4. Универсальное и индивидуальное бессмертие.
Таким образом, августииовское доказательство ведет не к индивидуальному, а к коллективному бессмертию. Оно требует бессмертия не отдельных душ, а некоего целого, части которого оии образуют.
И эта характерная черта всех метафизических доказательств, кроме приведенного выше пла-тоновского. Они ведут к бессмертию универсальному, к тому бессмертию, в котором образное мышление представляет душу сливающейся с мировой душой, как капля воды с морем. В доказательствах скрытым или даже явным образом, признаются такие предпосылки, в которых частично или полностью отрицается субстанциональность души: сохранность источника света по видимому свету доказывается тем, что последний есть только от-раженный свет.Второе платоновское доказательство, если что-либо доказывает, то только бессмертие универсальное, а не индивидуальное: душа - принцип дея тельности в самой себе и поэтому неопределима иным, ие имеет никакой причины вне себя, и как самодовлеющий принцип - непреходяща. Душа здесь является не как таковая, а, говоря словами Спинозы, только как момент мировой субстанции, которая, конечно, только одна может быть [не-преходящей] 11. Спиноза" уже совершенно определенно ставит бессмертие в зависимость от несубстанциональности души и связанности ее зависимого, чисто акциденционального существования с телесной жизнью. Сущности человека не присуща субстанциональность, иными словами, субстанция не составляет ([юрму человека (это выводится из того, что субстанция заключает в себе необходимое существование, а человек не заключает). "Душа познает себя лишь постольку, поскольку она воспринимает состоя-ние тела".
Вот все, что Спиноза выводит относительно бессмертия души: "Человеческая душа не может совершенно уничтожиться вместе с телом, ио от нее остается нечто вечное. В Боге, говорит Спиноза, существует идея, выражающая сущность человеческого тела и так гак душа составляет идею тела, то - нечто относящееся к сущности самой души.
Душе присуще временное существование, поскольку она выражает действительное (актуаль-ное) существование тела, но за вычетом этого остается нечто, представляющееся с некоторой вечной необходимостью через саму сущность Бога и потому вечное". Здесь мы имеем универсальное бессмертие, близкое к потере всякого содержания.Если идея тела, находящаяся в Боге это чувство, которое будет чувством моего тела, пока я существую, и не перестанет быть чувством всех тел, то такое бессмертие имеет определенное содержание, но спинозовская метафизика логизирует (и дол ясна логизировать) идею, и обращается в нечто столь же пустое, как сама спинозовская божественная субстанция. Идея, как понятие, -заключается в Боге; поскольку Бог является в атрибуте мышления - это ие больше чем мысль потомства об умершем, слава в последующих поколениях. Метафизика старается схватить своими руками неуловимый туман, который проходит через нее, оставляя в распростертых руках одну пустоту.
Отметим Мельденсоновскую поправку1" в доказательстве из про-стоты бессмертия души. Ои усматривает возможность уничтожения не только путем раздробления, но и путем постепенного исчезновения.
Но, вскрывая противоречие в обращении непосредственного бытия в небытие, Мендельсон убеждает в необходимости признания поете- пенности уменьшения души вплоть до исчезновения, что также оказывается в несогласии с простотой души, как и раздробление.
Доказательство бессмертия души Беискэ обещает значительно больше, чем вышеприведенное. Оно даст не только существование, ио уже не- что среднее между голым бытием и жизнью. Оно указывает на все увеличивающееся число следов в сознании, постепенно возвышающуюся степень обратимости души от внешнего к внутреннему.
Ребенок больше живет внешним миром, взрослый все больше и больше погружается в глубины своего внутреннего мира, обогащенного воспоминаниями прожитой жизни. Смерть может разорвать только связь с внешним міфом, но оставляет внутреннее бытие души, для которой высшая ступень, достигнутая в прошлой жизни, является фундаментом для следующих ступеней развития.
Можно, конечно, согласиться с большей вероятностью сохранения накопленных следов, чем полного их исчезновения, проводя аналогию с материальными явлениями, но признание сохранности этого материала не влечет еще признания того, что этот материал будет использован так, как он был использован в жизни умершим индивидуумом. Совокупность следов воспоминаний, образующая содержание пассивного бессознательного, можно мыслить в общем резервуаре памяти.