XL. М. П. Погодин (1840)
Смею напомнить Вам, Милостивый Государь Петр Яковлевич, об обещании Вашем попросить Катерину Николаевну 1 о передаче мне черновых бумаг Ломоносова, находящихся у г. Вельтмана 2.
Вы сделаете мне великое одолжение. Мне очень жаль, что я по причине своей болезпи не могу лично засвидетельствовать ей своего почтения. Примите уверение в искреннем моем уважении.Ваш покорный слуга М. Погодин. 20 Авг.
Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 43. Датируется на основании упоминания «черновых бумаг Ломоносова», которые А. Ф. Вельтман использовал в своей книге «Портфель служебной деятельности М. В. Ломоносова», изданной в начале 1840 г.
- Екатерина Николаевпа Орлова.
- Бумаги М. В. Ломоносова, по-видимому, хранились в «древлехранилище» М. П. Погодина (см. примеч. 1 к № 148), одолжившего их А. Ф. Вельтману на время его работы над книгой.
А. И. Тургенев находил некоторое сходство во взглядах Ломоносова и Чаадаева на Россию. 16 января 1837 г. он писал А. Я. Булгакову: «В этом письме Ломоносова многое сбылось в России, другое еще таится в будущем, по есть и чаадаевщина и кое-что пахнет ересыо...» (Письма А. Тургенева Булгаковым. М., 1939. С. 207). О каком «письме Ломоносова» здесь говорится, неизвестно, но некоторые следы «чаадаевщипы» (осуждения православного духовенства) и «ереси» встречаются в сочинении М. В. Ломоносова «О размножении и сохранении Российского народа» (1761), написанном в форме письма к И. И. Шувалову (Ломоносов М. В. Избр. философ, сочинения. М., 1940. С. 284-298).
XLI. М. Я. Чаадаев 22 декабря 1840 г. С. Хрипуново.
Любезный брат Петр Яковлевич.
Письмо твое от 10 ноября1 получил 16 числа сего декабря месяца. Не знаю, отчего оно так поздно мне доставлено. На почту посылаю регулярно каждую неделю, и в почтовой конторе письма, на мои адрес приходящие, до сего время всегда выдавали без задержания.
Подозреваю, не написал ли ты 10 ноября ошибкой вместо 10 декабря.Может быть, ты с своего письма не оставил у себя копии или чернового. А так как мне нужно, чтоб ты, чи- іая мой ответ, имел в виду свое письмо, то прилагаю при сем с него копию.
Ты спрашиваешь: могу ли я тебе дать у себя пристанище. Так как ты ниже пишешь, что знаешь, что у меня нет никакого строения, где бы ты мог поместиться, то полагаю, что ты под словом «пристанище» разумеешь землю для построения на ней жительства. Отвечаю: земли для построения я дать тебе могу.
Есть даже два помещения, в которых я живал прежде нежели стал жить в том домике, в котором теперь живу,— но годятся ли для тебя — сомневаюсь.
Потом построить что-нибудь можно ли будет? — разумеется можно — были бы деньги, материал, полагаю, здесь можно найти (не знаю, однако, найдется ли приготовленной сухой лес),— но трудно найти знающих свое дело и исправных мастеров. Есть много таких, которые срубят какое угодно строение, но под руководством и надзором знающего. Но кто будет иметь этот надзор — не я, потому что я по этой части никакой опытности не имею.
Старый дом отделать в тот вид, в каком он некогда был, кажется, не будет расчетливо. Он слишком уже ветх — едва ли стоит хлопот и денег, которые надо на это употребить. А денег надо множество, потому что он кроме стен ничего не имеет. Притом же он слишком велик для небольшого хозяйства.
Перестроить из него другой, в меньшем размере, я сам уже имел проект, по нашел большие затруднения. Приступить к этой перестройке, кажется, иначе нельзя, как надобно хозяину сделать план п спросить плотника, подрядчика, можно ли по этому плану перестроить.— пли подрядчику сделать план, по которому можно бы было перестроить, а хозяину рассмотреть, удобен ли для пего этот план. Вероятно, что не только один, а несколько планов, составленных хозяипом, будут подрядчиком признаны неудобоисполнонными, и что, с другой стороны, хозяину не полюбятся планы подрядчика.— Не говоря уже о том, что старый дом все будет старый дом, а работа станет ие менее или более постройки нового дома.
Спрашиваешь: нельзя ли найти квартиру в Ардато- ве,— справлялся я,— теперь есть квартиры. Одна из них (для памяти: дом казначея Яновского), кажется, хороша, пе дорога. Долго ли она простоит незанятою, не знаю,— к какому времю тебе нужна квартира в Ардатове, ты не пишешь.
В письме твоем, как оно ни коротко, много есть для меня не понятного.
Во-первых, ты пишешь, что у тетушки дом очень худ, зимой почти необитаем, и потому принужден прибегнуть ко мпе,— а ниже ты говоришь, что знаешь, что у меня нет строения, где бы ты мог поместиться теперь, но что в продолжении лета полагаешь можно будет что-нибудь построить. Итак, по собственным твоим словам, у тетушки есть для тебя помещение хотя какое-нибудь, а у меня никакого нет. Летом же построить можно что-нибудь так же в Алексеевском, как и в Хрипунове, по до Хрипупова от Москвы 400 верст, а до Алексеевского 80 верст. Несмотря на это, предпочитаешь Хрипуново Алексеевскому для устроения себе убежища.
Во-вторых: почему, если не в доме Левашова, то уже и ни в каком другом доме в Москве жить тебе не можно, и неужели нет в Москве отдающихся внаймы квартир?
Так как эти два темных места до меня лично ие касаются, то я не имею права просить и не прошу на них объяснения.
Но вот статья или фраза, которая до меня касается и чтоб понять которую, я ломал себе голову целую неделю (со дня получения твоего письма до сей минуты, когда я это пишу) без всякого успеха: «к тому же имея в руках мои деньги, ты можешь предложить мне какие тебе угодно условия».
Какие твои деньги имею я в руках?
Разве считаешь на мне какую недоимку в ежегодном тебе платеже условленных семи тысяч рублей асспгнац.?
И почему мог бы я предложить тебе какие мне угодно условия, если б и были у меня в руках твои деньги?
И какого рода условия могу я тебе предложить за позволение жить на моей земле, а в этом позволении заключается все, что ты от меня требуешь?
Признаюсь тебе, что у меня голова ныне очень слаба становится, и что трудная очень для меня работа стараться отгадывать загадки, а потому очень благодарен буду, если сообщишь объяснение — я буду его ожидать.
Позволь мне тебе посоветовать: прежде нежели отправишься из Москвы в Хрипуново,— съездить к тетушке. Ей 78 лет, следовательно, очень не долго уже ей остается жить, и, вероятно, ты ее уже не увидишь, если перед отъездом с ней не повидаешься. Если бы здоровье и обстоятельства позволяли, то я давно б у нее побывал. Если бог даст, что она и я будем оба живы в будущем лете, то я не отчаяваюсь к ней съездить. Скажи ей это, сделай одолжение, если с ней увидишься.
Михайло Чаадаев.
Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 74, лл. 20-21.
1 Письмо П. Я. Чаадаева от 10 ноября 1840 г. неизвестно.