СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА
В конце XIX в. феодальная система в Монголии была достаточно прочной и для своего саморазвития обладала значительным потенциалом. Но в условиях вторжения иностранного капитала в страны Дальнего Востока и втягивания их в орбиту мирового капиталистического рынка развитие Монголии, как и других стран Востока, стало определяться не только внутренними закономерностями, но и влиянием внешнего фактора, выступавшего ускорителем многих политических, социальных, экономических процессов, привнося в жизнь феодального общества многие не свойственные ему черты.
Монгольское общество в указанный период традиционно характеризовалось наличием двух основных классов: феодалов и феодально-зависимого аратства.
Господствующий класс подразделялся на светских и церковных феодалов. Светские феодалы были владетельными, т. е. владеющими определенным уделом в виде пастбищных угодий и феодально-зависимых аратов, и невладетельными, или безудельными, жившими за счет эксплуатации только своих дворовых людей (хамджилга), число которых регламентировалось цинскими властями. Безудельные кочевали на землях владетельных феодалов. Монгольские феодалы различались не только по своему положению на иерархической лестнице, но и по имущественному положению: одни представители феодального класса владели тысячными стадами, другие по уровню жизни мало чем отличались от простых аратов.
Весьма влиятельной силой в Монголии были церковные феодалы, поскольку ламаистская церковь являлась крупнейшим собственником пастбищных угодий и скота. В церковных хозяйствах трудились многие тысячи крепостных – шабинаров, а глава церкви – богдо-геген в начале XX в. сделался самой авторитетной фигурой в политической жизни страны, центром притяжения антицинских сил монгольского общества и, в конце концов, главой независимого монгольского государства, провозглашенного в 1911 г. после свержения маньчжурского господства.
Богдо-гегены (всего за историю ламаистской церкви их было восемь) в XIX – начале XX в. были самыми богатыми людьми в Монголии. В хозяйстве последнего богдо-гегена в предреволюционные годы трудилось около 90 тыс. шабинаров, а личный бюджет составлял в год до 900 тыс. ланов (денежная единица, равная 37,3 г серебра). Следующими по положению и богатству после богдо-гегена. шли духовные особы в сане хутухт и губилгаиов, за ними – весьма разветвленная иерархия монастырских, храмовых и других церковных служителей разной степени значения и состояния. Все они составляли многочисленное привилегированное ламское сословие, которое при маньчжурском господстве пользовалось определенными льготами, позволившими постепенно упрочить свое экономическое положение настолько, что после изгнания цинов ламство превратилось в серьезную политическую силу и первое сословие в стране. Однако внутри сословия существовала резкая имущественная дифференциация: жизнь большей части ламства мало чем отличалась от жизни аратов.Аратство, т. е. класс непосредственных производителей, в свою очередь делился на три группы: 1) сомонные араты (сомон – административная и военная единица, часть хошуна), основное тягловое сословие, на которое приходились как государственные повинности, так и повинности в пользу владетельного феодала; 2) хамджилга – дворовые люди феодала, обслуживавшие его семью и освобожденные от наиболее тяжелых государственных повинностей: воинской и почтовой; 3) шабинары – крепостные монастырей и высших церковных иерархов. Целиком зависевшие от произвола феодальных владетелей, араты своим трудом содержали самих феодалов и феодальное государство. Все они были закреплены за определенной территорией: хамджилга должны были находиться при юрте своего господина, сомонные араты обязаны были кочевать в пределах своего хошуна, покинуть его они могли только по разрешению правителя хошуна или его канцелярии.
Араты несли многочисленные повинности. К числу государственных относились следующие: содержание почтовых станций, т.
е. обеспечение их лошадьми, подводами, продуктами питания, кормом для лошадей и пр.; обязательная служба в качестве мелких административных и полицейских чиновников, обеспечение столовым и квартирным довольствием служащих как местных, так и центральных канцелярий; экстренные военные расходы; содержание отрядов местного ополчения (милиции); строительство и ремонт монастырей, отправление общественных богослужений; пожертвования богдо-гегену и др. Эти повинности лежали на сомонных аратах. Кроме этого с сомонных аратов владетельный феодал мог взимать часть продуктовой ренты в том случае, если в его семье справлялись свадьба, поминки или рождение ребенка. Количество этих податей должно было быть соразмерно благосостоянию арата – так гласил закон. Но на деле в налогообложении царил полный произвол, и феодал по собственной воле определял сумму податей. Разорению и обнищанию аратства способствовало внедрение китайского торгово-ростовщического капитала, в конце XIX – начале XX в. опутавшего долгами все хозяйства Монголии. Монгольские феодалы обладали правом собирать со своих подданных средства, необходимые для уплаты собственных долгов.Однако аратские хозяйства были неоднородны по своему благосостоянию. Процесс имущественного расслоения, отражавший развитие производительных сил феодального общества и поразивший хозяйства феодалов, захватил и аратство. В конце XIX – начале XX в. аратские хозяйства можно подразделить на зажиточные, средние и бедные. В аратской среде появились хозяйства, тесно связанные с рынком. Они разводили скот и производили скотоводческое сырье в размерах, преследующих не потребительские, а торговые цели, прибегали к наемному пастушескому труду. Противоположный полюс составляли полностью разорившиеся араты. Они становились бременем для своего хошуна, поэтому никто не чинил им препятствий для ухода в города, где они вели жизнь бродяг и нищих, прирабатывая в качестве поденщиков, носильщиков и других наемных работников.
Города в Монголии возникали главным образом вокруг крупных монастырей, в пунктах русско-китайской приграничной торговли, в местах ставок владетельных феодалов, в пунктах размещения цинского военно-чиновничьего аппарата и др.
По данным исследователей, в начале XX в. в Монголии можно насчитать около 20 поселений городского типа. Самыми крупными были Урга, Кобдо, Улясутай. Сейчас не представляется возможным более или менее точно определить численность монгольского городского населения. Имеющиеся на сегодняшний день в распоряжении ученых данные весьма разноречивы. Несомненно только одно, что в начале XX в. монгольский город как социально-экономическая единица и соответственно монгольское городское население находились в процессе своего формирования. Однако в это время монгольское городское население было весьма дифференцировано. В частности, в него входили более или менее зажиточные слои – торговцы, извозопромышленники, ремесленники и разного рода мелкие предприниматели. Они еще не сложились в класс или сословие, составляя ту общественную прослойку, которая в феодальном обществе становится питательной средой для формирования в будущем класса буржуазии. По социальному происхождению представители этих слоев были выходцами из среды мелкого и среднего чиновничества, из числа разбогатевших аратов, прежде всего хамджилга и шабинаров, хозяйства которых были освобождены от большинства государственных повинностей и находились поэтому в лучшем положении, чем хозяйства сомонных аратов. Как известно, развитие торгового капитала и товарного производства само по себе недостаточно для того, чтобы вызвать переход одного способа производства в другой, но и без их участия не могут создаваться условия, необходимые для зарождения капиталистической формации: они разрушают постепенно замкнутость натурального хозяйства, порождают мелкотоварный уклад, создают рынок сбыта, необходимые денежные накопления. Активное воздействие мирового капиталистического рынка на Монголию ускоряло процессы социально-экономического развития, и в этих условиях монгольский торговый капитал, выступавший пока только в зародышевом виде, и представлявшая его торгово-предпринимательская прослойка, даже численно весьма незначительная, получали определенные перспективы и быстро набирали силу.Самым большим городом Монголии была ее столица Урга. В конце XIX – начале XX в. она превратилась в центр не только русско-китайской, но и собственно монгольской торговли. Монголы-торговцы имели свой особый рынок. Он располагался отдельно от китайских торговых рядов и лавок русских торговцев и разделялся на ряд специализированных базаров: по продаже скота, мяса, сена, дров, скобяных товаров, юрт. По интенсивности и объему торговли выделялся мясной базар. Перекупщики-мясники пригоняли туда скот, разделывали туши и сразу же продавали. Оптовые закупки они совершали на временных привозных рынках вокруг Урги или прямо в степи, доставляли их в город, где часть сырья перепродавали более мелким предпринимателям: кожевникам, торговцам субпродуктами и др. Точно так же, как мясная, осуществлялась торговля молочными продуктами. Скупщики-оптовики иногда компаниями в два-три человека закупали в степи кумыс, простоквашу, молоко, сушеный творог и перепродавали их на городских рынках.
Очень доходной была торговля сеном, которое охотно покупали скототорговцы, чтобы подкармливать пригнанный на продажу скот; с ростом городов стала процветать торговля дровами и строительными материалами.
Бойкая торговля шла и на подступах к городу. Сюда приезжали продавать скот и продукты животноводства араты из дальних мест, так как нуждались в определенном количестве денежных средств для уплаты податей, поскольку в конце XIX – начале XX в. натуральная форма ренты почти повсеместно сменилась денежной.
Низы монгольских городских слоев, как уже было сказано, составляли разорившиеся араты. Городская беднота селилась по окраинам города, целые дни проводя в поисках поденной работы, нанимаясь к русским, монгольским и китайским торговцам.
Такой, вкратце, представляется разветвленная структура монгольского общества в начале XX в., на развитии которого сказывались как собственные внутренние закономерности, так и влияние капиталистического рынка, ускоряющее эти процессы.