4. ДВОРКИН О РАВЕНСТВЕ РЕСУРСОВ

Дворкин принимает ту цель, которую имел ввиду Ролз, выдвигая прин­цип различия. Но он полагает, что идеалу «чувствительного к стремлени­ям» и «нечувствительного к природным способностям» распределения отвечает другая схема.

л. Плата за сделанный выбор; чувствительный к стремлениям аукцион

Для начала рассмотрим предложенную Дпоркиным схему чувстви­тельного к стремлениям распределения. Ради простоты изложения вновь допустим, что от природы всем людям даны равные способности (ре­шение Дворкиным проблемы неравных природных способностей будет рассмотрено чуть позже). В предлагаемом Дворкиным примере ресурсы общества выставлены для продажи на аукционе, в котором принимают участие все. Вначале покупательная способность всех участников оди­накова и каждый имеет по 100 ракушек. На эти ракушки люди могут приобрести ресурсы, которые позволят им наилучшим образом осуще­ствить их жизненные планы.

Если аукцион удастся — а он всегда может быть проведён заново, если не удался, — то каждый будет доволен его результатом, т.е. его соб­ственный набор благ будет для него предпочтительнее любого другого,

108

II. Либеральное равенство

ибо в обратном случае он мог бы участвовать в торгах для приобретения любого другого набора благ. Это служит обобщением для случая с тен­нисистом и садовницей, у которых вначале было равное количество де­нег для приобретения земли, необходимой для избранной ими деятель­ности. Если аукцион сработает, то все будут находиться именно в таком положении, т.е. для любого человека его собственный набор благ будет наиболее предпочтительным. Дворкин называет это «тестом на зависть» (envy lesl).

Идея теста на зависть даёт наиболее убедительное выражение либе­ральному эгалитаристскому представлению о справедливости. Полная реализация этой идеи на практике означала бы выполнение трёх основ­ных целей,сформулированных в теории Ролза,а именно: было бы соблю­дено моральное равенство, были бы сглажены последствия неблагопри­ятных обстоятельств, случайных с моральной точки зрения, и каждый человек нёс бы ответственность за сделанный им выбор. Такая схема распределения была бы справедливой, хотя она допускала бы некото­рое неравенство доходов. У садовницы и теннисиста неравный доход, но это не означает, что к ним проявлена неодинаковая забота и уважение, ибо каждому из них предоставлена равная возможность вести избран­ный ими образ жизни и приобрести тот набор социальных благ, кото­рый лучше всего соответствует их представлениям о ценности жизни. Иными словами, никто не может пожаловаться, что при распределении ресурсов к нему отнеслись с меньшей заботой, чем к кому-либо ещё, по­скольку если бы для него оказался предпочтительнее другой набор благ, то он мог бы приобрести его. Трудно представить, чтобы в этих условиях были возможны законные жалобы*.

' Более подробное рассмотрение идеи -свободы от зависти- и использования ее в качестве критерия распределительной справедливости см [ЯеигЬаеу 1994; AriisrHTger 199*1.

• Нет ничего невозможного в том, чтобы представить себе людей, которые бу­дут возражать, даже если проводится тест на зависть. Тест на зависть ничего не говорит о благополучии людей, поэтому вполне возможно, что из двух оди­наково одаренных людей один будет чувствовать себя несчастным, а другой — счастливым.

109

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

6. Компенсация за природные недостатки: схема страхования

К сожалению, аукцион будет выполнять тест на зависть только в том случае, если природные способности никого не поставят в невыгодное положение. В реальном мире аукцион не пройдёт этого теста, ибо неко­торые различия между людьми не являются следствием их выбора. Так, человек с физическими недостатками сможет на свои 100 ракушек при­обрести такой же набор социальных благ, как и другие люди, однако из-за своих особых нужд он будет менее обеспеченным, чем другие. Поэто­му он предпочёл бы оказаться на месте людей, не имеющих физических недостатков.

Как же поступить с природными недостатками? Дворкин предла­гает очень сложный ответ на этот вопрос, но мы подготовим для него почву, если рассмотрим сначала более простой случай. Для того чтобы человек, поставленный в невыгодное положение, мог вести достойный образ жизни, ему потребуются дополнительные расходы, которые он должен будет покрыть из тех же 100 ракушек. Почему бы не оплатить все эти дополнительные расходы из общего запаса социальных ресурсов до аукциона, а затем оставшиеся ресурсы поделить поровну через аук­цион? До аукциона тем, кто находится в невыгодном положении, предо­ставляются социальные блага для компенсации неравенства в природ­ных способностях, которое не является следствием их выбора. И только после этого каждый через аукцион получает равную долю оставшихся ресурсов, которые он может использовать согласно своему выбору В ре-

будет одинаково выгодным для каждого и э этих людей. Поскольку несчаст ный человек не способен справиться со своей врождённой раздражительностью,он мог бы претендовать на дополнительные ресурсы.

110

II. Либеральное равенство

зультате этого выполнялся бы тест на зависть. Подобная компенсация перед аукционом обеспечивала бы всем равные возможности в выборе и осуществлении своих жизненных планов, а последующее равное рас­пределение через аукцион гарантировало бы справедливое отношение к выбору каждого человека. Следовательно, распределение было бы одно­временно нечувствительным к природным способностям и чувстви­тельным к стремлениям.

Однако это простое решение не даст желаемого результата. Дополни­тельные средства могут компенсировать лишь часть природных недо­статков. Так, некоторым калекам можно вернуть мобильность здоровых людей, если предоставить им самые совершенные технические средства (возможно, очень дорогие).

Полное равенство условий невозможно. Мы могли бы попытаться максимально уравнять условия. Но и это нельзя считать приемлемым решением. Поскольку каждое дополнительное количество денег может помочь человеку с серьёзной умственной отсталостью, но никогда не бу­дет достаточным для уравнивания условий их жизни с условиями здо­ровых людей, нам придётся отдать все наши ресурсы людям с такими недостатками, не оставив ничего другим (см.: [Dworkin 1981: 242, 300]; ср.: [Fried 1978: 120-128]). Если мы будем использовать ресурсы для уравнивания условий до начала аукциона, то их не останется для того, чтобы люди могли осуществить свой выбор (участвуя в торгах на аук­ционе). Однако одна из целей уравнивания условий заключается в том, чтобы предоставить каждому человеку возможность осуществить свои жизненные планы. От условий нашего существования зависят возмож­ности осуществления наших стремлений. Именно поэтому эти условия важны, с моральной точки зрения, и именно поэтому неравенство этих условий имеет значение. Заботясь об условиях жизни людей, мы забо­тимся о том, чтобы они могли претворить в жизнь свои цели. Но если, пытаясь уравнять средства, мы не даём кому-либо достичь своих целей, то наши намерения терпят крах.

in

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

Если мы не можем добиться полного равенства условий и если не должны всегда к этому стремиться, то что же нам делать? В свете этих трудностей становится понятным отказ Ролза от компенсации за при­родные недостатки.

Предложение Дворкина аналогично ролзовской идее исходного по-положения. Оно предполагает несколько изменённый вариант занаве­са неведения. Люди за занавесом неведения не знают, какие природные способности получат при «распределении», и должны предположить, что все они подвержены риску оказаться с различными природными не­достатками10. Каждому человеку предоставляется равная доля ресурсов (100 ракушек) и предлагается решить, сколько средств из своей доли он готов выделить для страхования на тот случай, если ему выпадет стра­дать от физических и умственных недостатков или если его положение вследствие -распределения» природных способностей окажется невы­годным. Например, люди могли бы согласиться выделить 30% из их на­бора ресурсов на такое страхование, и это обеспечило бы определённое покрытие расходов, связанных с возможными природными недостат­ками. Если такой гипотетический страховой рынок имеет смысл и если удастся с определённостью установить, какую страховку люди будут со­гласны купить на этом рынке, то мы могли бы воспользоваться систе­мой налогообложения, чтобы добиться тех же результатов. Подоходный налог стал бы способом сбора страховых взносов, которые люди гипо­тетически согласны уплатить, а различные программы по социальному обеспечению, бесплатному медицинскому обслуживанию и безработи­це стали бы способом выплаты страховки тем. кому выпало страдать от природных недостатков, покрываемых данной страховкой.

Это промежуточная позиция между игнорированием неравных при­родных способностей и бесплодным стремлением уравнять внешние условия. Это не было бы уходом от проблемы, ибо каждый согласился бы на определённое страхование. Ныло бы нерационально не позаботиться

* Здесь я упрощаю ситуацию. На самом деде Дворкин предлагает две отдель­ные схемы страхования для двух различных видов невыгодною распределения природных данных: одна — для физических и умственных недостатком, дру­гая — для неравенства природных талантои Детали лих систем страхования см.: IDworkin 19811. Критику построения этнх схем н их рамичеиия у Дворки на см.: ITremain 1996: Macleod 1998: eh, 4-5; Van Pan> 1995: ch. У Roemer 198S-. Varum 1985).

11?.

П. Либеральное равенство

о себе на случай возможных бедствий. Но никто из нас не согласился бы потратить все свои ракушки на страхование, ибо тогда ничего не оста­лось бы для претворения в жизнь наших целей. Количество ресурсов общества, выделяемых на компенсацию за природные недостатки, огра­ничивается размером той страховки, которую приобрели бы люди, вы­плачивая страховые взносы из своего первоначального набора благ (см.: [Dworkin 1981: 296-299|). Это обеспечивает принципиальную основу для решения вопроса о том, сколько общественных ресурсов должно быть выделено на помощь тем. кто оказался в невыгодном положении в силу -лотереи природы».

Однако и при такой схеме распределения некоторые люди незаслу­женно окажутся в невыгодном положении, так что мы не нашли распре­деления, идеально чувствительного к стремлениям и нечувствительного к природным способностям. Но эта цель недостижима для нас. какие бы меры мы ни предпринимали, поэтому нам нужна теория «ближайшая к лучшей». По мнению Дворкииа. его схема распределения как теория справедливости является таковой, ибо она есть результат честной про­цедуры принятия решений. В рамках этой процедуры к каждому отно­сятся как к равному, и она исключает очевидные источники несправед­ливости, ибо никто не занимает привилегированною положения при приобретении страховки. Есть надежда, что каждый примет и признает честной компенсацию, которая будет выбрана в подобной гипотетиче­ской позиции равенства.

Может показаться, что нежелание Дворкииа максимально сглаживать последствия природных недостатков означает недостаточное внимание к благополучию инвалидов. В конце концов, они не выбирали своих недостатков. Но если попытаться обеспечить наивысшую возможную страховку тем. кто оказался в их положении, то результатом будет «раб­ство талантливых». Рассмотрим, в каком положении окажутся здоровые люди, которые должны платить страховые взносы, не получая при этом компенсации.

В этом случае теряет- тот. кто должен очень много и упорно работать, чтобы оплатить свой страховой взнос, ибо только после этого у него появится воз­можность установить баланс между работой и потреблением, который был бы ему доступен сразу, не будь он застрахован. Если страховка достаточно велика, то она поработи! застраховавшегося не только высоким размером страхового взноса, но и в силу крайней невероятной того, что благодаря своим способ ногтям он сможет достичь выбранною им уровня жизни, а это означает, что он должен будет работать с полным напряжением и ему не придется особенно выбирать, какую выполнять работу [Dworkin 1981:322].

Тем, кому повезло и природной лотерее, придётся быть как можно более продуктивными, чтобы суметь оплатить высокие страховые взно-

43

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

сы, гипотетически выбранные ими на случай природных недостатков. Страхования из разумного ограничения, с которым согласились бы та­лантливые люди при выборе своего образа жизни, превратилось бы в определяющий фактор их жизни. Их таланты стали бы помехой, огра­ничивающей возможности их выбора, а не ресурсом, расширяющим эти возможности. В результате у более талантливых было бы меньше свобо­ды при выборе предпочтительного для них сочетания досуга и потре­бления, чем у менее талантливых. Следовательно, для равной заботы о тех, кто находится в выгодном положении, и о тех, кто находится в невы­годном положении, нужно нечто иное, а не максимальное перераспреде­ление в пользу тех, кто находится в невыгодном положении, хотя в этом случае последние будут испытывать зависть к одарённым".

По мнению Яна Нарвесона, невозможность выполнения теста на за­висть в реальном мире подрывает теорию Дворкина. Допустим, что в отличие от Джонса, способного обеспечить себе высокий доход, Смит родился с природными недостатками. Даже если мы облагаем Джонса налогом и он выполняет свои обязательства по страховке, вытекающие из нашего гипотетического аукциона, у него всё равно будет более высо­кий доход, чем у Смита, а это незаслуженное неравенство. Как отмечает Нарвесон, «Смит по любым меркам будет в реальном мире сильно от­ставать от Джонса. Можем ли мы после этого с невозмутимым видом утверждать, что некоторый возможный объём ресурсов, прибавленный к имеющимся ресурсам, служит достаточной, с точки зрения серьёзной теории равенства/'компеисацией?"" (Narveson 1983: 18]. Тест на зависть не выполняется в реальном мире, поэтому, считает Нарвесон, несколько странно утверждать, что мы обеспечили компенсацию, если добились выполнения этого теста в некоторой гипотетической ситуации.

Однако это возражение уводит нас от существа дела. Если в реаль­ном мире мы нс можем полностью уравнять условия, то что ещё можно сделать в соответствии с нашим убеждением в том, что «распределение» природных и социальных условий носит случайный характер? Дворкин

11 Могут быть и лучшие, чем схема страхования Дворкииа. попытки найти среднее между игнорированием обстоятельств и их уравниванием. Одним и < таких возможных решений является предложенная А. Сеном схема «равенства способностей- (equality of capacities), которую, по-видимому, одобряет и Ролз в вопросе о людях с физическими и умственными недостатками ([Rawls 1982о: 168) ср.: [Sen 1980: 218-219J). Сен стремится к разновидности уравнивания для страдающих от природных недостатков, но ограничивает ее уравниванием -основных возможностей- и не предполагает полного уравнивания условий, которое Дворкин отвергает как неосуществимое. В какой мере это возможно и насколько эта схема по своим результатам будет отличаться от схемы страхо­вания Дворкина, сказать трудно (см.: [Cohen 1989:942), ср.: |Sen 1985: 143-144; 1990; 115 п. 12; Dworkin 2000: ch. 7|>,

114

II. Либеральное равенство

не утверждает, что его схема полностью компенсирует незаслуженные неравенства; он говорит лишь, что это лучшее, что мы можем сделать, чтобы жить согласно нашим представлениям о справедливости. Для критики его теории нужно или показать, что можно лучше решить эту проблему, или обосновать, почему нам не следует стараться жить в соот­ветствии с нашими представлениями о справедливости.

в. Эквиваленты в реальном мире: налоги и перераспределение

Итак, суть теории Дворкина в следующем: мы определяем справедли­вое распределение ресурсов, представляя себе равную исходную долю ресурсов, которая затем изменяется со временем в результате гипотети­ческого выбора людей на аукционе (чувствительном к выбору) и гипо­тетической политики в области страхования (для защиты от неравных условий). Это, утверждает Дворкин, лучше, чем традиционные теории равенства, которые не оставляют места для чувствительности к выбо­ру и не дают принципиальных критериев для обращения с неравными природными способностями. И, доказывает он, это также превосходит правые лнбертаристские теории (которые будут рассмотрены в следую­щей главе), сосредоточивающие внимание только на чувствительности к выбору и игнорирующие необходимость уравнивания условий.

Но чего будет такая теория требовать на практике? Если допустить, что модель страхования — это оправданное, хотя лишь «ближайшее к лучшему» решение проблемы уравнивания условий, то как можно при­менить её в реальном мире? Её нельзя реализовать путём действитель­ной реализации страховых соглашений, ибо предполагаемый ею стра­ховой рынок был чисто гипотетическим. Что же тогда в реальном мире соответствует уплате страховых взносов и выдаче страховых выплат? Ранее я уже говорил, что можно использовать налоговую систему для сбора страховых взносов с одарённых от природы людей, а программы социального обеспечения — для выплаты страховок тем, кто оказался в невыгодном положении. Однако по своим результатам налоговая систе­ма может только приблизительно соответствовать модели страхования. На это есть две причины (см.: [Dworkin 1981:312-314]).

Во-первых, на практике у нас нет возможности измерить относитель­ные преимущества и недостатки людей. Одна из причин этого состоит в том, что люди развивают свои таланты. Часто одинаково одарённые люди могут в дальнейшем достичь разных уровней мастерства. Эти виды различий не заслуживают компенсации, поскольку отражают различие в сделанном выборе. Изначально более одарённые люди могут также развить свои таланты, и тогда различия в способностях будут частично отражать различия в природной одарённости, а частично — различия в

И5

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

сделанном выборе. В этом случае только часть различий в способностях заслуживает компенсации. Измерить эту часть чрезвычайно трудно.

Действительно, как замечает Ричард Арнсон, было бы «несообраз­ным» даже пытаться измерять степень, в которой люди ответственны за

свои доходы:

Идея о том, что мы можем так изменить нашу систему распределительной справедливости, чтобы она основывалась на оценке общих заслуг или ответ­ственности людей, кажется полностью химерической. Уровень ответственности индивидов не выражается в цифрах у них на лбу, а попытка институтов или от­дельных лиц гадать по этому поводу па практике обернется вымещением пред­рассудков и обид (Arneson 2000а: 97].

Осуществлять такие подсчёты будет невозможно, и даже попытка этого будет означать недопустимое вмешательство в частную жизнь11.

Более того, невозможно до аукциона установить, что считать природ­ным преимуществом. Это зависит от того, какие навыки ценят люди, а это, в свою очередь, зависит от того, какие цели они ставят перед собой в жизни. Одни способности (например, физическая сила) сегодня менее важны, чем раньше, тогда как другие (например, абстрактное матема­тическое мышление) сейчас ценятся выше. Нет никакой возможности установить — до того, как люди сделают свой выбор, — какие природ­ные способности являются преимуществами, а какие — недостатками. Этот критерий изменяется постоянно (если не сказать радикально), и будет невозможно отследить все меняющиеся критерии.

Как же тогда возможна справедливая реализация этой схемы стра­хования, если нельзя установить, какие вознаграждения обусловлены способностями людей, а какие — их стремлениями? Возможно, ответ Дворкина вызовет разочарование: мы облагаем налогом богатых, даже если кто-то стал богатым только благодаря своему усердию, не имея ни­каких полученных от природы преимуществ, и поддерживаем бедных, даже если некоторые из них, подобно теннисисту, стали бедными в силу сделанного выбора, а не в силу своих природных недостатков. Таким об­разом, некоторые люди получат по страховке меньше, чем они гипотети­чески заплатили, только потому, что благодаря своим усилиям они ока­зались в категории населения с более высоким доходом. А другие люди получат по страховке больше, чем заслуживают, только потому, что они ведут дорогостоящий образ жизни. ^

Во-вторых, трудность в применении рассматриваемой схемы состоит в том, что природные недостатки — это не единственная причина не­равных условий (даже в обществе, где людям разной расовой, классовой

110 потенциальных конфликтах между либерально-эгалитаристской справед­ливостью и правом на частную жизнь см.: | Arneson 2000л].

116

ii. Либеральное равенство

и половой принадлежности предоставляются равные возможности). В реальном мире мы никогда не располагаем полной информацией и не можем снова проводить аукцион, и поэтому тест на зависть может не сработать в силу непредвиденных обстоятельств. Из-за болезни рас­тений садовница может в течение нескольких лет не получать урожая, что, безусловно, снизит сё доход. Однако в отличие от теннисиста она нс выбирала непроизводительного образа жизни. Сокращение дохода стало результатом совершенно непредвиденной случайности, и было бы неправильно возлагать на садовницу все расходы, связанные с выбран­ным ею образом жизни. Если бы она знала заранее, что он обойдётся ей так дорого, она бы выбрала другой жизненный путь (в отличие от теннисиста, который предвидел все расходы, связанные с его образом жизни). Необходимо принять справедливое решение в отношении этих неожиданных расходов. Но если мы попытаемся компенсировать их по схеме страхования, аналогичной той, что использовалась в случае при­родных недостатков, то в ИтОП мы столкнёмся со всеми недостатками упомянутой схемы.

Итак, есть две причины, почему недостижим идеал распределения, чувствительного к стремлениям и нечувствительного к природным способностям. Нам бы хотелось, чтобы судьбу людей определял выбор, сделанный ими в начале их жизненного пути условиях справедливости и равенства. Но идея равных начальных условий включает в качестве допущений не только неосуществимую компенсацию за неодинаковые природные способности, но и недоступное знание о будущих событиях. Первое необходимо для уравнивания условий, второе нужно для оценки расходов, связанных с нашим выбором, чтобы нести ответственность за них. Схема страхования — это ближайшее к лучшему решение этих проблем, а система налогообложения — ближайший к лучшему способ применения на практике схемы страхования. Поскольку существует дистанция между идеалом и практикой, неизбежно одни люди неза­служенно наказываются за их неудачные условия, тогда как другие по­лучают незаслуженные субсидии для покрытия расходов, связанных со сделанным ими выбором.

Можем ли мы как-нибудь лучше реализовать схему распределения, чувствительного к стремлениям и нечувствительного к природным дан­ным? Дворкин признаёт, что мы могли бы добиться более полного осу­ществления каждой их этих целей в отдельности. Однако эти цели тянут нас в противоположные стороны — чем больше мы стараемся сделать распределение чувствительным к стремлениям, тем больше вероятность того, что некоторые люди, поставленные в невыгодные условия, будут незаслуженно наказаны, и наоборот. И то.и другое — одинаково важное отклонение от идеала, и поэтому нельзя считать приемлемым решение.

"7

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

мшит i рирующеес я на одной из этих целей за счёт игнорирования дру­гой. Мы должны использовать оба критерия, даже если в итоге ни один из них не будет выполнен полностью [Dworkin 1981:327-328,333-334].

Это довольно неутешительный вывод. Дворкин убедительно показал, что при справедливом распределении следует определять, «какие аспек­ты экономического положения человека являются следствием сделанно­го им ныбора,а какие — следствием преимуществ и недостатков, которые небыли предметом выбора» [Dworkin 1985:208]. Однако на практике его идеал оказывается «неотличимым по своим стратегическим следстви­ям» от теорий, подобных принципу различия Ролза, в которых это раз­граничение не проводится (см.: [Carens 1985: 67; ср. Dworkin 1981: 338-344]). Гипотетические вычисления, которых требует теория Дворкина, настолько сложны, а их институциональная реализация настолько труд­на, что преимущества этой теории невозможно осуществить на практи­ке (см.: [Mapel 1989: 39-56; Carens 1985: 65-67; ср. Varian 1985: 115-119; Roemer 1985л]).

Дворкин признаёт, что его теория очень абстрактна, но настаивает на том, что её можно использовать для оценки реально существующих институтов и разработки мер государственной политики. Теория недо­статочно точна для того, чтобы выделить какое-то конкретное распре­деление в качестве единственно правильного. Но она может использо­ваться для того, чтобы исключить некоторые распределения как явно несправедливые. Например, Дворкин утверждает, что в рамках любого правдоподобного описания той гипотетической страховки, которую люди купят против природных неудач, выплаты будут «значительно больше», чем те, что предлагаются инвалидам, больным или неквалифи­цированным работникам в Соединённых Штатах или Британии сегодня [Dworkin 1981:321].

Он также заявляет, что его модель демонстрирует превосходство -третьего пути» между традиционным социализмом и либертариан­ством свободного рынка (см.: [Dworkin 2000: 7; ср. Giddens 1998; White 1998]). Например, он утверждает, что его теория объясняет, почему не­обходима и система государственного здравоохранения, и возможность купить частную медицинскую страховку. Схема гипотетического стра­хования показывает, что первая необходима для уравнивания условий; гипотетический аукцион демонстрирует, что последняя необходима для обеспечения чувствительности к выбору [Dworkin 1993; 2000: ch. 8]. Аналогичным образом, он говорит, что его теория показывает необхо­димость соединения щедрых программ социального обеспечения (для уравнения условий для обладателей меньших талантов) и некоторых требований обязательности работы (чтобы одаренные, но ленивые люди платили бы цену за свой выбор) [Dworkin 2000: ch. 9].

и8

II. Либеральное равенство

119

Тем не менее предложения Дворкина в области практической поли­тики удивительно скромны. Они в первую очередь сосредоточиваются на ex post коррекции неравенств, порождённых рынком, т.е. принимают существующий уровень неравенства в рыночных доходах как данность, и спрашивают, как лучше всего обложить налогом часть неравного до­хода оказавшихся в выгодном положении и передать её оказавшимся в невыгодном. Но эти предложения оставляют без ответа важный пункт его теории — а именно, что люди должны иметь ex ante равные ресурсы, когда входят на рынок. Воплощение его теории в области практической политики должно предположительно включать некий реальный эквива­лент 100 раковин,с которыми индивиды начинают жизнь, и используют для того, чтобы делать выбор относительно инвестиций, сбережений, рисков, обучения и т.д. Это, несомненно, так же важно (если не сказать более) для достижения подлинного равенства ресурсов, как и перерас­пределение рыночных доходов ex post. Действительно, если бы ex ante было большее равенство в ресурсах, т.е. в их возможностях инвестиро­вать в производственные активы или в развитие своих умений и талан­тов — то было бы меньше нужды в перераспределении ex post, так как было бы меньше нуждающихся в исправлении недобровольных нера­венств в рыночных доходах.

Конечно, любая попытка достичь этого равенства ex ante потребовала бы серьёзной атаки на укоренившиеся экономические деления в нашем обществе. Сам Дворкин не предлагает никаких мер в области государ­ственной политики для достижения этого. В этом отношении, его ре­комендации в области практической политики «удивительно консерва­тивны» (см.: [Madeod 1998: 151]). Можем ли мы представить себе более новаторские пути воплощения теории Дворкина? Некоторые теоретики предложили более радикальные меры по достижению либерального ра­венства. Позвольте мне в сжатом виде изложить четыре из них:

1) «общество обладателей долей». Брюс Акерман предложил выда­вать каждому человеку 80 тыс. долларов по окончании средней школы (в виде единоразовой выплаты). Финансироваться это должно благодаря введению 2-процентного налога на имущество [Ackerman, Alstott 1999]. Люди могут использовать эту долю так, как считают нужным — запла­тить за дальнейшее образование иди профессиональную подготовку, использовать для покупки дома, приобрести акции или облигации, или просто потратить на любимые виды потребления или отдыха. Вообще-то это достаточно старая идея, — идущая по крайней мере из XVIII в. от Томаса Пейна и, как представляется, очень хорошо укладывающаяся в теорию Дворкина. Уменьшая существующие неравенства в способно­сти молодых людей приобрести производственные активы или развить

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

120

ценимые на рынке способности, она помогла бы обеспечить, чтобы рас­пределение более точно отражало выбор, а не условия11;

2) «базовый доход». Филипп Ван Парийс отстаивает необходимость гарантированного и необставленного условиями базового дохода (до­пустим, 5 тыс. долларов в год), который должен выплачиваться каждо­му, вне зависимости от того, работает он или нет [Van Parijs 1991; 1995]. Либеральные эгалитаристы иногда возражают против такого безуслов­ного базового дохода, аргументируя, что это приведёт к обложению на­логом хорошо работающих граждан для субсидирования праздных, не желающих работать, таких, как «серфингист на пляже Малибу». Но на самом деле это может рассматриваться просто как версия предыдущего предложения об «обществе обладателей долей»'*. Базовый доход может рассматриваться как годовой процент на «долю». Предложение о базо­вом доходе отличается от предложения Акермана преимущественно тем, что не позволяет людям обналичить свою долю: они могут черпать только из процентов, но не из самого капитала. Это позволит смягчить озабоченность по поводу того, что некоторые молодые люди могут «спу­стить» свою долю в один момент. Но поскольку наличие гарантирован­ного дохода облегчает возможность занимать деньги, это предложение всё равно помогло бы уравнять людей в возможности инвестировать в производственные активы или в своё образование и профессиональную подготовку1*.

Предложение, объединяющее модели «доли» и «базового дохода», было разработано Джоном Рёмером, который называет его «купонным капита­лизмом» [Roemer 1994; 1999; 65-681. Каждый молодой человек должен по­лучить портфель ценных бумаг фирм страны, которые должны приносить ему прибыль, равную общенациональной прибыли на душу населения. Он может торговать этими бумагами по ценам биржи, но не имеет права

" Другие авторы делают аналогичные предложения, но ставят ограничения на то. как люди могут использовать такие суммы — например, только на образование или инвестиции, но не на потребление или отдых (см.: (Tobin. linger. Haveman 19&8|). Акерман и Олстот рассматривают ряд других егюсобои финансировать такую схему, вдобавок к налогу на имущество. По поводу некоторых норматив­ных проблем, связанных с налогом на имущество см.: [Rakowski 2000].

" Я должен заметить, что сам Ван Парийс также обосновывает базовый доход как форму •ренты-, которую занятые задолжали безработным в условиях вы­сокой безработи i |ы.

й Критику н защиту предложения о базовом доходе см.: (| Van Parijs 1992; 2001; Groot. van der Veen 2000; While 20O0]; а также материалы симпозиума по этому предложению Ван Паринса в ж-лс 'Analyse und Kritik* (2000. 22). О разновид­ности этого предложения, которая увязывает базовый доход с выполнением некоторой социально полезной, хотя не обязательно оплачиваемой деятельно­сти, см.: (Atkinson 1996].

II. Либеральное равенство

обналичить свой портцЬель. После смерти портфель ценных бумаг каждо­го человека возвращается в казначейство и вновь выдаётся следующему поколению молодых людей. Согласно подсчётам Рёмера, приходящаяся на каждого доля ценных бумаг давала бы ежегодный доход в 8 тыс. долларов на семью в Соединённых Штатах. Рёмер не питает оптимизма относитель­но шансов этой программы на принятие в США, хотя он указывает на ра­стущее число программ по передаче акций фирм их наёмным работникам как на возможных её предшественников;

3) «компенсаторное образование». Джон Рёмер отстаивает программу -компенсаторных» инвестиций в образование детей из бедных семей и районов [Roemer 1999: 69-70). Как он отмечает, важным эгалитарным достижением является то, что большинство западных стран сейчас вкладывают более-менее равным образом в образование всех детей, не­зависимо от расы или класса. Столетие тому назад образование часто получали только мальчики из богатых семей. Однако равные расходы на образование на душу населения не создают равных возможностей, так как дети из богатых семей обычно имеют много преимуществ в плане образования и возможностей. Богатые родители скорее всего сами бу­дут более образоваными, ценящими образование и готовыми тратить больше времени и ресурсов на образование своих детей. Если мы хотим действительно уравнять возможности,то необходимы компенсирующие расходы на образование детей, оказавшихся в невыгодном положении. Например, по оценке Рёмера, чтобы уравнять будущие возможности за­работка для белых и чернокожих детей в Америке, потребуется тратить в 10 раз больше (в расчёте на душу населения) на образование черно­кожих, чем белых;

4) «эгалитарный планировщик». Рёмер также предложил и другой подход к реализации теории Дворкина, который он называет «эгалитар­ным планировщиком» [Roemer 1993а; 1995]. Как мы видели, одним из главных препятствий на пути воплощения теории Дворкина является то, что у нас нет никаких реалистичных возможностей оценить, в ка­кой степени неблагоприятное положение индивида есть следствие его выбора или условий. Рёмер соглашается, что это невозможно на уровне отдельного индивида, но утверждает, что мы можем попытаться нейтра­лизовать влияние некоторых обстоятельств на уровне социума. Соглас­но его предложению, общество должно составить список факторов, от­носительно которых каждый согласится, что они — дело обстоятельств, а не выбора: например, возраст, пол, раса, инвалидность, классовая при­надлежность и образовательный уровень родителей. Затем мы делим об­щество на группы или «типы», основанные на этих факторах. Например, одним типом будут 60-летние здоровые белые мужчины, чьи родители

121

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

получили образование на уровне колледжа; другим — 60-летние здоро­вые чернокожие женщины, чьи родители получили только начальное образование.

Внутри каждого типа доход и имущество людей будет сильно разли­чаться. Внутри группы 60-летних здоровых белых мужчин, чьи роди­тели получили образование на уровне колледжа, (назовем их "тип А*) большинство будет зарабатывать около 60 тыс. долларов в год, верхняя децильная группа — более 100 тыс. и нижняя децильная группа — ме­нее 40 тыс. Мы делаем допущение, что неравенства внутри типа А есть следствие преимущественно выбора, который делают люди. Поскольку все члены типа А находятся в одних и тех же социально-экономических и демографических условиях, неравенство внутри этой группы веро­ятно будет отражать различный выбор относительно работы, досуга, профессиональной подготовки, потребления, риска и т.п. Так что мы не стремимся перераспределять ресурсы внутри типа А: мы исходим из того, что распределение внутри типов в общем и целом чувствительны к стремлениям. Много работающих и благоразумных белых мужчин, родившихся у образованных родителей, нельзя принуждать субсидиро­вать выбор белых мужчин с дорогостоящими вкусами относительно от­дыха, или с безответственными привычками.

Точно так же будут существенные вариации в доходах внутри груп­пы 60-летних здоровых чернокожих женщин с менее образованными ро­дителями (назовём их «тип Б»). Возможно, средний доход в этой группе около 20 тыс. долларов, верхняя децильная группа зарабатывают 33 тыс. и нижняя — 10 тыс. долларов. Как и ранее, мы исходим из того,что такое не­равенство внутри типа Б есть следствие преимущественно выбора людей, поскольку члены группы находятся по большей части в одних и тех же социальных условиях. Поэтому мы не будем рассчитывать, что работящие и благоразумные чёрные женщины будут субсидировать дорогостоящие или неблагоразумные вкусы остальных женщин и этой группе.

Таким образом, с точки зрения Рёмера, неравенство внутри типов в целом принимается как чувствительное к стремлениям. Заметим, одна­ко, огромное неравенство между типами А и Б, и оно, ex hypothesi, есть следствие обстоятельств, а не выбора. Трудолюбивые и благоразумные в верхней децильной группе типа А зарабатывают в 3 раза больше, чем трудолюбивые и благоразумные в верхней децильной группе типа В. Это неравенство не может быть объяснено через выбор. Люди должны воз­награждаться за работу и благоразумие выше среднего, но нет никаких оснований, почему проявляющие эти качества члены из типа А должны вознаграждаться в 3 раза больше, чем такие же члены из типа В.

Аналогичным образом, безрассудный и ленивый белый мужчина в нижней децильной группе типа А получает в 4 раза больше безрассудной

122

II. Либеральное равенство

и ленивой чернокожей женщины из нижней децильной группы типа В. Люди должны платить за свой выбор, и безрассудные и праздные долж­ны принять, что они будут жить хуже, чем благоразумные и трудолюби­вые. Но нет оснований для того, чтобы цена этих неразумных решений была в 4 раза большей для членов типа В. чем для членов типа А.

Целью -эгалитарного планировщика- поэтому является принять не­равенство внутри типов, но уравнивать типы. Поэтом)' каждый в верхней децильной группе своего типа должен иметь один и тот же доход, неза­висимо от того, к какому типу он принадлежит; это же относится и к пя­той и к нижней децильной группе типа (см. рис. 3). Это обеспечит то, что люди будут ответственны за свой выбор: трудолюбивые и благоразумные члены каждого типа будут иметь намного больше, чем члены с дорого­стоящими или неблагоразумными вкусами. Но мм нейтрализуем влияние большинства самых важных невыбраниых людьми обстоятельств16. Доход .долл.

90-й процент ль

100

но

60

40

20

50-я процентиль

10-й процентиль

Распределение доходов в типе А

Рис. 3. Типы Рёмера

Распределение доходов в тине В

Конечно, как признает Рёмер, его модель может нейтрализовать след­ствия только самых открытых и систематических гформ недобровольного

" Конечно, »тот подход может быть объединен с другими: уравнивание типов через представление некой суммы, или компенсирующего образования, или базового дохода. Дискуссию о предложении Рсчсра см. в материалах симпозиу­мов в ж-ле -Boston Review- (199$. 20/2).

123

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

невыгодного положения. Она не справится со случаем, когда богатые и образованные, но не заботливые родители пренебрегают своими детьми. Некоторые члены типа А не получат преимуществ, которыми обладают большинство членов их типа, и даже могут столкнуться с теми же небла­гоприятными обстоятельствами, что и большинство членов типа В. Таких людей схема Рёмера, выявляющая и исправляющая лишь наиболее яркие формы неравенства условий, будет несправедливо наказывать. Тем не ме­нее, как я отмстил ранее, такая нечестность была и в собственном подхо­де Дворкина. Подход Рёмера не устраняет эту несправедливость, но, воз­можно, уменьшает её, лучше достигая двойной цели нечувствительности к природным способностям и чувствительности к стремлениям.

Это всего лишь несколько примеров той интересной работы, которая ведётся в отношении практического применения теории Дворкина. и они являются свидетельствами влиятельности его теории. Fro идея теста на зависть показывает со всей очевидностью, какой должна быть схема рас­пределения, отвечающая основным целям теории Ролза: она должна ува­жать моральное равенство людей, предоставляя компенсацию за нерав­ные условия, и одновременно возлагать на индивидов ответственность за сделанный ими выбор. Возможно, имеется более подходящий механизм для реализации этих идей, чем система аукционов, программ страхования и налогообложения, которую применяет Дворкин. Но если принять эти основополагающие посылки, то заслуга Дворкина состоит в том, что он прояснил их следствия для распределительной справедливости. Действи­тельно, значительная часть наиболее интересной работы в области теории распределительной справедливости начинает с основополагающих посы­лок Дворкина и пытается усовершенствовать наши идеи о чувствительно­сти к стремлениям и нечувствительности к природным способностям17.

" По поводу развития и усовершенствования схемы Дворкина см. концеп­цию «равенства возможностей благосостояния- Ричарда Арнсона (Arneson 1989; 1990] и его же более позднюю концепцию •поощряющей ответствен­ность приоритетности- (Arneson 2000а; 2000f>); концепцию -равенства доступа к преимуществу- Дж. Кона (Cohen 1989; 1992: 1993|; концепцию -равенства удачи- Эрика Раковского [Rakowski 1993); концепцию -равенства доступа/воз­можности-Джона Рсмсра IRocmer 1993d; 19%). Несмотря на то что все они ис­пользуют различную терминологию и расходятся между собой по поводу того, как именно определить или отличить добровольны!- и недобровольные невы­годные положения, они разделяют основополагающую интуицию Дворкина об устранении невыбранных неравенств и оставлении места для неравенств, воз­никающих из-за выбора, за который индивиды несут ответственность. Элиза­бет Андерсон называет всех этих тсорет и кои -эгалитаристами случал-, так они заботятся о том, чтобы устранить неравенства, которые недобровольны (или вызваны неудачей) [Anderson 1999]. Дискуссии, касающиеся этого общего под-хода.см.: (Lippert-Rasmussen 1999;Schaller 1997].

124

ii. Либеральное равенство

Имеет смысл сделать небольшую паузу и окинуть взором изло­женные аргументы. Вначале я рассмотрел утилитаризм, который при­влекателен своим истолкованием морали в терминах заботы о благосо­стоянии людей. Но, как мы видели, эта забота, будучи эгалитаристской, необязательно требует максимизации благосостояния. Утилитаристская идея о равной значимости предпочтений всех людей первоначально ка­жется убедительной как способ выразить равную заботу о благополу­чии людей. Однако при ближайшем рассмотрении утилитаризм часто противоречит нашим представлениям о том, что значит обращаться со всеми людьми как с равными, особенно в силу отсутствия в нём тео­рии честных долей. Это мотивировало Ролза разработать концепцию справедливости, являющуюся систематической альтернативой утилита­ризму. Анализируя преобладающие в обществе идеи о честных долях, мы обнаружили убеждение о том, что нечестно наказывать людей за то. что является делом простой удачи, за то, что связано с условиями, случайными, с моральной точки зрения, и неподвластными контролю людей. Именно поэтому мы требуем предоставления равных возможно­стей людям разной расовой или классовой принадлежности. Но эта же интуиция заставляет нас признать случайным распределение природ­ных способностей людей. Это стало поводом для формулировки Ролзом принципа различия, согласно которому более удачливые только тогда получают дополнительные ресурсы, когда это приносит пользу менее удачливым.

Однако принцип различия — это излишне сильный и одновременно недостаточный ответ на проблему незаслуженных неравенств. Он недо­статочен в том, что не обеспечивает никакой компенсации за природ­ные недостатки; он является излишне сильным, ибо устраняет неравен­ства, отражающие различия в сделанном выборе, а не в обстоятельствах. Нам нужна теория более чувствительная к стремлениям и менее чув­ствительная к природным способностям, чем принцип различия Ролза. Теория Дворкина направлена на достижение этих двух целей. Но, как мы видели, эти цели недостижимы в чистом виде. Любая теория честных до­лей неизбежно будет теорией, ближайшей к лучшей. Схема аукционов и страхования Дворкина является одним из предложений по поводу спра­ведливого разрешения трений между этими двумя ключевыми целями либеральной концепции равенства.

Таким образом, теория Дворкина была реакцией на проблемы, воз­никшие в рол зове кой концепции равенства, точно так же, как теория Ролза была реакцией на проблемы, возникшие в утилитаристской кон­цепции равенства. Каждую можно рассматривать как попытку усовер­шенствовать, а нс отбросить, основные интуитивные идеи, лежавшие в основе предшествующей теории. Эгалитаризм Ролза — это реакция про-

125

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

тив утилитаризма, но частично он является и дальнейшей разработкой ключевых интуитивных идей утилитаризма; то же самое можно сказать и об отношении между Дворкиным и Ролзом. Каждая из этих теорий отстаивает свои собственные принципы,обращаясь к тем самым интуи­тивным идеям, которые привели людей к принятию предшествовавшей теории.

5. ПОЛИТИКА ЛИБЕРАЛЬНОГО РАВЕНСТВА

Многие рассматривают либеральный эгалитаризм как философское обоснование послевоенного либерально-демократического государства благосостояния. Действительно, эта связь с государством благосостоя­ния помогает объяснить удивительную влиятельность политических те­орий либерального эгалитаризма. В 1950- 1960-е годы в большинстве за­падных демократий имело место существенное расширение государства благосостояния, но тогда не было серьёзной политической философии, способной осмыслить этот феномен. Появление работ Ролза и Дворкина в 1970-е годы создало соответствующую интеллектуальную структуру, в рамках которой стало возможным осмыслить политические дискуссии по поводу государства благосостояния.

До Ролза обычным способом описания государства благосостояния было рассмотрение его как компромисса между соперничающими идея­ми. На правом фланге либертарианцы верят в идеал свободы и поэтому поддерживают свободный рынок. На левом фланге марксисты верят в идеал равенства и поэтому поддерживают государственное планирова­ние. А в середине либералы верят в невыразительный компромисс сво­боды и равенства. Предполагается, что это объясняет, почему либералы поддерживают государство всеобщего благосостояния, которое пред­ставляет собой ad hoc сочетание капиталистических свобод и нера­венств с разнообразными уравнительными программами социального обеспечения.

Но Ролз и Дворкин предложили нам более тонкое понимание госу­дарства благосостояния. Если их теории допускают некоторые виды по­рождающих неравенство экономических свобод, то не потому что верят в свободу как в нечто противоположное равенству. Скорее они полагают, что эти экономические свободы нужны для реализации их более общей идеи равенства. Один и тот же принцип, гласящий, что люди ответствен­ны за свой выбор, побуждает либералов разрешить свободу рынка и в то же время побуждает их сдерживать рынок тогда, когда он наказывает людей за то, что не связано с их выбором. В основе признания свободы рынка и необходимости его сдерживания лежит одна и та же концепция равенства. Стало быть, либерал выступает в защиту смешанной эконо-

126

П. Либеральное равенство

мики и государства всеобщего благосостояния не для того, чтобы найти компромисс между противоположными идеалами, «а для того, чтобы добиться наиболее полного осуществления на практике самого равен­ства- (см.: [Dworkin 1978:133; 1981:313,338]).

Связь между философией либерального равенства и политикой го­сударства благосостояния настолько сильна, что многие люди называют либеральный эгалитаризм «либерализмом государства благосостояния» (см., напр.; [Sterba 1988]) и пишут, что Ролз предложил «философскую апологию эгалитарной разновидности капиталистического государства благосостояния» (см.: [Wolff 1977:1951; ср. (Doppelt 1981:262; Clark Gintis 1978:311-314)). Но эта связь сейчас очень серьёзно ставится под вопрос. Сегодня уже не кажется очевидным, что реализация идей либерального эгалитаризма привела бы к государству благосостояния в любом из из­вестных его смыслов.

Прежде всего либеральное равенство требует, чтобы каждый чело­век начинал свою жизнь, имея равную с другими долю общественных ресурсов, и меры, необходимые для достижения этого, выходят далеко за рамки традиционных подходов государства благосостояния. Как мы видели, государство благосостояния в первую очередь заботится об ис­правлении post factum порождаемого рынком неравенства с помощью налогов и схем перераспределения. Но, как уже давно признавал Милль, сосредоточиваться исключительно на перераспределении доходов post factum значит совершать «величайшую ошибку реформаторов и филан­тропов... [которые] нападают на последствия несправедливой власти, вместо того чтобы исправить саму несправедливость» [Mill 1965: 9531. Если нашей целью является достичь большего равенства ex ante, то для этого понадобится прямо атаковать укоренившиеся экономические ие­рархии современных обществ, которые ставят в невыгодное положение бедных, женщин или расовые меньшинства. Это могло бы потребовать таких весьма радикальных мер, как «позитивная дискриминация», базо­вый доход, передача предприятий в собственность работников, «наделе­ние долями», вложения в компенсаторное образование и т.п. Нам при­шлось бы рассмотреть эти мероприятия по очереди, чтобы установить, приближают ли они нас к результатам гипотетического аукциона Двор­кина, и ответ на этот вопрос очень часто будет зависеть от конкретных обстоятельств. Быть может, для реализации либерального равенства по­дошли бы существующие сегодня схемы перераспределения доходов, но им должно предшествовать единожды проведённое радикальное пере­распределение богатства и прав собственности (см.: [Krouse, McPherson 1988:1031).

Интересно отметить, что сам Ролз признаёт, что принципы либераль­ного равенства не могут быть реализованы государством благосостоя-

127

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

пия. Он поддерживает совершенно иную идею «собственнической демо­кратии». Разницу между ними описывают следующим образом:

Капиталистическое государство благосостояния (как его обычно понимают) допускает резкое классовое неравенство в распределении физического и чело­веческого капитала и стремится сократить вытекающее из него неравенство в рыночных доходах с помощью налогообложения и программ перераспределе­ния. Собственническая демократия, напротив, стремится к резкому сокращению неравенства в распределении собственности и богатства и к большему равенству возможностей инвестировать в человеческий капитал,так чтобы функциониро­вание рынка порождало меньшее неравенство. Таким образом, два этих альтер­нативных режима служат примером двух альтернативных политэкономических стратегий достижения справедливости: капиталистическое государство благо­состояния принимает как данность существенное неравенство в исходном рас­пределении собственности и дарований и затем стремится перераспределить доход сх post; собственническая демократия сх ante стремится к большему ра­венству собственности и дарований и, соответственно, делает меньший упор на последующие меры перераспределения (Krouse, McPherson 1988:84)".

" Если, по мнению Диоркииз, дня сира веди ивою распределении потребова­лось бы большее перераспределение богатства, чем обеспечивается в настоя­щее время, то для Ролза справедливое распределение потребовало бы меньшего перераспределения. Видимо.он считает, что при собственнической демократии рыночные доходы будут естественным образом согласовываться с принципом различия (Rawls 1971: 87], а по сути, будут соответствовать н дворкинскому чувствительному к стремлениям и нечувствительному к природным способно­стям распределению (см.: (Rawls 1971:305) ср. (DlQuattro 1983:62-63)). Поэтому он выступает против прогрессивного подоходного налога и широкого перерас­пределения рыночных доходов (Rawls 1971: 278-2791. Видимо, подобно Миллю Ролз полагает, что социальное обеспечение -было бы чем-то весьма малозна­чимым-, если бы -диффузия собственности была удовлетворительной* (Mill 1965: 960). Но если Дворкин отвергает необходимость равного распределения собственности, то Ролз отвергает необходимость честного перераспределения доходов. Ибо даже в его собственнической демократии будут сохраняться как незаслуженные различия в рыночных доходах, вызванные различиями в при­родной одаренности людей, так и незаслуженные различия в потребностях, связанные с природными недостатками и другими неудачными обстоятель­ствами (см.: (Krouse. McPherson 1988:94-99; Carens 1985:49-59; 1986: 40-41]).

Эго указывает на другое интересное различие между Ролзом и Дворкиным. Ролз полагает, что на практике принцип различии будет совпадать с двор-кинским чувствительным к стремлениям и нечувствительным к природным способностям распределением, поскольку сам рынок ведёт к такому распреде­лению. Дворкин считает, что его схема распределения на практике будет совпа­дать С принципом различия Ролза, но по той причине, что ни рынок, ни прави­тельство не способны установить, где проходит граница между способностями и стремлениями. Следовательно, каждый из них утверждает, что их теории на практике будут совпадать, но находят тому противоположные объяснения.

128

II. Либеральное равенство

Ролз утверждает, что собственническая демократия будет превосхо­дить государство благосостояния не только в плане сокращения потреб­ности в перераспределен ни ex post, но в предотвращении отношений господства и деградации в рамках разделения труда. Если люди имеют более равные ресурсы ex ante, то «-никому не придется рабски зависеть от другого и быть обречённым на монотонные и рутинные занятия, мертвящие мысль и чувство» ([Rawls 1971: 529] ср. [Krouse, VcPherson 1988:91-92; DiQuattro 1983:62-63]).

Это порождает важный вопрос о следствиях либерального равенства. Дворкин часто пишет так, как если бы наиболее очевидным или веро­ятным результатом реализации его концепции справедливости было бы увеличение интенсивности перераспределительных платежей меж­ду носителями существующих социальных ролей (см., напр.: [Dworkin 1981: 321; 1985: 208]). Но, как замечает Ролз, либеральные эгалитари­сты должны также внимательно относиться к тому, как определяются эти существующие роли. В число наиболее важных ресурсов, которыми располагает человек, входят такие компоненты, как возможности про­фессионального роста, личные достижения и проявления ответствен­ности. А всё это в основном вопрос не материального вознаграждения за выполняемую человеком работу, а социальных отношений, предусма­триваемых этой работой. Как правило, люди не выбрали бы социальные отношения, которые исключают эти возможности или ставят их в зави­симость от господства или деградации. В позиции равенства женщины не согласились бы на систему социальных ролей, в которой «мужские» профессии признаны лучшими и доминирующими над «женскими». И рабочие не признали бы излишне подчёркиваемое различие между ■«умственным» и «физическим» трудом. Мы знаем, что в позиции из­начального равенства люди не выбрали бы этих ролей, поскольку эти роли создавались без согласия женщин и рабочих и в действительности часто требовали их правового и политического подавления. Например, против существующего распределения полномочий между врачами и медперсоналом выступали женщины, работающие в сфере здравоох­ранения (см. [Ehrenreich, English 1973: 19-39]), а против системы «на­учного управления» — рабочие (см. [Braverman 1974)). И те, и другие изменения приняли бы существенно иную форму, если бы женщины и рабочие располагали такими же полномочиями, как мужчины и капи­талисты. Результатом, вероятно, было бы не только большее равенство относительно рыночных доходов между этими социальными ролями, но и большее равенство возможностей для профессиональной подготовки, самосовершенствования и проявления ответственности.

Согласно Дворкину, рост перераспределительных платежей оправдан, ибо вполне можно предположить, что бедные пожелали бы выполнять более высокооплачиваемую работу, если бы они вступали в рыночные

129

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

отношения на равных основаниях [Dworkin 1985: 207]. Но можно также предположить, что если бы бедные вступали в рыночные отношения на равных основаниях, они не приняли бы работ, которые, по словам Ролза, делают их «рабски зависимыми от других» или «заглушают мысли и чув­ства человека». У нас немало свидетельств и того и другого предположе­ний. Поэтому либеральным эгалитаристам следует заботиться не только о перераспределении дохода от находящихся в выгодном положении к нахо­дящимся в невыгодном, но и о том, чтобы первые не имели возможности устанавливать отношения преобладания и раболепства на рабочем месте. А это, опять же, не может быть достигнуто традиционными схемами на­логообложения и перераспределения богатстпа, но требует вместо этого увеличения ex ante способностей, с которыми люди приходят на рынок.

К чести Ролза то, что он признаёт ограниченность государства благо­состояния в достижении либерального равенства. К сожалению, он не даёт подробной характеристики своей собственнической демократии. Как отметил один из критиков, «эти аспекты так и не вошли в основное содержание его концепции справедливости* (см. [Doppelt 1981: 276]). Если не считать достаточно умеренного предложения ограничивать на­следуемые состояния, Ролз не говорит нам ничего о том, как воплотить в жизнь собственническую демократию или как устранить укоренив­шееся классовое неравенство в нашем обществе. Аналогичным образом, Дворкин не делает никаких предложений о том, как уравновесить спо­собности ex ante.

Короче говоря, в либеральном эгалитаризме институциональные воззрения отстают от теоретических. Это привело к напряжённости, возможно, даже кризису политики либерального эгалитаризма. По мне­нию Уильяма Коннолли, теоретические предпосылки либерализма со­вместимы с традиционными институтами, «пока возможно верить в то, что условиях частнокорпоративной экономики роста государство всеобщего благосостояния может быть проводником свободы и спра­ведливости» [Connolly 1984: 233). Однако, заявляет он, потребности частнособственнической экономики противоречат принципам справед­ливости, лежащим в основе государства всеобщего благосостояния. Для осуществления программ перераспределения государству всеобщего благосостояния нужна растущая экономика, но структура этой эконо­мики такова, что её рост может быть обеспечен только благодаря мерам, идущим вразрез принципам справедливости, лежащим в основе этих программ социального обеспечения [Connolly 1984:227-231).

Согласно Коннолли, это привело к «бифуркации либерализма». Одно его направление сохраняет верность традиционным либеральным ин­ститутам и призывает людей умерить свои ожидания в отношении справедливости и свободы. Другое направление (к которому Коннолли причисляет Дворкина) подтверждает принципы, но «эта привержен-

130

II. Либеральное равенство

ность либеральным принципам во всё большей степени сопровождает­ся отходом от решения практических вопросов... этот принципиальный либерализм не чувствует себя дома в цивилизации продуктивности, но и не готов оспаривать её гегемонию» (Connolly 1984: 234]. Думаю, это точно характеризует положение либерализма наших дней. Идеалы ли­берального равенства привлекательны, но они требуют реформ более глобальных, чем те, которые явным образом допускают Ролз и Дворкин. Не оспаривается ими и «цивилизация продуктивности», сохранение ко­торой предполагает увековечение укоренившихся расовых, классовых и половых неравенств.

Причины этого ухода от проблемы, как я думаю, частично заключа­ются в том, что либеральные эгалитаристы постепенно утратили веру в способность государства достичь справедливости. Когда Ролз написал свою книгу в 1971 г., государство всеобщего благосостояния многими рассматривалось как по сути удавшееся и даже более-менее «решившее» проблему бедности и классового разделения. Однако за последние 30 лет эта вера сильно пошатнулась. Спад экономики начала 1970-х годов, вы­званный действиями ОПЕК и нефтяным кризисом, и последующее раз­дувание дефицитов бюджета заставили многих думать, что, возможно, установление государства благосостояния на самом деле было обществу не по карману и не оправдало себя. А усилившаяся экономическая гло­бализация убедила многих, что сокращение налогов и расходов бюджета необходимы для того, чтобы экономика страны могла конкурировать с другими странами.

Более того, всё увеличивались свидетельства того, что государство всеобщего благосостояния не так успешно, как полагали или надеялись. Конечно, некоторые программы социального обеспечения хорошо сра­ботали. Государственные пенсии во многих странах в основном ликви­дировали проблему бедности среди людей старшего поколения. Однако другие программы, предназначенные для того, чтобы способствовать равенству, часто либо увековечивали зависимость и стигматизацию бедных (например, «ловушка бедности», созданная выплатой пособий в соответствии с уровнем доходов), либо были непропорционально вы­годны обеспеченным (например, всеобщее образование и медицинское обслуживание). Более того, «новая экономика», по-видимому, порождает всё большее неравенство в рыночных доходах: разрыв между доходами администраторов и рабочих, или получивших и не получивших высшее образование постоянно увеличивается. Распространено описание, что многочисленные слои населения будут просто исключены из этой новой экономики,основанной на знаниях. Короче говоря, необходимость в ак­тивной государственной политике, направленной на преодоление нера­венства в человеческих способностях и доходах, становится всё больше.

13'

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

но многие либеральные эгалитаристы чувствуют всё меньше и меньше уверенности в способности государства всеобщего благосостояния осу­ществить это".

И конечно, всё это происходит в контексте крупномасштабной атаки на государство всеобщего благосостояния со стороны «новых правых» в 1980-е годы, возглавляемой Р. Рейганом и М. Тэтчер, которые утвержда­ли, что государство благосостояния отрицает личную ответственность, удушает творчество и уменьшает эффективность. В результате произо­шло сокращение многих программ социального обеспечения и. вслед­ствие этого, резкий рост неравенства во многих западных демократиях, особенно Великобритании и Соединенных Штатах. Растущее неравен­ство, создаваемое рынком, более не сдерживается значительным уров­нем перераспределения.

Это поставило либеральных эгалитаристов в затруднительное по­ложение и интеллектуально, и политически. В интеллектуальном от­ношении их теории требуют перехода от традиционного налогового и перераспределяющего государства всеобщего благосостояния к некото­рой форме -собственнической демократии» или -общества обладателей долей». Но политически такие идеи казались утопическими в трудных политических и экономических условиях 1980-х и 1990-х годов. Вместо попыток расширить масштабы государства всеобщего благосостояния либеральные эгалитаристы находились в обороне, стараясь спасти то, что осталось от него после атак новых правых, чтобы оставить хотя бы минимальный уровень перераспределения для уменьшения бедности и сохранения основных социальных служб.

Это помогает объяснить -на удивление консервативный» тон многих работ Ролза и Дворкина (см.: |Mcleod 1998: 151]). Столкнувшись с но­выми правыми, либеральные эгалитаристы действительно заботились о сохранении того, что осталось от государства всеобщего благосостоя­ния. Вместо тон» чтобы подчёркивать, насколько неадекватно государ­ство всеобщего благосостояния по сравнению с некоторым идеалом собственнической демократии, либеральные эгалитаристы упирали на то, насколько необходимо и оправданно государство всеобщего благо­состояния по сравнению с представлениями новых правых о неограни­ченных правах собственности.

И всё же можно задаться вопросом о том, действительно ли такая ин­теллектуальная робость послужила целям либерального эгалитаризма, даже с чисто политической точки зрения. Могут утверждать, что либс-

" Эта i т., iij км- т |фитичсскую важность дни любой правдоподобной теории спра­ведливое ти иметь некоторую теорию впияожностей государства. Как утверждает Бо Ротштаин. это одно mi важнейших ограничений современного либерально хали тарного теоретизирования п справедливости Kmhuon 1992.199в).

■3*

II. Либеральное равенство

ральные эгалитаристы ненамеренно сыграли на руку новым правым. Отчасти в качестве ответа на критику новых правых по поводу того, что государство всеобщего благосостояния наказывает трудолюбивых и вознаграждает праздность и безответственность, Дворкин постарался подчёркивать то, что это государство можно сделать более чувствитель­ным к выбору. Его рекомендации в области мер государственной по­литики сосредоточиваются на предоставлении больших возможностей выбора обладающим ресурсами (например, дополнительное частное медицинское страхование) и обеспечении того, чтобы ленивые и не­благоразумные не перекладывали на остальных оплату своего выбора (например, система трудового социального обеспечения, связывающая получение пособий с участием реципиентов в трудовой деятельности). Как мы видели, он не прилагает столько же времени и усилий для осмыс­ления того, как сделать систему более нечувствительной к условиям.

В одном отношении это понятно, так как главное отступление Двор­кина от традиционных теорий равенства как раз и заключается в его оза­боченности чувствительностью к выбору. Философски говоря, я согласен, что справедливость требует того, чтобы люди имели возможности выбора к платили цену за свой выбор. Более того, перспекти вы серьёзн ых реформ, нацеленных на выправление неравных условий, на протяжении большей части последних 20 лет казались несуществующими.

Тем не менее.сосредотбчивая внимание на чувствительности к стрем­лениям, либеральные эгалитаристы, возможно, ненамеренно подкрепили повестку дня новых правых, которые «зациклены» на выявлении и на­казании безответственных и ленивых. Согласно новым правым, государ­ство всеобщего благосостояния неправомерно ограничивает возмож­ности выбора благополучных граждан для того, чтобы субсидировать безответственное поведение сидящих на пособиях. Странным образом собственные предложения Дворкина о частном медицинском страхова­нии и системе трудового социального обеспечения укладываются в эту схему. Эти меры ничего не делают для того, чтобы исправить неравные условия, и могут даже затруднить поддержку обществом их исправления. Допущение частного медицинского страхования может размыть под­держку государственного здравоохранения средним классом; и обстав-ление пособий большим числом условий может ещё более стигматизи­ровать нуждающихся. Конечно, это не входит в намерения Дворкина. Он хочет, чтобы наша политика была одновременно и более чувствительной к выбору, и более нечувствительной к условиям. Но он не рассматривает Вероятность того, что в нашем нынешнем политическом климате упор на чувствительность к выбору просто подкрепляет стереотипы о «не­достойных бедных», стремящихся получать государственные субсидии, чтобы вести безответственный образ жизни.

03

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

Конечно, либеральные эгалитаристы могут и бросают вызов этим стереотипам и делают это, показывая, что многие неравенства нс могут быть убедительно выведены из выбора людей (как, например, неравен­ство между типами А и В в примере Рёмера). Более того, либеральные эгалитаристы справедливо настаивают на том, что общество может правомерно считать людей ответственными за их выбор только тогда, когда их предпочтения и способности сформированы в условиях спра­ведливости. Например, считать людей ответственными за их выбор, ког­да общество не дало им достойного образования, было бы «большой не­честностью» (см. [Elsler 1992: 240); ср. [Rawls 1979: 14-15; Arneson 1981: 205; 1997я; Scanlon 1988: 185-201|)*\ Так что мы не можем указывать на якобы «безответственное» поведение людей как основание не исправ­лять неравные условия: последнее есть предпосылка способности су­дить о первом.

Этим и другими способами либеральные эгалитаристы пытаются бо­роться со склонностью новых правых «обвинять жертву», т.е. тенден­цией обвинять обездоленных в том, что они сами ответственны за свою участь. Тем не менее упор либеральных эгалитаристов на чувствитель­ность к стремлениям мог ненамеренно подкрепить распространённое представление о том, что главная проблема с государством всеобщего благосостояния в том, что оно нянчится с безответственными11.

Джонатан Вулфф утверждает, что эта проблема указывает на инте­ресную дилемму для теоретиков справедливости. Он полагает, что ли­беральный эгалитаризм действительно может быть наилучшей тео­рией справедливости с чисто философской точки зрения. Но с точки зрения политики он порождает порочный этос равенства [Wolff 1998b Он поощряет государство рассматривать его неблагополучных граждан с недоверием, как потенциальных обманщиков. И для того чтобы пре­одолеть это недоверие, они должны участвовать в том, что Вулфф назы­вает «постыдным откровением», т.е. им приходится доказывать, что они действительно страдают от некоторого недобровольного недостатка в природных способностях или в воспитании в детстве. Неизбежным ре­зультатом этого, доказывает Вулфф, является эрозия, а не усиление уз

10 Другими словами, на способность людей принимать ответственность влияет удача или неудача с воспитанием. Люди, которые росли в гнетущих условиях, например, в условиях родительского пренебрежения или сексуального наси­лия, с меньшей вероятностью разовьют в себе способности к ответственности или хорошие моральные качества. Интересное рассмотрение вопроса о том. как суждения об ответственности могут делаться в подобных условиях, см.: ICard 1996|.

*'' Анализ того, как антилиберальные реформы системы социального обеспече­ния оправдывались -во имя либерализма-.см.: (King 1999].

134

II. Либеральное равенство

солидарности и взаимной заботы между гражданами. С философской точки зрения может быть правильно, что самая справедливая система распределения отличала бы добровольные неравенства от недоброволь­ных, но любая попытка воплотить её на практике привела бы к недо­верию, стыду и стигматизации. Эта система могла бы выявить тех, кто имеет наиболее справедливые притязания, но только через процесс, подрывающий гражданственность и солидарность, которые в первую очередь и заставляют людей заботиться о справедливости.

Элизабет Андерсон выдвигает сходное возражение против либераль­ных эгалитаристов (или тех, кого она называет -эгалитаристами везе­ния-}. Она утверждает, что упор либеральных эгалитаристов на разли­чение добровольных и недобровольных неравенств ведёт к унижающей жалости по отношению к «заслуженно- бедным и к патерналистскому оскорблению-незаслуженнобедных» [Anderson 1999).Здесь снова фило­софская аргументация в пользу либерального эгалитаризма может быть оправданной, но связанная с ним политика может таковой не быть".

Вулфф и Андерсон полагают, что эти проблемы «этоса» являются осно­ванием для отказа от либерального эгалитаризма или какой-либо другой формы равенства. (Я рассмотрю предпочитаемую ими альтернативу в гла­ве 4.) Однако эти же проблемы -этоса» могут вместо этого показывать, что нам нужно разделить две опоры либерального эгалитаризма и рас­положить их в разных местах. Возможно, от первого лица, думая о соб-

ы Не «но. принимает Андерсон или нет ролаокш-дворкинским аргумент о том. чти недобровольные неблагополучия несправедливы: ома только говорит о том. что пни •должны - не быть несправедливы. Отклики на работы Вулффа и Андерсон см.: | Arneson 2000»]; а также электронный симпозиум я BKARS 1999.

| г-- ■......г. in с мим вопртакому экономическому шантажу. Коэи утверждает, что каждый, кто за­ботится о справедливости, должен уделять внимание насаждению в обществе такого этоса (см. [Cohen С А. 1993; 1997; Murphy 1999) и отклики на них [Smith 1998; Рсчде 2000. EHiund 199*. Williams А. 199в|).

05

Уилл Кимликл.Современная политическая философия

ствен пых притязаниях, мы должны сознательно стремиться принимать ответственность за свои акты выбора и не просить других их субсиди­ровать. Интерналнэация этого требования о чувствительности к выбору действительно должна рассматриваться как важная часть «этоса» демо­кратического гражданства. Хороший гражданин будет применять разли­чение между выбором и условиями к себе. Проблема, однако, возникает, когда мы пытаемся применить это различение к другим и удостовериться, до какой степени они ответственны за свою участь. Это может привести к пагубной динамике недоверия и «постыдных откровений-, рассматривае­мой Вулффом. Гак что частью «этоса» хорошего гражданина может быть не любопытство по поводу (без)отвстственности других, но скорее дове­рие к ним в том, что они пытаются быть таким же ответственными в сво­их актах выбора и требованиях, как и мы в своих. Конечно, это означает, что нас могут использовать некоторые из наших не очень совестливых со­граждан. Но если мы преуспеем в насаждении «этоса» хорошей граждан­ственности, который делает упор на важность добровольного принятия ответственности за собственные акты выбора, то таких плутов будет не­много. (Я вернусь к вопросу о том, должны ли либералы способствовать духу хорошего гражданства и каким образом, в главе 7). И любом случае, система справедливости, поощряющая каждого рассматривать своих со­граждан как предполагаемых жуликов, не может быть многообещающей основой для развития доверия и солидарности.

Это наводит на мысль о том, что главным фокусом политики либе­рального эгалитаризма должно быть исправление (растущего) нера­венства в условиях людей, возможно, через реформы, предложенные Акерманом, Рёмером и Ван Парийсом. Это почти определённо потребу­ет реформ, вы ходя hi их за пределы традиционного государства благосо­стояния. Согласие» Дноркину, эгалитарную посылку, лежащую в основе ролзовской (и его собственной) теории, -невозможно отрицать во имя какого-то более радикального понимания равенства, ибо такового не существует» [Dworkin 1977:182]. На самом деле представляется, что эта посылка имеет намного более радикальные следствия, чем это призна­ют Дворкин или Ролз, следствия, которым традиционные либеральные институты не способны соответствовать.

Может оказаться, что полная реализация ролзовской или дворкин-ской справедливости потребует значительных изменений н том, как мы определяем и распределяем права собственности (см. (Buchanan 1982: 124-131; 150-152; Di Quattro 1983)). Она может также ближе подтолкнуть нас к радикальным изменениям в тендерных отношениях. Нынешнее неправильное распределение ресурсов между мужчинами и женщинами нс соответствует результатам свободных актов выбора ни в ролзовском исходном положении, ни на дворкинском аукционе. Но ни один из этих

"36

ii. Либеральное равенство

теоретиков ничего не говорит о том, как можно устранить систематиче­скую недоценку труда и вклада женщин. Действительно, Ролз определяет свое исходное положение (как собрание -глав семейств-) и свои принципы распределения (как измерение «доходов домохозяйств-) таким образом, что вопросы о справедливости внутрисемейного устройства полностью исключаются по определению (см. [Okin 1987:49]). Из всех вопросов, иг­норируемых теперешними либералами, тендерное неравенство является самым ярким упущением и тем, с чем либеральные институты менее все­го способны иметь дело (см. гл. 8, $ i и далее в наст. изд.).

Таким образом, соотношение между сегодняшней либеральной тео­рией и традиционной либеральной политической практикой остаётся неясным. Они разобщились двояким образом. Либерализм часто назы­вают «мейнстримом- политической теории, что противопоставляется радикальной или критической теории. В некотором смысле этот ярлык точен, ибо Ролз и Дворкин пытаются артикулировать и отстаивать иде­алы, которые, как они полагают, являются нравственным основанием нашей либерально-демократической культуры. Но он неточен в другом смысле, если этим подразумевается, что либеральные теории обязаны защищать все аспекты обычной либеральной политики или отвергать все аспекты политических программ других традиций. Было бы непра­вильным полагать, что то понимание либерального равенства, которое я здесь представил, с необходимостью связано с какими-то конкретными либеральными институтами или с необходимостью противостоит любо­му предложению социалистов, феминистов или мультикульту рал истов. Нужно подождать, пока мы изучим эти теории, чтобы быть в состоянии определить степень их разногласий с либеральным равенством.

Некоторые утверждают, что если либералы одобряют эти более ради­кальные реформы, то тем самым они отказываются от своего либерализ­ма или вступают в новую фазу -постлнберализма-, поскольку в центре внимания теперь более не защита индивидов от государства, но защита индивидов от угнетающих социальных ролей и практик, развившихся в условиях неравенства (см., напр.: [Hampton 1997: 191-209)". Это пред­ставляется неправомерно ограничивающим, учитывая исторические связи между либерализмом и радикализмом (см. [Gut man 1980)). Это так­же вводит в заблуждение, ибо как бы далеко либеральные принципы не

;' Хамптон описывает постлибералов как теоретиков, ищущих -более и «мирен­ных путей гарантирования свободы и равенства всех граждан перед лицом не толмо утроэ этим ценностям со стороны государства, но и угнетающих со­циальных практик, сохраняющихся несмотря на моральную приверженность государства свободе и равенству для всех- [Hampton 1997: 203). Аналогичную аргументацию о необходимости для либералов воспринимать всерьез социаль­ное и культурное угнетение см. | Kernohan 19981.

137

i

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

138

уводили нас от традиционных либеральных практик, они по-прежнему остаются определённо либеральными принципами. В этом параграфе я доказывал, что либералы должны серьёзно задуматься о принятии бо­лее радикальной политики". В следующих главах я буду утверждать, что радикальные теоретики должны всерьёз задуматься о принятии либеральных принципов. Я постараюсь показать, что как либеральная практика часто оказывает плохую услугу либеральным принципам, так и радикальные принципы часто оказывают плохую услугу радикальной политике. Но перед тем как перейти к этим теориям в следующей главе, я сначала должен рассмотреть школу мысли, утверждающую, что либе­ральные эгалитаристы зашли слишком далеко в направлении социаль­ного и экономического равенства.