ПИСЬМА НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ 211. А. Z7. Плещееву
Милостивый Государь Александр Павлович!
Позвольте, Ваше превосходительство, прибегнуть к покровительству Вашему в несчастном случае, меня постигшем. 26-го числа, в 11 часов вечера, выронил я из дрожек, на Трубном бульваре, новый с иголочки пальто- жак; проискавши его до полуночи, возвратился домой с горестным сердцем.
На другой день, к несказанной радости моей, узнаю, что он найден фонарщиком. Нынче по- сылаю за ним в пожарный Депо, с 3 рублями награды великодушному фонарщику. Там объявляют посланному моему, что пальто отправлено в канцелярию г-на оберно лицеймейстера; туда спешит он, и узнает, что до четверга не получу своего пальто. Войдите, Ваше превосходительство, в мое положение, сжальтесь над моей наготою и милостивым предстательством Вашим пред Его Превосходительством возвратите мне, если можпо без нарушения закона, мой бедный пальто: прошу Вас покорнейше между прочим принять в соображение, что при долговременном его странствии в том светлом мире, где он находится, могут в него проникнуть разные насекомые, тем более что мир этот (я разумею мир фонарщиков) отчасти населен, как Вам известно, гадинами.В надежде на благосклонное участие Ваше, честь имею быть
Вашего Превосходительства покорный слуга
Петр Чаадаев.
212. М. И. Жихареву
Басманная, 3 ноября
Я собирался вам писать, любезный друг, когда пришло ваше письмо. Сначала отвечу на ваши строки, а затем вы узнаете о маленькой посмертной услуге, которую я жду от вас, посмертной, разумеется, что касается меня. Еще раз благодарю вас за проявления вашей дружбы и признаюсь вам еще раз, что я этого совсем не ожидал. Я знаю, что один из моих пороков принимать некоторые вещи слишком серьезно, но как в этом исправиться, когда живешь уже второе пол-столетие и приближаешься бегом к концу. Во всяком случае я очарован тем, что нахожу вас таким добрым малым.
Мне кажется, что этот титул лучше, чем «недоносок», которым вы недавно любили себя украшать. Что вы думаете по этому поводу? Заметьте, что эти выкидыши у нас почти всегда являются результатом специальных условий, в которые мы заключены, так что самые почтенные устремления вполне законного честолюбия являются в сущности глупыми выходками. Все, что вы говорите, впрочем, превосходно; есть только в вашем письме одно место, которое я не понимаю: это ваша иллюзия относительно моего положения. Я впрочем, могу только этому радоваться, так как это избавляет вас от печали присутствовать при этой перипетии, которая все-таки не сможет вас оставить равнодушным. Мне неохота повторять вам то, что я на днях говорил, но я не могу не предупредить вас, что совершенно бесполезно для вас баюкать себя надеждой увидеть, что все примет снова свое обычное течение.Новое несчастье отняло у меня недавно еще один шанс на спасение; завтра или послезавтра все будет решено, и мне останется только покрыть голову и ждать удара грома, который должен меня уничтожить. А ни вы, ни я не обладаем громоотводом, который мог бы отвесть удар, не будем об этом больше говорить, и позвольте мне сообщить то, что я хотел вам сказать, берясь за перо. Еще одно слово по поводу вашего письма. Кажется, что среди ваших «каширских богатств», любезный друг, такие, напр., как иней, блещущий на верхушках ваших лесов, которого вы ждете с таким нетерпением, и тому подобного, вам не хватает одной весьма полезной в некоторых обстоятельствах жизни вещи, а именно словаря, ибо там вы открыли бы рядом со словом «d'elices» буквы s. f., что значит существительное женского рода. Будучи более знакомы с французским пером, как вы, впрочем, без всякого предупреждения нашли бы невозможным соединение мужского рода с этим словом, которое к тому же употребляется лишь во множественном числе. Говорю вам все это потому, что вы, как видно, придаете важное значение тому, что вы рассматриваете, как полагаю, как ошибку языка, и я улыбаюсь при мысли, что после моей смерти вы окажетесь снабжепным целой коллекцией словарей всякого рода, всякого формата, что даст вам, естественно, средство исправить некоторые из ваших грамматических верований
Итак, вот в чем дело.
Сейчас я занимаюсь тем, что вношу немного порядка в мои бумаги, и я тороплюсь, сколько могу, чтобы окончить мою задачу до того последнего дня, который положит конец всем моим земным заботам. Бог знает, удастся ли мне это, ибо я открыл, что я перепачкал бумаги больше, чем думал, ио во всяком случае умоляю вас, мой друг, явиться в Москву по моему первому требованию, чтобы овладеть моими бедными лоскутками прежде, чем ххх2 наложит па них руку. На краю разверстой бездны, которая готова меня поглотить, я не могу, естественно, питать тщеславных иллюзий, но мне невозможно не признаться в том, что среди этого хлама есть страницы, которые заслуживают того, чтобы быть сохраненными, хотя бы в качестве оправдательных документов к небольшой главе об истории нашего времени. Вы мне дали, дорогой друг, столько доказательств вашей приязни, и вы сами всегда находили столько интереса в моих писаниях, что я не мог бы сомневаться в вашем стремлении исполнить мое желание; мне нужно, однако, получить от вас словечко, чтобы быть успокоенным па этот счет, и я прошу в этом мне не отказать.Вы у меня спрашивали, полагаю, видел ли я ххх. Я видел его раза два у него в дому, и я его нашел достаточно интересным и добрым, как когда-то, но я не присутствовал несмотря па его приглашение, на этих замечательных студенческих упражнениях, о которых газета вам дала такой смехотворный отчет.
Я совершенно растроган любезным воспоминанием вашего батюшки. Скажите ему, прошу вас, что я в свою очередь храню память о его прямой и сердечной дружбе, столь не похожей на ту официальную дружбу, которая вместо того чтобы доставлять радость сердцу, ему причиняет такие тяжелые удары, род пытки тем более тяжелой, что ее необходимо претерпеть в молчании. Пусть примет он вместе с моим последним прости выражение моей живейшей признательности за его прошлые и настоящие симпатии, так же как и за его пожелания, как бы они ни были грустны, относящиеся к невозможному будущему. Не сомневаюсь, что Бог приберегает ему еще дни безоблачного счастья и чистой радости, так как мое сердце говорит мне, что он их заслужил.
Будьте здоровы, любезный друг. Я не сомневаюсь, что и вы увидите еще не один день удачный и радужный, дни счастья сердца и ума, я в этом уверен, вам не изменят, потому что и вы тоже этого заслужили, но это будет ценою нескольких уроков, которые опыт возьмет на себя вам дать. Дай Боже, чтобы эти уроки не были слишком строги. Это одно из моих самых пламенных желаний.
Напомните обо мне, прошу вас, моей кузине.
Петр Чаадаев.
- М. И. Жихареву (отрывок)
lt;...gt; Не правда ли, дорогой друг, когда вы заходили намедни ко мне, это было за сочинением Аксакова? Ну так вот! Кажется, мне его пришлют на этих днях, и вы его найдете, как только вздумаете опять навестить меня.
На свете только и есть хорошего, что доброта.
- М. И. Жихареву (отрывок)
lt;...gt; Дружба юности, говорят, еще снисходительнее, чем дружба зрелого возраста.