ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И РАЗРЕШЕНИЕ НЕОДНОЗНАЧНОСТИ
Теперь следует сказать несколько слов о соотношении между понятием «разрешение неоднозначности» (disambiguation) неоднозначных лексических единиц в теории Катца и Фодора и понятием лексической единицы у Вейнрейха.
Как известно, семантические проекционные правила (projection rules) Катца и Фодора устроены следующим образом: если некоторая единица состоит из двух составляющих, одна из которых имеет т толкований (то есть является т- значной), а вторая — п толкований, то образуется тп комбинаций толкований (в каждую комбинацию отбирается по одному толкованию каждой составляющей); затем отбрасываются все те комбинации, в которых одно из толкований нарушает хотя бы одно сочетаемостное ограничение другого толкования; наконец, из каждой оставшейся комбинации — в соответствии с определенным проекционным правилом — строится толкование для всей конструкции в целом. Последовательно применяя проекционные правила ко все более крупным составляющим в глубинной структуре фразы, мы должны получить в конце концов множество альтернативных толкований для фразы в целом. Таким образом, в соответствии с теорией Катца — Фодора разрешение неоднозначности выполняется только посредством отсеивания тех комбинаций толкований, в которых нарушаются какие-либо сочетаемостные ограничения. Если же вместо лексических единиц Катца — Фодора принять лексические единицы Вейнрейха, то неоднозначность будет разрешаться путем отсеивания некоторых структур из множества тех глубинных структур, терминальными узлами которых являются омофонические лексические единицы Вейнрейха; проекционные правила будут применяться отдельно к каждой из этих глубинных структур, причем применение правила состоит в следующем: каждому узлу сопоставляется толкование, получаемое комбинированием единственных толкований, сопоставленных тем узлам, которые непосредственно подчинены данному. Нормальной/аномальной считается вся глубинная структура в целом, а не та или иная комбинация толкований, в которой соблюдаются/нарушаются какие-нибудь сочетаемостные ограничения.Подобный подход имеет ряд преимуществ перед теорией Катца и Фодора.
Во-первых, существуют фразы, которые, несмотря на то что в них имеются нарушения сочетаемостных ограничений (во «вложенных» частях), все же не являются аномальными, например:
(4) It is nonsense to speak of a rock having diabetes. ‘Говорить, что какая-то скала больна диабетом,— бессмыслица. ’
(5) Rocks can’t have diabetes.
‘Скалы не болеют диабетом.’
(6) John said that the rock had diabetes.
‘Джон сказал, что эта скала больна диабетом/
Это означает, что процедура разрешения неоднозначности, предложенная в К a t z — Fodor, 1963 (а именно: всякая пара толкований, сопоставленных двум составляющим одной конструкции, отсеивается, если одно толкование нарушает сочетаемостные ограничения в другом толковании), нуждается в уточнении: для определения аномальности данной глубинной структуры необходимо рассмотреть семантическое представление, приписываемое всей этой структуре в целом. В самом деле, утверждение, что нечто аномальное аномально, представляет собой тавтологию, а потому семантически безупречно; точно так же нет ничего аномального в высказывании, сообщающем о том, что некто сказал нечто аномальное. Катц признает нормальность высказываний такого рода (Katz, 1966, р. 161): «Заметим, что наличие составляющей, не получившей семантического представления, является необходимым, но не являет- с я достаточным условием семантической аномальности фразы. Так, фраза We would think it queer indeed if someone were to say that he smells itchy. ‘Если бы кто-нибудь сказал, что он пахнет чесоточно, это показалось бы нам странным.’, которая содержит семантически аномальную составляющую, не имеющую семантического представления (...he smells itchy ‘он пахнет чесоточно’), сама по себе не является аномальной». Однако утверждать, что подобные составляющие вообще не должны получать семантических представлений, невозможно, так как в противном случае фразы (7) — (9) пришлось бы считать синонимичными:
(7) Не says that he smells itchy.
‘Он говорит, что он пахнет чесоточно.’
(8) Не says that he poured his mother into an inkwell.
‘Он говорит, что вылил свою мать в чернильницу.’(9) Не says that his toenail sings five-part madrigals. ‘Он говорит, что ноготь на пальце его ноги поет пятичастные мадригалы’.
Более того, если вложенная часть фразы типа (4) содержит такую неоднозначную единицу, что только одно из ее толкований делает это предложение аномальным, то, отсеивая все аномальные комбинации толкований, мы рискуем получить для всей фразы неправильное толкование (семантическое представление). Например, пусть king ‘король’ имеет два толкования: ‘монарх’ и ‘шахматная фигура’, тогда для фразы
(10) It is nonsense to speak of a king as made of plastic. ‘Говорить, что король может быть сделан из пластмассы, бессмысленно.’
процедура Катца дает единственное и притом неправильное семантическое представление: ‘Говорить, что шахматный король может быть сделан из пластмассы, бессмысленно.’; правильная же интерпретация (‘Говорить, что король-монарх может быть сделан из пластмассы, бессмысленно.’) будет отвергнута.
Во-вторых, разрешение неоднозначности требует в общем случае не только владения данным языком, но и определенных знаний о внешнем мире. Так, возьмем пример Зиффа: shooting of the elephants (‘стрельба по слонам’ или ‘стрельба слонов’) *. Признает ли некоторый конкретный говорящий это выражение двузначным или нет, зависит от его познаний в области физики и биологии, а также от силы его воображения. По-видимому, я в отличие от Зиффа способен без труда представить себе такое огромное ружье с большим спусковым крючком, что из него может стрелять и слон; возможно, что это различие между мной и Зиффом
8 Пример — но не его интерпретация!—заимствован из Ziff, 1965.
объясняется просто тем, что я в детстве читал много книжек о Бабаре [93], а он нет. Аналогично Катц (Katz, 1966, р. 158) полагает, что слово priest ‘священник’ имеет в своей словарной статье семантический признак (мужской пол). Однако этот признак передает, по существу, информацию о внеязы- ковых фактах — о том, кому существующие в настоящее время положения позволяют быть священником.
Ведь дискуссия сейчас в левых католических кругах по поводу того, могут ли женщины быть священниками, касается изменения принятых норм церковной жизни, а вовсе не вопроса о том, допустимо ли изменять пол женщины путем хирургического вмешательства для того, чтобы она могла стать священником. Разрешение неоднозначности в случае предложения(11) The landlord knocked the priest up.
‘Хозяин достучался до священника.’
в пользу именно такого толкования опирается на энциклопедические сведения о внешнем мире, а не просто на значения слов.
И наконец, существует много неоднозначных предложений, для которых неоднозначность разрешается теорией Катца — Фодора в пользу какого-то одного толкования, тогда как в действительности они имеют другое значение, описываемое как раз одним из отвергнутых толкований. Например, в предложении
(12) My aunt is a bachelor.
a) ‘Моя тетка — бакалавр.’;
b) ‘Моя тетка — холостяк.’ и т. д.
(см. выше четыре значения слова bachelor) в соответствии о теорией Катца и Фодора слову bachelor должно быть приписано только одно толкование, описывающее значение ‘бакалавр’, потому что три остальных толкования требуют, чтобы подлежащее было названием существа мужского пола. Однако легко представить себе ситуацию, в которой это предложение будет понято скорее в том смысле, что моя тетка — старая дева, а не бакалавр ь.
Все эти соображения подводят меня к тому выводу, что нарушение сочетаемостных ограничений[94]— это только одна из многих причин, заставляющих слушающего отвергать то или иное толкование предложения как не соответствующее намерениям говорящего. Более того, среди критериев, с помощью которых слушающий определяет, что именно имел в виду говорящий, сочетаемостные ограничения вообще не занимают какого-либо привилегированного места.