Я склонен думать, что мы не сможем получить множество необходимых и достаточных условий, которое на сто процентов верно отражало бы обыденное употребление слова promise ‘обещать’. Поэтому я ограничусь в своем обсуждении центральной частью понятия обещания, игнорируя пограничные, периферийные и недостаточно типичные случаи. К тому же я буду обсуждать только полные эксплицитные обещания, оставляя в стороне обещания, даваемые в форме эллиптических оборотов, намеков, метафор и т. п.Другая трудность вытекает из моего желания избежать порочного круга при формулировании условий. Список условий, при которых совершается определенный иллокутивный акт, должен быть составлен таким образом, чтобы в них самих не содержалось ссылок на совершение каких бы то ни было иллокутивных актов. Только тогда я смогу предложить экспликацию понятия иллокутивного акта вообще, иначе я бы просто показывал связи между разными иллокутивными актами. Однако, хотя на иллокутивные акты ссылок не будет, некоторые иллокутивные понятия встретятся как в анализирующих, так и в анализируемых выражениях; и, думаю, такая форма кругообразности неизбежна, что следует из природы конститутивных правил.
Излагая условия, я сначала рассмотрю случай искреннего обещания, а затем покажу, как изменить условия с тем, чтобы охватить и неискренние обещания. Так как наше исследование носит скорее семантический, чем синтаксический характер, существование грамматически правильно оформленных предложений будет принято нами как исходное допущение.
Пусть говорящий S произносит предложение Т в присутствии слушающего Н. Тогда при произнесении[63] Т S искренне (и корректно) обещает Я, что р, если, и только если:
(1) Соблюдены условия нормального входа и выхода
С помощью терминов «вход» и «выход» я обозначаю большой и не имеющий четких границ класс условий, которые обеспечивают возможность любого серьезного языкового общения.
«Выход» покрывает условия для вразумительного говорения, а «вход» — условия для понимания. В совокупности они включают в себя то, что говорящий и слушающий оба владеют данным языком; то, что оба действуют сознательно; то, что говорящий действует не по принуждению и не под угрозой; то, что у них нет физических препятствий для общения, таких, как глухота, афазия или ларингит; то, что они не исполняют роль в спектакле и не говорят в шутку и т. п.(2) S при произнесении Т выражает мысль, что р
Это условие отделяет пропозициональное содержание от прочих составляющих речевого акта и позволяет нам сосредоточиться в дальнейшем на особенностях обещания.
(3) Выражая мысль, что р, S предицирует будущий акт говорящему S
В случае обещания показатель данной функции — это выражение, требующее наличия у суждения определенных свойств. При обещании должен предицироваться некоторый акт говорящему, и этот акт не может относиться к прошлому. Я не могу обещать, что я уже нечто сделал, равно как и не могу обещать, что кто-то другой нечто сделает. (Хотя я могу обещать, что позабочусь о том, чтобы он сделал это.) Понятие акта, которое я здесь использую, включает воздержание от актов, совершение ряда актов; оно также может включать в себя состояния и обстоятельства (conditions): я могу обещать не делать что-то, обещать регулярно делать что-то, а также обещать быть или оставаться в определенном состоянии или в определенных обстоятельствах. Назовем условия (2) и (3) условиями пропозиционального содержания.
(4) Н предпочел бы совершение говорящим S акта А несовершению говорящим S акта А, и S убежден, что Н предпочел бы совершение им А несовершению им А
Коренное различие между обещаниями, с одной стороны, и угрозами — с другой, состоит в том, что обещание есть обязательство что-то сделать для вас (for you), а не в ущерб вам (to you), тогда как угроза есть обязательство что-то сделать в ущерб вам, а не для вас. Обещание некорректно (defective), если обещают сделать то, чего не хочет адресат обещания; оно тем более некорректно, если обещающий не убежден, что адресат обещания хочет, чтобы это было сделано, поскольку корректное обещание должно быть задумано как обещание, а не как угроза или предупреждение.
Думаю, что обе половины этого двойного условия необходимы, если мы хотим избежать довольно очевидных контрпримеров.Однако может показаться, что есть примеры, которые не подчиняются этому условию в такой его формулировке. Допустим, я говорю нерадивому студенту: If you don’t hand in you paper on time I promise you I will give you a failing grade in the course. ‘Если вы не сдадите вашу работу в срок, я обещаю поставить вам неудовлетворительную оценку за этот курс’. Является ли это высказывание обещанием? Я склонен считать, что нет. Но почему же тогда в подобном случае можно употреблять выражение I promise ‘я обещаю’? Думаю, что мы употребляем его здесь потому, что I promise ‘я обещаю’ и I hereby promise ‘сим я обещаю’ принадлежат к числу самых сильных показателей функции для принятия обязательства, которыми располагает английский язык. По этой причине мы часто употребляем эти выражения при совершении речевых актов, которые, строго говоря, не являются обещаниями, но в которых мы желаем подчеркнуть принятие на себя обязательства. Чтобы проиллюстрировать это положение, рассмотрим другой пример, который тоже может показаться противоречащим нашему анализу, хотя и иным образом. Иногда, причем, я думаю, чаще в США, чем в Англии, можно услышать, как, делая эмфатическое утверждение, говорят I promise. Допустим, я обвиняю вас в том, что вы украли деньги. Я говорю Уоц stole that money, didn’t you? ‘Вы украли эти деньги, не так ли?’ Вы отвечаете: No, I didn’t. I promise you I didn’t. ‘Нет, я не крал. Клянусь (букв.: обещаю), что не крал’. Дали ли вы в этом слу-
чае обещание? Я считаю, что было бы крайне неестественно описывать ваше высказывание как обещание. Это высказывание скорее можно охарактеризовать как эмфатическое отрицание, а данное употребление показателя функции I promise ‘Я обещаю’ можно трактовать как производное от настоящих обещаний и как выражение, служащее здесь для усиления отрицания.
В целом суть условия (4) состоит в том, что для обеспечения корректности обещания обещаемое должно быть чем-то, чего слушающий хочет, в чем он заинтересован или что он считает предпочтительным и т.
п.; а говорящий должен сознавать, полагать или знать и т. п., что это так. Для более изящной и точной формулировки этого условия, я думаю, придется вводить специальную терминологию.(5) Кик для S, так и для Н не очевидно, что S совершит А при нормальном ходе событий
Это условие — частный случай общего условия для самых разных видов иллокутивных актов, состоящего в том, что данный иллокутивный акт должен иметь мотив. Например, если я прошу кого-нибудь сделать то, что он уже явно делает или вот-вот сделает, то моя просьба не мотивирована и в силу этого некорректна. В реальной речевой ситуации слушающие, знающие правила совершения иллокутивных актов, будут предполагать, что это условие соблюдается. Допустим для примера, что во время публичного выступления я говорю одному из слушателей: “Смит, слушайте меня внимательно”. Чтобы понять это высказывание, присутствующие должны будут предположить, что Смит слушал невнимательно или по крайней мере его внимание не проявлялось достаточно явно; так или иначе — его внимательность поставлена под сомнение. Это происходит потому, что условием обращения с просьбой является неочевидность того, что адресат в момент речи делает или вот-вот сделает то, о чем его просят.
То же с обещаниями. С моей стороны будет неправильно обещать сделать то, что я со всей очевидностью должен сделать в любом случае. Если же все-таки создается впечатление, что я даю такое обещание, то мое высказывание слушатели могут счесть осмысленным только тогда, когда будут исходить из предположения, что я сам твердо не уверен в своем намерении совершить акт, о котором идет речь в обещании. Так, женившийся по любви мужчина, обещающий жене, что не покинет ее на следующей неделе, скорее поселит в ее душе тревогу, чем покой.
Кстати, я думаю, что это условие является частным случаем тех явлений, которые охватываются законом Ципфа. Я думаю, что в нашем языке, как в большинстве других форм человеческого* поведения, действует принцип наименьшего усилия, в данном случае принцип максимума иллокутивных результатов при минимуме фонетических усилий: я думаю, что условие (5)—одно из его проявлений.
Назовем условия типа (4) и (5) подготовительными условиями.
Они sine quibus non успешного обещания, но не они воплощают самый существенный его признак.(6) S намерен совершить А
Самое важное различие между искренними и неискренними обещаниями состоит в том, что в случае искреннего обещания говорящий намерен осуществить обещанный акт, а в случае неискреннего обещания — не намерен осуществлять этот акт. Кроме того, при искреннем обещании говорящий убежден, что он имеет возможность совершить данный акт (или воздержаться от его совершения), но, я думаю, из того, что он намерен его совершить, следует, что он уверен в наличии соответствующей возможности, и поэтому я не формулирую это как отдельное условие. Данное условие назовем условием иксренности.
(7) S намерен с помощью высказывания Т связать себя обязательством совершить А
Существенный признак обещания состоит в том, что оно является принятием обязательства совершить определенный акт. Я думаю, это условие отличает обещания (и близкие к ним явления, например клятвы) от других видов речевых актов. Заметьте, что в формулировке условия мы только определяем намерение говорящего; дальнейшие условия прояснят, как это намерение реализуется. Ясно, однако, что наличие такого намерения является необходимым условием для обещания, так как если говорящий может показать, что у него не было этого намерения в данном высказывании, то он может доказать, что это высказывание не было обещанием. Мы знаем, например, что мистер Пиквик не обещал женщине жениться на ней, потому что мы знаем, что он не имел соответствующего намерения[64].
Назовем это существенным условием.
(8) S намерен вызвать у Н посредством произнесения Т убеждение в том, что условия (6) и (7) имеют место благодаря опознанию им намерения создать это убеждение, и он рассчитывает, что это опознание будет следствием знания того, что данное предложение принято употреблять для создания таких убеждений
Здесь учтена наша поправка к сделанному Грайсом анализу субъективного значения применительно к акту обещания. Говорящий намерен вызвать определенный иллокутивный эффект посредством подведения слушающего к опознанию его намерения вызвать этот эффект, и при этом он намерен обеспечить такое опознание благодаря существованию конвенциональной связи между лексическими и синтаксическими свойствами произносимой им единицы, с одной стороны, и производством этого эффекта— с другой.
Строго говоря, это условие можно было бы включить в качестве составной части в формулировку условия (1), но оно представляет самостоятельный интерес для философа. Оно беспокоит меня по следующей причине. Если мое возражение Грайсу действительно справедливо, то, конечно, можно сказать, что все эти нагромождения намерений излишни: необходимо только одно — чтобы говорящий, произнося предложение, делал это всерьез. Производство всех этих эффектов есть простое следствие того, что слушающий знает, что означает данное предложение. Последнее в свою очередь является следствием знания им языка, каковое предполагается говорящим с самого начала. Думаю, что на это возражение следует отвечать так: условие (8) объясняет, что это значит, что говорящий произносит предложение «всерьез», то есть произносит нечто и имееет это в виду, но я не вполне уверен в весомости этого ответа, как, впрочем, и в весомости самого возражения.
(9) Семантические правила того диалекта, на котором говорят S и Н, таковы, что Т является употребленным правильно и искренне, если, и только если, условия (1)—(8) соблюдены
Это условие имеет целью пояснить, что произнесенное предложение является одним из тех, которые по семантическим правилам данного языка используются как раз для того, чтобы давать обещания. Вкупе с условием (8) оно элиминирует контрпримеры типа примера с пленным, рассмотренного выше. Какова точная формулировка этих правил, мы скоро увидим.
До сих пор мы рассматривали только случай искреннего обещания. Но неискренние обещания — это тем не менее обещания, и мы теперь должны показать, как модифицировать наши условия с тем, чтобы охватить и этот случай. Давая неискреннее обещание, говорящий не имеет всех тех намерений и убеждений, которые имеются у него в случае искреннего обещания. Однако он ведет себя так, будто они у него есть. Именно из-за того, что он демонстрирует намерения и убеждения, которых не имеет, мы и описываем его поступок как неискренний. Поэтому, чтобы охватить неискренние обещания, мы должны только заменить содержащееся в наших условиях утверждение о том, что говорящий имеет те или иные убеждения или намерения, на утверждение о том, что он принимает на себя ответственность за то, что они у него есть. Показателем того, что говорящий в самом деле принимает на себя такую ответственность, является абсурдность таких высказываний, как, например, I promise to do A, but I do not intend to do А ‘Я обещаю сделать А, но я не намерен делать А’. Сказать I promise to do А ‘Я обещаю сделать А* — значит принять на себя ответственность за намерение сделать А, и это условие справедливо независимо от того, искренним или неискренним было высказывание. Чтобы учесть возможность неискреннего обещания, мы должны, следовательно, так изменить условие (6), чтобы оно констатировало не намерение говорящего сделать А, а принятие им ответственности за намерение сделать А. Дабы избежать порочного круга, я сформулирую это так:
(6*) S намерен посредством произнесения Т возложить на себя ответственность за намерение совершить А
С такой поправкой и с устранением слова «искренне» из формулировки объекта анализа и из условия (9) наш анализ становится нейтральным по отношению к искренности или неискренности обещания.
Наша следующая задача — извлечь из множества условий множество правил употребления показателя данной функции. Ясно, что не все наши условия в равной степени релевантны с точки зрения этой задачи. Условие (1) и условия вида (8) и (9) одинаково применимы ко всем нормальным иллокутивным актам и не специфичны для обещания. Правила для показателя функции обещания будут соответствовать условиям (2) — (7).
Семантические правила употребления показателя функции Р для обещания таковы:
Правило 1. Р должен произноситься только в контексте предложения или большего речевого отрезка, произнесение которого предицирует некоторое будущее действие А говорящему S. Назовем это правилом пропозиционального содержания. Оно выводится из условий пропозиционального содержания (2) и (3).
Правило 2. Р должен произноситься, только если слушающий Н предпочел бы совершение субъектом S акта А несовершению им А и S убежден, что Я предпочел бы совершение субъектом S акта А несовершению им А.
Правило 3. Р следует произносить, только если ни для S, ни для Я не очевидно, что S совершит А при нормальном ходе событий.
Назовем правила (2) и (3) подготовительными правилами. Они выводятся из подготовительных условий (4) и (5).
Правило 4. Р следует произносить, только если S намерен совершить А.
Назовем это правилом искренности. Оно выводится из условия искренности (6).
Правило 5. Произнесение Р считается принятием обязательства совершить А.
Назовем это существенным правилом.
Правила упорядочены: правила 2—5 применяются, только если соблюдено правило 1, а правило 5 применяется, только если соблюдены также правила 2 и 3.
Заметьте, что в то время, как правила 1—4 имеют форму квазиимперативов — “произноси Р, только если Х”9 правило 5 имеет другую форму — “произнесение Р считается Y-ом”. Тем самым правило 5 относится к виду, специфичному для систем конститутивных правил, которые рассматривались в разделе II.
Отметим также, что пресловутая аналогия с играми здесь отлично выдерживается. Если мы спросим себя, при каких условиях ход конем можно назвать правильным, мы обнаружим подготовительные условия типа того, что ход должен быть сделан в свою очередь, а наряду с этим и существенное условие, определяющее те конкретные позиции, куда конь может быть передвинут. Думаю, что в соревновательных играх существует даже правило искренности, требующее, чтобы каждая из сторон стремилась играть на выигрыш. Я предполагаю, что поведение намеренно проигрывающей команды представляет близкую аналогию поведению говорящего, который лжет или дает лживые обещания. Разумеется, у игр обычно не бывает правил пропозиционального содержания, так как игры по большей части не отображают положений дел.
Если этот анализ представляет интерес не только для случая обещания, то следует ожидать, что проведенные разграничения могут быть перенесены на другие типы речевых актов. В этом, я думаю, можно убедиться без особого труда. Рассмотрим, например, акт приказания. К подготовительным условиям относится такое положение говорящего, при котором слушающий находится в его власти, условие искренности состоит в том, что говорящий желает, чтобы требуемое действие было совершено, а существенное условие должно отражать тот факт, что произнесение высказывания является попыткой побудить слушающего совершить это действие. В случае утверждений к подготовительным условиям относится наличие у говорящего некоторого основания для того, чтобы считать утверждаемое суждение истинным, условие искренности состоит в том, что он должен быть убежден в его истинности, а существенное условие отражает тот факт, что произнесение высказывания является попыткой проинформировать слушающего и убедить его в истинности суждения. Приветствия гораздо более простой вид речевого акта, но даже здесь часть разграничений применима. В высказывании Hello! ‘Привет!’ нет пропозиционального содержания, и оно не связано условием искренности. Подготовительное условие состоит в том, что непосредственно перед началом говорения должна произойти встреча говорящего со слушающим, а существенное условие состоит в том, что произнесение данного высказывания свидетельствует об учтивом признании слушающего говорящим.
В ходе дальнейших исследований предстоит проанализировать сходным образом другие типы речевых актов. Это дало бы нам не только анализ понятий, представляющих самостоятельный интерес. Сравнение результатов разных анализов углубило бы наше понимание предмета в целом и, между прочим, послужило бы основой для разработки более серьезной таксономии, чем любая из тех, что опираются на весьма поспешные обобщения в терминах таких категорий, как «оценочный/описательный», или «когни- тивный/эмотивный».