Региональное законодательство о СМИ.
Вопрос о пределах компетенции субъектов Российской Федерации в сфере массовой информации далеко не так прост. Пункт «и» ст. 71 Конституции Российской Федерации устанавливает, что «федеральные транспорт, пути сообщения, информация и связь» относятся к исключительной компетенции Российской Федерации.
Что же касается региональных средств массовой информации, то здесь реализуется исключительная компетенция субъектов Федерации, поскольку ст. 72 Конституции Российской Федерации не указывает «региональные информацию и связь» среди предметов совместной компетенции. В то же время п. «е» ст. 72 относит общие вопросы культуры к совместной компетенции Федерации и ее субъектов. Сюда же попадает и административное законодательство (п. «к»). Следовательно, законодательство о СМИ по необходимости распадается на три сегмента, в первом из которых реализуется исключительное ведение Федерации, во втором — совместное ведение, в третьем — исключительное ведение субъекта Федерации.Хотя в Конституции Российской Федерации не детализируется, что подразумевается под категориями «федеральные... информация и связь», однако можно с уверенностью утверждать, что речь идет об общенациональных средствах массовой информации, регулирование деятельности которых даже практически невозможно на уровне регионов. Для примера зададимся вопросом: сможет ли орган государственной власти субъекта Федерации обязать федеральную телекомпанию показывать передачи эротического характера в то или иное время, да еще с учетом многочисленности часовых поясов в России? Хотя подобное предусмотрено ч. 2 ст. 37 Закона о СМИ, однако практически нереализуемо.
Не будем, однако, забывать, что п. «в» ст. 71 Конституции Российской Федерации относит к исключительной компетенции Федерации «регулирование и защиту прав и свобод человека и гражданина», а следовательно, регулирование и защиту свободы массовой информации, закрепленной в ст.
29 как одно из конституционных прав человека и гражданина. Следовательно субъект Федерации вправе регулировать отношения в сфере массовой информации, во-первых, только опираясь на федеральный закон, и, во-вторых, не затрагивая вопросов регулирования свободы массовой информации. В то же время региональные власти обязаны защищать свободу массовой информации, руководствуясь при этом нормами Федерального закона о СМИ.В четырех субъектах Российской Федерации (республики Адыгея, Башкортостан, Кабардино-Балкария, Ханты-Мансийский автономный округ) приняты комплексные законы «О средствах массовой информации». Кроме того, в нескольких десятках регионов действуют законы, касающиеся экономической поддержки СМИ, освещения в государственных и муниципальных СМИ деятельности соответствующих органов власти и самоуправления, распространения продукции средств массовой информации эротического характера и т.д.
Порой встречаются довольно экзотичные для российской правовой системы нормативные акты. Так, с 1991 г. в Татарстане действует закон «О защите чести и достоинства Президента Республики Татарстан», устанавливающий административную ответственность в виде штрафа и конфискации продукции СМИ за публичное оскорбление или клевету в отношении главы республики. Причем штрафу подвергаются как физические лица, так и средства массовой информации (точнее было бы сказать — редакции). Очевидно, что данный нормативный акт, мягко говоря, не вполне согласуется с Конституцией Российской Федерации, гарантирующей каждому защиту его чести и доброго имени (ч. 1 ст. 23 ) на началах равенства — независимо, помимо прочего, от его должностного положения (ч. 2 ст. 19).
Региональные законы о СМИ, как правило, не только менее демократичны, чем Федеральный закон, но и зачастую откровенно игнорируют его. Так, Кодекс Республики Башкортостан о средствах массовой информации даже не упоминает Федеральный закон о СМИ. Кодекс открывает «лазейки» для создания органов цензуры, вводит дополнительные требования при регистрации СМИ, расширяет перечень оснований для отказа в регистрации, для признания свидетельства о регистрации недействительным, для прекращения деятельности СМИ и т.д., а журналистов, представляющих «внереспубликанские», т.
е. зарегистрированные на федеральном уровне или в других субъектах Российской Федерации средства массовой информации, приравнивает к иностранным корреспондентам.Создатели Кодекса не остановились перед изменением предмета регулирования данного нормативного акта, распространив его действие на «компьютерную информацию» и создав тем самым проблему его сопряжения с другими источниками информационного права. Они расширили перечень составов злоупотребления свободой массовой информации, включив сюда «использование выражений и аудио-видеопродукции, оскорбляющих человеческое достоинство». Одновременно они забыли такую «мелочь» как использование СМИ для совершения уголовно наказуемых деяний.
Кодекс в некотором роде предопределяет создание органов цензуры, устанавливая, что «недопустимость цензуры» не распространяется на «случаи, предусмотренные действующим законодательством». Он вводит дополнительные требования при регистрации СМИ, расширяет перечень оснований для отказа в регистрации, для признания свидетельства о регистрации недействительным, для прекращения деятельности СМИ и т.д. В то же время Кодекс существенно ограничивает самостоятельность редакций в пользу учредителей, ограничивает их возможности по защите своих интересов, поскольку не содержит норм об условиях освобождения редакций и журналистов от ответственности. По всем перечисленным и многим другим позициям Кодекс явно противоречит императивным нормам Федерального закона о СМИ. Кроме того, в нем есть противоречия с Конституцией Российской Федерации, Гражданским кодексом, законом РФ «Об авторском праве и смежных правах» и др.
В то же время Кодекс содержит интересные правовые решения ряда проблем, не затронутых федеральным законодательством. Так, в нем есть статья о недопустимости монополизации СМИ. Правда, норма ст. 10 «Ни один учредитель не вправе иметь в собственности, владении, пользовании, управлении более тридцати процентов всех средств массовой информации, зарегистрированных (осуществляющих деятельность) в республике» вряд ли может быть признана оптимальной. Примечательна и формула, содержащаяся в ст.
7: «За разглашение средствами массовой информации государственной, коммерческой или иной тайны, охраняемой законодательством, ответственность несут лица, передавшие информацию в средства массовой информации. Редакция или ее сотрудник, получившие информацию без нарушения действующего законодательства и не имеющие официального письменного уведомления о наличии в ней тайны, ответственности за разглашение ее не несут». О ценности упомянутых норм говорит тот факт, что они уже начали репродуцироваться в законодательстве других субъектов Российской Федерации. Так, аналогичные положения содержатся в Законе Ханты-Мансийского автономного округа о СМИ.Если же сравнить Кодекс с Законом Кабардино-Балкарской Республики «О средствах массовой информации и издательской деятельности», то бросается в глаза близость последнего к федеральному законодательству. Правда, и здесь делаются исключения из общего правила о недопустимости цензуры для «случаев, специально оговоренных в законодательстве» (ст. 4). Есть и другие расхождения с Законом Российской Федерации о СМИ, однако они не носят системного и, как правило, принципиального характера. Отсюда следует, что федеральное законодательство о СМИ вполне пригодно для того, чтобы составлять основу региональных законов о СМИ.
Этот вывод напрашивается и при анализе Закона Ханты-Мансийского автономного округа о СМИ. Имеющиеся здесь расхождения с Федеральным законом незначительны, но порой носят комичный характер. Так, ст. 9 предоставляет право обращаться в суд с иском о прекращении деятельности СМИ не только органам, перечисленным в Законе Российской Федерации о СМИ, но также Судебной палате по информационным спорам при Президенте Российской Федерации.
Не меньшее удивление способны вызвать нормы, устанавливающие вразрез с УК РФ административные штрафы за «разглашение в средствах массовой информации государственной, коммерческой или иной охраняемой законом тайны», а также за «вмешательство средств массовой информации в частную жизнь человека, в том числе сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия или согласия его наследников, опубликование или предание гласности иным способом содержания личных писем и документов гражданина» (ст.ст.
51, 52). Очевидно, что юридическая значимость таких норм равна нулю. В то же время можно только приветствовать попытку регионального законодателя установить административную ответственность за введение цензуры, монополизацию СМИ, незаконный отказ в регистрации СМИ, воспрепятствование распространению продукции СМИ, злоупотребление правами журналиста, оказание давления на руководство редакции и т.д. (ст.ст. 49—70).Нельзя не признать, что как федеральное, так и региональное законодательство о СМИ развиваются довольно хаотично.
Во-первых, существующая ныне практика законотворчества в значительной степени характеризуется бессистемным поточным производством пробельных и противоречивых нормативных актов, конъюнктурных по содержанию и не приспособленных для правоприменения. Такая практика лишь усиливает разбалансированность правовой системы, и без того переживающей трудный, хотя и естественный период адаптации к относительно новой конституционной базе.
Во-вторых, известный еще с досоветского периода правовой нигилизм ныне стал тотальным явлением, охватившим как властные структуры, так и общество в целом. Власть и подвластные в равной мере игнорируют законодательные установления, подчиняясь лишь праву силы, денег или хитрости. В такой ситуации всякие новые законы лишь увеличивают энтропию правовой системы.
В-третьих, существующие планы законопроектных работ отражают подчас лишь степень личной заинтересованности отдельных групп депутатов. Вакуум закономерно заполняется ведомственным нормотворчеством. В итоге растет «коэффициент юридического бюрократизма» — отношение количества подзаконных актов к числу законов. Причем, как показывает практика, именно с помощью инструкций легче всего добиться целей и результатов, совершенно противоположных тем, которые закладывались буквой и духом Закона о СМИ. В этой связи трудно удержаться, чтобы не вспомнить, как еще в дореформенной России предписывалось «всем властям, не исключая и высших правительственных мест, утверждать свои определения на точных словах закона, не переменяя в них, без доклада Императорскому Величеству, ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований»5.
[1] См.: Заключение Экспертного совета при Подкомитете Государственной Думы по печатным СМИ № 1 от 5 октября 2000 года «О правовом содержании ч. 3 ст. 4 Закона РФ "О средствах массовой информации"».
[2] См.: Кривошеев М.И., Федунин В.Г. Интерактивное телевидение. М.: Радио и связь, 2000; Вачнадзе Г.Н. Всемирное телевидение. Новые средства массовой информации - их аудитория, техника, бизнес, политика. Тбилиси; Ганатлеба, 1989.
[3] Например, ст. 119 Федерального закона «О федеральном бюджете на 2001 год» от 27 декабря 2000 года № 150-ФЗ гласит: «Приостановить с 1 января по 31 декабря 2001 года действие законодательных актов Российской Федерации, реализация которых не предусмотрена настоящим Федеральным законом, согласно приложению 38».
[4] Федеральный наблюдательный совет по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании был образован в 1993 г. и прекратил свое существование ровно через месяц вместе с образовавшим его Верховным Советом Российской Федерации.
[5] Цит. по: Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. Chalidze Publications. NY. С. 168.
--------------------------------------------------------------------------------
Назад • Дальше
СодержаниеСодержание
Назад • Дальше