КОММЕНТАРИИ И ПРИМЕЧАНИЯ
«Письма принадлежат к числу наиболее значительных памятников, оставляемых по себе человеком». Кажется, будто эти слова Гете сказаны именно о Чаадаеве, для которого письма были не просто формой выражения собственных мыслей, а излюбленным жанром литературно-философского творчества, к которому он тяготел независимо от официального запрета выступать в печати и даже независимо от того, что эпоха, в которую он жил, была поистине «эпистолярной» эпохой: письма писали все и всем, письма были не только и даже не столько формой общения между людьми, сколько способом самовыражения, доступным любому человеку,- будь то простой смертный пли гений всемирного масштаба, как, скажем, Руссо или Гете или позже Достоевский.
В сущности все творческое наследие Чаадаева - это письма, и само слово «письмо» совсем не случайно фигурирует в названиях большинства его статей — достаточно вспомнить «Философические письма», «Письмо из Ардатова в Париж», «Выписку из письма неизвестного к неизвестной». И даже там, где этого слова нет, Чаадаев постоянно обращается к воображаемому читателю, словно бы продолжая начатую с ним беседу.
Любовь Чаадаева к эпистолярному жанру была обусловлена особенностями его философского мышления, характерной чертой которого была диалогичность, т. е., с одной етороны, полная открытость навстречу любому другому сознанию, готовность вступить с ним в конструктивную полемику независимо даже от того, чья позиция выбирается в качестве исходной - своя или чужая; а с другой - еще не вполне развитая диалектичность, что не позволяло его мыслям сложиться в строгую и завершенную систему (но и тем самым - наглухо отгородиться от чужого сознания). Отсюда — особые функции чаадаевской иронии, придававшей мыслям Чаадаева особый привкус критицизма и скепсиса. В этой особенности чаадаевского мышления — его сила и его слабость. Философ «сократовского типа» в общем-то не нуждается нп в бумаге, ни в типографском станке, но он остро нуждается в слушателе, причем в таком слушателе, который бы не просто внимал слову учителя, а был бы его собеседником и оппонентом, спорил бы с ним, ни в чем не соглашался, искал все новые и новые аргументы и контраргументы и который мог бы оставить спор только физически уже совершенно обессилев.
Таких людей в России Чаа- цаева пе было. Были умные, даже гениальные люди, например А. С. Пушкин, но это был поэт и мыслил он совсем в другой плоскости, потому что «мозг поэта,— по словам Чаадаева,-построен иначе».Были славянофилы. И хотя почти все они, а А. С. Хомяков в особенности, были страстные спорщики и сильные «диалектики», с точки зрения Чаадаева, они не истину искали, а считали себя обладателями истины и усматривали свою задачу в том, чтобы ату истину «внедрить». Чаадаев же считал, что внедрять пока нечего. В отличие от славянофилов Чаадаев, выражаясь языком прошлого века, был философом «по преимуществу» и - что самое главное - он был первым русским национальным философом. Тем самым он был обречен на одиночество и непонимание со стороны современников. «Первый философ», живет ли он в демократически х Афинах или в самодержавной России, в глазах современников всегда будет или преступником или сумасшедшим. А чаще всего — и тем и другим вместе.
Кажется, что и сам Чаадаев не без некоторого удовольствия надел на себя - «ио высочайшему повелению и по собственной милости» - официальную маску безумца. Г1о словам С. В. Энгель- гардт, Чаадаев «говаривал иногда не без удовольствия: „ Мое блестящее безумие"» (РВ. 1887. № 10. С. 698). Николай I, наложив на «Философическое письмо» свою знаменитую резолюцию: «нахожу содержание оной смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного»,- в сущности - и увы - выразил преобладающее общественное мнение. Чаадаев и сам знал, что «моя страна не упустит подтвердить мою систему» и, но собственным его словам, «никогда не мог постигнуть, как можно писать для такой публики, как наша: все равно что обращаться к рыбам морским, к птицам пебесным». Отсюда - такое обилие среди корреспондентов Чаадаева людей на первый взгляд почти случайных. Пушкип и Шеллинг в этом ряду - редкостные исключения. От некоторых корреспондентов Чаадаева едва ли осталась бы хоть строчка в истории, не окажись они по счастливой случайности адресатами Чаадаева.
Через пих Чаадаев обращался в сущности к читателям XX, а то и XXI века. Поэтому большинство его писем ие производит впечатления личных. Каждое из них - это почти всегда изящное и литературно оформленное рассуждение на какую- ішбудь определенную тему. Даже в официальном письме к Николаю 1 с просьбой о принятии его на государственную службу Чаадаев не удержался и написал «диссертацию» о народном образовании. За что и получил строгий выговор от Бенкендорфа. Сегодня, когда творческое наследие Чаадаева открывается перед нами почти в полном объеме, трудно не согласиться с мнением неутомимого и поистине героического собирателя рукописей Чаадаева Д. И. Шаховского, что среди писем Чаадаева есть «настоящие литературные произведения, требующие тщательного изучения» (Звенья. М.; Л., 1934. Кн. III-IV. С. 367).Более или менее полное знакомство с эпистолярным наследием Чаадаева убеждает в том, что его письма - весьма существенная и органическая часть его творческого наследия вообще. Без писем Чаадаева - нет Чаадаева. Он сам относился к своим письмам очень серьезно; некоторые из них писал подолгу, потом снимал копии и распространял среди друзей и знакомых. Видимо, не только с письмом к Вяземскому 1847 г. случалось так, что адресат получал обращенное к нему послание в последнюю очередь, а то и вовсе не получал.
Оригиналы большинства писем Чаадаева утрачены. Еще в 1934 г. Д. И. Шаховской писал: «По сообщенным мне одним лицом сведениям подлинные бумаги Чаадаева из коллекции Жихарева перед Октябрьской революцией находились в Москве, но затем куда-то исчезли, и о дальнейшей их судьбе сколько-нибудь достоверных сведений у меня нет» (там же. С. 370). Поэтому большинство писем Чаадаева публикуются по копиям.
Читательская судьба писем Чаадаева сложилась по-разному. Некоторые из них уже более ста лет являются достоянием истории русской культуры, другие появляются перед читателем впервые, третьи - еще ждут своего часа. В свое время М. И. Жихарев писал: «Остальные сочинения Чаадаева, число которых весьма значительно, еще не изданы.
О полном его значении, как писателя, можно будет говорить и судить только тогда, когда это опубликование будет иметь место» (BE. 1871, сентябрь. С. 38).С точки зрения количественной собранные в нашем томе 224 письма составляют немногим больше половины всех известных его писем. Из них 78 писем публикуется впервые. Публикаторами этих писем являются: Блинов С. Г.- №№ 52, 66, 69,107, 114, 131, 149, 207, 209; Каменская Л. 3.- №№ 142, 150, 166, 167[54], 191, 200, 203, 205, 206, 208; Каменский 3. А.- №№ 3-8, 108А, 132, 143А, 152А, 154А, 181А, 184А, 191А, 208А, 208Б, 212; Сапов В. В.- №№ 1, 2, 12, 13, 15-17, 73, 79, 92, 111, 112, 120, 121, 121А, 125, 126, 136, 137, 143, 154, 155, 159, 161, 170, 172-175, 177 *, 178, 182-185, 187,188, 190, 193-195, 204,210; Эльзон М. Д.-№ 134.
Большинство писем Чаадаева написаны по-французски; переводы ранее публиковавшихся писем выполнили: Бобров Е.- №№ 59, 103; Гершензон М. О.-№№ 60, 123, 133, 135; Голицын Н. В.-№№ 104, 119, 129; Лемке М. К.- №№ 61-63; Рачин- ский Г. А,- №№ 11, 26, 45—47, 51, 55, 67, 68, 70-72, 77, 82, 84, 85, 87, 96, 98, 102, 108, 110, ИЗ, 116, 130, 138, 163, 186, 198, 199; Сайтов В, И.- № 76; Формозов А. А.- №№ 56, 57; Чемерисская М. И.- №74; Шаховской Д. И.- №№ 75, 100, 105, 115, 140, 151, 197; Редакционные переводы -№№ 14 (PC), 52-54 (РА), 78, 83, 91 (BE), 90 (Пушкин и его современники. 1908. Вып. VIII).
Переводы впервые публикуемых писем выполнили: Каменская Л. 3.-№№ 58, 66, 69, 73, 92, 107, 114, 120, 121, 125, 126, 131, 142, 149, 150, 161, 166, 167, 172, 177, 182-185, 188, 191, 194, 200, 203, 205-209; Сапов В. В.-№№111, 112, 121А, 174, 195, 204; Шаховской Д. И.-№№ 15, 79, 132, 134.
Комментарии и примечания к письмам написаны В. В. Сапо- пым (№№ 58, 66, 69, 107, 114, 131, 149, 207 - совместно с С. Г. Блиновым, №№ 109-111, 116-118, 124, 127, 129, 133, 135, 140, 144, 153, 157, 166, 168, 180- при участии М. И. Чемерисской).
Письма расположены в хронологическом порядке. По возможности хронологический порядок соблюдается и в пределах одного года; если в пределах года хронология писем не установлена, опи располагаются по алфавиту адресатов.
Немногочисленные исключения из этого правила, обусловленные логической взаимосвязью писем, специально не оговариваются.Для всех писем, кроме четырех, установлена более или менее точная датировка. Как показал опыт издания сочинений и писем Чаадаева, осуществленный М. О. Гершензоном в 1913-1914 гг., так называемые письма неизвестных лет выпадают из контекста творческого наследия мыслителя. Дальнейшие углубленные исследования позволят уточнить предлагаемые здесь датировки, какие-то из них, может быть, будут отвергнуты, но, во всяком случае, надеемся, что ни одно из писем не ускользнет от внимания ни читателей, ни исследователей.
Ссылка на Д. И. Шаховского как на автора предлагаемой даты означает, что эта дата взята из составленного им «Списка сочинений П. Я. Чаадаева» (ИРЛИ, ф. 334, ед. хр. 221).
Письма Чаадаева, написанные по-русски, печатаются по правилам современной орфографии, исправлены явные грамматические ошибки, устранены некоторые архаизмы (во всех письмах 20-ЗО-х годов, например, вместо «есть ли» печатается «если»), с тем, однако, условием, что стиль Чаадаева сохраняется в максимальной степени. В русских его письмах довольно часто ветре- чаются «вкрапления» на французском языке. Особенно мпого их в письмах к брату из-за границы. Переводы этих «вкраплений» заключены в прямые скобки (реже - помещены в подстрочных примечаниях) и специально не оговариваются; причем ради сохранения стилевого единства писем обращение па «вы» заменено в них на «ты», как это, по всей видимости, планировал в свое время и Д. И. Шаховской (см. коммент. к № 51).
Вся редакционно-смысловая правка отмечена угловыми скобками.
В настоящее время неопубликованными остаются немногим более ста писем Чаадаева. Едва ли публикация этих оставшихся писем сможет серьезно изменить тот образ Чаадаева — человека и мыслителя,- который сложился в сознании читателей и исследователей. Существенных открытий в области чаадаеведения, напротив, следует ожидать на путях углубленного изучения его творческого наследия.
Итак, feci quod potui, faciant meliora potentes
В. В. Canoe
* * *