§ 3. Правосознание как отражение особенностей форм государственного устройства

Сама по себе характеристика формы государственного устройства, как и характеристика других форм государства, не является главной и ориги­нальной в данном исследовании - мы исходим из того понимания сущности и назначения формы устройства, которое является общепризнанным в отече­ственной теоретико-правовой литературе.

Форма государственного устройства характеризует такое построение государства на административно-управленческой, а также на национальной или территориальной (или национально-территориальной) основе, которое определяет, во-первых, взаимоотношения между его составными частями и, во-вторых, взаимоотношения между центральными органами и теми органи­зациями, которые осуществляют государственное управление на местах.

Необходимость территориальной организации государства на указан­ных основах обусловливается рядом причин, в числе которых - обитание

129 связанного в общность населения на ограниченной и в той или иной степени строго определенной территории; национальный (этнический) состав населе­ния; объединяющая в общность население власть, существование в окруже­нии других территориально определенных общностей. Проблема территори­ально-управленческого устройства государства возникает именно потому, что все указанные факторы объективно имеют политический характер, и данная проблема решается именно политическими средствами.

Разница между формой государственного устройства и иными форма­ми государства обнаруживается как в роли политического момента, так и в степени и характере связанности в ее рамках политического и правового мо­ментов. Здесь следует выделить два аспекта.

Во-первых, политическая составляющая в форме устройства предстает существенно не так, как в форме правления или форме режима, а именно, преобладает рационально-управленческая направленность политической дея­тельности государства.

Во-вторых, в каждом из компонентов, выделенных в приведенном вы­ше рабочем определении государственного устройства, обнаруживается раз­ная роль политического и правового моментов: когда речь идет о взаимоот­ношениях между составными частями государства, тут роль политического компонента гораздо существеннее, чем тогда, когда мы говорим о взаимоот­ношениях между центральным и иными государственными органами и орга­низациями; в данном случае преобладает правовой момент, политический же момент носит фоновый, общеустановочный характер.

Та или иная форма государственного устройства чаще всего является отражением сложившейся традиции, своими корнями уходящей в ту или

130 иную форму правления как выражения культуры определенных народов и истории их существования. Иными словами, форма устройства вторична по отношению к форме правления.

Однако такая связь гораздо более существенна, скорее, для предшест­вующих современности исторических эпох. Определяющим в тот или иной период существования государства и общества может быть и политический, рационально обоснованный момент (например, в России после Октябрьской революции 1917 г.). В данном случае форма устройства не носит вторичного по отношению к форме правления характера. В современных государствах это встречается гораздо чаще.

В связи со сказанным возникает проблема органичности той или иной формы устройства для конкретного государства. Ясно, что органичность и неорганичность форм устройства находится в прямой зависимости от при­верженности к традиции государственного устроения или к совершенствова­нию его на рационально-политической основе, опираясь на представления об эффективной государственности.

Но традиции, в том числе в организации политической жизни, - не единственный фактор, который способен придать государственному устрой­ству органичный характер, есть и иные.

В контексте рассмотрения поставленной нами проблемы достаточно будет сказать, что чем менее органична форма государственного устройства не только традициям жизни народа, но и исторически сложившейся форме правления и режима, тем значительнее, интенсивнее проявления политиче-

131 ских факторов в организации государства вне существенной связи с правом, и наоборот, значимость и самостоятельность права возрастает при условии органичности того или иного устройства для исторически сложившейся го­сударственности и взаимосвязи с обществом. Но в любом случае в связи с формой государственного устройства доминирующим является формальное право как средство управления.

Далее. В контексте проблемы типологизации общественного правосоз­нания значимыми представляются лишь две формы государственного уст­ройства как наиболее отчетливо различающиеся по принципам и характеру общественного сознания, а также его идейному строю; в правовом плане ка­чественно отличны друг от друга только они. Речь идет об унитарном и фе­деративном устройстве государства. Мы не касаемся более конкретных форм, связанных с историческими периодами^[155], а также, например, сюзерени­тета или инкорпорации^[156], хотя в правовом отношении они имеют некоторые отличия от унитарной или федеративной формы государственного устройст­ва, но не настолько существенные, чтобы делать их предметом самостоя­тельного анализа.

Полагаем также, что, несмотря на существование в современном мире целого ряда конфедераций, так сказать, генетически они являются результа­том вступления в конфедеративные союзы государств (вообще государствен­но организованных обществ^[157]), уже имевших ту или иную форму устройства и, соответственно, сложившиеся базовые политико-правовые идеи, характер­ные для того или иного типа правосознания.

Следует подчеркнуть, что независимо от конкретной формы государст-

132 венного устройства, само по себе оно по своему существу - форма распреде­ления властных полномочий в рамках единой, центральной власти.

Логика исторических процессов позволяет утверждать, что федерации, как форма государственного устройства, вторичны по отношению к унитар­ным государствам. Они представляют собой или результат дробления едино­го государства на ряд относительно самостоятельных, но связанных друг с другом и центральной властью образований (например, переход ряда терри­торий Российской империи в советский период в статус субъектов федера­ции) - процесс, обусловленный конкретно-историческим обстоятельствами, - или объединение унитарных государств вследствие протекания определен­ных и всегда приобретающих политический характер процессов, вызывае­мых разными обстоятельствами и условиями - войнами, экономическим со­стоянием конкретных государств, религиозными движениями и пр.

Следует отметить, что переход от одной формы государственного уст­ройства к другой (естественный или искусственный) никогда не является аб­солютным, т.е. когда все элементы прежней формы полностью исчезают и заменяются новыми. Всегда при переходе от одной формы к другой опреде­ленные элементы предыдущей формы, по крайней мере, содержательно, час­тично, сохраняются в новой форме, как исторически сложившаяся традиция. Особенно явным данный процесс становится при обращении к анализу ха­рактерных черт общественного сознания в тех его элементах, которые отра­жают отношение общества к политической жизни и государственному прав­лению, режиму и устройству.

Традиции государственного управления перекрывают многие стороны государственного устройства независимо от его формы, сложившиеся в свое время государственные структуры вполне жизнеспособны и достаточно эф­фективно функционируют через некоторое время в любом случае.

Переходя к рассмотрению характерных черт общественного сознания в контексте формы устройства, сформулируем идею, имеющую для теории

133 формы государства методологический характер: поскольку государственное устройство опирается на организационно-управленческую систему и про­цесс, постольку политико-правовое содержание общественного сознания в данном аспекте может быть выявлено только через связь государственного устройства с элементами политико-правового режима и системы правления.

В связи со сказанным поставим вопрос, можно ли, как это было при анализе общественного сознания в контексте формы правления и формы ре­жима, поставить вопрос о наличии унитарного или федеративного сознания? Однозначного ответа нет; представляется верным ответить следующим обра­зом.

Обыденно-массовое сознание, в котором политический момент всегда если и присутствует, то только в элементарном виде и, в сущности, мало зна­чим, не может быть носителем унитарного или федеративного сознания. Ес­тественно, таким не является и индивидуальное сознание человека; на лично­стном уровне различия в типах государственного устройства никак не прояв­ляются.

Можно говорить о наличии унитарного или федеративного сознания лишь применительно к сознанию определенных социально-политических групп, а именно - обладателей власти. Но сознание властвующих групп (элит) определено вовсе не отношением к государственному устройству, а формой властвования (правления). В данном пункте анализа становится весьма актуальным вопрос об адекватности унитарного или федеративного сознания существующему государственному устройству, а также форме правления.

В качестве критерия адекватности укажем на следующее. Если в кон­тексте формы правления первична законодательная власть, в контексте поли­тико-правового режима - власть правосудная (судебная), то в контексте го­сударственного устройства в качестве первичной выступает исполнительная ветвь власти. Как следствие, можно установить корреляции ветвей государ-

134 ственной власти с теми или иными типами права^[158], а именно: в контексте формы правления первичным и системообразующим может считаться кон­ституционное право, в контексте формы политико-правового режима тако­вым является полицейское право, в контексте формы государственного уст­ройства основным типом права является административное право. И как формы государства предстают и могут быть поняты только в своем триедин­стве, точно так же триединство образуют и указанные типы права.

Переходя к общей характеристике унитарного государства, ограничим­ся общепринятым пониманием его как государства, внутри которого нет го­сударственных образований, которые обладали бы полной политической са­мостоятельностью, но которые представляют собой только административно­территориальные единицы. Таковым является большинство государств со­временного мира. К указанному необходимо добавить то, что в унитарном государстве роль политического момента выше, чем правового, право функ­ционирует преимущественно как организационно-техническая (управленче­ская) форма существования государства.

К правозначимым принципам унитарного государства можно отнести следующие.

Во-первых, это принцип централизма, выражающий необходимость и возможность не только выстраивать структуру (и строгую вертикаль зависи­мости) властного управления из единого центра, но и исключающий таковую возможность для любого административно-территориального образования. Централизм совместим с любой формой правления и режима. В условиях унитарного государства он не носит ограниченного характера.

Как следствие, во-вторых, к основным принципам, характеризующим унитарность государства, необходимо отнести принцип внутреннего сувере­нитета, т.е. самозаконности государства не только по отношению к обществу,

135 но и по отношению к любому административно-территориальному образова­нию. Иными словами, государство в лице центральной (и единственно реаль­ной) власти выступает в качестве единственного источника и применителя права.

В-третьих, как следствие предыдущего, принципом, на основе которого существует унитарное государство, является принцип единственности право­вой системы. Мы полагаем, что правовая система государства и правовая система общества - не тождественные понятия и не идентичные правовые состояния, но в условиях унитарного государства, тем не менее, различия между ними, особенно если это касается, так сказать, «государственной пе­риферии», государством во внимание не принимаются. Поэтому действую­щее право, как ядро правовой системы государства, представляет собой в действительности обеспеченную властью систему принуждения к опреде­ленному образу правовой жизни.

Как следствие, в унитарном государстве действует единая система пра­ва, в центре которой - единая Конституция, тот основной закон, нормы кото­рого действуют на всей территории и не знают исключений и ограничений. Органы власти на местах лишь применяют нормативные акты, принимаемые центральными органами власти, собственные же нормы имеет сугубо подчи­ненный, подзаконный и локализованный характер.

В-четвертых, к правозначимым следует отнести принцип национально­го единства. Он относится к идейным, а не к организационным принципам, на его основе обосновывается и оправдывается целесообразность и необхо­димость унитарного устройства государственной жизни. Смысл этого един­ства в том, что оно всегда является не только приоритетным в сравнении с особенностями жизни отдельных национальных образований, получающих территориально-административную определенность, но и единственно суще­ственным и различимым для государства. Вся политика и правовая организа­ция жизни общества подчинена национальному единству; существенна толь-

136 ко нация, национальные различия между определенными общностями не имеют государствообразующего значения.

Наконец, в-пятых, речь должна идти о принципе функциональной оп­ределенности государственного устройства. Иными словами, все админист­ративно-территориальные образования имеют смысл главным образом в ас­пекте функциональной дифференциации территории государства, своего ро­да специализации указанных образований, все они различаются с точки зре­ния конкретизированных для них направлений реализации функций государ­ства, в большей мере экономико-хозяйственных и в очень незначительной мере - политических.

Для унитарного сознания (в указанном выше смысле) характерны сле­дующие основополагающие идеи - суверенитета, приоритета общего над ча­стным и единства.

Идея суверенитета логично является центральной, смыслообразующей идеей. Если принцип суверенитета является организующей основой утвер­ждения государственной власти на всей территории, охватываемой ее дея­тельностью, то идея суверенитета является идеологической основой характе­ристики государства как формы устройства. Следует также отметить, что идея суверенитета характерна не только для общественного сознания, в кото­ром находит отражение унитарное устройство государства, она также весьма важна и при характеристике федеративного устройства государства. Но, во- первых, содержание идеи суверенитета применительно к разным формам го­сударственного устройства не является одним и тем же, во-вторых, в рамках общественного сознания, характерного для государства с федеративным уст­ройством, идея суверенитета является производной от более фундаменталь­ной идеи баланса общего и особенного^[159].

Итак, политической аксиомой является утверждение, что суверенитет принадлежит только государству, он неделим в рамках государства; это вер-

137 ховенство государственной власти во всех внутренних делах, обеспечивае­мое не только политической волей и силой, но и системой права.

Основоположник теории государственного суверенитета Ж. Боден по­нимал его как неограниченную законами верховную власть над гражданами и подданными, постоянную и абсолютную. Такая власть - атрибут любого го­сударства, способный определять условия его существования^[160].

Суверенитет отличает государство от всех других публично-правовых институтов, «в силу которого государство обладает всеми правами, необхо­димыми для осуществления его функций (внешних и внутренних), а также независимостью от других государств и верховенством на своей террито- рии»^[161].

Важной представляется теоретическая позиция Г. Еллинека, рассмат­ривавшего суверенитет как способность государства к «исключительному правовому самоопределению»; только суверенное государство «может - в пределах установленных или признанных им самим правовых границ - со­вершенно свободно нормировать содержание своей компетенции»^[162].

Атрибутом суверенитета является также неподотчетность верховной власти никому. При этом, как утверждал Ж. Маритен, «власть делать все не­подотчетным образом совпадает с суверенитетом Бога»^[163].

Значительный вклад в идейно-политическую интерпретацию суверени­тета внес Ж. -Ж. Руссо, полагавший, что предоставление государству неогра­ниченной власти над всеми членами общества является следствием заклю­ченного в определенный исторический момент общественного соглашения, и при таком условии речь должна идти только о суверенитете народа, под ко­торым понимаются все участники общественного соглашения (а это - взрос-

лая мужская часть населения), но не какой-то социальный слой общества^[164].

Как следствие, суверенитет представляет собой естественное и неотчу­ждаемое право, принадлежащее целому - народу. Только при передаче (деле­гировании) народом этого права государству делает последнее суверенным.

Понятно, что такие представления о суверенитете являются скорее идеолого-политической конструкцией, а не констатацией факта. Но именно она закладывается, как правило, в Конституцию.

Наконец, следует отметить, что суверенитет государства не претерпе­вает никаких капитальных изменений в зависимости от того, какие транс­формации исторически происходят с формой и содержанием государства, его компетенцией.

Идея приоритета общего над частным не имеет столь отчетливого выражения, как идея суверенитета, но она, являясь своеобразной конкретиза­цией идеи суверенитета, в полной мере отражает существо общественного сознания, традиционного для унитарных государств, особенно современных.

Что, с точки зрения государства и консолидированного с ним общества, объясняет и оправдывает этот приоритет? Во-первых, в качестве общего предстает общественное благо как главная цель всей деятельности государ­ства, сообщенная ему обществом посредством Конституции; во-вторых, это общегосударственные интересы, перекрывающие собой по своей значимости любые частные интересы; в-третьих, это соображения государственной (об­щественной, национальной) безопасности, обеспечение которой возможно только при условии деятельности государства как недифференцированной целостности. В этом плане общество всегда оказывается разнородным и только относительно консолидированным множеством частных аспектов жизни людей.

С правовой точки зрения весьма существенным моментом в характери­стике данной идеи является то, что действительно и значимо только публич­

ное право.

Идея единства не должна рассматриваться как содержательная интер­претация принципа национального единства, хотя смысловая их взаимосвязь достаточно очевидна. Но в контексте вопроса о форме устройства государст­ва она, прежде всего, характеризует сущность действующей в нем власти, а также осуществление государственного управления.

В идее единства отражено то, что законодательная, исполнительная и судебная власть имеют единые для всего государства высшие органы, пол­номочия и функционирование которых распространяются на всю его терри­торию, не дифференцируясь применительно к ее отдельным составным час­тям.

Переходя к характеристике федеративного устройства государства, по­лагаем наиболее существенным следующее.

Прежде всего, естественным путем федерации формируются из не­скольких самостоятельных государств преимущественно в случаях, когда внутренние трудности и внешние опасности оказываются проблемами, реше­ние которых каждому поодиночке не по силам, но что считается возможным осуществить за счет объединения таких государств. Будучи закономерным процессом, формирование федерации опирается на интеграцию. «Федера­лизм представляет собой единственное цельное усилие, чтобы выйти из ту­пика и наладить порядок»^[165].

При этом, в отличие от конфедераций, в результате федеративного объ­единения наряду с субъектами федерации образуется единый центр, и для федеративных государств характерно разграничение полномочий и предме­тов ведения на основе принципа взаимоограничений.

Также для федераций принципиальным является полноправность су­ществования всех ее субъектов.

Наконец, федерации построены на добровольности объединения.

Однако нельзя не отметить то, что федерации не всегда образуются на указанных основах. В силу определенных исторических обстоятельств, под влиянием ряда политических соображений федерации могут образовываться и искусственным образом и представлять собой юридическую конструкцию. Наиболее показательным примером может быть образование фактически на федеративной основе СССР, образование, являвшееся следствием распада после Октябрьской революции Российской империи, исторически сложивше­гося унитарного государства. Также в известном смысле условный, юридиче­ский характер носило разделение Российской Федерации на ее субъекты в постперестроечный период.

Ясно, что при таких условиях указанные исходные основания федера­ции претерпевают определенные трансформации. Это касается и интегри­рующих процессов, и добровольности, и полноправности, и самоограничений в полномочиях. Данные трансформации не столь существенны, чтобы гово­рить об искажении существа федеративного устройства государства. Тем не менее, они создают определенные дополнительные проблемы для организа­ции государственного управления.

К приведенной характеристике федеративного устройства считаем воз­можным добавить лишь следующее. Во-первых, роль правового момента здесь значительно выше, чем в унитарном государстве, право функционирует не только как организационно-техническая форма существования государст­ва, но и как нормативно-ценностная система политического оформления об­щества и легитимации власти. Во-вторых, и для естественных, и для искусст­венных федераций характерны одни и те же принципы. Перейдем к раскры­тию их содержания.

Прежде всего, следует отметить, что принципы федеративного госу­дарства во многом представляют собой противоположность принципам, за­ложенным в основу унитарного устройства государства.

К правозначимым принципам федеративного государства относятся в

первую очередь следующие.

Во-первых, центральным является принцип федерализма, существо ко­торого состоит, с одной стороны, в обеспечении равновесия между государ­ством и его субъектами, а с другой стороны - в возможности создания систе­мы взаимодополнения центра и субъектов федерации на основе взаимовы­годного сотрудничества. Существенно также то, что федерализм предполага­ет наличие достаточных социальных, экономических, культурных предпосы­лок для формирования федеративного государства. В противном случае фе­дерализм становится, по выражению И.А. Ильина, псевдофедерализмом.

Во-вторых, это принцип демократизма, означающего, с одной стороны, существенность децентрализации государственной власти. С другой сторо­ны, он предполагает участие субъектов федерации в формировании законо­дательной базы их совместной деятельности, осуществление субъектами правотворческих полномочий, демократические процедуры обсуждения и принятия законодательных установлений государственной жизни.

В-третьих, следует указать на важность принципа конституционности. Он связан не только с формой устройства, имеет более широкий смысл. В рассматриваемом контексте конституционность означает, помимо необходи­мости соответствия всех правовых актов как государства в целом, так и всех субъектов федерации, а также деятельности центральных и местных органов власти Конституции как высшему закону государства. Принцип конституци­онности означает также признание существования бесспорных ценностей федеративного устройства и обеспечивающего его права.

В-четвертых, это принцип множественности правовых систем. Он не означает ограничения принципа конституционности, согласно которому го­сударство гарантирует единство и целостность правовой системы общества, а указывает на то, что самостоятельность, значимость и полноправность субъ­ектов федерации невозможны без существования в рамках каждого из них своей правовой системы, образуемой как законодательством субъекта феде-

142 рации, его правоприменительной системой, так и сложившимися средствами, условиями и традициями правовой жизни населения конкретного субъекта. При этом, конечно, все они должны быть гармонично связаны с единой пра­вовой системой государства.

И, в-пятых, необходимо отметить значимость принципа национально­территориальной (структурной) определенности государственного устройст- ва^[166] как в известном смысле противоположности организационно­функциональной определенности устройства унитарного государства. Ины­ми словами, территория того или иного субъекта федерации определена пре­ждевсего тем, что это - территория проживания определенного народа, эт­носа, носителя определенной политической, правовой, нравственной культу­ры, скрепленной своими традициями, в том числе хозяйственной и социаль­ной. Тем самым государственно-территориальная определенность субъекта является не политико-юридической условностью, а органичной составной частью характеристики ее населения, этноса и т.п.

Далее. В общественном сознании существо федеративного устройства отражают, по нашему мнению, следующие основополагающие идеи - идеи договора, баланса общего и особенного и многообразия.

В идее договора, центральной для адекватного выражения существа федерации, подчеркивается, что в первую очередь это акт, совершаемый рав­ными по своему правовому и политическому положению государствами, т.е. это акт, закрепляющий равноправие всех его участников. Кроме того, что особо подчеркивал, например, Ш.-Л. Монтескье, - это акт, являющийся вы­ражением доброй воли государств, сознательно идущих на определенные ог­раничения своего статуса и полномочий^[167].

Также важной составляющей содержания идеи договора является то, что выбор федерации как государственного устройства - не произвольный акт, хотя и добровольный, необходимость в нем возникает естественно­историческим путем.

Наконец, в идее договора заключена мысль о его синтезирующем ха­рактере, это исторический акт не только правового и политического, но и нравственного, духовного свойства. Как следствие, федерация должна быть не только политическим союзом, но и культурным образованием.

Идея баланса общего и особенного, во-первых, противоположна по своему смыслу идее приоритета общего над частным (идее, характерной для общественного сознания в условиях унитарного устройства государства), во- вторых, содержание данной идеи связано с иной, чем ранее, интерпретацией идеи суверенитета. А именно, если в контексте унитарной формы устройства государства суверенитет - это форма безусловной, неоспоримой зависимости от центральной власти, то в контексте федеративной формы устройства суве­ренитет - форма отражения степени самостоятельности частей (субъектов) государства.

Кроме того, в федеративном устройстве правовой смысл идеи сувере­нитета гораздо более существен, чем при унитарном устройстве; там преоб­ладает политический смысл идеи. В контексте идеи баланса общего и осо­бенного идея суверенитета выражает подвластность всех частей государства праву, Конституции, а не просто самозаконность и выражение воли власти.

Таким образом, идея баланса общего и особенного заключает в себе решение проблемы полноты суверенитета. Относительно данной проблемы существуют две основные теоретические позиции. Одна из них состоит в том, что государства при образовании федерации утрачивают свой суверени­тет, и только федерация обладает государственным суверенитетом^[168]. И если признавать два уровня государственного суверенитета - уровень федерации и

144 уровень субъектов, - то возникает объективная возможность и тенденция к обособлению отдельных субъектов государства. Так называемый «парад су­веренитетов», который проходил в России в начале 90-х годов XX века, яв­лялся ярким примером расшатывания государства и по сути противоречил самой идее федерализма.

Другая позиция состоит в том, что в федеративном государстве суве­ренностью в равной мере обладает как федерация, так и ее субъекты. Т.е. су­ществует и возможность, и необходимость делегирования части содержания суверенитета государства его субъектам. Как следствие, получается, что центр, по отношению к субъектам федерации, и наоборот, обладают лишь ограниченным суверенитетом.

По нашему мнению, понятие ограниченного суверенитета внутренне противоречиво; ограничение суверенитета на самом деле есть его утрата или несущественность. Суверенитет превращается лишь в определенный объем полномочий, т.е. смысл идеи суверенитета в таком случае извращается. Иными словами, мы разделяем первую из перечисленных теоретических по­зиций.

Идея многообразия отражает очень важный момент в понимании суще­ства федеративного устройства, а именно: несмотря на то, что, хотя особен­ности национальной, хозяйственной, религиозной жизни, сложившейся в го­сударствах, образующих федерацию, делают союзные отношения в полити­ческом и правовом плане более сложными для поддержания и укрепления, тем не менее, только учет этих особенностей, присущих каждому субъекту федерации, придают ей подлинный смысл и ценность. При этом сохранение самобытности субъектов федерации, их самостоятельности, в определенных пределах, конечно, вовсе не означает необходимости признания за субъекта­ми федерации достаточного для этого суверенитета.

Наконец, важно отметить, что идея многообразия имеет не только по­литический и юридический смысл, но важна и как элемент культуры госу-

дарственного мышления.

Рассмотренные идеи образуют системы координат для представления о той или иной форме государственно-территориального устройства в ее иде­альном виде, но при рассмотрении конкретного государства, вероятнее всего, будут обнаруживаться тесные связи характерных для общественного созна­ния разных типов базовых идей.

Переходя к выявлению основных, типологизирующих идей, характер­ных для правосознания, складывающегося обычно в государствах с унитар­ным и федеративным устройством, отметим прежде всего то, что из идей, на­званных нами идеями первого порядка, в рассматриваемом здесь контексте идея права человека выпадает, поскольку вопросы государственного устрой­ства, на наш взгляд, вообще никакого отношения к личности, к существова­нию человека не имеют; человек в данном аспекте не субъект права. Субъек­тами права могут быть только коллективные (например, государственные ор­ганы или органы местного управления) или абстрактные субъекты (государ­ство, власть, общество).

Далее важно ответить на вопрос, можно ли говорить об идеях второго порядка, характеризующих форму государственного устройства вообще? По нашему мнению - нет, что свидетельствует о менее значимой, чем ранее, ро­ли общественного правосознания в выражении особенностей государствен­ногоустройства. Это правосознание можно представить как своеобразную смесь, сочетание элементов монархического и республиканского правосозна­ния с унитарной и федералистской традицией (а вне культурного аспекта го­ворить о специфике правосознания вряд ли можно). В качестве исследова­тельской гипотезы можно также утверждать, что, например, с одной стороны, монархическое правосознание более сочетается с унитаристским и плохо со­четается с федеративным правосознанием, а с другой стороны, республикан­ское правосознание органично связано скорее с федеративным правосозна­нием, чем с унитаристским. В данном аспекте, по сути, ставится проблема

146 органичности той или иной формы государственного устройства той или иной форме правления и политико-правового режима.

В правосознании, складывающемся в унитарных государствах, выде­ленные идеи первого порядка трансформируются следующим образом.

Идея закона воплощается в идее санкционирования. Из всего множества контекстов этой идеи^[169] в рассматриваемом аспекте наиболее значимыми яв­ляются следующие. Во-первых, будучи односторонним публично-правовым отношением, оно связано с наделением властным субъектом другой стороны также статусом субъекта посредством наделения правом, ведущим к обязан­ности подчиняться, т.е., иными словами, посредством делегирования власти; действие закона - санкция власти. Но при этом, во-вторых, это одновременно является свидетельством исключительного права, монополии на распределе­ние полномочий между производными субъектами власти. В-третьих, санк­ционирование не связано с масштабированием определенного рода действий, как это свойственно закону, и не представляет собой императив, некое безус­ловное требование. Оно является механизмом превращения закона в ситуа­тивный регулятор, что логично обусловлено особенностями функционирую­щего в государстве определенного формой устройства права.

Идея ответственности трансформируется в идею правомочия, т.е. пре­доставленной и выраженной юридическими средствами возможности для производного властного субъекта права не только осуществлять определен­ные действия, но и требовать некоторых действий от других субъектов. Иными словами, только с одной стороны это право субъекта делегированной власти как его прерогатива, с другой же стороны, это своего рода обязан­ность предъявлять свое право по отношению к подвластным субъектам. Именно поэтому правомочие является формой правовой (юридической) от­ветственности, а именно, ответственности в негативном смысле, которую

147 субъект делегированной власти должен нести перед субъектом этого делеги­рования - центральной государственной властью.

Идея равенства отождествлена с одним из аспектов ее содержания - с идеей равной зависимости, а именно, равной зависимости частей государства от его центральной власти, что очень напоминает православную идею собор­ности. Иными словами, в данной идее заложен элемент религиозного отно­шения к власти, а именно определенного рода сакрализации и признания священности центральной власти^[170], что в общественном правосознании вы­ступает как полнота легитимности власти. Понятно, что обеспечение цен­тральной властью равной зависимости частей государства выступает в каче­стве формы справедливости, что всегда ассоциируется с действительностью предоставленных прав.

Под идеей порядка на самом деле подразумевается идея системы госу­дарственной власти. По крайней мере, порядок именно в ней наиболее зна­чим и проблемен с точки зрения формы государственного устройства. Со­держание данной идеи состоит в следующем. Во-первых, она выражает по­нимание адекватности структурной определенности органов государственной власти, в том числе - органичность связи основных ветвей власти. Во- вторых, в ней заложено представление о системности в деятельности госу­дарства, а точнее - последовательности в деятельности органов власти, пре­жде всего исполнительной, являющейся следствием наличия государствен­ной стратегии (политики и идеологии) и преемственности в деятельности власти.

В правосознании, характерном для государств с федеративным устрой­ством, идеи первого порядка получают, на наш взгляд, следующие конкрети­зации.

В идее закона смыслообразующей становится идея гарантирования. Из

148 всего многообразия контекстов этой идеи^[171] наиболее существенными являют­ся абсолютность, безусловность и полнота, воплощенная в законе, связанные, однако, не с проявлением воли, властной силы государства, а с обеспечением законами бесспорной правовой защищенности делегированного центральной властью субъектам федерации распоряжения властными полномочиями. Фе­дерация в правовом смысле есть система гарантий самостоятельности и рав­ноправности субъектов федерации. Она, как уже указывалось, в значительно большей степени правовое образование, нежели унитарное государство.

Идея ответственности конкретизируется посредством идеи полномочия как предоставленного субъекту права использования всего объема имеющих­ся ресурсов (материальных, организационных, человеческих и т.д.) для реа­лизации определенных задач. Если в рамках идеи правомочия делегирован­ное властью право превращалось в обязанность его использования, то в дан­ном случае предоставленное право связано с самостоятельной, в рамках при­знанной государством компетенции и видения конкретных задач, деятельно­стью субъектов федерации. Если в условиях унитарного устройства речь шла о возложении ответственности на субъекты, которым делегировалось право власти, то в данном случае следует говорить о признании ответственности (в смысле ответственной самостоятельной деятельности субъекта предостав­ленного права). Это ответственность в позитивном смысле и притом прежде всего политическая.

Как следствие из сказанного, идея равенства раскрывается посредством идеи равной самостоятельности субъектов федерации. Конечно, зависи­мость субъектов от центра не может не существовать, но не она определяет наиболее существенные моменты в положении субъектов федерации; их са­мостоятельность не обусловлена зависимостью. Поэтому, в частности, рас­сматриваемая идея не актуальна и не смыслообразующа в применении к цен-

149 тральной власти. Во-первых, в своей самостоятельности она не равна само­стоятельности субъектов. Во-вторых, в действительной федерации централь­ная власть также характеризуется не столько прерогативами, сколько компе­тенцией, связанной с организационно-вспомогательной, координирующей, «согласительной» и представительной деятельностью государства.

Идея порядка воплощена в идее системы самоуправления. Существо этой идеи раскрывается через следующие компоненты ее содержания. Во- первых, для системы самоуправления (субъектов федерации) важна не столь­ко структурная, сколько функциональная определенность, не столько статус­ная, сколько деловая взаимозависимость. Во-вторых, актуальна не суверен­ность, а договорность. В-третьих, если порядок при унитарном устройстве государства в состоянии быть обеспеченным на административно-правовой основе, то в условиях федеративного устройства для поддержания порядка важна прежде всего конституционно-правовая основа. И, в-четвертых, само­управление обеспечивается не столько правоприменительной, сколько пра­вораспределительной деятельностью субъектов федерации.

Последний вопрос, требующий своего раскрытия, - какова функцио­нальная направленность идейного строя правосознания, связанного с рас­смотренными формами государственного устройства? Как и ранее, мы пола­гаем, что именно в своем функциональном аспекте рассмотренные идеи при­обретают системный характер, воздействуют системно.

Правосознанию в рассматриваемом контексте формы государства при­сущи две системообразующие (и типологизирующие) функции - функции легализации распределения полномочий и законотворчества. Реализация этих функций не различается по своим механизмам в зависимости от формы уст­ройства, главное - направленность (целевая установка), т.е. содержательная составляющая.

Легализация распределения полномочий в условиях унитарного уст­ройства государства осуществляется через создание вертикали зависимости

150 на основе правомочий центральной власти. Легализация распределения пол­номочий в условиях федеративного устройства государства осуществляется посредством формирования и поддержания системы компетенций на основе взаимосвязи полномочий центра и субъектов федерации.

Если законотворчество в контексте формы правления может быть рас­ценено как функция, характеризующая право и правосознание со стороны содержания, то в контексте формы устройства оно характеризует и право, и правосознание с формальной стороны, в процессуальном плане. Как следст­вие, необходимо признать, что такое законотворчество в сравнении с законо­творчеством, охарактеризованным в контексте формы правления, носит вто­ричный характер.

Законотворчество в условиях унитарного устройства государства осу­ществляется посредством деятельности высшего государственного органа. Основная проблема, которую призван решить законотворческий процесс, - проблема действенности права в условиях единообразия, на основе безуслов­ной исполнительности. Законотворчество в условиях федерального устройст­ва государства реализуется через деятельность центральных и иных законо­дательных органов. Основная проблема, которую призван решить законо­творческий процесс, - проблема согласованности, оптимального разграниче­ния компетенций.

Так же, как и в предыдущем параграфе, мы не будем переходить к рас­крытию содержания рассмотренных идей с точки зрения их функционально­го воплощения; качественно нового взгляда на их содержание это все равно не даст.

Проведенный анализ типологических свойств правосознания в контек­сте формы государственного устройства дает основания сделать следующие выводы общего порядка.

1. Правовые начала организации государства находят воплощение в типах права, имеющих организационно-технический характер (администра-

151 тивное право и муниципальное как типы права-управления), но для содержа­тельности правосознания это не имеет существенного значения.

2. В правовой характеристике формы государственного устройства правосознание имеет наименьшую значимость, нежели при характеристике форм правления или политико-правового режима.

3. Вне связи с другими формами государства в рамках формы устрой­ства самостоятельные типы правосознания выделить невозможно. Хотя со­держательное своеобразие, условно говоря, «унитарного» и «федеративного» правосознания существует, но оно не является типологизирующим. В данном случае правосознание есть лишь преломление, специфическое для каждой формы устройства государства сочетание типов правосознания, связанных с формами правления и политико-правового режима.