<<
>>

3. Почему оказалась невозможной “наука о будущем”

К счастью для своих потенциальных читателей, научно-фантастического романа про светлое будущее человечества я так и не написал. Очень правильно сделал, потому что есть много оснований подозревать, что он оказался бы намного хуже гениальной “Туманности Андромеды”.

А главное, как и любые романы мира, вместе взятые, при любом успехе, вряд ли мой роман свернул бы людей в одночасье со стези порока на путь добродетели, на что, собственно, и рассчитывал автор прежде всего. Так что не воплощенный в книгу замысел избавил и автора, и читателей от лишних разочарований в жизни.

Зато произошло другое, круто изменившее мою жизнь. К лучшему или худшему — неизвестно до сих пор. Во всяком случае, без этого крутого поворота не было бы и настоящей книги. Правда, хорошо или плохо, что появилась еще одна книга, после многих сот других на ту же тему, — тоже неизвестно прочитавшему.

Сразу после Циолковского мне открылся Герберт Уэллс. Не только как известный всем фантаст. И не только как менее известный советскому читателю блестящий беллетрист. И даже не только как социалист-утопист эпохи начала реализации социалистических утопий. Еще и как автор совсем неизвестных советскому читателю нескольких книг “про будущее”, начиная с нашумевших в свое время “Предвидений о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль” (1901; перевод с шестого английского издания на русский язык — 1902), которые можно почти без изменений переиздавать еще раз хоть сегодня — и все равно будет интересно, как около столетия назад.

Уэллса я перечитал, наверное, всего. Вплоть до трагично-пессимистичного “Разума у своего предела” (1945) — того безысходного отчаяния, в которое рано или поздно неизбежно впадает каждый смертный, кого боги, подобно Прометею, наказывают самой страшной карой — действительным видением подлинного будущего.

В мире образов и мыслей Уэллса я прожил несколько месяцев.

Погруженный в него полностью, с головой. И очень завидую людям, которым еще предстоит редкое удовольствие в этот мир окунуться. Уэллс, вместе с Циолковским и Ефремовым, сделался моим учителем — только первые два, в отличие от третьего, заочно. А затем книги “про будущее” пошли, можно сказать, косяком. “Год 2066” (1866) П.Гартинга, выступавшего под псевдонимом Диоскориды. “Через сто лет” (1892) Ш.Рише. “Отрывки из будущей истории” (1896) Г.Тарда. “Завтра” (1898) и “Города-сады будущего” (1902) Э.Говарда, доклад о будущем химии М.Бертло. “Заветные мысли” (1904—1905) Д.И.Менделеева. “Этюды о природе человека” (1903) и “Этюды оптимизма” (1907) И.И.Мечникова. “Будущее” (1925) и “Наука смотрит вперед” (1943) А.М.Лоу. “Послезавтра” (1928) Ф.Джиббса. “Мир в 2030 году” (1930) Эрла Биркенхеда. Наконец, наша отечественная “Жизнь и техника будущего” (1928) под редакцией А.Анекштейна и Э.Кольмана...

На третьем году непрерывного чтения запоем по вечерам и ночам такой вот литературы (днем работал над

монографией “Борьба в России по вопросам внешней политики. 1906—1910 гг.”, защищенной впоследствии в качестве докторской диссертации), как-то утром весной 1956 г. осенила мысль: да ведь то, что я читаю, это как бы история будущего — такая же, как история прошлого, только еще несостоявшаяся. Стало быть, будущее может стать таким же предметом научного исследования, как и прошлое. Стало быть, может и должна быть “наука о будущем” — зеркальное отражение во времени “науки о прошлом”, истории. Сразу же напросилось имя новорожденной науки: футурология (я не знал в то время, что еще за 13 лет перед тем, в 1943 г. этот термин, правда, в несколько ином смысле, сконструировал в США эмигрировавший туда из нацистской Германии мой будущий коллега Осип Флехтгейм).

Следующие десять лет — параллельно с трудами по истории внешней политики и войн дореволюционной России — были посвящены разработке и пропаганде “науки о будущем”. Была законспектирована гора публикаций — практически все, что попадало в поле зрения, касательно будущего.

Написаны одна за другой три объемистые рукописи — про науку и технику будущего, про экономику, социальные отношения и культуру будущего, про международные отношения будущего (все в глобальных масштабах). Пройдены одно за другим около десятка издательств и наконец появились первые собственные публикации: “Если мир разоружится” (1961), “Контуры грядущего” (1965, в соавторстве с О.Писаржевским), “Окно в будущее” (1970). Все публикации, чтобы не получить “черных шаров” на защите докторской диссертации за столь фривольное, по тогдашним советским понятиям, занятие, как невесть откуда взявшаяся “прогностика”, пришлось давать под псевдонимом И.Лада (родное село — см. выше). Таким образом, на протяжении целых семи лет — с 1961 по 1967 г. — существовали два совершенно различных человека: вполне респектабельный сотрудник академического учреждения доктор исторических наук И.Бестужев и никому не ведомый публицист И.Лада. Оба — с несколькими книжками и несколькими десятками статей, каждый по своей проблематике. Оба — со своей корреспонденцией, со своей заочной и очной аудиторией, каждая из которых понятия не имела о

“личной унии” того и другого в одном лице. Только в 1967 г., когда “Прогнозирование” было легализовано, фамилию и псевдоним пришлось сдвоить, и появился И.В.Бестужев-Лада, специалист по теории и истории социального прогнозирования.

Что касается “науки о будущем”, то в середине 60-х годов обнаружилось не только в Москве, но и в Бостоне (США) и в Париже — что, в отличие от “науки о прошлом” таковой в принципе быть не может. Ибо, вопреки привычным представлениям, наше мироздание существует не в трех временах, а всего в двух: в прошлом и будущем , а настоящее, строго говоря, — всего лишь пограничная линия, через которую будущее ежесекундно “перетекает” в прошлое. Таким образом, все науки занимаются либо прошлым (исторические науки), либо будущим, “перетекающим” в прошлое (все остальные). Мало того, прогноз — равно как и анализ, как и диагноз — составляет триединую функцию каждой науки и недопустимо “грабить” их, отбирая одну из функций, чтобы сосредоточить ее в рамках некой новой, искусственно созданной науки.

Другое дело, что перспективы развития различных явлений и процессов могут стать особым предметом междисциплинарных исследований. Они и стали им к концу 60-х годов, получив на Западе комплексное наименование “исследования будущего” (или “будущностей”), а в СССР — просто “прогнозирование”.

Что же касается содержательной стороны несостоявшейся “науки о будущем”, то здесь долгое время царила эйфория первооткрывательства. Будущее представлялось если не сплошь светлым, то во всяком случае радужным, намного отраднее настоящего и тем более прошлого. Упомянутый И.Лада до 1967 г. понятия не имел о книге еще одного будущего своего коллеги и друга Роберта Юнгка “Будущее уже началось” (1952). Но, как и Юнгк в 50-х годах, восторгался в 60-х грандиозными успехами науки и техники, прорывом человечества в микромир атома и мегамир космоса, в мир полимеров и мир трансплантаций, управления физиологией и психологией человека, в мир тотальной реконструкции земной поверхности — первыми шагами в упомянутый выше мир Циолковского.

Затем эйфория всюду в мире, где стали заниматься систематическими исследованиями будущего, (тут я не составлял исключения), начала уступать место растущей тревоге за судьбы Земли и человечества. Появилось особое междисциплинарное направление исследований будущего — исследование глобальных проблем современности (глобалистика). А когда это направление быстро зашло в тупик безысходности, из него родилось другое — исследование альтернативных путей развития цивилизации, на которых возможно преодоление глобальной проблемной ситуации (альтернативистика).

Мне приходилось заниматься проблемами глобалистики и альтернативистики параллельно с исследованием перспективных социальных проблем советского общества в рамках социального прогнозирования. Та и другая проблематика получила отражение в моих монографиях “Поисковое социальное прогнозирование: перспективные социальные проблемы общества. Опыт систематизации” (1984) и “Нормативное социальное прогнозирование: возможные пути реализации целей общества. Опыт систематизации” (1987). Теперь оба круга проблем разводятся по заключительным монографиям, подводящим итоги моим более чем сорокалетним исследованиям будущего. Российская проблематика будет освещена в монографии “Россия в XX веке: от колосса к коллапсу”. Глобальная — в нижеследующих главах настоящей работы.

Остается пояснить значение терминов, вынесенных в заглавие книги. “Альтернативная” — в данном случае значит: качественно иная (но не всякая — см. след, стр.). “Цивилизация” — понятие многозначное, в данном случае тождественное понятиям “культура”, “общество”, “человечество” в их самом общем, всеохватывающем значении определенного состояния культуры, общества, человечества.

Итак, начинаем наше путешествие в мир иной цивилизации, кстати сказать, вполне земной цивилизации, но поразительной не менее всех мыслимых и нигде пока не обнаруженных внеземных.

Начинаем с экскурсии по проблемному полю глобалистики и альтернативистики.

<< | >>
Источник: Бестужев-Лада И.В.. Альтернативная цивилизация. — М.:1998.-352 с.. 1998

Еще по теме 3. Почему оказалась невозможной “наука о будущем”: