НЕКОТОРЫЕ ЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГРАММАТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ[65] 1 2

1. Введение. Общеизвестно, что человеческий про­гресс гораздо медленнее развивается в тех областях науки, которые не принадлежат только к одной из самых главных и самых распространенных ее отраслей.

Рассматриваемая нами область — общая грамматика — имеет почти такой же характер. К ней можно подойти и с точки зрения лингвистики, и с точки зрения логики, и с точки зрения психологии; и каждый раз мы будем узнавать что-то новое, чего нельзя увидеть, если мы подойдем к ней с точки зрения другой, соседней науки. Более того, логи­ческий аспект будет выглядеть несколько иначе с точки зрения математики, чем с точки зрения философии. Но даже и в лингвистический аспект может быть внесена спе­цифика тех конкретных языков, которыми мы занимаемся; и именно поэтому возникает подозрение, что преиму­щественное внимание к индоевропейским языкам при­вело к искаженным представлениям в некоторых воп­росах.

При таких обстоятельствах прогресс, вероятно, лучше всего достигается на основе смелого сотрудничества. По­этому к данному вопросу мы должны подойти по возмож­ности с самых различных точек зрения, не боясь на пер­вых порах ошибок, которые неизбежны из-за отсутствия всесторонней осведомленности. Каждый должен сообщать о своих наблюдениях таким образом, чтобы это было по­нятно другим, не особенно заботясь о том, разобрались ли они уже сами в этих вещах или нет.

Имея это в виду, я и попытаюсь объяснить некоторые свои впечатления о грамматическом «слоне», подобно одному из тех слепых, о которых говорилось выше. Я не претендую на революционный характер этих впечатлений, но даже в этом случае, я думаю, они все равно могли бы представить известный интерес. В связи с этим я изложил в § 7 некоторые детали логического обоснования.

со своей собственной грамматикой и словарем ^[66]. Более того, она является таким языком, который был специально разработан для целей, для достижения которых необходима строгая логика. Поэтому естественно предположить, что ее грамматика должна была бы более точно отражать тре­бования логики, чем грамматика естественных языков. Во-вторых, большинство современных работ по логике явным образом связано с искусственными языками идеа­лизированного и упрощенного типа, и поэтому разумно полагать, что решение проблемы о логических аспектах грамматики в этих случаях явится полезной предваритель­ной ступенью для решения более сложных проблем, свя­занных с естественными языками. Конечно, логическая точка зрения имеет свои ограничения; среди них не по­следнее место принадлежит тому обстоятельству, что во всех естественных языках логика является только одним из факторов, подлежащих рассмотрению. Тем не менее и в пределах этих ограничений логический подход может оказаться интересным и продуктивным.

Для логики термин «язык» приобрел смысл, отличный от того, к которому привыкли лингвисты. В самом общем смысле язык для логика является системой объектов, на­зываемых символами, которые могут быть сгруппированы в комбинации, называемые выражениями. Здесь термины «символ» и «выражение» не определяются, но они устанав­ливаются в соответствии со специальными условиями для каждого конкретного языка. Однако под символами пони­маются объекты, не слишком отличающиеся от фонем или печатных букв, количество которых можно увеличивать неограниченно. Выражения же вообще являются конеч­ными линейными рядами (или «цепочками») таких сим­волов; в этом случае я буду называть такой язык линейным языком.

3. Простой язык. Прежде чем приступить к общему обсуждению, будет полезно рассмотреть простой искус­ственный язык, который мы назовем языком А. Он будет иметь три символа, а именно:

а, 6, с;^[67]

язык этот будет линейным языком, так что его выражения будут конечными рядами символов, такого, например, вида, как

ababcbbca.

Теперь мы определим класс выражений, называемых «самами» («sams»), как наименьший класс, такой, в кото­ром: 1) символ а принадлежит классу, и 2) если b добавить после любого члена класса, то новое выражение будет принадлежать классу. Тогда «самы» будут охватывать все выражения бесконечного списка

а

ab

abb

abbb

abbbb

и только их.

Определим теперь класс «тетлов» («tettles») как выра­жения, образованные двумя «самами» с разделяющим их символом с. Наконец, определим класс «тантетов» («tan- tets») как наименьший класс «тетлов», таких, что: 1) аса принадлежит классу; и 2) если А и В являются «самами», такими, что АсВ принадлежит классу, тогда АЬсВЬ также принадлежит классу. Нетрудно заметить, что «тантеты» являются теми «тетлами», компоненты которых похожи на «самы», т. е. «тантет» является «тетлом» формы АсА, где А есть «сам».

Все эти определения были даны без приписывания ка­кого-либо значения любому из выражений языка А. Все, что мы сделали, относится только к способу формиро­вания выражений из символов. Такого рода рассмотрения большинством современных логиков называются «син­таксическими». Теперь пора объяснить смысл, который можно приписать языку А. Это будет сделано в три этапа.

Прежде всего заметим, что «тетлы» языка А являются его предложениями. Это простое объяснение подсказывает нам, чем является грамматика языка А. «Самы», очевидно, являются чем-то таким, что аналогично существительным; с есть двуместный (two-place) глагол, который образует предложение, когда его заключают между двумя суще­ствительными, такой, например, как «ударяет», «тащит», «любит», «является» в английском языке; b — суффикс, с помощью которого образуются существительные от су­ществительных.

Далее, «тантеты» языка А являются его истинными предложениями. В этом случае с выражает отношение ра­венства, которое в обычной математике мы обозначаем знаком «=».

Наконец, укажем, что «самы» обозначают числа: а обозначает число 0, ab — число 1, abb — число 2 и т. д. Сами названия «сам», «тетл», «тантет» представляют собой англизированные искажения венгерских слов «szam», «tetel», «tantet», которые соответственно означают «число», «предложение» и «теорема».

Итак, мы имеем теперь полное объяснение смысла языка А. Следует заметить, что 6, используемое в качестве суффикса, указывает на операцию образования следую­щего за а числа в арифметике.

4. Семиотика. Возникла и существует целая школа философов и математиков, которые придают большое значение квазилингвистическому анализу (его образец был только что нами проиллюстрирован). Некоторые из них называют семиотикой^[68] изучение символических си­стем и подразделяют предмет на три части: 1) синтактика, то есть изучение тех аспектов рассмотрения, которые за­висят только от структуры выражений, представленных цепочками символов; 2) семантика, то есть изучение тех аспектов рассмотрения, которые требуют обращения к коммуникативным функциям; и 3) прагматика, которая включает отношения между языком и его потребителями

(психологические и физиологические факторы и т. д.). Таким образом, обсуждение языка А, при котором гово­рилось о «самах», «тетлах» и «тантетах», было чисто син­таксическим, без прймеси какого бы то ни было семанти­ческого или прагматического элемента. Однако, когда мы интерпретировали эти термины, мы занимались семан­тикой. Прагматика, хотя она и является в некотором смысле базисом, на основе которого создаются путем аб­стракции все остальные аспекты, нас здесь интересовать не может. Семиотические значения слов «синтактика» и «семантика» нельзя смешивать со значениями, которые они имеют в лингвистике. Термин «синтактика» является, возможно, неудачным, но он уже вошел в обиход.

Как показывает пример языка А, мы можем считать, что семантика в свою очередь имеет три ступени. Первая ступень касается образования предложений; назовем ее грамматикой. Сама терминология подсказывает, что мьь имеем дело с теоретической наукой, частью семиотики, которая является родственной обычной грамматике. Вто­рая ступень имеет отношение к истинности; назовем ее алетевтикой (aletheutics). Третью ступень можно назвать ономатикой^[69].

Теперь следует сделать несколько замечаний, которые имеют отношение к данному обсуждению.

Во-первых, употребление термина «семантика» может показаться несколько странным. Существуют определен­ные расхождения в употреблении этого термина. Некото­рые авторы, по-видимому, используют его в значении «ономатика». Таково было, пожалуй, намерение Карнапа в его книге «Введение в семантику»^[70]. Он различал прави­ла образования (в нашем понимании —грамматика), пра­вила истинности (в нашем понимании — алетевтика) и правила обозначения (в нашем понимании —ономатика). Однако строго ономатические аспекты рассмотрения играли лишь второстепенную роль и могли быть совсем опущены; практически все теоремы, доказанные в этой книге, можно рассматривать как чисто алетевтические. Подобным же образом работа Тарского, по-видимому, отождествляет семантику с ономатикой; понятие истин­ности определяется при помощи понятия удовлетворения

(satisfaction), которое является ономатическим. Широко распространено также мнение, что понятие истинности — это понятие семантическое, в то время как понятие пред­ложения не является таковым. Но когда я спросил однажды одного из друзей, который решительно отстаивал это положение, что бы он сказал о том, чем же является пред­ложение, то он ответил, что в конечном счете это решает говорящий на данном языке, как на своем родном. Если это так, то тут привлекается коммуникативный (а возмож­но, и прагматический) элемент, и данное понятие в соот­ветствии с принятым здесь определением является семан­тическим.

Sincerity admires John «Искренность восхищается Джоном»

не является предложением в английском языке. Как го­ворящий по-английски я с этим не согласен. Для меня — это грамматически вполне правильное предложение, хотя оно и бессмысленно. Однако бессмысленность — по край­ней мере так подсказывает мне языковая интуиция — является не грамматическим, а алетевтическим понятием. Отсюда ясно, что граница между грамматикой и алетев- тикой не так отчетлива, как может показаться. Линия границы окажется, конечно, не четкой, если мы будем опираться в своем анализе на дистрибуцию, поскольку истинные предложения встречаются в речи нормальных людей значительно чаще, чем ложные. Я не знаю, как преодолеть эту трудность. Может быть, не лишне рас­смотреть еще и другие ступени семантики, промежуточные между грамматикой и алетевтикой, или какие-то их под­разделы, соответствующие различным уровням граммати- кальности. Как бы то ни было, я пока могу только предпо­ложить, что категория предложения достаточно хорошо известна и может служить основой настоящего исследова­ния. После предварительных соображений обратимся к нашей основной теме, а именно к изысканию концепций и принципов для всеобщей грамматики (в семиотическом смысле).

5. Фразы и их основные классы. Прежде всего, оче­видно, что (для линейного языка) выражения не образуют естественного класса комбинаций символов. Так, в англий­ском предложении

I see both red and blue flowers «Я вижу и красные и синие цветы»

встречаются следующие выражения:

see both red, ed and Ы.

С другой стороны, слова both и and вместе составляют семантическую единицу, а потому должны образовывать и грамматическую единицу. Позвольте нам пользоваться термином фраза для комбинации символов, которая обра­зует грамматическую единицу, то есть единицу в правилах определения того, что представляет собой предложение. Этот термин мы должны рассматривать, подобно «сим­волу», «предложению», «выражению», как иным образом не определяемый. Фраза, как мы видели, может состоять из отдельных частей.

Каковы же основные классификации фраз? В языке А встречаются следующие классы фраз:

1) «Самы». С точки зрения грамматики они являются, в сущности, существительными.

2) Предложения, то есть «тетлы».

3) Фразы, которые связывают фразы для формирова­ния новых фраз. Таковым является, например, суффикс b, который, будучи присоединен к существительному, образует другое существительное, или инфикс с, который, будучи помещен между двумя существительными, форми­рует предложение. Такие фразы были названы польским философом Котарбиньским «функторами»; этим термином будем пользоваться и мы^[71]. Нетрудно понять, что это фундаментальные категории для всякого мыслимого ма­тематического языка. Может быть, необходимо рассмот­реть две или более различных категории существительных (таких, как индивидуальные существительные, существи­тельные-классы., существительные-отношения и т. д.) ^[72]; но номинальный характер каждого из этих видов ясен. Существительные, предложения и функторы являются, таким образом, основными грамматическими категориями. Первые две в отличие от функторов мы назовем замкну­тыми фразами.

6. Функторы. Рассмотрим теперь функторы более подробно. Каждый функтор объединяет одну или более фраз, называемых аргументами, для образования новой фразы, называемой его значимостью. Очевидно, функторы можно классифицировать по числу и виду аргументов и по природе значимости. Так, в языке А суффикс Ь является функтором с одним номинальным аргументом и номиналь­ной значимостью; инфикс с представляет собой функтор с двумя номинальными аргументами и сентенциальной значимостью. Но перед тем, как следовать далее, необхо­димо ввести еще некоторые обозначения.

Функтор, по определению, является средством объе­динения фраз для образования других фраз. Полное опи­сание функтора должно показать, из чего состоит его зна­чимость. Другими словами, мы не можем представить функтор без пропусков или других приемов обозначения^[73], указывающих, где должны быть вставлены аргументы. В некоторых естественных языках эту функцию выполняют определенные падежные окончания и порядок слов. Мы будем использовать тире с индексами; первый аргумент должен заменять тире с индексом 1, второй — тире с ин­дексом 2 и т. п. Так, два упомянутых выше функтора для языка А будут соответственно —ф и ——₂. (Они не являются единственными функторами в языке А; мы имеем,, например, также функтор —фЬ.)

Необходимо подчеркнуть, что понятие функтора не ограничено словами или аффиксами, которые ставятся перед или после своих аргументов, а в случае двух аргу­ментов — между ними. Они при соответствующем указании положения аргументов являются действительно функ­торами, но не самыми общими. Мы только что рассматри­вали пример (а именно, both —iand — ₂) функтора, со­стоящего из разъединенных частей. Возможны и еще более общие формы.

То, что Хэррис и Хомский называют трансформациями, также является функтором. Функтор есть любого рода лингвистический прием, который оперирует с одной или более фразами (аргументами), чтобы сформировать другую фразу. Функтор может так изменить свои аргументы, что даже обозначения, вводящие пропуски, будут неадекват­ными для его описания. Введем обозначения для описания видов или «категорий» функторов. Пусть X, Y, Z, U будут грамматическими категориями. Тогда мы будем иметь

FXY,

F ₂XYZ,

F3XYZU,

то есть, соответственно, категории функторов с одним аргументом в X и значимостью в Y\ категории с двумя аргументами в X и Y и значимостью в Z; категории с тремя аргументами, а именно в X, Y_f Z и значимостью в G и т. д. Если N представляет категорию существительных, a S —категорию предложений, тогда два первоначальных функтора для языка А вместе с указанием категорий, к ко­торым они относятся, могут быть записаны в виде:

— _tb, FNN;

— iC—2, F₂NNS;

в то же время both—iand—₂ в упомянутом выше предложе­нии I see both red and blue flowers принадлежит кате­гории

F ₂(F N N)(F N N)(F N N)^[74].

Для того чтобы получить полную общность, мы должны допустить функторы с другими функторами в качестве ар­гументов. Что же касается значимости, то мы замечаем, что

FX(FYZ), F₂XY(F₃UVWT) являются соответственно теми же категориями, что и F₂XYZ_f F₅XYUVWT

и т. д. Классифицируя функторы, мы можем, таким обра­зом: а) либо ограничиться рассмотрением функторов с одним аргументом, но допустить, что значимость может быть функтором, либо б) допустить функторы с любым числом аргументов, но потребовать, чтобы значимость была замыкающей,— и в этом случае мы будем говорить о значимости как о «замыкании».

Первому из Этих путей обычно следуют в лингвистике, и его используют также в некоторых работах по логике; второй путь — в духе математики и обычной символиче­ской логики. Для целей классификации последний метод более удобен. Следует заметить, что в определенных слу­чаях один из этих двух методов может оказаться неесте­ственным. Так, анализ

both—щпй—₂ F₂(FNN)(FNN)(FNN)

более естествен, нежели

both—iand F(FNN)(F(FNN)(FNN))

или

both— iand—2—з; F₃(FNN)(FNN)NN.

Следующая таблица дает несколько примеров фраз, относящихся к различным категориям в вышеуказанной схеме^[75]. Первый столбец указывает категорию, во втором содержатся примеры из обычного английского языка, в третьем даны примеры технического языка математики. Следует заметить, что функторы разделяются на два основ­ных класса: первичные и вторичные; первичными функто­рами будут являться те, все аргументы которых —фразы, вторичными — те, у которых по крайней мере один аргу­мент является функтором.

Примеры фраз

Замкнутые фразы

N Собственные имена су- 0, 1, 2,..., е

ществительные Нарицательные имена существительные (без четкого разграниче­ния)

Местоимения

S Предложения в обычном х = у; 1 < 2; 2 = 3

смысле Междометия

Существительные в зва­тельном падеже

Первичные функторы

FNN Атрибутивные прилага- |—_г | (абсолютное зна-

тельные чение);

Существительные в ро- (—,)² (возведение в дительном падеже квадрат)

F₂NNN Суффиксы прилагатель- (-—,) + (—₂)

ного

Окончание родительного падежа

FNS Непереходные глаголы —_г > О

F₂NNS Переходные глаголы, —= —₂, — _х >—₂

связка

FqNNNS Глаголы с двумя допол- —_х находится между

нениями —2 И —3

FSN Что —_lf

Трансформации отгла­гольного существи­тельного

FSS Отрицание -*■—_х

F₂SSS Сочинительные союзы —_х & —₂,

F (FiViV) (FNN) Наречие, определяющее Повторение операции прилагательное Операция определения Квадрат функции F(FiVyV)(F(F;VyV)X Суффикс «-1у» Функция от функций

X(FNN))

F (FNS)N Трансформации отгла- Наименьшее число, гольного существи- удовлетворяющее тельного некоторому условию

F (FNS) (FNS) Наречия, определяющие Дополнение к некото­переходные глаголы рому условию FN(F(FNS)(FNS)) Суффиксы, образующие такие наречия от су­ществительных

7. Заключительные замечания. Идея о выражении ка­тегорий при помощи функтора возникла в связи с тем, что было необходимо удовлетворить потребности определен­ного типа логики. Вероятно, нам легче будет осознать это понятие, а также некоторые из его ограничений, если кратко описать его применение.

В типе логики, называемом комбинаторной логикой ^[76], формальный метаязык, то есть та часть языка, которая служит для называния формальных объектов и для выра­жения утверждений, получаемых внутри системы, состоит исключительно из следующих элементов: 1) конечное число основных существительных; 2) функтор от двух аргументов, называемый аппликацией, образующий суще­ствительное из двух существительных, и 3) функтор, обра­зующий предложение от одного номинального аргумента. Однако при помощи этой системы могут быть представлены очень сложные типы логических систем. С целью объяс­нить парадоксы, которые были известны логикам в тече­ние почти полувека, уже довольно давно пришли к осоз­нанию необходимости формализовать различия семанти­ческой категории внутри системы.

Для этого требуются:

(а) существительные, представляющие основные кате­гории;

(б) механизмы для образования производных катего­рий;

(в) аксиомы, приписывающие категориям первоначаль­ные понятия, представленные существительными;

(г) средства для доказательства (внутри системы) о том, что понятия, созданные из первоначальных на основе операций, принадлежат к соответствующим категориям.

Так как (XY), то есть аппликация X и У, интерпре­тируется как значимость X (или функция) аргумента У, то соответствующее средство формализации (б) и (г) должно постулировать понятие F, называемое первона­чальной функциональностью, для того чтобы затем сказать следующее: когда X есть Fc$ и У есть а, то (XY) есть |3. На этой основе, я думаю, можно рассматривать унифи­цированно все приемы, которыми пользуются разные ученые логики во избежание парадоксов^[77].

Сходные идеи, касающиеся семантических категорий, высказывались и прежде. Лесневский придавал, по- видимому, особое значение той мысли, что ликвидация парадоксов требует изучения семантических категорий. От X. Хижа я узнал, что эта идея восходит к одной из ранних работ Гуссерля. Для ознакомления с содержа­нием этой работы и современным развитием ее идей наиболее доступными источниками являются работы Айдукевича [1] и Сушко [19]^[78].

Итак, о логическом происхождении F было сказано достаточно. Применение указанных идей в лингвистике возникло как бы в качестве некоторого дополнительного вывода. Естественно ожидать, что лингвистическое приме­нение потребует некоторых модификаций этих идей. Но я думаю, что как раз это и будет способствовать улучше­нию современной техники лингвистического анализа. Закончу некоторыми замечаниями на этот счет.

Прежде всего комбинаторная логика была сформули­рована как система, в которой формальные объекты пони­мались несколько иначе, чем это имеет место в случае со стандартными формализациями логики. Стандартные опе­рации в то время сводились к требованию, чтобы формаль­ные объекты были выражениями некоторого «объектного языка». Это значит, что они должны были быть цепочками, образованными из символов такого объектного языка при помощи операции сцепления. В комбинаторной логике эти формальные объекты, называемые обами (obs), были полностью неопределяемыми; просто постулировалось, что: 1) имеется бинарная операция аппликации над ними;

2) «обы» должны составляться из первоначальных объек­тов, называемых атомами (atoms), при помощи этой опе­рации, причем конструкция «оба» является единственной. Это значит, что «обы» рассматривались не как цепочки атомов, а как структуры, похожие на генеалогическое дерево. Теперь, конечно, известны различные пути сопо­ставления такого дерева с цепочкой. Любой метод, поз­воляющий устанавливать взаимно-однозначное соответ­ствие между «обами» и специальным классом выражений, именуемых вефами (wefs) (то есть хорошо образованными выражениями —well formed expressions), называется пред­ставлением системы. Для того чтобы линейный язык стал представлением в этом смысле, нужно, чтобы каждый «веф» указывал только одну-единственную конструкцию (то есть единственное дерево): в этом случае язык будет назы­ваться монотектоническим^[79].

Аналогичным образом мы можем представить себе и язык, то есть мы можем думать о нем не как о системе выражений, а как о системе фраз (в смысле, определенном в § 5), которые образованы функторами из первоначальных или атомарных фраз. Мы даже можем несколько расширить это представление, рассматривая сами функторы в каче­стве фраз и воспринимая фразу как конструкцию, возник­шую при применении единственной операции аппликации функтора к его первому аргументу. Таким образом, мы можем воспринимать грамматическую структуру языка как нечто независимое от способа, каким он представляет­ся при помощи выражений; и эта грамматическая струк­тура может изучаться посредством функторов F (а воз­можно, и других аналогичных понятий). Конечно, это требует дополнительного изучения тех путей, которым следуют, чтобы представить фразы с помощью выражений.

Так, мы получаем два уровня грамматики: первый, где мы имеем изучение грамматической структуры самой по« себе, и второй, который так относится к первому, как мор­фофонемика к морфологии. Для того чтобы получить тер­мины, которыми можно пользоваться незамедлительно, я назову эти два уровня соответственно тектограммати- кой и фенограмматикой; не сомневаюсь, что со временем будут предложены более удачные термины.

Одним или двумя примерами проиллюстрирую только что сказанное. Оператор аппликации в комбинаторной логике может быть представлен функтором ⁴—і—₂\ включающим скобки, или префиксом ⁴*—_А—₂’ без скобок. Можно доказать, что оба эти представления будут монотек- тоническими. Таким образом, для представления комби­наторной логики мы могли бы иметь два языка, которые обладали бы одной и той же грамматической структурой, но отличались бы по своим фенограмматикам. Другой пример —теория «самов», в которой суффикс⁴—i b⁹ может быть заменен префиксом ⁴s— і’.

Хэррис и Хомский предложили разделить грамматику на три ступени: грамматика «непосредственно составляю­щих» («phrase structure» grammar), трансформационная грамматика и морфофонемика. Но если грамматика «непо­средственно составляющих» прибегает к построению фраз путем связывания примыкающих фраз, то тогда она имеет фенограмматический вид. С точки зрения тектограмма- тики, я не вижу причин располагать грамматику «непо­средственно составляющих» и трансформационную грам­матику на отдельных уровнях, а также предполагать, что операции грамматики непосредственно составляющих обя­зательно либо предшествуют, либо следуют за трансфор­мационными операциями.

В том же духе Ламбек ^[80] предложил недавно исчисление грамматической структуры, базирующееся на двух видах понятия функциональности, изображаемых косыми ли­ниями. Так, NjS могло бы означать функтор, образующий существительное из сентенциального аргумента на его правой стороне, в то время как N\S означало бы функтор, образующий предложения из номинального аргумента слева. Это скорее классификация выражений в связываю­щей грамматике, чем классификация функторов в смысле § 6. Если мы будем употреблять 7’ как сокращение для выражения, то «7’ есть NfS» Ламбека будет означать то же самое, что и мое «7—і’ есть FSN», а его «7’ есть N\S» будет означать то же самое, что и мое «⁴—J⁹ есть FNS».

Таким образом, концепция Ламбека имеет примесь фенограмматики. Кроме того, она, по-видимому, полно­стью порывает с функторами, которые не являются ни префиксами, ни суффиксами.

Можно ожидать, что грамматическая структура будет меньше варьировать от языка к языку, чем фенограмма- тика. Различные языки используют совершенно различные приемы для обозначения грамматического построения фраз.

В некоторых языках важен порядок слов, как это имеет место в английском языке; но, например, в латинском языке три слова во фразе

Puer puellam amat

«Мальчик девочку любит»

могут быть сгруппированы любым из шести возможных способов без изменения структуры. Такие языки обычно имеют функторы, состоящие из отдельных частей или из частей, значительно отдаленных от аргументов.

Наконец, я упомяну два явления, которые встречаются в естественных языках, но редки в искусственных языках логики и математики. Можно ожидать, что они послужат причиной некоторой модификации понятий грамматики.

Первое из них представляет собой явление эллипсиса. В естественных языках наблюдается тенденция опускать все то, что не является необходимым для общения в данном контексте. Так, почти любое отдельно взятое слово в ан­глийском языке само по себе способно образовать предло­жение; и можно представить себе вопрос, осмысленным ответом на который мог бы быть отдельно взятый суффикс. Большинство языков имеет местоимения и, как недавно указал Хэррис¹⁸, может обладать также проморфемами других типов, в частности «словами-замести- телями глаголов» (proverbs). Это необходимо учитывать при обсуждении вопроса о грамматических структурах.

Второе явление заключается в том, что одна и та же фраза может быть сконструирована по-разному. При этом я не принимаю во внимание омонимию, которая представ­ляет собой (по форме) подобие того, что многие из нас стали бы рассматривать как различные фразы. Я имею в виду тот факт, что даже фразы, которые мы хотели бы рассматривать как семантически тождественные, можно все же анализировать различными путями. Так, предложе­ние

he clams were eaten by the children «Моллюски были съедены детьми»

рассматривается Хомским как необходимо полученное из предложения

The children ate the clams «Дети съели моллюсков»

при помощи трансформации для пассивного залога, ко­торая представляет собой функтор FSS. Но существует и альтернативное объяснение, поскольку данное предложе­ние можно рассматривать еще и как образованное при помощи функтора FNS

—iwere eaten by the children «—і были съедены детьми»

путем применения его к существительному «моллюски», взятому в качестве аргумента. В случае предложения

The clams were eaten by the seashore «Моллюски были съедены берегом моря»

это будет единственное возможное объяснение. Верно, что by во втором предложении просто омоним для by в первом (и в немецком языке оно выражалось бы другим словом). Но я не могу согласиться с утверждением, что второй анализ правилен во втором случае, но не в первом. Искус­ственные языки математики и логики, вообще говоря, обладают тем свойством, что каждая фраза имеет един­ственную конструкцию, то есть это языки монотектони- ческие. Но было бы ошибкой допустить a priori, что и есте­ственные языки обладают тем же свойством. Они могут быть (и я полагаю, что большинство из них действительно является) политектоническими, и эквивалентность раз­личных конструкций одного и того же предложения явля­ется одним из тех признаков, который следует принимать во внимание в грамматике, удовлетворяющей всем требо­ваниям.

Эти обстоятельства, как и сверхупрощение N и S, взятых лишь в качестве единственных основных катего­рий, могут, я думаю, быть приняты во внимание. Они не влияют на основное положение о том, что можно с успехом изучать грамматическую структуру как таковую.

ЛИТЕРАТУРА

Сокращенные обозначения цитируемых работ с указанием или без указания автора состоят из чисел в квадратных скобках (см. нижеследующий список). (Когда нет никакой ссылки на ав­тора, то это обычно Карри или Карри и Фейс.) Названия журналов сокращены в соответствии с принятыми сокращениями в «Mathema­tical Reviews».

1) Kazimierz Ajdukiewicz

[1] — Die syntaktische Konnexitat, «Studia Philos.», vol. 1, 1935, pp. 1—27.

2) Leonard Bloomfield

[2] — Language, New York, 1933.

3) Rudolf Carnap

[3] — Introduction to Semantics, Cambridge, Mass., 1942.

4) Noam Chomsky

[4] — Logical Structure in Language, «American Documentation», vol. 8, 1957, pp. 284—291.

[5] —Syntactic Structure,’s Gravenhague, 1957.

5) Haskell B. Curry

[6] — The Deduction Theorem in the Combinatory Theory of Rest­ricted Generality, Logique et Analyse, 3-є Annee, 1960, pp. 15—39.

[7] — Languages and Formal Systems (Proceedings of the Tenth International Congress of Philosophy), 1949, pp. 770—772.

[8] — Mathematics, Syntactics and Logic, Mind, vol. 62, 1953, pp. 172—183.

6) Haskell B. Curry and Robert F e у s

[9] — Combinatory Logic, Amsterdam, 1958.

7) Zellig Harris

[10] — Co-occurence and Transformation in Linguistic Structure, «Language», vol. 33, 1957, pp. 283—340.

[11] —Methods in Structural Linguistics, Chicago, 111., 1951.

8) Archibald A. Hill

[12] — Introduction to Linguistic Structure, New York, 1958.

9) Charles F. H о с k e t t

[13] —A Course of Modern Linguistics, N. Y., 1958.

10) Otto J espersen

[14] — Philosophy of Grammar, London, 1924.

11) Joachim L a m b e к

[15] — The Mathematics of Sentence Structure, «Amer. Mathem. Monthly», vol. 65, 1958, pp. 154—170.

12) Charles Morris

[16] — Foundations of the Theory of Signs, Chicago, 1938.

[17] — Signs, Language and Behavior, N. Y., 1946.

13) Josef Schachter

[18] — Prolegomena zu einer kritischen Grammatik, Vienna, 1935 (ср. обозрение этой работы— Weinberg, «Phil. Rev.», vol. 46,

1937, pp. 334—335).

14) Roman S u s z к о

[19] —Syntactic Structure and Semantical Reference I, «Studia Logica», vol. 8, 1958, pp. 213—244.