ОЧЕРК ИСТОРИИ КАФЕДРЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА ХАРЬКОВСКОГО ЮРИДИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА ЗА 50 ЛЕТ (1920-1970 гг.)

ОЫерк истории кафедры уголовного права Харьковского юридического института за 50 лет (1920-1970 гг.). - Харьков: Юрид. ин-т, 1970. - 100 с. (соавт. В. В. Сташис).

Кафедра уголовного права Харьковского юридического института в течение пятидесятилетнего своего существования внесла существенный вклад в развитие как преподавания, так и науки советского уголовного права.

В течение пятидесятилетнего периода кафедрой заведовали видные советские криминалисты: проф. А. Д. Киселев (1921-1925 гг.), ранее бывший профессор юридического факультета Харьковского университета, проф. Г. И. Волков (1926-1930 гг.), М. М. Еминник (1931-1934 гг.), С. М. Канарский (1934-1937 гг.), проф. В. С. Трахтеров (1937-1941 гг.), проф. М. М. Гродзинский (1944-1946 гг.), проф. B. C. Трахтеров (19461953 гг.), доц. Д. Н. Розенберг (1953-1955 гг.), проф. М. М. Гродзинский (1955-1956 гг.). С сентября 1956 года и по настоящее время кафедрой заведует доц.

В течение своей истории кафедра включала в себя различные дисциплины криминалистического цикла: уголовное право (Общая и Особенная части); исправительнотрудовое право; уголовный процесс; судебную психиатрию и судебную статистику. В настоящее время в состав кафедры входит лишь уголовное право, почему ниже анализируется работа кафедры лишь в этой области. Что же касается истории развития других дисциплин, входящих ранее в состав кафедры, то она отражается в очерках по истории соответствующих кафедр: криминологии и исправительно-трудового права, уголовного процесса, криминалистики.

§ 1

Учебно-педагогическая работа кафедры в период с 1920 по 1941 гг. осуществлялась путем чтения курсов лекций и проведения практических занятий. Так, курс Общей части в различное время начиная с 1920 г. читали профессора А. Д. Киселев, Г. И. Волков, В. С. Трахтеров, М. М. Гродзинский, а также М. М. Еминник. Особенная часть читалась проф. М. М. Гродзинским, а с 1935 г. - доц. Д. Н. Розенбергом. Практические занятия вели как лица, читающие курс, так и их ассистенты и аспиранты В. М. Натансон, Белкот, Л. Е. Орел, Ф. Д. Огинец, Г. М. Невельский, Д. Р. Малайдах, В. М. Купцов.

Педагогический процесс был тесно связан с практикой, так как Г. И. Волков, М. М. Гродзинский, Д. Н. Розенберг, В. М. Натансон совмещали работу на кафедре с практической деятельностью в органах советской юстиции, а М. М. Еминник, Ш. Д. Оги- нец, Г. М. Невельский и др. пришли в институт, проработав много лет на практике.

Изучение уголовного права велось на базе учебников и курсов, написанных в тот период С. В. Познышевым, А. А. Пионтковским, Э. Я. Немировским, М. М. Исаевым,

А.              Н. Трайниным и другими криминалистами. Значительное место среди них занимали и учебники харьковского профессора Г. И. Волкова.

Волков Г. И. являлся автором популярного учебника по уголовному праву[1], выдержавшего два издания, по которому в то время проходило обучение в УССР студентов - будущих юристов.

В рецензии на этот учебник[2] указывалось, что с этой книгой, написанной марксистом- юристом, должен ознакомиться каждый практик, так как она представляет собой изложение самых основных и самых существенных моментов уголовного права. В учебнике была освещена Общая часть, а также дана детальная разработка и освещение вопросов Особенной части. Он был написан доступно, просто и вместе с тем достаточно глубоко излагал затрагиваемые вопросы.

В 1930 г. вышел в свет «Учебный курс уголовного права» проф. Г. И. Волкова[3]. В этом курсе был дан обстоятельный анализ всех проблем уголовно-правовой науки, касающихся учения о преступлении. Курс этот, рекомендованный в качестве учебника для вузов, пользовался в те годы широкой популярностью среди студенчества. Курс делился на восемь глав: Уголовное право и уголовный закон; Сущность преступления; Социальная опасность; Формы преступного поведения (формы связи психики лица с совершенным деянием); Стадии совершения преступления; Соучастие; Единство и множественность преступлений; Обстоятельства, исключающие преступность деяния.

Прежде всего следует отметить, что в курсе автор рассматривает и подвергает критике взгляды представителей буржуазной юриспруденции по вопросам учения о преступлении. Он вскрывает реакционную сущность классического, антропологического, социологического направлений в буржуазном уголовном праве, показывает эклектичность взглядов так называемой «третьей школы», противопоставляет этим воззрениям положения советской науки уголовного права. Этот классовый подход к исследованию проблем уголовного права дает автору возможность вскрыть действительную сущность преступления, определить его социальную природу, исторический, преходящий его характер.

Правильно решались и многие вопросы, связанные с понятием умысла, неосторожности, стадий совершения преступления, соучастия, совокупности преступлений, обстоятельств, исключающих общественную опасность деяния. Затрагивал автор и проблему причин преступности.

Вместе с тем Г. И. Волков приходил к ошибочному выводу об отказе советского права от вины и замене ее понятием социальной опасности. Он рассматривал состав преступления как совокупность элементов, характеризующих субъект, объект, деяние и социальную опасность преступления. Автор исследовал признаки, которые, по его мнению, и характеризуют социальную опасность как деяния, так и деятеля, уделяя здесь большое внимание характеристике личности преступника. Социальную опасность Г. И. Волков расценивал в качестве самостоятельного основания уголовной ответственности независимо от конкретного преступления. А само преступление считал проявлением, одним из симптомов социальной опасности.

Умысел и неосторожность рассматривались не как формы вины, а как формы связи между психикой субъекта и его деянием, как определенные показатели социальной опасности.

В курсе, как и ранее в своей монографии «Уголовное право и рефлексология», Г. И. Волков выяснял механизм преступного поведения[4] и, показывая неспособность буржуазных криминалистов обосновать ответственность за неосторожность, сделал попытку привлечь для этого учение Бехтерева и Павлова, связать проблему ответственности с учением об условных рефлексах. Сама по себе попытка использовать для выяснения этих вопросов данные отечественной физиологической науки была полезной, но в выводах автора было в значительной мере гипертрофировано значение этих факторов.

Несмотря на эти существенные недостатки и ошибки, курс Г. И. Волкова и сейчас представляет интерес, давая читателю представление об уровне развития советской науки уголовного права конца 30-х годов.

Практические занятия по уголовному праву велись на основе пособия проф. М. М. Грод- зинского[5], которое выдержало три издания и являлось первым опытом создания задачника по советскому уголовному праву. Этими пособиями пользовались в середине двадцатых и в 30-е годы многие поколения советских студентов-юристов, усваивая на их базе основы правильного применения уголовного закона.

Позже проф. М. М. Гродзинский принял активное участие в составлении методических писем и указаний для студентов-заочников[6].

При кафедре уголовного права работал и в довоенные годы учебный кабинет, оказывавший серьезную помощь как студентам, так и преподавателям. Под руководством проф. В. С. Трахтерова членами кафедры при активном участии зав. кабинетом О. А. Зайцевой был подготовлен систематизированный сборник нормативных актов по истории уголовного права УССР. К сожалению, этот сборник, состоящий из нескольких томов, был утрачен в библиотеке института в годы войны.

Профессора В. С. Трахтеров и М. М. Гродзинский принимали активное участие в комиссиях по составлению УК УССР 1922 г. В течение 1920-1922 гг. М. М. Гродзинский работал консультантом Верховного Кассационного суда УССР, Верховного революционного трибунала УССР, НКЮ УССР. Трахтеров B. C. в качестве консультанта кодификационного отдела НКЮ УССР участвовал в Комиссии по рассмотрению законодательных предложений, где готовился УК УССР 1927 г., и принял участие в его обсуждении на коллегии НКЮ.

В 1937 г. на кафедру поступил подготовленный НКЮ СССР первый проект УК СССР, который был детально обсужден, а замечания направлены в кодификационный отдел наркомата. В 1939 г. B. C. Трахтеров и М. М. Гродзинский выступили в качестве докладчиков на первой научной сессии ВИЮНа в г. Москве, где обсуждался проект УК СССР 1938 г.

Члены кафедры уголовного права вели большую и плодотворную научную работу, активно участвуя в обсуждении проектов Уголовных кодексов, они вносили предложения по совершенствованию действовавшего тогда права, исследовали наиболее актуальные вопросы теории и практики уголовного законодательства. Интенсивно работали они и в Украинском юридическом обществе, учрежденном 13 января 1923 г.[7] и имевшем свои секции не только в Харькове, Киеве, но и во многих других городах Украины.

Все научные работы кафедры в период с 1920 по 1941 гг. можно условно подразделить на такие направления: а) участие в составлении Комментариев к действующему уголовному законодательству; б) разработка проблем Общей части уголовного права;

в)              разработка проблем Особенной части уголовного права; г) освещение уголовного законодательства буржуазных стран и буржуазных теорий уголовного права, показ их классовой сущности.

§ 2

а)              Участие в составлении комментариев

Многие члены кафедры активно комментировали Уголовные Кодексы УССР и РСФСР 1922 и 1926-1927 гг., помогая тем самым практике в правильном понимании и применении уголовных законов. Так, в 1924 г. вышел в свет обстоятельный комментарий проф. М. М. Гродзинского «Преступления против личности»[8]. Эта работа затем с необходимыми дополнениями и изменениями была издана в 1925 и 1926 годах в качестве составной части комментария к УК РСФСР[9].

Большое распространение имел также изданный под общей редакцией и при участии С. М. Канарского, выдержавший три издания сравнительный комментарий к УК УССР и УК РСФСР[10].

Канарский С. М. написал комментарий к главе УК «Контрреволюционные преступления», проф. Киселев А. Д. прокомментировал статьи УК об ответственности за преступления против жизни и против достоинства личности, проф. Трахтеров B. C. был автором комментариев к статьям УК о телесных повреждениях и о преступлениях против личной свободы граждан. Проф. М. М. Гродзинский в этих изданиях комментировал статьи УК о половых преступлениях и об имущественных преступлениях.

Если первые два издания Комментария были написаны на основании УК УССР и РСФСР 1922 г., то третье издание имело своим предметом комментирование УК РСФСР 1926 г. и УК УССР 1927 г.

В 1928-1929 гг. вновь было предпринято интересное сравнительное издание УК РСФСР и УК УССР с комментариями к соответствующим статьям[11].

Ученые Харьковского юридического института активно участвовали и в этом издании. Проф. Г. И. Волков дал обстоятельный комментарий к имущественным престу- плениям[12], В. М. Натансон - к половым преступлениям[13], читавший курс общей теории права и государственного права, проф. А. Р. Гюнтер написал комментарий к Общей части и к главам УК о контрреволюционных преступлениях и о должностных и хозяйственных преступлениях[14].

Примыкала к комментариям и книга, в составлении которой принял участие Д. Н. Розенберг «Винувальні пункти за Кримінальним кодексом УРСР (Збірник зразків кінцевих частин винувальних актів)[15]. Как указывалось в предисловии, этот сборник имел своей целью «допомогти робітникам дізнання, слідства і прокуратури, бути їх підручником для правильного формулювання вини».

Следует отметить, что если затем в 1932, 1942, 1944 и 1946 гг. и выпускались комментарии к УК РСФСР[16], то комментарии к УК УССР после 1928-1929 гг. вообще не издавались, вплоть до выхода в свет в 1969 г. Научно-практического Комментария к УК УССР 1960 г.

§ 3

б)              Разработка проблем Общей части уголовного права велась, главным образом, путем широкого обсуждения проектов УК, а также Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г.

Так, в связи с подготовкой к изданию первого УК 1922 г. и опубликованием проекта этого кодекса проф. М. М. Гродзинский выступил в печати с несколькими статьями по этому вопросу.

В статье «Лишение свободы как наказание»[17] автор показывает, что как действующее право того периода развития нашего государства, так и проект УК РСФСР выгодно отличаются от западноевропейского права тем, что они стремятся к возможному ограничению сферы применения лишения свободы как наказания. Эти ограничения автор видит в широкой возможности применения условного осуждения независимо от срока лишения свободы; в сохранении оправдавшего себя и широко применяемого в практике такого наказания, как принудительные работы без лишения свободы, предусмотренные в Особенной части проекта в качестве наказания за многие преступления вместо лишения свободы; в установлении альтернативных санкций, где наряду с лишением свободы предусмотрено применение принудительных работ; в категорическом запрете заменять штраф лишением свободы; в установлении минимального срока лишения свободы в 6 месяцев, что лишает суд возможности широко применять краткосрочное лишение свободы. Все это, как указывает М. М. Гродзинский, должно привести «к установлению здоровой судебной практики и вместе с тем будет находиться в полном соответствии с общими началами, положенными в основу системы наказания Уголовного Кодекса».

Те же положения развивает автор и в статье «Элементы кары и социальной защиты в системе наказаний УССР»[18], где дается «общий анализ некоторых моментов, присущих системе наказаний действующего на Украине уголовного права». М. М. Грод- зинский показывает, что лишение свободы в практике революционных трибуналов и народных судов не имеет абсолютного господства и что широко применяются принудительные работы (в 1920 г. народные суды назначили в УССР это наказание в 36,6 % случаев), срочное правопоражение в виде запрещения занимать определенные должности или лишения политических прав, условное осуждение по декрету 17 марта 1919 г. (народные суды в 1920 г. назначили условное осуждение при лишении свободы в 37,5 %, а при принудительных работах без лишения свободы в 28,4 % случаев). Автор показывает далее, что местные суды и революционные трибуналы на Украине применяют и другие наказания, например обязывают осужденного изучить сапожное ремесло, освоить в определенный срок грамоту, прочесть доклад о взаимоотношениях интеллигенции и Советской власти и др. В результате исследования этих вопросов М. М. Грод- зинский заключает, что наказание в практике судов УССР лишено характера возмездия, что во всей системе наказаний выражается идея социальной защиты и стремление приспособить преступника к социально полезному существованию. Однако уже в этой статье проявляются тенденции вообще отказаться от наказания, от принципа вины, то есть имеются зачатки тех неправильных взглядов, к которым пришел затем М. М. Гродзинский в середине 20-х годов и от которых позже отказался как от глубоко ошибочных.

Несколько позже, но еще до принятия «Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» 1924 г., появляются три статьи М. М. Гродзин- ского, посвященные вопросам рецидива, привычной и профессиональной преступности[19]. Проанализировав в этих статьях понятие рецидива в том виде, в каком оно известно западноевропейскому праву, показав его неопределенность, автор приходит к выводу, что от понятия «рецидив» следует отказаться и что необходимо пользоваться понятиями «привычный» и «профессиональный преступник». Он пытается дать обрисовку самого понятия привычного и профессионального преступника и считает необходимым регламентацию этого вопроса в Общей части Уголовного Кодекса. На основе этих положений автор пытается анализировать действующий в то время УК 1922 г., показывая, что как вопросы рецидива, так и вопросы ответственности за привычную и профессиональную преступность в нем регулируются совершенно недостаточно.

Конечно, автор ошибочно пытался перенести на советское право понятия, выработанные буржуазной наукой, нормы, закрепленные в некоторых буржуазных УК. Однако сама постановка вопроса о том, что преступники, избравшие совершение преступления в качестве своего жизненного пути, нуждаются в установлении специальной ответственности в уголовном законе, в отбытии наказания в специальных местах заключения, была полезной. Полезными были соображения М. М. Гродзинского о необходимости попытаться в Общей части УК сформулировать какие-то отправные положения, касающиеся ответственности рецидивистов.

После принятия «Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» 1924 г. развернулось их обсуждение и подготовка к изданию на их основе новых УК союзных республик. Этому вопросу был посвящен вызвавший оживленные прения доклад проф. М. М. Гродзинского «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик», который был прочитан 7 марта 1925 г. в Украинском Юридическом Обществе[20].

В этом докладе, наряду с правильной трактовкой многих норм Основных начал, было сформулировано немало ошибочных положений, которые имели тогда многих сторонников как среди теоретиков, так и практиков. Докладчик приходил к выводу, что Основные начала, заменившие термин «наказание» термином «меры социальной защиты судебно-исправительного характера», решительно отказываются тем самым от понятия вины[21], заменяя ее понятием социальной опасности в широком ее понимании. В связи с этим докладчик, наряду с правильными предложениями о сохранении в будущем УК Особенной части, сохранении и точном определении санкций, дифференциации видов лишения свободы, предлагал предоставить суду право в пределах санкций выносить неопределенный приговор.

После того, как на основании Основных начал были разработаны проекты УК РСФСР и УК УССР, члены кафедры приняли активное участие в их обсуждении на страницах печати. В этом плане следует отметить статью Г. И. Волкова «О трех вопросах уголовного Кодекса»[22] и статью В. С. Трахтерова «Проект Уголовного Кодекса УССР (Часть Общая)»[23].

Статья Г. И. Волкова появилась в связи со статьей проф. Н. Н. Паше-Озерского «Несколько замечаний по поводу проекта УК РСФСР»[24]. В ней Н. Н. Паше-Озерский считал необходимым отказаться в УК от понятий умысла и неосторожности, полагая, что понятие вины чуждо советскому праву, приходил к выводу об упразднении понятия невменяемости из уголовного законодательства. Мы уже указывали на то, что после издания Основных начал многие юристы пришли к ошибочному выводу об отказе советского права от наказания, от принципа вины, как якобы институтов, свойственных традиционному, то есть буржуазному праву. Эти ошибки проистекали из потребности показать, что советское право принципиально отличается от права буржуазного. Однако это означало лишь, что наказание и вина и иные институты советского права имеют другую классовую природу, требуют своего обоснования на базе марксистско- ленинской теории. Недостаточное овладение положениями марксистской диалектики, неразработанность советской теории права, нахождение многих юристов в плену буржуазной методологии привело их к тому, что они стали выступать против вины, против вменяемости, против умысла и неосторожности, фактически тем самым объективно скатываясь на рельсы социологической школы буржуазного права. И хотя Г. И. Волков в своей статье и говорил о необходимости сохранения в УК понятий умысла и неосторожности как определителей опасного состояния личности, он, понимая вину в традиционной трактовке классической школы, или лишь как вину «характера» или «настроения», также считал, что советское право отказалось от принципа и от самого поня тия вины.

В статье проф. B. С. Трахтерова давалась обстоятельная характеристика проекта УК. Автор детально останавливается на положениях Общей части проекта, считает необходимым сохранить в кодексе понятие невменяемости, умысла и неосторожности, приходит к выводу, что положения проекта о применении мер медицинского характера распространяются и на область психических аномалий, не исключающих вменяемости, но называемых пограничными состояниями. Много внимания уделяется обрисовке отягчающих и смягчающих обстоятельств при определении мер социальной защиты судебно-исправительного характера. Оценивая проект УК УССР, автор видит его особенности в том, что в нем придается большое значение идее специального предупреждения.

Положения этой статьи были развиты В. С. Трахтеровым в его докладе «Общая часть уголовного Кодекса УССР»[25], прочитанном в ноябре 1926 г. в заседании Криминологической секции Харьковского Отделения Украинского Юридического Общества.

В этом докладе было отмечено, что проект УК УССР разработан на базе «Основных начал» 1924 г. Рассмотрев все положения Общей части проекта, докладчик наиболее подробно остановился на ответственности несовершеннолетних и на приготовлении к преступлению. Касаясь первого вопроса, В. С. Трахтеров полагал, что обязательность понижения наказания несовершеннолетним от 14 до 16 лет наполовину, а для несовершеннолетних от 16 до 18 лет на одну треть, как это предусмотрено проектом, должна уступить место принципу факультативности, с установлением во всяком случае изменений в исправительно-трудовом режиме. Так как проект в отличие от УК 1922 г. устанавливал наказуемость приготовления к преступлению на тех же принципах, что и покушения на преступление, докладчик коснулся и этого вопроса и высказал ряд сомнений в связи с позицией проекта.

Проанализировав затем и ряд других вопросов, связанных с регламентацией мер социальной защиты судебно-исправительного характера, докладчик в заключение отметил, что «обзор проекта обнаруживает, что идеями индивидуализации и специального предупреждения сделаны в проекте новые завоевания» и что «отсюда возникает потребность в более глубоком изучении личности преступника».

Этому циклу работ как бы подводит итоги статья проф. М. М. Гродзинского «Новый уголовный кодекс УССР» (Общая часть), где дается характеристика УК УССР 1927 г. Отметив, что УК 1927 г. потребовал поправок и дополнений в соответствии с теми задачами, которые возникали в процессе хозяйственного развития, автор указывает, что вопрос о принятии нового УК УССР был поставлен в повестку дня после издания Основных начал 1924 г. «Подобно тому, - правильно писал М. М. Гродзинский, - как УК 1922 г. находился в тесной связи со всем предшествовавшим советским уголовным законодательством и с практикой советского суда, - так и новый УК является результатом переработки и усвоения тех законодательных актов, которые определяли до настоящего времени характер и содержание советского уголовного права». В качестве источников нового УК называются «Основные начала», положения УК 1922 г., опыт, добытый советским судом в результате пятилетнего применения УК 1922 г., а также УК РСФСР, появившийся в конце 1926 г. Украинский законодатель, как указывалось в статье М. М. Гродзинского, не мог не использовать тех достижений, какие имели место в РСФСР и какие могли и должны были быть внесены и в Украинский Кодекс. Однако УК УССР имел ряд особенностей, на которые обращал внимание автор.

Характеризуя понятие преступления, данное в ст. 4 УК УССР 1927 г., М. М. Грод- зинский отмечал, что оно не является формальным, а вскрывает классовую природу преступления.

Однако и в этой статье М. М. Гродзинский продолжал отстаивать ошибочную точку зрения об отказе советского уголовного права от наказания и от вины. В качестве особенностей УК УССР 1927 г. автор отмечал разграничение им укрывательства на заранее обещанное, которое считалось соучастием в форме пособничества и заранее не обещанное, которое каралось как самостоятельное преступление в случаях, указанных в ст. 72. Анализируя меры социальной защиты судебно-исправительного характера, то есть наказания, автор отмечал в качестве особенности УК УССР возможность замены лишением свободы принудительных работ при повторном от них уклонении[26]. Указывалось также на регулирование УК УССР в отличие от УК РСФСР правил о назначении наказания при совокупности приговоров, анализировались нормы УК об условном осуждении, условно-досрочном освобождении, давности, погашении судимости.

В результате успехов социалистического строительства, развития советской уголовно-правовой мысли, разработки основных теоретических проблем уголовного права, овладения учеными-юристами марксистско-ленинским учением ошибочные взгляды, которые развивались относительно отказа от института наказания, ответственности за вину и т. п., были преодолены и криминалисты Харькова в корне пересмотрели затем эти свои заблуждения.

Уделяли внимание члены кафедры и вопросам, связанным с применением наказания.

Так, в 1928 г. Г. И. Волков выступил со статьей «Ответственность по совокупности преступлений»[27], в которой впервые в советской литературе был рассмотрен вопрос о принципах и порядке назначения наказания при совершении лицом нескольких преступлений. Дав анализ решения этого вопроса в УК 1922 г., в «Основных началах» 1924 г., автор показал несовершенство ст. 49 УК УССР 1926 г. и ст. 45 УК УССР 1927 г., предусматривающих лишь применение принципа поглощения менее строгого наказания более строгим. По его мнению, наличие этого принципа не дает суду возможности учесть повышенную степень социальной опасности совершенных преступлений и личности преступника. Поэтому Г. И. Волков считал необходимым внести в эти нормы изменения, установив возможность применения судом при совокупности преступлений принципа факультативного повышения наказания с тем, однако, чтобы окончательное наказание, назначаемое по совокупности, не превышало, с одной стороны, суммы наказаний, определенных за каждое из преступлений, входящих в совокупность, и, с другой - не могло в итоге превышать максимума данного вида наказания, указанного в Общей части УК.

Большой интерес представляет и статья проф. В. С. Трахтерова «Ссылка с исправительно-трудовыми работами»[28], посвященная анализу этого наказания, введенного в РСФСР законом от 10 января 1930 г. Показывая отличие этого наказания от простой ссылки, исправительно-трудовых работ без лишения свободы и от лишения свободы, автор рассматривает положение Закона от 10 января и вносит ряд предложений по его совершенствованию, в частности, предлагая соответствующие дополнения в действующее в то время законодательство УССР.

Общетеоретическое значение имеет чрезвычайно интересная и не потерявшая и сейчас своей актуальности обстоятельная работа проф. М. М. Гродзинского «Законодательная техника и уголовный кодекс»[29]. Вопросам законодательной техники и сейчас еще посвящено мало работ, в те же годы этот вопрос был совершенно новым. Причем автор правильно указывал, что значение законодательной техники велико для того, чтобы закон был понятен широким массам населения, чтобы он не обрастал массой толкований и разъяснений, чтобы он, наконец, в соответствии с требованиями революционной законности правильно применялся в практике. Не претендуя на исчерпывающее изложение предмета, автор на материалах уголовного кодекса дает целый ряд рекомендаций по законодательной технике. При этом рекомендации, предложенные еще тогда автором, сохраняют свое значение и в настоящее время:

а) законодатель должен употреблять такие слова, которые являются общепонятными и должен избегать слов, редко встречающихся в словоупотреблении и потому нуждающихся в разъяснении их смысла;

б) пользуясь специальными терминами, законодатель должен избегать их употребления, когда они могут быть заменены терминами общепонятными;

в) язык закона должен избегать фраз, изобилующих придаточными предложениями, а должен по возможности распадаться на ряд отдельных фраз, построенных к тому же грамматически и синтаксически правильно;

г) законодатель должен пользоваться терминами, имеющими точное значение. Расплывчатые и неясные термины в законе не должны встречаться;

д) терминология закона должна быть единой, строго выдержанной;

е) мысль законодателя должна быть сформулирована таким образом, чтобы она получила свое четкое выражение при помощи минимального для того необходимого числа признаков;

ж) законодатель должен употреблять такие признаки, которые четко формулируют данное положение и кладут определенную грань между этим положением и другими, с ним связанными;

з) мысль законодателя должна быть изложена таким образом, чтобы все отдельные части данной формулы находились в строгом соответствии между собой;

и) формулы статей Особенной части УК могут объединять несколько деяний только в том случае, когда деяния сходны между собой по природе своей и по своим основным признакам;

к) каждая статья Особенной части УК должна быть изложена так, чтобы имелись четкие границы, отделяющие данное преступление от другого с ним смежного или сходного;

л) должны быть согласованы между собой не только диспозиции статей, но и их санкции;

м) формулы диспозиций закона не должны быть казуистичными, а должны охватывать наиболее общие, типические признаки данного преступления;

н) нормы УК должны быть изложены в определенной строго последовательной системе, имеющей в качестве классификационного основания определенный признак.

Все эти рекомендации М. М. Гродзинский дает на основании детального анализа действующего тогда УК УССР 1927 г. и заключает свою статью правильным выводом, что «вопросы законодательной техники должны занять видное место и явиться предметом пристального внимания и тщательной разработки. Этого настоятельно требуют интересы революционной законности, одним из путей проведения которой является правильное применение действующего советского права и в том числе действующего Уголовного Кодекса».

§ 4

Особое место среди исследований по Общей части уголовного права занимают работы проф. В. С. Трахтерова по проблемам вменяемости и невменяемости.

Все эти работы можно подразделить на три группы. В первую группу следует включить работы, написанные с 1923 по 1930 гг., где разрабатывалась проблема невменяемости на основании действовавших тогда УК[30]. Во вторую группу должны быть включены статьи, содержащие предложения по конструкции понятия невменяемости в УК СССР, издание которого предусматривалось по Конституции 1936 г.[31] Наконец, в третью группу можно отнести работы, посвященные понятию вменяемости как предпосылки вины и уголовной ответственности[32].

Анализ работ третьей группы будет дан позже, так как работы эти относятся к послевоенному периоду и освещают проблемы действующего в настоящее время уголовного законодательства. Сейчас же дадим характеристику исследований, включенных нами в первую и вторую группы.

Первая группа работ открывается большой статьей: «Формула невменяемости в Уголовном Кодексе УССР», в которой дан обстоятельный анализ ст. 17 УК УССР 1922 г., которая предусматривала, что «наказанию не подлежат лица, совершившие преступление в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не могли давать отчета в своих действиях».

Анализируя эту норму, автор приходит к выводу, что понятие невменяемости строится по формуле «смешанного типа», т. е. с помощью как медицинских, так и психологических критериев. Буквальный текст ст. 17 УК 1922 г. давал основание считать, что психологический критерий («не могли отдавать себе отчета в своих действиях») не относится к таким указанным в ней медицинским критериям, как хроническая душевная болезнь и временное расстройство душевной деятельности. В. С. Трахтеров, раскрывая содержание этой формулы, показывает, что такое ее толкование неверно, не отражает ее действительного смысла и что психологический критерий связан и относится ко всем поименованным в ней медицинским критериям. К этому своему выводу автор приходил, показывая, что душевные болезни могут достигать различной степени интенсивности, что существует определенная «шкала» такой интенсивности. Поэтому решение вопроса о вменяемости или невменяемости и должно определяться с помощью психологического критерия, должного провести демаркационную линию между вменяемостью и невменяемостью. Рассматривая затем содержание психологического критерия, В. С. Трахтеров показывает, что он в ст. 17 выражен неполно и не охватывает случаев, когда субъект хотя и понимает свойство совершаемого им действия, однако, в силу душевной болезни (автор приводил пример) так называемого «импульсивного помешательства» (не может с ним совладать). А между тем и эти случаи подпадают под понятие невменяемости. Эти недостатки ст. 17 были устранены затем при издании Основных начал уголовного законодательства 1924 г. и УК УССР 1927 г. (УК РСФСР 1926 г.), где в формуле невменяемости наряду с указанием на неспособность лица отдавать себе отчет в своих действиях предусматривался и волевой критерий невменяемости - неспособность лица руководить своими действиями (ст. 7 Основ, ст. 10 УК УССР, ст. II УК РСФСР).

Вскоре появляется и большая статья В. С. Трахтерова «Уменьшенная вменяемость в советском уголовном праве»[33]. Вопрос об уменьшенной вменяемости обсуждался в те годы очень активно, и это понятие признавалось тогда и в правовой теории, и в психиа- трии[34]. Трахтеров B. C. исходил из того, что в жизни встречаются случаи психического состояния, которое отличается от душевной болезни, с одной стороны, и от душевного здоровья - с другой. Такого рода психические аномалии именовались тогда различным образом: пограничные состояния, психопатические конституции, дефективность, психическая неполноценность, неполная или уменьшенная вменяемость. При уменьшенной вменяемости в силу определенных дефектов психики в значительной мере ослабляется способность лица отдавать себе отчет в своих действиях или руководить своими действиями. Автор отмечает, что сам термин «уменьшенная вменяемость» хотя и общепонятен, но представляет собой логически нелепое наименование и для введения в закон термин этот не пригоден. Однако лица с психической неполноценностью, лица, умень- шенно вменяемые, встречаются и предстают перед судом за совершение преступлений.

Как известно, после 30-х годов вопросами уменьшенной вменяемости долгое время вообще не занимались и это понятие было забыто и даже полностью отвергнуто. Но в последние годы проблема уменьшенной вменяемости опять стала оживленно дискуссироваться в советской юридической литературе, а на обсуждении во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности предлагалось даже включить в закон это понятие[35].

Поэтому выяснение взглядов В. С. Трахтерова на эту проблему в те годы представляет некоторый интерес. Прежде всего автор указывает, что состояние уменьшенной вменяемости на относится к невменяемости, а входит в область вменяемости. Анализируя законодательство и практику тех лет, он приходит к выводу, что это состояние должно признаваться смягчающим вину обстоятельством. Затем он главное свое внимание сосредоточивает на вопросах о применении к этим лицам, то есть к лицам, совершившим преступление при уменьшенной вменяемости, мер правового воздействия. Он высказывается против применения к ним системы прямой кумуляции (сначала наказание, а затем меры медицинского характера), а равно и системы обратной кумуляции (сначала меры медицинского характера, а затем наказание) и считает, что к лицам с уменьшенной вменяемостью следует применять лишь меры социальной защиты медицинского характера, да и то лишь в тех случаях, когда они совершили преступления, отличающиеся серьезной общественной опасностью. Этот взгляд автора находил своих сторонников в лице других юристов, например проф. М. М. Исаева и проф. Э. Я. Немиров- ского. В. С. Трахтеров пытался обосновать свою точку зрения, анализируя ст. 29 Основных начал 1924 г., которая устанавливала основания применения мер медицинского и медико-педагогического характера. При этом он считал наиболее сложным и затруднительным в этой области не только необходимую дифференциацию этих мер, но и организацию специальных учреждений, где меры эти должны были бы отбываться. Конечно, не все эти предложения автора в то время были приемлемы, но сама постановка вопроса, сама попытка внести какие-то здесь рекомендации, обратить внимание на необходимость более детально разрешить возникающие в этой области проблемы, как представляется нам, были не бесполезными.

В ряде своих работ В. С. Трахтеров не ограничивается самой невменяемостью, но и изучает проблему применения мер медицинского характера. Так, в секции уголовного права Научно-исследовательской кафедры Харьковского института народного хозяйства «Проблемы современного права» в ноябре 1926 г. был заслушан доклад В. С. Трахтерова «О мерах социальной защиты медицинского характера в новом Уголовном Кодексе РСФСР». В этом докладе автор не ограничился анализом ст. 25 УК РСФСР 1926 г., в которой были указаны меры медицинского характера, но и остановился на пределах применения этих мер и необходимости создания специальных учреждений, где меры эти должны отбываться[36]. Обстоятельно изложен этот вопрос и в статье того же автора «Меры социальной защиты в отношении дефективных правонарушителей», опубликованной в сборнике памяти В. М. Гордона[37].

Рассмотрев прежде всего формулу невменяемости по ст. 7 Основных начал 1924 г. и по ст. II УК РСФСР 1926 г., автор выдвигает идею, что более удачным и принципиальным было бы выдвижение в этой формуле на первое место психологических критериев, после чего переходит к анализу тех мер медицинского характера, которые предусмотрены ст. 15 Основных начал. Затем автор, вновь обращаясь к уменьшенно вменяемым, рассматривает возможность применения к ним мер социальной защиты медицинского характера на основании ст. 29 Основных начал. Однако В. С. Трахтеров признает, что хотя такой вывод не вызывает, по его мнению, теоретических сомнений, практическое его осуществление представляется затруднительным. Несмотря на это, он все же полагает, что изучение советскими юристами и психиатрами вопросов, связанных с дальнейшими мероприятиями в отношении дефективных правонарушителей, вовсе не преждевременно.

Взгляды автора на природу невменяемости и на уменьшенную вменяемость были наиболее полно освещены в монографии «Уголовная ответственность лиц психически неполноценных», изданной в 1930-х годах[38].

Рассмотрев в первой части этой работы проблему невменяемости и ее формулу, как она обрисована в УК 1922 г. и Основных началах 1924 г., автор, исходя из идеи целесообразности, пришел к неправильному выводу о необходимости отказа от психологических критериев невменяемости. Следует, однако, отметить, что такая точка зрения имела тогда немало сторонников среди юристов и психиатров[39]. Во второй части своей книги В. С. Трахтеров обстоятельно рассмотрел вопрос об уменьшенной вменяемости и уделил много внимания наиболее целесообразной системе мер социальной защиты, которую следовало бы применить к дефективным правонарушителям.

В заключение следует заметить, что рассмотренным работам были свойственны некоторые ошибочные суждения. Так, в них иногда содержались указания на сходство советского законодательства с традиционным правом, то есть правом буржуазным, имелись характеристики нашего кодекса как эклектического, проскальзывало неумение провести принципиальное различие между советским уголовным правом и уголовным правом буржуазным. Эти недостатки и ошибочные суждения объяснялись, конечно, общим состоянием советской юридической науки, которая отставала еще в ряде случаев от правильного понимания правовых явлений, а работающие в этой области ученые в какой-то мере находились под влиянием буржуазной юриспруденции, недостаточно овладели еще марксистско-ленинской теорией государства и права[40]. Эти недостатки и ошибки были в последующие годы преодолены не только во всей советской юриспруденции, но и в работах ученых, представляющих старшее поколение харьковских криминалистов.

После принятия Конституции СССР, предусмотревшей в п. «x» ст. 14 издание УК СССР, в советской правовой науке началась интенсивная разработка предложений и рекомендаций по проекту этого кодекса. Приняли активное участие в этой работе и ученые кафедры уголовного права Харьковского юридического института. Значительное здесь место занимают статьи В. С. Трахтерова, в которых разработаны с большой научной глубиной вопросы, связанные с конструкцией формулы невменяемости в УК СССР. Как будет показано ниже, многие предложения В. С. Трахтерова в этой области нашли в настоящее время свое отражение в Основах уголовного законодательства 1958 г.

Этот цикл статей открывается работой «Невменяемость по проекту УК СССР»[41]. В этой статье рассмотрен вопрос о формуле невменяемости по проекту УК СССР 1937 г. Особенностью этого проекта было то, что он, указывая на такой медицинский критерий, как хроническая душевная болезнь, вообще обходился без психологических критериев, связывая последние лишь с временным расстройством душевной деятельности (ст. 8 проекта). В. С. Трахтеров пишет, что формула невменяемости, содержащаяся в то время в действующем праве (ст. II УК РСФСР 1926 г.), безусловно заслуживает предпочтения, так как в ней все медицинские критерии связаны с критериями психологическими, что подчеркивает самостоятельную ценность, принципиальное значение психологических критериев и необходимость их отражения в актах судебно-психиатрической экспертизы и судебных решениях.

Автор далее показывает несостоятельность ст. 8 Проекта, пытающегося вместо трехчленного деления медицинского критерия (хроническая душевная болезнь, временное расстройство душевной деятельности и иное болезненное состояние), имевшегося в ст. II УК РСФСР (ст. 10 УК УССР 1927 г.), установить двучленное деление указанием лишь на хроническую душевную болезнь и временное расстройство психической деятельности.

Главным в этой статье является критика автором недооценки психологических критериев, которая проявлялась как в практике судебно-психиатрических учреждений, так и в теоретических работах.

Автор критикует взгляд, согласно которому статья о невменяемости вообще должна строиться без психологических критериев. Он принципиально пересматривает в этом вопросе и свою позицию. В предшествующие годы В. С. Трахтеров, как об этом говорилось выше, отрицательно относился к психологическим критериям, а в докладе на Всеукраинском съезде невропатологов и психиатров пришел к выводу, что «Психологический критерий... фикция никакой реальности не соответствующая»[42]. Отказываясь в 1937 г. от этого неправильного взгляда, автор заявлял, что прежняя точка зрения «вместо обращения к научному исследованию субъективного основания уголовной ответственности» избирала путь «дискредитации психологических критериев, путь наименьшего сопротивления»[43]. Уже в последующих своих работах автор занялся глубоким исследованием психологических (юридических) критериев невменяемости, показав их содержание, соотношение между собой, их ограничительный по отношению к медицинским критериям характер, их подлинное значение как определителей самого понятия невменяемости. Более или менее развернуто эти положения впервые формулируются В. С. Трахтеровым уже в статье «Формула невменяемости в советском уголовном праве»[44], где намечается содержание этой формулы в УК СССР.

Прежде всего автор указывает, что в закон следует включить специальную статью о невменяемости, а равно необходимо легализовать самый термин «невменяемость» путем указания его в заголовке статьи. Эта статья должна занять в Кодексе место перед статьями о формах вины. Важное значение имело предложение автора, что текст статьи о невменяемости должен начаться со слов: «не подлежит уголовной ответственности (или не подлежит наказанию) лицо, совершившее общественно опасное действие в состоянии невменяемости». Такое указание в законе, как справедливо отмечал автор, подчеркнуло бы идею, что невменяемость исключает возможность говорить о вине, об уголовной ответственности, о наказуемости. И, напротив, из такого указания закона вытекало бы, что вменяемость есть предпосылка (обязательное условие) вины, уголовной ответственности и наказуемости в советском уголовном праве. Здесь же проводилось различие между случаями невменяемости и теми случаями, когда преступление совершено в состоянии вменяемости, но лицо его совершившее заболело душевной болезнью после совершения преступления, и предлагалось особо выделить этот последний случай, так как основания неприменения наказания здесь иные, нежели при состоянии невменяемости.

Затем В. С. Трахтеров характеризует медицинские критерии невменяемости: временное расстройство душевной деятельности, хроническую душевную болезнь и иное болезненное состояние, считая, что именно трехчленный перечень этих критериев является наиболее предпочтительным. Рассматривая медицинские критерии как возможные источники, возможные основания невменяемости, автор переходит к характеристике критериев юридических как критериев ограничительных, тем самым подчеркивая, что формула невменяемости должна строиться по «смешанному типу». Автор полагал, что последовательность критериев в статье о невменяемости не имеет принципиального значения, указывая в то же время, что выдвижение на первый план юридических критериев подчеркивает основное в уголовно-правовом понятии невменяемости. Главные же мысли В. С. Трахтерова состоят в том, что юридические критерии должны в формуле невменяемости сочетаться со всеми юридическими критериями. В характеристике первого из юридических критериев - критерия интеллектуального, автор сделал вывод, который затем был сразу же воспринят в юридической литературе[45] и сейчас представляется общепри знанным[46], что слова закона «не могли отдавать себе отчет в своих действиях» охватывают собой не только неспособность отдавать себе отчет в фактической стороне совершаемого, но и неспособность понимать общественно опасный характер своего действия. Автор предлагает включить указание на неспособность отдавать себе отчет в общественно опасном характере своих действий в формулу невменяемости, хотя и указывает на некоторую громоздкость такой законодательной обрисовки.

Что касается волевого критерия, то, по мнению автора, следует включить его в новый УК в той именно редакции, которая известна действующему советскому праву («не могли руководить своими действиями»).

Статья заключалась выводами о большом принципиальном и практическом значении такой именно формулы невменяемости, которая содержит точные указания на юридические ее критерии. В частности, указывалось, что юридические критерии дают в руки судье и эксперту единый масштаб, противостоящий неопределенности границ болезни, а в особенности аномалий, и всем спорам, возможным на этой почве. Именно такой масштаб необходим для устойчивого единообразного применения статьи о невменяемости.

27 января - 3 февраля 1939 г. состоялась Первая научная сессия ВИЮН, где Харьковский юридический институт был представлен делегацией в составе 14 человек, а проф. Трахтеров B. C. выступил с докладом на тему «Невменяемость по проекту УК СССР»[47].

В этом докладе, который затем активно обсуждался в прениях, был прежде всего поставлен вопрос, не следует ли указать в УК СССР наряду с формулой невменяемости и формулу вменяемости как наличие у лица, совершившего общественно опасное деяние, способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Такая формула прямо и непосредственно отражала бы тот основной принцип марксизма- ленинизма, что закономерность общественного развития сочетается с признанием активной роли личности, ее способности принимать решение со знанием дела. Однако, если в кодексе содержится формула невменяемости, то достаточно прибегнуть к простому комментированию, чтобы сделать из нее вывод о понятии вменяемости. Наличие в УК двух формул - и вменяемости, и невменяемости, как говорил докладчик, привело бы к дублированию, что, естественно, в законе нежелательно. В этом докладе и в заключительном слове В. С. Трахтеров пришел к выводу, что в формуле невменяемости на первое место должны быть поставлены юридические критерии, вскрывающие действительную сущность, само понятие невменяемости.

Рассматривая вопрос о трехчленном или четырехчленном делении медицинских критериев, докладчик, не придавая принципиального значения выделению «слабоумия» из категории «иных болезненных состояний», все же склонялся к трехчленному делению. Совершенно правильно было указано, что включение в число медицинских критериев «бессознательного состояния», как это предусматривалось проектом, способно разрушить всю «смешанную» формулу невменяемости, так как указание на «бессознательное состояние» сделало бы юридические критерии совершенно излишними.

Говоря о юридических критериях, автор указывал на необходимость сохранения как интеллектуального, так и волевого критериев, отстаивая необходимость включения в УК указаний на неспособность лица понимать общественно опасный характер своего действия.

В связи с продолжением кодификационных работ над проектом УК СССР и после войны В. С. Трахтеров вновь обратился к проблеме невменяемости, подвергнув глубокому исследованию юридические и медицинские критерии[48]. Показав в этих своих статьях, что вменяемость является не только предпосылкой вины, но и подлинной основой вины и уголовной ответственности, автор убедительно доказывает, что ввиду этого в формуле невменяемости невозможно указать лишь медицинские критерии, что без наличия юридических критериев, критериев ограничительных (рестриктивных), определяющих границы психических расстройств и аномалий, такая формула была бы непригодной для советского уголовного права.

Анализируя структуру юридических критериев, автор подчеркивает, что они относятся ко времени совершения невменяемым лицом тех или иных общественно опасных действий, то есть имеют ретроспективный характер. Рассматривая затем интеллектуальный критерий, В. С. Трахтеров показывает, что невменяемость мыслится законодателем как психическое состояние лица в свете отношения этого лица к данному делу, к данным «своим» действиям. Затем обосновывается, что неспособность лица «отдавать себе отчет в своих действиях» означает как неспособность отдавать отчет в фактической стороне совершаемого, но и неспособность понимать их общественную опасность. При этом показывается, что возможны случаи, когда лица ориентируются в фактической стороне своих действий, но не способны понимать их общественно опасный характер. Заканчивая рассмотрение интеллектуального критерия, автор предлагает законодательную его обрисовку в будущем УК СССР.

Волевой критерий невменяемости исследуется автором на основе положений классиков марксизма-ленинизма о связи в человеческой психике сферы мысли и сферы воли и в то же время о возможности дифференциации этих функций. Именно эти научные положения и являются основой для выделения кроме интеллектуального, также и волевого критерия невменяемости. Трахтеров B. C. показывает, что при наличии интеллектуального критерия всегда налицо и критерий волевой, ибо лицо, не могущее отдавать отчет в своих действиях, всегда не может и руководить своими действиями. Однако интеллектуальный критерий невменяемости может и отсутствовать, но состояние невменяемости все равно налицо уже при наличии одного волевого критерия (неспособности вследствие душевной болезни руководить своими действиями). На материалах судебно-психиатрической практики исследовано, как проявляется этот критерий (например, при абстиненции у морфинистов). Большое значение имеют также указания и рекомендации судебным психиатрам по вопросу о формулировках актов экспертизы, точности терминологии в этих актах.

Исследуя медицинские критерии невменяемости, В. С. Трахтеров считает, что они выступают в качестве источников, потенциальных причин невменяемости, но что подлинное содержание сущности невменяемости определяется критериями юридическими. Развивая ранее высказанный им взгляд, автор отстаивает трехчленное деление медицинских критериев, относя к ним «временное расстройство душевной деятельности», «хроническую душевную болезнь» и «иное болезненное состояние», куда, в частности, и должно быть включено «слабоумие». Рассмотрев каждый из этих критериев, автор затем показывает, что каждое душевное заболевание имеет различную степень интенсивности, развития, различный «удельный вес». И именно здесь выступают на сцену юридические критерии, являющиеся по отношению к медицинским критериям не экспликативными (разъяснительными), а ограничительными (рестриктивными).

Завершая рассмотрение работ В. С. Трахтерова о невменяемости, следует сказать, что ему принадлежит видное место в разработке этой важной проблемы. Многие его предложения нашли свое закрепление в действующих сейчас Основах уголовного законодательства. При этом все выводы и рекомендации автора, хотя и в ряде случаев дискуссионные, всегда обстоятельно и глубоко аргументировались, обосновывались не только путем анализа действующего законодательства, но и изучения и привлечения к исследованию большой практики судебно-психиатрических экспертиз. Сосредоточив свое внимание в течение многих лет на проблеме вменяемости и невменяемости, проф. В. С. Трахтеров внес в этой области существенный вклад в развитие науки советского уголовного права.

§ 5

в)              Разработка проблем Особенной части велась членами кафедры как путем обсуждения проектов УК, так и путем исследования отдельных положений действующих кодексов и внесения предложений по их совершенствованию.

При подготовке УК 1922 г. М. М. Гродзинский в статье «Имущественные преступления по проекту Уголовного Кодекса»[49] отметил, что в вопросе об ответственности за эти преступления проектом вносится много нового и ценного, но что он в то же время имеет и ряд недостатков, связанных главным образом с попыткой слишком большой детализации и казуистичности предполагаемых статей УК о краже. Как известно, УК 1922 г. в этой части сохранил положения проекта. Однако последующее развитие законодательства о преступлениях против социалистической и личной собственности пошло по правильному пути конструкции более обобщенных диспозиций, отказа от казуистической обрисовки некоторых составов преступлений, в частности кражи, от перечисления в законе многочисленных квалифицирующих обстоятельств.

В связи с тем же проектом УК 1922 г. М. М. Гродзинский опубликовал также статью «Саботаж, бюрократизм и волокита»[50], где на основе сложившейся в предшествующие годы практики предлагал формулировки понятий этих преступлений, указывая, что эти посягательства были «созданы жизнью революционного периода».

В те годы М. М. Гродзинский много занимался исследованием вопросов об ответственности за преступления против личности. Одной из интересных работ в этой области является его статья «Плодоизгнание в советском и иностранном законе»[51], в которой проводится принципиальное различие между решением вопроса об ответственности за аборт в советском и буржуазном праве. Автор показывает, что в отличие от советского права, распространяющего уголовную ответственность лишь на третьих лиц, буржуазные кодексы устанавливают за плодоизгнание уголовную ответственность и самой беременной женщины. Анализируя затем постановления многих буржуазных кодексов Европы и Латинской Америки, автор указывает, что ни один из этих кодексов до сих пор не решился отказаться от наказуемости за плодоизгнание самой беременной женщины. Затем М. М. Гродзинский показывает те причины, которые заставляют буржуазию устанавливать наказуемость самой женщины за плодоизгнание, показывает, что вся тяжесть репрессии падает на женщин из неимущих слоев населения и что буржуазный законодатель не опасается, что женщины из представителей господствующего класса подпадут под действие уголовного закона. И они, и обслуживающие их врачи найдут возможным сделать операцию, хотя и тайно, но с соблюдением требований медицины и обеспечить благополучный исход аборта. Таким образом, наказуемость аборта приводит к тому, что угроза кары менее всего чувствительна для представителей господствующего класса. Завершая эту статью, автор правильно пишет: «буржуазное право видит в аборте угрозу определенным классовым интересам господствующего меньшинства, почему и находит возможность щедро расточать наказания, которые всей своей тяжестью ложатся на неимущие слои населения. Что же касается советского права, то оно считает аборт нежелательным в интересах широких трудовых масс, но в то же время отказывается от уголовной репрессии, так как последняя причинила бы еще больший ущерб этим интересам, а вместо того ищет более сложных и трудных, но и гораздо более действенных социальных мер борьбы с плодоизгнанием».

В 1927 г. М. М. Гродзинский опубликовал обстоятельную статью об ответственности за телесные повреждения по УК РСФСР 1926 г.[52]

Отметив, что новый УК РСФСР, вступивший в силу с 1 января 1927 г., представляет собой крупное событие в истории советского уголовного законодательства и что его изучение в целях правильного применения на практике является настоятельной необходимостью, автор подчеркивает, что для юристов Украины это еще более важно, так как вскоре предполагается принятие нового УК УССР, в котором должны быть учтены как достоинства, так и недостатки уже принятого УК РСФСР.

Прежде всего автор считает, что отказ УК РСФСР от трехчленного деления телесных повреждений на тяжкие, менее тяжкие и легкие и замена этого деления двучленным (тяжкие и легкие телесные повреждения) является неудовлетворительным[53]. Затем он пишет, что введение социально-экономического критерия телесных повреждений (степень утраты трудоспособности) требует указания в законе точного размера потери трудоспособности (в УК 1960 г. этот пробел восполнен указанием, что тяжкое телесное повреждение предполагает утрату трудоспособности не менее 1/3). Он также замечает, что УК РСФСР 1926 г., исключив из определения тяжкого телесного повреждения указание на «опасность их для жизни в момент причинения», поставил практику в затруднение, заставляя ее прибегнуть к систематическому толкованию ст. 142 и ч. I ст. 143 УК РСФСР. Как известно, принятый вскоре УК УССР избежал этого недостатка (ст. 146 УК УССР 1926 г.), восприняли эту позицию и ныне действующие УК союзных республик.

Указал автор и на несовершенство ст. 144 УК РСФСР, установившей ответственность за совершение в состоянии сильного душевного волнения лишь легкого телесного повреждения. Это несовершенство закона, которое было устранено УК УССР 1927 г. (см. ст. 149 УК) заставило Верховный суд РСФСР разъяснить, что если в состоянии физиологического аффекта совершено тяжкое телесное повреждение, то, хотя квалификация преступления и наступает по ст. 142 УК, наказание не может превышать санкции, указанной в ч. I ст. 143[54]. Писал М. М. Гродзинский затем, что правильней было вообще отказаться от наказуемости легких телесных повреждений, совершаемых по неосторожности[55].

Как видно, многие соображения автора получили свое закрепление в УК УССР 1927 г., сохранены они и в действующем праве или вновь в нем закреплены.

Большой интерес вызвал в то время и доклад проф. М. М. Гродзинского о юридической природе хулиганства, сделанный им в январе 1927 г. на диспуте, в котором приняли участие представители НКЮ, Прокуратуры и Верховного суда УССР[56].

Определив социальную опасность хулиганства и коснувшись его причин, докладчик вместе с тем подчеркнул, что в борьбе с хулиганством уголовная репрессия стоит не на первом месте, что она должна сочетаться со многими мероприятиями по борьбе с этим преступлением. Указав затем, что в законодательной формулировке хулиганства трудно отразить все многообразие этого преступления, М. М. Гродзинский признает, что ст. 176 УК, определяющая хулиганство как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия», удовлетворяет потребностям практики. Докладчик особенно много внимания уделил психологии хулиганства, то есть по существу выяснению природы хулиганских мотивов. Здесь же указано на возможность совершения по хулиганским мотивам и других преступлений (например, убийства, поджога)[57]..

Проблеме, связанной с ответственностью за должностные преступления, была посвящена статья Г. И. Волкова «Соучастие в должностном преступлении» [58], где автор выступил с обоснованием возможности соучастия частных лиц в этих преступлениях. Г. И. Волков вступил в спор с проф. А. А. Жижиленко, стоявшем на противоположной точке зрения. Если в настоящее время вопрос о возможности соучастия в преступлениях со специальным субъектом является бесспорным, то в то же время и в практике, и в теории он являлся дискуссионным.

В обоснование своей позиции Г. И. Волков ссылался прежде всего на то, что статьи Общей части УК 1922 г., говорящие о соучастии, не содержат никаких ограничений, препятствующих их применению к пособникам и подстрекателям должностных преступлений, исполнителем которых может быть лишь должностное лицо. Кроме того, свою позицию автор обосновал аргументами, характеризующими объект должностных преступлений. Этим объектом автор считал интересы государственной службы. В том случае, когда к преступной деятельности должностного лица - исполнителя преступлений присоединяется деятельность частных лиц, последние тоже посягают на указанный объект и вследствие этого выступают здесь как соучастники должностного преступления.

Вопросы эти в том или ином плане затронуты и в статье того же автора «Взятко- дательство при провокации взятки»[59]. Рассматривая взяткодательство (дачу взятки) как определенную специально выделенную в законе форму соучастия в должностном преступлении получении взятки, автор решает важный вопрос об ответственности лица, давшего взятку в результате провокации взятки со стороны должностного лица. Приведя интересные аргументы, Г. И. Волков указывает, что если должностное лицо во всех случаях отвечает за провокацию взятки, то и давший взятку в результате такой провокации не может быть освобожден от ответственности. Считая, что в этом случае дающий взятку действует под влиянием фактической ошибки, не устраняющей его умысла, автор приходит к выводу о наличии в действиях такого лица преступления, предусмотренного ст. 114-1 УК УССР 1922 г., то есть дачи взятки. Соображения Г. И. Волкова по этому вопросу не потеряли своего значения и сейчас, когда УК УССР I960 г. предусматривает в ст. 171 ответственность за провокацию взятки.

Активно разрабатывая проблемы Особенной части, Г. И. Волков опубликовал в 1925 г. еще две интересные статьи: «Кража собственной вещи»[60] и «Угроза»[61]. В первой из этих статей автор анализировал спорный в то время вопрос, возникший в результате того, что ст. 180 УК 1922 г., определяя кражу, не указывала ее такой признак, как похищение «чужого имущества», и давала таким образом право рассматривать изъятие своей вещи у владельца или залогодержателя как кражу. Показав, что такая трактовка противоречит характеру объекта кражи, каковым является собственность, указав далее, что умысел виновного при краже направлен на завладение именно имуществом, на которое виновный не имеет ни действительного, ни предполагаемого права, автор указывает, что сюда поэтому не могут быть отнесены действия, заключающиеся в изъятии своей собственной вещи. Эти действия в старой доктрине назывались иногда «кражей владения», «кражей собственной вещи». Однако такое наименование по существу искажает смысл совершаемого. Такие действия, как правильно указывал Г. И. Волков, должны рассматриваться как самоуправство, то есть по ст. 103 УК 1922 г.[62]

Другая статья интересна тем, что в ней впервые поставлен вопрос о необходимости включения в уголовный кодекс специальной нормы, устанавливающей ответственность за угрозу убийством, тяжким насилием или уничтожением имущества путем поджога. Рассмотрев угрозу как стадию совершения преступления, не наказуемую по советскому праву, как способ совершения преступления в ряде составов, описанных УК, Г. И. Волков показывает, что ненаказуемость угрозы как самостоятельного преступления представляет собой существенный пробел нашего права, который не может быть восполнен даже путем аналогии. Указывая далее на распространенность таких действий, на то, что они, посягая на чувство безопасности и личную свободу гражданина, представляют даже большую общественную опасность, чем, например, оскорбление, автор предлагает ограничить наказуемость угрозы как самостоятельного преступления лишь случаями, когда наиболее резко выступает социальная опасность этого деяния. Как известно, наказуемость угрозы как самостоятельного преступления установлена в УК УССР и Ук РСФСР 1960 г. именно в таком плане.

§ 6

г)              Освещение уголовного законодательства буржуазных стран и буржуазных теорий уголовного права, показ их классовой сущности.

Этот цикл работ открывается хронологически статьей М. М. Гродзинского «Новый уголовный Кодекс Тасмании»[63], где дана характеристика действующего и в настоящее время УК 1924 г. Автор показывает, что кодекс этот наряду с мерами наказания - смертной казнью, лишением свободы до 21 года, штрафом - знает также меры безопасности, в частности помещение в реформаторий на неопределенный срок. В качестве особенно реакционных положений кодекса отмечается установление суровой ответственности за политические и религиозные преступления, установление вслед за своей метрополией Англией наказуемости покушения на самоубийство, введение телесных наказаний в виде сечения и полное, ничем не стесняемое усмотрение судьи при определении сроков наказания.

В это же время М. М. Гродзинский опубликовал две статьи, в которых познакомил советских читателей с основными положениями УК такой латиноамериканской страны, как Перу[64]. Кодекс Перу, принятый в 1924 г. и сохранивший свою силу и до настоящего времени, построен, как пишет автор, по компромиссной системе, соединявшей применение мер наказания с мерами безопасности, вводит неопределенные приговоры, устанавливает целую систему «охранительных» мер в отношении несовершеннолетних правонарушителей от 13 до 21 года. При применении как наказания, так и мер безопасности и охранительных мер кодекс предоставляет широкое усмотрение судье, предписывая ему учитывать мотивы преступления, характер преступника и все те обстоятельства, которые могут помочь установить степень опасного его состояния. Как видно из даже краткой характеристики этого УК, он является кодексом, где нашли свое выражение наиболее реакционные идеи позитивистского направления в буржуазном уголовном праве.

В заметке «Закон о дефективных преступниках в Голландии»[65] М. М. Гродзинский остановился на освещении Закона 1925 г., внесшего существенные дополнения в УК 1881 г., действующего там и поныне. Закон 1925 г., как свидетельствует автор, вводит специальные меры, заключающиеся в помещении в специальные заведения (убежища) невменяемых и уменьшенно вменяемых (дефективных). При этом в отношении дефективных вводится так называемая система прямой кумуляции, то есть обязательного назначения наказания, а затем отбытия назначенной лицу специальной меры безопасности. Автор расценивает этот закон как попытку приспособить старую карательную систему УК Голландии к борьбе со всей растущей преступностью, борьбе, требующей усиления репрессии и в отношении дефективных преступников.

Обстоятельную статью посвятил М. М. Гродзинский УК Турции 1926 г.[66], который, как известно, с некоторыми изменениям действует и в настоящее время. Кодекс этот, как правильно замечает автор, находится под существенным влиянием западноевропейского законодательства, заимствуя оттуда свою систему, в значительной степени законодательную технику, а равно некоторые институты более современного порядка (например, условное осуждение и реабилитацию). Кодекс формулирует исходные положения, основываясь на доктрине классической школы, признавая понятия вменяемости, вины, наказания и отказываясь от системы мер безопасности. Весьма широкое применение по кодексу имела смертная казнь, а также такие наказания, как исправительный дом, тюрьма и тяжкий штраф. Кодекс детализировал и положения, относящиеся к рецидиву. Сурово караются по кодексу политические преступления.

В феврале 1924 г. в заседании УЮРО состоялся доклад проф. М. М. Гродзинского, сделанный им на основании собранных во время заграничной командировки материалов на тему «Реформа уголовного права в Западной Европе»[67]. В этом докладе содержалась информация о проектах новых УК, подготавливаемых в Германии, Швейцарии, Испании, Италии и др. странах. При этом докладчик отметил, что во всех этих проектах господствует компромиссная система установления наряду с наказаниями и мер безопасности (например, изоляция алкоголиков и невменяемых, их лечение, помещение в работные дома, неопределенные сроки изолирования привычных преступников и др.). К освещению этих проектов М. М. Гродзинский возвращался еще и неоднократно в печати[68].

Хотя указанные работы М. М. Гродзинского носят в большинстве своем информационный характер, они не утратили до сих пор своего значения, так как освещают и доныне действующее уголовное законодательство некоторых буржуазных стран, и следовательно, могут служить источником сведений и для современного советского юриста.

В более поздних своих работах профессора Г. И. Волков, B. C. Трахтеров и М. М. Гродзинский, освещая либо «теоретические» взгляды буржуазных криминалистов, или буржуазное право, показывают их реакционную сущность, их слепое служение империалистической буржуазии, ставшей в Германии, Италии и некоторых других странах на путь фашизма.

Критике фашистских тенденций в науке буржуазного уголовного права посвящены две статьи проф. Г. И. Волкова, занимавшего в то время должность заведующего кафедрой уголовного права и декана правового факультета Харьковского института народного хозяйства.

Первая статья «Лига Обера и ее уголовно-законодательная инициатива в борьбе с большевизмом»[69] разоблачает попытки, предпринятые в решениях юридического конгресса фашистской группировки буржуазных юристов, объединившихся в так называемую Лигу Обера («Международный союз против ІІІ Интернационала»). На этом конгрессе, состоявшемся в Швейцарии в 1927 г., была принята резолюция о внесении в проект обсуждаемого тогда УК Швейцарии положений, объявляющих большевизм преступлением, а большевистскую идеологию преступной. Г. И. Волков показывает, что такого рода предложения выражают стремления реакционной буржуазии, ее классовую ненависть к советской стране, к большевистскому революционному движению. Заканчивая свою статью, автор с иронией замечает, что «судейский колпак» составителей резолюции «не может скрыть их фашистских ушей».

Вторая статья Г. И. Волкова «Кризис социологической школы и фрейдизм в уголовном праве»[70] показывает, как выводы социологической школы о факторах преступности, о какой-то казуальности преступления в буржуазном обществе уже начинают отрицательно восприниматься буржуазией, которая нуждается в господстве таких уголовноправовых теорий, которые бы отрицали какие бы то ни было социальные факторы преступности. В этих условиях происходит возрождение неоклассицизма, фашиствующим представителем которого является немецкий криминалист Зауэр, проповедующий «культуру свободного индетерминистического духа», то есть свободу воли и идею наказания - возмездия. Однако такой резкий отход неоклассиков от позиций, которые занимают социологи, слишком груб для буржуазии. Ей нужны, как указывает автор, более тонкие, лучше маскирующие классовую природу преступления и наказания, теории. Такой теорией и явилась фрейдистская теория уголовного права, именуемая иногда психоаналитической теорией уголовного права. Родоначальник этой теории Фрейд, его сторонники Райк, Боне и др. исходят по существу из биологического объяснения преступности, считая, что преступление есть порождение особого биопсихического состояния - эпидокомплекса. Этот комплекс вызывает у человека подсознательное чувство вины, которое, стремясь к высвобождению, порождает угрызения совести и потребность затем в наказании. Наказание и выступает как искупление этой вины. Хотя фрейдистская теория уголовного права как будто исходит из других моментов, нежели неоклассицизм Зауэра, по существу, как показывает Г. И. Волков, происходит срастание этих теорий. Особенно это срастание видно в трактовке наказания - возмездия (Зауэр) и наказания - искупления (фрейдисты). Заключая свою статью, автор указывает, что кризис социологической школы находит свое выражение в отступлении от теснящего ее неоклассицизма и натиска фрейдизма. Эти же буржуазные теории дают, как замечает автор, наибольшие возможности для проведения самых реакционных идей в буржуазном уголовном праве[71].

Разоблачению реакционной сущности буржуазной науки уголовного права была посвящена и обстоятельная статья проф. В. С. Трахтерова «X международный уголовный и пенитенциарный конгресс» (Прага 1930 г.)[72]. Автор показывает, что указанный Конгресс без особых разногласий среди представителей различных школ стал на путь фашизации и глубокой теоретической реакции в уголовной и пенитенциарной политике. Реакционность конгресса проявилась прежде всего в том, как указывает автор, что он пришел к выводу об унификации национального законодательства и создании наднационального уголовного права как способа, облегчающего буржуазным государствам борьбу с революцией. Автор показывает, далее, что дебаты на конгрессе об отказе от дифференциации видов лишения свободы, о разработке системы мер безопасности и о системе одиночного заключения подтверждают, что в период обострения классовых противоречий и классовой борьбы буржуазная наука уголовного права пытается оправдать усиление репрессии и в то же время завуалировать классовую сущность буржуазного уголовного права.

В статье М. М. Гродзинского «Уголовное право Эстонии»[73] сообщалось, что в отличие от Литвы и Латвии, на территории которых действовало Русское Уголовное Уложение 1903 г., после образования буржуазной Эстонии там восстановлено действие Русского Уложения о наказаниях 1845 г. и Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. Автор показывает, что действие в то время этих архаических уголовных законов, порожденных дворянско-крепостнической Россией, устраивало эстонские правящие классы. Однако для усиления борьбы с политическими преступлениями Законом от 12 февраля 1925 г. введены более суровые наказания за посягательства на главу государства, попытку изменения существующего строя, всякое умышленное убийство по политическим мотивам. Указанные преступления караются смертной казнью или каторгой. М. М. Гродзинский сообщает, что на базе Уголовного Уложения 1903 г. в Эстонии разработан проект УК, в котором в значительной мере усилены наказания и, в частности, сфера применения смертной казни - через повешение или отравление. В статье того же автора об уголовном законодательстве Литвы указывается, что после образования литовской буржуазной республики сейм объявил о возобновлении действия на территории страны Русского Уголовного Уложения 1903 г. лишь с исключением из него статей, направленных на охрану православной религии как господствующей, а также статей, имеющих целью охрану царизма. Кроме того, были внесены изменения и в систему наказаний с сохранением смертной казни, введенной в 1920 г. в качестве обычного нормального наказания за политические преступления, что и характеризовало, в частности, антинародную сущность уголовного законодательства буржуазной Литвы. В 1930 г. появилась статья М. М. Гродзинского об Испанском уголовном кодексе 1928 г., в котором, как указывает автор, ярко проявляются фашистские тен денции. Этот кодекс, состоящий из 858 статей, отличался чрезвычайной казуи- стичностью и устанавливал наряду с суровыми наказаниями и меры безопасности. Широко предусматривалось и применение смертной казни, при этом в виде «гарроты» - удушения осужденного железным ошейником, которая легализована в Испании еще кодексом 1922 г. и существует и по сей день. Реакционная фашистская сущность кодекса 1928 г.[74] выражалась в установлении штатных должностей палачей, которые назначались на должности после специального конкурса, объявляемого правительством. УК Испании сурово карал как политические, так и религиозные преступления, и здесь, как указывал М. М. Гродзинский, мы сталкиваемся с постановлениями, скорее соответствующими эпохе инквизиции. Так, жестоко карается попытка силой «уничтожить или изменить католическую апостольскую религию как религию государственную» и др. действия против католицизма. Завершая рассмотрение этого испанского УК, автор характеризует его как кодекс, ярко выражающий стремление укрепить фашистскую диктатуру и ее союзника - воинствующую католическую церковь, влияние которой в стране придает многим постановлениям кодекса средневековый характер.

Разоблачению репрессивного характера фашистского кодекса Италии 1930 г. посвящена статья М. М. Гродзинского «Смертная казнь в итальянском уголовном кодексе»[75]. Давая характеристику этого кодекса, подготовленного под руководством фашистского министра юстиции Рокко, автор указывает, что этот кодекс стремится обеспечить господство фашизма в Италии и что вся тяжесть наказания и мер безопасности, широко трактуемых в нем, обрушивается на трудящихся, на всех тех, кто борется с фашизмом. Как известно, УК Италии 1889 г. отменил смертную казнь и она предусматривалась лишь в военно-уголовном законодательстве и в законодательстве, действующем в колониях. Восстанавливая смертную казнь в УК 1930 г. в широчайших пределах, авторы объяснительной записки обосновывают ее введение необходимостью принесения в жертву отдельного индивида для блага фашистского государства, ссылаются на учение католической церкви, в частности на Фому Аквинского. Но главный аргумент в пользу введения смертной казни авторы объяснительной записки видят в устрашающем воздействии этого наказания, указывая, что это «является счастливым признаком изменившегося духа итальянской нации, доказательством вновь обретенного мужества и энергии нашего народа, признаком полного освобождения нашей юридической и политической культуры от влияния чужеземной идеологии». Такое демагогическое обоснование смертной казни дало основание предусмотреть ее в кодексе за подавляющее большинство политических преступлений и за ряд общеуголовных преступлений. Нужно при этом иметь в виду, что в этих случаях смертная казнь фигурирует в санкции статей как единственное возможное наказание. Смертная казнь может применяться и тогда, когда лицом совершено два преступления, каждое из которых карается пожизненным лишением свободы. Преследуя цели устрашения, кодекс предусматривает, что в изъятие из общего правила смертная казнь может быть приведена в исполнение публично, если последует соответствующее распоряжение министра юстиции. Таким образом фашистский кодекс 1930 г., как об этом говорил Рокко, был призван восстановить упавшую силу наказания, силу устрашающую, обеспечивающую и удовлетворяющую.

Разоблачению фашистской сущности уголовного кодекса Польши, принятого режимом «санкции» Пилсудского в 1932 г., была посвящена обстоятельная статья

М. М. Гродзинского, написанная на основе доклада, сделанного им во Всеукраинском институте изучения преступности[76].

Характеризуя этот кодекс, автор подчеркивает его реакционный репрессивный характер, его направленность против политических противников режима «санкции», защиту этим кодексом господства католической церкви путем установления суровых мер наказания и мер безопасности («обеспечительных мер»). В статье также рассмотрены специальные исключительные законы, принятые в 1928 и в 1929 гг. об ответственности за шпионаж и об ускоренном судопроизводстве, установленном для рассмотрения дел о преступлениях, угрожающих «безопасности публичного порядка». Заключая характеристику УК Польши 1932 г., автор справедливо видит в нем проявление процесса фашизации буржуазного уголовного права.

В том же 1933 г. появилась и статья М. М. Гродзинского, разоблачающая исключительное законодательство только что пришедшего к власти гитлеровского фашизма[77]. Эта статья по существу впервые в советской уголовно-правовой литературе вскрывала реакционную, отвратительную сущность уголовного законодательства немецкого фашизма и была написана на основе сделанного автором 26 апреля 1933 г. доклада во Всеукраинском институте изучения преступности.

Характеризуя принятые за два месяца фашистской диктатуры исключительные законы «О защите немецкого народа», «О защите народа и государства», «О пресечении политических насильственных действий», «О конфискации коммунистического имущества» и др., автор показывает, что с помощью этих законов немецкий фашизм легализует разнузданную и оголтелую внесудебную репрессию, захват Гитлером власти, расправу с коммунистами, что эти законы направлены на обеспечение господства фашизма - как диктатуры милитаристской крупной немецкой буржуазии.

В 1937 г. проф. В. С. Трахтеров опубликовал статью «Кастрация и стерилизация»[78], в которой на материалах состоявшегося в 1935 г. в Берлине международного конгресса по уголовному праву и пенитенциарии и путем анализа гитлеровских законов 1933 г. о кастрации и стерилизации показал, насколько широко применяются эти варварские наказания в Третьем рейхе. Автор убедительно показывает политическое значение кастрации и стерилизации как одного из средств политической борьбы, как характеризовал их на VII конгрессе Коминтерна Георгий Димитров. «Теоретическое» обоснование применения этих мер прямо связывается фашистскими юристами с биологиза- цией преступности, причем меры эти применяются на основании антинаучных предпосылок евгенического порядка, культивирования расовой теории, сближающей наследственно неполноценных преступников и борцов за дело рабочего класса. В. С. Трахтеров правильно пишет, что «Священная инквизиция тоже считала лишь «вероятной» связь ее жертв с дьяволом и сжигала их в таких же массах, в каких современные варвары подвергают «неполноценных» стерилизации».

В том же году появились две статьи проф. М. М. Гродзинского об исключительном законодательстве в Болгарии[79] и исключительном законодательстве Югославии[80]. В первой из этих статей рассматривается исключительный закон 1924-1925 гг. и исключительный закон 1934 г., принятые в Болгарии в связи с установлением там открытой фашистской диктатуры. Характерными чертами этого фашистского законодательства была его прямая направленность против коммунистов, чрезвычайно широкие формулировки диспозиций, широкое установление смертной казни и других тяжких наказаний, установление исключительного порядка рассмотрения уголовных дел о политических преступлениях. Анализируя эти законы и показывая их реакционный, антинародный характер, автор писал, что самый факт существования исключительных законов говорит о том, что «болгарская фашистская диктатура бессильна помешать неуклонному росту болгарской коммунистической партии, возглавляющей все крепнущее в стране революционное движение».

Рассматривая во второй статье уголовный кодекс, действующий тогда в Югославии и принятый уже под знаком фашистской диктатуры, автор сообщает, что этот УК устанавливал наряду со смертной казнью и ныне суровые меры наказания, а также широкую систему мер безопасности. Однако этого для фашистского режима, установленного в Югославии, оказалось мало и кодекс был дополнен исключительным законом «О защите публичной безопасности и государственного порядка», который был издан в самый день фашистского переворота 6 января 1929 г. Закон этот обладает всеми чертами, характерными для фашистского исключительного законодательства, именно «каучуковыми» формулировками, чрезвычайно широко определяющими круг наказуемых деяний, и жестокой репрессией, назначаемой за эти деяния. В частности, закон устанавливал за революционную пропаганду наказание вплоть до применения смертной казни через повешение, он запрещал всякие политические партии, неугодные фашистской буржуазии, ликвидировал свободу манифестаций, собраний. Рассмотрение дел о таких преступлениях передавалось особому Государственному суду, где процессуальная процедура была чрезвычайно упрощена и проводилась с существенным ограничением прав обвиняемого. Анализируя эти положения закона, автор показывает жестокость, классовую направленность, антинародный, фашистский характер исключительного, чрезвычайного законодательства Югославии.

Указанные статьи В. С. Трахтерова и М. М. Гродзинского[81] безусловно имеют существенное значение в разоблачении реакционной сущности буржуазного уголовного права эпохи империализма, проявляющихся в нем все в большей мере тенденций фашизации и милитаризации.

§ 7

В предвоенный период научная деятельность кафедры завершается участием ее членов в состоявшейся 23-24 декабря 1940 г. научной сессии Харьковского юридического института, посвященной его 20-летнему юбилею. В секции уголовного права и процесса был заслушан ряд докладов по наиболее актуальным проблемам науки уголовного права и процесса. В частности, по уголовному праву были поставлены доклады проф. В. С. Трахтерова «Обоснование уголовной ответственности», доцента Д. Н. Розенберга «Система хозяйственных преступлений» и ассистента Л. Е. Орла «Понятие должностного преступления в советском уголовном праве»[82].

В докладе проф. В. С. Трахтерова была дана обоснованная критика индетерминистической теории об абсолютной свободе воли и разнообразных эклектических вариантов этой идеалистической концепции. Был подвергнут критике также фаталистический детерминизм и иные попытки обоснования причинной обусловленности и воли на основе механистического материализма. Докладчик сделал совершенно правильный вывод, что детерминистические концепции в зависимости от исторических условий либо обосновывают буржуазные принципы ответственности за вину, либо лежат в основе реакционных предложений об отказе от вины и замены последней понятием «опасного состояния», а понятия наказания за вину - «мерами безопасности». В противоположность этим концепциям докладчик показал, что обоснование уголовной ответственности может быть правильно установлено на основе указаний марксистско- ленинской теории об активном характере сознания человека, хотя и обусловленном объективными условиями материальной жизни общества, но не исключающем возможности действовать «со знанием дела».

В докладе Д. Н. Розенберга правильно указывалось, что вопрос о системе Особенной части и о классификации в ней составов преступлений носит принципиальный характер. Автор отстаивал выделение хозяйственных преступлений в самостоятельную главу Особенной части, показывая, как должна строиться сама система этих преступлений. Считая, что хозяйственным преступлением надо признавать всякое действие, подрывающее или нарушающее социалистическое хозяйство в сфере производства, обмена и распределения, совершенное как должностными, так и частными лицами, автор предлагал включить в раздел хозяйственных преступлений нормы о посягательствах на советское хозяйство отдельных представителей госаппарата (например, выпуск недоброкачественной продукции, организация лжекооператива), нормы о посягательствах в области торговли (спекуляция, обвешивание и обмеривание), нормы о посягательствах на отдельные государственные монополии[83].

Предложение о самостоятельной главе Особенной части, в которую были бы включены все хозяйственные преступления, было достаточно актуальным, так как УК РСФСР 1926 г., как и УК других союзных республик, имели в этой части существенные недостатки.

В докладе Л. Е. Орла была сделана попытка дать определение должностного преступления в советском уголовном праве, равно и понятие должностного лица. Автор исходил из правильного понимания объекта должностных преступлений как нормальной деятельности государственного аппарата и определял должностное преступление как действие или бездействие, совершенное должностным лицом по службе и повлекшее за собой существенное нарушение охраняемых законом прав граждан или правильной работы учреждения, предприятия или организации.

Доклады, сделанные членами кафедры уголовного права, вызвали на конференции значительный интерес и деловое обсуждение, так как в тот период времени шла интенсивная разработка проекта УК СССР.

§ 8

Изданное после Отечественной войны постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР 1946 г. о расширении юридического образования в стране послужило решающей базой для развития советской юридической науки в масштабе всего Советского Союза. Определило это постановление и основные направления развития науки советского уголовного права. Подавляющее большинство проблем как общего учения о составе преступления, целей и задач наказания, назначения наказания и освобождения от него, вопросы ответственности за преступления против социалистической и личной собственности, против личности, за хозяйственные и должностные преступления требовали своего дальнейшего исследования. Настоятельная необходимость укрепления законности, помощи следственной и судебной практике, разработка уголовноправовых проблем в целях совершенствования и дальнейшего развития советского уголовного законодательства - все это определило интенсивное развитие науки советского уголовного права. Свой посильный вклад в это развитие внесли и криминалисты кафедры уголовного права Харьковского юридического института, ряды которых пополнились представителями молодого поколения, которое с большой настойчивостью принялось разрабатывать проблемы науки уголовного права. Старшее поколение харьковских криминалистов в лице профессоров В. С. Трахтерова и М. М. Гродзинского, доцента Д. Н. Розенберга не только руководило работой и обучением молодежи, не только передавало ей свои знания и большой опыт, но и само активно продолжало разрабатывать сложные вопросы науки уголовного права.

Проф. В. С. Трахтеров опубликовал в 1957, 1962 и 1966 гг. серию работ, явившихся продолжением тех исследований, которые велись в предыдущие годы.

В статье «Вменяемость как условие уголовной ответственности»[84] автор устанавливает соотношение между вменяемостью и виной.

Определяя вменяемость как способность лица сознавать значение совершенного им общественно опасного деяния и руководствоваться сознанием, автор указывает, что вменяемость характеризует свойства субъекта преступления. Вина же есть проявление сознания и воли, решимости субъекта в совершенном им общественно опасном деянии, то есть вина характеризует субъективную сторону преступления.

Содержание вменяемости определяется в нашем праве двумя признаками - сознательным и волевым. Эти же признаки определяют и содержание форм вины. Связь между вменяемостью и виной заключается в том, что вменяемость является необходимым, неотъемлемым условием (предпосылкой) вины. Вменяемость есть способность лица быть виновным. Поэтому, как правильно указывает автор, только лицу вменяемому могут быть вменены в вину совершенные им общественно опасные действия, только оно может быть признано действовавшим с умыслом или по неосторожности. Признание вменяемости условием вины приводит автора к выводу, что вменяемость, также как и вина, является условием уголовной ответственности, наказуемости. Вменяемость в качестве условия уголовной ответственности устанавливает границу, отделяющую лиц, которые могут подлежать наказанию, от тех, к кому наказание неприменимо.

В статье «О предпосылках вины и невиновности в советском уголовном праве»[85] В. С. Трахтеров, исходя из тезиса, что вменяемость - это предпосылка вины, а невменяемость - предпосылка невиновности, то есть специально устанавливаемое в законе условие, при котором вина отсутствует, существовать не может.

Дав анализ обрисовки невменяемости и вины в истории советского уголовного законодательства, В. С. Трахтеров делает важный вывод, что отсутствие вины, а следовательно, и состава преступления, признается законом не только тогда, когда лицо вменяемое действовало невиновно, без умысла и неосторожности, что находит свое выражение в оправдательном приговоре, но и тогда, когда определением суда установлена невменяемость. Отсутствие виновности, как пишет автор, устанавливаемое либо в оправдательном приговоре, либо подразумеваемое в определении, свидетельствует об отсутствии состава преступления: в первом случае вследствие отсутствия субъективной стороны этого состава, во втором - вследствие отсутствия надлежащего субъекта преступления.

Итак, заключает автор, исходными являются положения о вменяемости как предпосылке вины и о невменяемости как предпосылке невиновности.

Продолжая разработку указанной проблемы, В. С. Трахтеров в работе «Вменяемость по советскому уголовному праву» (Харьков, 1966) критикует тех авторов, которые не признают вменяемость элементом состава преступления, раскрывает связь вменяемости с виной, указывает, в чем сходство и различие между вменяемостью и виной, касается вопроса об «уменьшенной вменяемости». Эти свои положения автор основывает на анализе закона и судебно-психиатрической практики.

Следует отметить, что проф. В. С. Трахтеров много внимания уделял и изучению проблемы наказания, опубликовав в 1955 г. статью «О задачах наказания по советскому уголовному праву»[86]. К этому времени в советской юридической литературе почти не было работ, которые представляли собой монографические исследования в этой области (такие работы появились в 1957-1960 гг.), недостаточно было и статей, которые бы освещали наиболее сложные теоретические вопросы наказания. Указанная статья В. С. Трахтерова в какой-то мере восполняла пробел в этой области. Автор рассматривал наказание под углом зрения предупреждения преступлений в нашей стране, раздельно анализировал вопрос о задачах наказания - санкции и задачах наказания - примененного судом к осужденному, показал единство задачи принуждения и перевоспитания, сделал важный вывод о творческой силе советских уголовных законов, выяснил, как осуществляются специальное и общее предупреждение при применении наказания.

В 1960 г. была опубликована работа В. С. Трахтерова «О необходимой обороне»[87], где была подвергнута тщательному анализу ст. 1 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.

В связи с рассмотрением условий правомерности необходимой обороны автор рассматривает и границы превышения необходимой обороны, приходя к выводу, что несвоевременная оборона в действующем законодательстве видом превышения не является. По существу впервые в нашей литературе делается попытка раскрыть каждый в отдельности из указанных в ч. 2 ст. 13 Основ признаков превышения обороны как явного несоответствия защиты: а) характеру и б) опасности посягательства. Автор считает, что слова закона о несоответствии защиты характеру посягательства относятся к несоразмерности между защитой и посягательством по их интенсивности, а указание закона на несоответствие защиты опасности посягательства касается несоразмерности блага, которое защищается, и блага, которому причиняется вред обороняющимися лицами.

Такая дифференциация признаков превышения пределов необходимой обороны, по мнению автора, дает важные критерии для правильного применения уголовного закона. Большое внимание в статье уделено возможности заблуждения со стороны обороняющегося, который под влиянием волнения и страха, вызванного внезапностью посягательства, может избрать более интенсивный путь защиты и причинить нападавшему большой вред, за который, ввиду извинительной ошибки, ответственности не несет.

Наряду с интенсивной научной работой В. С. Трахтеров руководил обучением своих аспирантов Н. Ф. Яшиновой, В. В. Сташиса и Л. Н. Сугачева, которые успешно защитили кандидатские диссертации.

Активную преподавательскую и научную работу в области Особенной части советского уголовного права вел в послевоенное время и доц. Д. Н. Розенберг. Значительное внимание в советской уголовно-правовой литературе того времени привлекла его обстоятельная статья «О понятии имущественных преступлений в советском уголовном праве (объект и предмет посягательства)»[88]. Хотя автор и пользуется в статье термином «имущественные преступления», однако он правильно замечает, что термин этот неудачный и что надо изменить наименование этой группы преступлений, назвав их в соответствии с объектом посягательства преступлениями против социалистической и личной собственности. Подвергнув критике буржуазные концепции понятия имущественного преступления, вскрыв классовую природу суждений буржуазных криминалистов, маскирующих защиту в буржуазном уголовном праве частной собственности, Д. Н. Розенберг разрабатывает проблему объекта преступления в советском уголовном праве. Исходя из того, что объектом «имущественных преступлений» являются отношения собственности, автор проводит четкое размежевание между объектом и предметом этих преступлений, что имеет существенное значение для правильной квалификации содеянного. Указанная статья Д. Н. Розенберга была тем более актуальна, что явилась одной из первых попыток теоретически разработать вопросы, возникшие в связи с применением Указов от 4 июня 1947 г.

Д. Н. Розенберг был научным руководителем двух соискателей - Е. Е. Некрасовой и К. И. Удалых, успешно защитивших в середине 50-х годов кандидатские диссертации.

§ 9

В послевоенные годы и до настоящего времени на кафедре уголовного права было подготовлено и защищено 12 кандидатских диссертаций аспирантами и сотрудниками, многие из которых работают сейчас как в нашем институте, так и в других учебных юридических заведениях.

Эти диссертации охватывают широкий круг вопросов науки и практики уголовного права, касаются как проблем Общей, так и Особенной части, ставят дискуссионные вопросы, направленные на дальнейшее укрепление законности, на развитие советской уголовно-правовой теории, на совершенствование советского уголовного законодательства.

Ниже приводятся краткие характеристики этих диссертаций, причем изложение ведется в хронологическом порядке.

На пороге 40-50-х годов оказались почти совершенно не разработанными проблемы наказания. Поэтому аспирантка Н. Ш. Яшинова, к большому сожалению умершая в 1953 г., начала исследовать один из аспектов этой проблемы и в 1951 г. успешно защитила кандидатскую диссертацию на тему «Вопросы назначения наказания при совокупности преступлений по советскому уголовному праву» (научный руководитель проф. В. С. Трахтеров)[89].

Тема диссертации и сама проблема совокупности отличались для того периода новизной и большой актуальностью. Если не считать нескольких небольших журнальных статей, среди которых следует отметить ранее названную статью Г. И. Волкова и статью профессора МГУ Н. Д. Дурманова[90], то кроме соответствующих параграфов учебников в советской уголовно-правовой литературе вообще никто до того времени глубоко не занимался этими вопросами. Действующее в то время уголовное законодательство решало вопросы назначения наказания при совокупности преступлений неудовлетворительно, УК союзных республик имели различия в этой области, практика то и дело сталкивалась с затруднениями. Поэтому диссертация Н. Ш. Яшиновой явилась существенным вкладом в науку советского уголовного права.

Работа открывалась главой о самом понятии совокупности преступлений. При этом автор приходил к выводу, что совокупность преступлений - это понятие, обладающее лишь ему присущими признаками, что его следует отличать от смежных понятий, таких как сложные преступления, преступления, квалифицируемые по последствиям, от конкуренции законов, повторности. Здесь же автор выдвинул спорное с нашей точки зрения суждение, что следует отказаться от «идеальной совокупности» и считать совокупностью преступлений лишь так называемую реальную совокупность. Выяснив природу совокупности преступлений, Н. Ш. Яшинова затем рассмотрела основные принципы назначения наказания в советском уголовном праве, ибо именно этими принципами и определяются правила назначения наказания при совокупности преступлений. Основные принципы назначения наказания были исследованы диссертанткой в историческом плане путем анализа различных законодательных актов. Рассматривая затем общие начала назначения наказания в том плане, как они сейчас предусмотрены в ст. 32 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., Н. Ш. Яшинова большое внимание уделила принципу индивидуализации наказания. Третья глава работы освещает вопросы назначения наказания при совокупности преступлений. Автор, рассмотрев положения ст. 49 УК РСФСР 1926 г. и ст. 45 УК УССР 1927 г., показывает недостатки системы поглощения, которая была установлена этими кодексами, и обосновывает необходимость предварительного назначения наказания за каждое из преступлений, входящих в совокупность, а затем применения принципа полного или частичного сложения назначенных наказаний в пределах санкции статьи УК, предусматривающей ответственность за наиболее тяжкое из входящих в совокупность преступлений. Нельзя не отметить, что предложения Н. Ш. Яшиновой в том или ином плане нашли свое выражение в действующем сейчас законодательстве. В последней главе диссертации были исследованы вопросы назначения наказания при специальных видах совокупности преступлений, в частности, при совокупности приговоров. И здесь автор предлагал применение принципа сложения наказаний в пределах максимума данного вида наказания. Эти рекомендации были весьма полезны и потому, что в отличие от ст. 45 УК УССР 1927 г. ст. 49 УК РСФСР вообще не регулировала этого вопроса.

В диссертации была показана антинародная сущность карательной политики капиталистических государств путем анализа систем назначения наказания при совокупности преступлений по буржуазному уголовному законодательству.

В 1954 г. была защищена написанная В. В. Сташисом кандидатская диссертация на тему «Борьба со спекуляцией по советскому уголовному праву»[91] (научный руководитель В. С. Трахтеров). В те годы вопросы борьбы со спекуляцией являлись чрезвычайно актуальными, однако действующее тогда законодательство не отвечало потребностям борьбы с этим опасным преступлением, практика сталкивалась со многими затруднениями при применении ст. 107 УК РСФСР 1926 г. (ст. 127 УК УССР 1927 г.). А между тем, в советской науке уголовного права не было еще ни одной монографии, где бы исследовались эти вопросы. Именно на этот пробел обращалось внимание на совещании в ВИЮНе в 1953 г.[92] Диссертация В. В. Сташиса была одной из первых монографических работ, где всесторонне исследовалась проблема борьбы со спекуляцией. Эта диссертация, таким образом, была попыткой восполнить в значительной мере тот пробел, который существовал в области разработки вопросов борьбы против преступлений в торговле.

В первой главе диссертации был дан обстоятельный исторический очерк уголовноправовой борьбы со спекуляцией. Давая детальный анализ законодательства, практики его применения в отдельные периоды истории советского государства, автор показывает, что содержание понятия спекуляции не оставалось неизменным, напротив, оно изменялось в результате существенных преобразований в экономике и классовой структуре социалистического общества. Большое внимание уделено вопросам борьбы со спекуляцией в первые годы Советской власти, анализу состава спекуляции по УК 1922 г. и по Закону от 22 августа 1932 г. «О борьбе со спекуляцией».

Большой интерес представляет следующая глава диссертации, где рассматриваются объект и предмет спекуляции. Выяснение в те годы родового объекта спекуляции было важно потому, что в отличие от УК УССР, который помещал спекуляцию в главу о хозяйственных преступлениях, УК РСФСР относил спекуляцию к иным преступлениям против порядка управления. Показав, что родовым объектом спекуляции является социалистическая система хозяйства, диссертант затем приходит к выводу, что непосредственным объектом этого преступления являются основы советской торговли и интересы советского потребителя. Такое понимание непосредственного объекта спекуляции характеризует особую повышенную степень общественной опасности данного преступления. Подвергнув анализу неудачную обрисовку в законе предмета спекуляции, которым признавались «продукты сельского хозяйства и предметы массового потребления», детально исследовав судебную практику, автор сделал чрезвычайно важный и обоснованный вывод, что предметом спекуляции может быть любой товар, любой предмет. В настоящее время это положение является общепризнанным как в теории, так и в законодательстве, которое предметом данного преступления считает любой «товар или иной предмет» (ст. 154 УК РСФСР 1960 г., ст. 154 УК УССР 1960 г.).

Переходя в третьей главе к анализу объективной стороны, автор показывает, что характеристика этого преступления как скупки и перепродажи товаров и иных предметов наиболее полно отражает сущность спекуляции. Важнейший теоретический вывод автора заключается в том, что отсутствие скупки как признака объективной стороны исключает состав спекуляции, в то время как отсутствие перепродажи при наличии скупки в этих целях образует собой покушение на спекуляцию. Интересными здесь являются социологические изыскания автора, анализирующего различные способы совершения спекулятивных действий: покупка товаров для обмена их на другие товары в целях наживы, перепродажа спекулянтами товаров через предприятия государственной и кооперативной торговли, разъездная торговля спекулянтов, переотправка товаров почтовыми посылками, продажа с «плеча», продажа товаров через третьих лиц, продажа знакомым, изменение вида и качества скупленного товара перед его реализацией и т. п.

Характеризуя в главе четвертой работы субъект спекуляции, автор подвергает критике положения ст. 107 УК РСФСР (ст. 127 УК УССР), согласно которой субъектом этого преступления могло быть лишь частное лицо. Диссертант приходит к выводу, который сейчас является общепризнанным, что субъектом этого преступления могут быть и должностные лица, виновные обычно в этом случае не только в спекуляции, но и в злоупотреблении служебным положением. В этой же главе давалась социальнополитическая характеристика субъекта спекуляции.

Вскрывая характер субъективной стороны спекуляции, В. В. Сташис сделал весьма важный вывод, имеющий существенное значение для практики. Для состава спекуляции необходимо установить - и это сейчас никем не подвергается сомнению, что цель наживы, которую преследует спекулянт, должна иметь место уже при самой скупке товаров.

Подвергая в последней главе работы рассмотрению вопросы применения наказания за спекуляцию, автор считал необходимым дополнить ответственность за спекуляцию такими отягчающими обстоятельствами, как совершение спекуляции в крупных размерах или повторно. Эти соображения диссертанта в какой-то степени учтены в действующем ныне законодательстве, считающем занятие спекуляцией в виде промысла или в крупных размерах квалифицирующими обстоятельствами данного преступления.

В 1954 г. была завершена, а в 1955 г. защищена кандидатская диссертация Е. Е. Некрасовой на тему «Ответственность за халатное отношение к службе по советскому уголовному праву» (научный руководитель Д. Н. Розенберг). В свете Указа от 27 марта 1953 г. о необходимости пересмотра законодательства о должностных преступлениях в целях ограничения круга преступных деяний и смягчения за них ответственности тема работы выглядела весьма актуальной.

Рассмотрев вопрос об ответственности за халатность в истории советского уголовного права, диссертантка основное свое внимание сосредоточила на анализе состава преступления и предложениях по совершенствованию действующего уголовного законодательст ва.

Полезными, не утратившими своего значения и в настоящее время, являются выводы автора о тех условиях, которые дают основания для привлечения к ответственности за должностную халатность.

Большое внимание уделяется отграничению уголовно наказуемой халатности от дисциплинарного проступка, причем автор считает, что в основу этого ограничения должна быть положена степень общественной опасности деяния и деятеля, определяющаяся совокупностью ряда признаков: характером и серьезностью самого нарушения, его последствиями, степенью вины и обстоятельствами, характеризующими личность виновного.

Окончательные выводы, к которым приходит диссертант, сводятся к тому, что уголовная ответственность за халатность должна быть установлена лишь в тех случаях, когда халатность причинила или могла причинить тяжкие последствия, что нет надобности в новом законодательстве дифференцировать ответственность за это преступление, в зависимости от видов халатности, как это установлено в УК РСФСР 1926 г. и УК УССР 1927 г.

Эти выводы диссертации в значительной степени нашли свое отражение в действующей ныне законодательной обрисовке состава халатности (ст. 172 УК РСФСР, ст. 167 УК УССР).

В том же 1955 г. была защищена кандидатская диссертация Л. Н. Сугачевым на тему «Ответственность за оскорбление по советскому уголовному праву»[93] (научный руководитель В. С. Трахтеров). Данная диссертация явилась первым монографическим исследованием указанной темы и до настоящего времени остается единственной работой, где всесторонне освещены теоретические и практические вопросы ответственности за оскорбление.

Выясняя вопрос об объекте оскорбления - как достоинстве личности советского гражданина в смысле моральных качеств советского человека - автор связывает этот вопрос с нормами коммунистической нравственности, требующими взаимоуважения граждан в их отношениях друг к другу. Трактуя объект оскорбления как достоинство личности вне зависимости от такого дальнейшего условия, как восприятие оскорбления потерпевшим, автор правильно решает вопрос о наказуемости заочного оскорбления, а равно оскорбления малолетних, душевнобольных и лиц, находящихся в бессознательном состоянии.

Обрисовывая объективную сторону оскорбления как неприличное по форме обхождение с другим человеком, автор правильно указывает, что это определение не только содержит указание на фактические признаки, присущие объективной стороне оскорбления, но и раскрывает социально-политическое содержание - общественную опасность (противоправность) - данного деяния. Здесь же анализируются виды оскорбления (словесное, письменное и действием), дается анализ действовавшего в то время законодательства союзных республик об ответственности за оскорбление, проводится разграничение оскорбления от клеветы и от оскорбления представителя власти.

Характеризуя в третьей главе диссертации субъект оскорбления, автор останавливается на вопросах возраста ответственности, а в главе четвертой, анализируя субъективную сторону оскорбления делает вывод, что оскорбление возможно лишь при наличии прямого умысла. Автор раскрывает интеллектуальный и волевой признаки умысла при различных видах оскорбления и подвергает критике взгляд, согласно которому возможно совершение оскорбления с косвенным умыслом. Здесь же анализируются мотивы оскорбления, хотя и не влияющие на квалификацию преступления, но учитываемые при назначении наказания. Интересны и соображения автора о совершении оскорбления в состоянии сильного душевного волнения, а также о тлетворном влиянии алкоголя на возникновение мотивов, побуждающих совершать оскорбления.

Детальному анализу подвергает автор вопросы назначения наказания за оскорбление. Здесь в свете основных начал назначения наказания рассматриваются вопросы индивидуализации наказания, учета как смягчающих, так и отягчающих обстоятельств. Затем автором сделан важный для того периода времени вывод о необходимости активизации деятельности товарищеских судов по рассмотрению дел об оскорблениях и других неурядицах бытового характера. Большое внимание уделяет автор воспитательному воздействию самого порядка рассмотрения уголовных дел об оскорблениях, показывая, что этот порядок оказывает большое влияние на формирование коммунистических общественных отношений в нашем обществе.

Диссертация Л. Н. Сугачева заканчивается рядом рекомендаций по совершенствованию и изменению действующего тогда законодательства. Ряд рекомендаций автора о необходимости альтернативных санкций за оскорбление, о выделении квалифицированных видов оскорбления восприняты некоторыми из ныне действующих УК союзных респуб лик.

В 1955 г. была завершена, а в 1956 г. защищена кандидатская диссертация К. И. Удалых, работающего в то время на кафедре уголовного права, на тему «Уголовная ответственность по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан «за разбой» (научный руководитель Д. Н. Розенберг).

К этому времени накопилась достаточная судебная практика по применению Указа от 4 июня 1947 г., нуждались в теоретической разработке вопросы ответственности за разбой как за весьма опасное преступление против личной собственности граждан. Этой актуальной проблеме и посвятил свою диссертационную работу К. И. Удалых[94].

После краткого исторического очерка в диссертации дается анализ состава разбоя. Автор стоит на правильных позициях, рассматривая разбой как преступление, имеющее два непосредственных объекта - общественные отношения личной собственности и личность гражданина, что показывает высокую степень общественной опасности данного преступления. Имущество, как материальное выражение собственности, рассматривается автором в качестве предмета преступного посягательства.

Детальному анализу подвергается вопрос об объективной стороне разбоя, дается характеристика нападения, насилия как средства завладения или удержания имущества, и особенно много внимания уделяется характеристике угрозы как одного из видов насилия при разбое.

Субъект разбоя подвергается рассмотрению не столько с точки зрения юридических его признаков (возраст, вменяемость), сколько с точки зрения социальнополитических признаков личности преступника.

Анализ субъективной стороны разбоя завершает рассмотрение вопросов состава этого преступления.

Освещая вопрос о видах разбоя, автор подвергает исследованию отягчающие разбой обстоятельства и в частности такие из них, как совершение разбоя организованной группой (шайкой) и повторность.

Одна из глав диссертации, имеющая большое теоретическое и практическое значение, посвящается разграничению разбоя с другими смежными составами. Автор выясняет вопросы отграничения разбоя от кражи, от самоуправства, от вымогательства, от корыстного убийства и от бандитизма.

Завершается диссертация главой, в которой рассматриваются вопросы наказания за разбой.

Кандидатские диссертации Н. Ф. Яшиновой, В. В. Сташиса, Е. Е. Некрасовой, Л. Н. Сугачева, К. И. Удалых были написаны еще до принятия Основ уголовного законодательства 1958 г. и ныне действующих УК союзных республик. Эти диссертационные работы являлись определенным вкладом в развитие науки советского уголовного права. Теоретические и практические рекомендации, содержащиеся в этих работах, в ряде случаев нашли свое отражение и в новом, ныне действующем уголовном законодательстве.

Остальные защищенные на кафедре диссертации были уже написаны после вступления в силу УК союзных республик 1959-1961 гг. В качестве научных руководителей этих работ уже выступило второе поколение харьковских криминалистов: В. В. Сташис - с 1956 г. заведующий кафедрой уголовного права, Л. Н. Сугачев, ставший с 1966 г. заведующим кафедрой криминологии и исправительно-трудового права, М. И. Бажанов, защитивший в 1967 г. докторскую диссертацию на тему «Законность и обоснованность основных судебных актов в советском уголовном судопроизводстве».

Анализ написанных под руководством этих товарищей кандидатских диссертаций будет дан ниже, сейчас же остановимся на деятельности кафедры по участию в кодификации уголовного законодательства в 1958-1960 гг. и проведенных ею мероприятиях по оказанию помощи практическим учреждениям по применению УК УССР 1960 г.

§ 10

В связи с подготовкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и опубликованием их проекта кафедра уголовного права посвятила в 1958 г. несколько заседаний обсуждению этого проекта и направила свои развернутые замечания и предложения в Верховный Совет СССР.

Еще в 1957 г. в институте была проведена научная конференция по вопросам кодификации советского законодательства, на которой В. С. Трахтеров выступил с докладом «О кодификации Общей части советского уголовного законодательства»[95]. Этот доклад затем послужил основой для обстоятельной статьи «Кодификация обшей части советского уголовного законодательства»[96]. В этих работах рассматривались вопросы о системе Общей части, формулировании в ней задач уголовного законодательства, определении преступления, отказа от аналогии, формулировании оснований уголовной ответственности, возрасте ответственности, необходимой обороне, соучастии, задачах наказания, его видах, назначении наказания по совокупности преступлений, давности. На основе этого рассмотрения делались предложения о регламентации этих вопросов в будущих Основах и УК.

После принятия 25 декабря 1958 г. второй сессией Верховного Совета СССР пятого созыва Основ уголовного законодательства, Законов об уголовной ответственности за государственные и воинские преступления в УССР, как и в других союзных республиках, развернулась напряженная и интенсивная работа по подготовке Уголовного Кодекса. Все члены кафедры принимали активное участие в обсуждении проекта УК УССР, а заведующий кафедрой В. В. Сташис как член правительственной комиссии по подготовке этого законодательного акта был приглашен на заседание сессии Верховного Совета УССР, где 28 декабря 1960 г. был принят Уголовный Кодекс Украинской ССР, действующий и сейчас с необходимыми изменениями и дополнениями.

В течение трех месяцев с момента принятия и до вступления 1 апреля 1961 г. в силу УК УССР кафедра уголовного права провела большую работу по разъяснению положений нового уголовного кодекса.

Члены кафедры за этот короткий период прочитали более двухсот лекций практическим работникам г. Харькова и других городов республики. Причем В. В. Сташис, Л. Н. Сугачев и М. И. Бажанов неоднократно выезжали для чтения таких лекций в г. Донецк, Луганск, Днепропетровск, Запорожье, Кировоград, Полтаву и Сумы. В этих лекциях, на которых присутствовали работники суда, прокуратуры, МВД и адвокатуры, были разъяснены все те новые положения, которые содержались в УК УССР 1960 г. За эту свою работу кафедра уголовного права не раз получала благодарности от руководства соответствующих ведомств.

После принятия УК УССР кафедра продолжает вести серьезную работу по разъяснению действующего уголовного законодательства. Эта работа ведется по нескольким направлениям:

а) дача заключений на проекты постановлений Пленума Верховного суда СССР, Пленумов Верховных судов Украинской и Молдавской ССР;

б) участие в качестве членов Научно-консультативного совета при Верховном суде УССР (В. В. Сташис и М. И. Бажанов) и консультативно-методического совета при Харьковском областном суде (З. Г. Корчева);

в) дача письменных консультаций по запросам практических работников, так, например, за 1968 г. было дано более 60 таких консультаций;

г) проведение обобщений судебной и прокурорской практики в соответствии с договорами, заключаемыми институтом с судебными и прокурорскими органами;

д) проведение лекционной и консультационной работы на Харьковских всесоюзных курсах Прокуратуры СССР (начиная с 1947 г.);

е) научное комментирование действующего уголовного законодательства.

Кафедра придает большое значение научному комментированию уголовного законодательства и сделала в этой области не мало.

Так, уже в 1961 г. появилась статья В. В. Сташиса «Передача на поруки и некоторые вопросы советского уголовного права», в основу которой был положен доклад, сделанный на республиканской конференции, где приняли участие представители партийных, комсомольских и профсоюзных органов, научные работники, работники суда, прокуратуры, МВД, командиры добровольных народных дружин, председатели товарищеских судов[97]. В этой статье был дан, по существу впервые в советской юридической литературе, теоретический анализ института передачи на поруки, выяснены природа и характер деяний, которые могут влечь за собой передачу на поруки, подвергнуты критике взгляды, связанные с попыткой изменить само понятие преступления в советском уголовном праве.

В 1962 г. Л. Н. Сугачев опубликовал большую статью «О преступлениях против жизни по новому уголовному кодексу УССР»[98], в которой был дан анализ норм УК 1960 г., устанавливающих ответственность за убийство и за угрозу совершить убийство. В этой статье научные положения, развиваемые автором, сочетаются с рядом полезных рекомендаций по применению нового кодекса. В 1964 г. Л. Н. Сугачев написал научнопрактический комментарий к ст. 101 УК УССР, которая устанавливает ответственность за умышленное тяжкое телесное повреждение[99].

В связи с тем, что с момента своего принятия и до 1967 г. УК УССР подвергся некоторым изменениям и дополнениям, В. В. Сташис и М. И. Бажанов издали научно-практический комментарий ко всем статьям УК УССР, которые были изменены или которыми УК был дополнен за этот период[100]. В 1968 г. М. И. Бажанов напечатал статью «О мотивировке квалификации преступления и меры наказания в судебном приговоре»[101].

Наконец, В. В. Сташис, Л. Н. Сугачев и М. И. Бажанов являются соавторами Научнопрактического Комментария к Уголовному Кодексу УССР, изданному Укрполитизда- том в 1969 г.[102] Как известно, комментарии к УК УССР были последний раз изданы в 1928-1929 гг., т. е. 40 лет назад. Именно поэтому кафедра считает для себя большой честью участвовать в комментировании УК УССР 1960 г. В этом издании В. В. Сташисом прокомментированы ст. 147-163 (Хозяйственные преступления) и ст. 187-191 УК УССР (Преступления против порядка управления); Л. Н. Сугачевым - ст. 93-131 УК УССР (Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности); М. И. Ба- жановым - ст. 192-205 УК УССР (Преступления против порядка управления). По нашему глубокому убеждению, указанный комментарий безусловно должен оказать благотворное влияние на единообразное понимание и применение уголовных законов на территории УССР.

§ 11

Перейдем теперь к анализу тех диссертационных работ, которые были подготовлены на кафедре и защищены уже после более или менее продолжительного времени действия Основ и УК союзных республик 1959-1961 гг.

С 1963 г. по 1969 г. на кафедре подготовлено и защищено 7 кандидатских диссертаций З. Г. Корчевой, И. Н. Даньшиным, Л. Е. Орлом, А. П. Копейченко, Л. Н. Криво- ченко, В. А. Ломако, А. А. Пинаевым.

Для этих диссертаций характерно то, что они проводят глубокий научный анализ действующего законодательства и практики его применения, содержат предложения по совершенствованию этого законодательства, ставят и разрешают вопросы криминологического плана, а именно, о причинах и условиях совершения преступлений и о мерах по предупреждению правонарушений в нашей стране.

В 1963 г. З. Г. Корчева защитила диссертацию на тему «Уголовная ответственность за нарушение правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного транспорта»[103]. Если до принятия Закона об уголовной ответственности за государственные преступления от 25 декабря 1958 г. вопросам ответственности за преступления на железнодорожном транспорте был посвящен ряд работ (монография Н. С. Алексеева, диссертации М. А. Шнейдера и Даниельбека), то после кодификации 1958-1961 гг. монографическое исследование, предпринятое З. Г. Корчевой, было первой попыткой осветить проблемы, возникающие с применением ст. 85 УК РСФСР (ст. 77 УК УССР).

Автор не ограничивается обстоятельным анализом состава преступления, но и, что весьма важно, исследует причины и условия, способствующие совершению преступлений на железнодорожном транспорте и предлагает ряд мер по предупреждению этих преступлений.

После краткого исторического очерка автор выясняет природу родового и непосредственного объекта преступления, предусмотренного ст. 77 УК. Указывая, что родовым объектом этого преступления являются основы хозяйственной мощи Союза ССР, З. Г. Корчева выдвигает идею о двух непосредственных объектах, считая ими трудовую дисциплину и правильную, нормальную работу транспорта по организации движения поездов. Именно такой подход к решению вопроса о непосредственном объекте дает возможность затем автору раскрыть содержание всех других элементов состава данного преступления, так как наличие двух непосредственных объектов оказывает влияние на характеристику объективной стороны преступления, определяет содержание его субъективной стороны и характеристику субъекта преступления.

Характеризуя объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 77 УК УССР, диссертантка подробно исследует ее элементы: само деяние, его последствия и причинную связь между этим деянием и наступившими последствиями. Здесь интересны соображения автора о характере такого последствия, как создание нарушением трудовой дисциплины угрозы безопасности движения и эксплуатации транспорта. В главе о субъективной стороне деяния выдвигается и подробно обосновывается позиция о наличии в исследуемом составе «двойной», «сложной» формы вины, т. е. установление определенной формы вины отдельно к самому деянию и отдельно к его последствиям. Затем автор дает анализ признаков специального субъекта преступлений, относя к нему лишь такого работника транспорта, на которого возложены обязанности по соблюдению трудовой дисциплины и обеспечения правильности и безопасности движения поездов. Диссертация завершается рассмотрением вопроса о применении наказания, мер общественного воздействия и других мер предупреждения преступлений на железнодорожном транспорте.

В 1965 г. представил и успешно защитил кандидатскую диссертацию И. Н. Даньшин на тему «Хулиганство и меры по ликвидации его в СССР»[104] (научный руководитель -

В.              В. Сташис). Актуальность разработки этой темы не вызывает сомнений не только потому, что хулиганство является одним из тяжких и распространенных преступлений, но и потому, что регламентация ответственности за хулиганство в УК союзных республик не могла удовлетворить запросы практики. Именно поэтому, как известно, 26 июля 1966 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении ответственности за хулиганство». Диссертация И. Н. Даньшина была характерна и тем, что в ней был дан социологический анализ хулиганства, исследованы причины и условия его совершения, разработаны предложения по его предупреждению, использованы приемы анкетирования и статистической обработки материалов судебной практики.

Давая социологический анализ хулиганства, автор приходит к единственно правильному выводу о том, что хулиганство является неизбежным спутником общественного строя, основанного на частной собственности, эксплуатации человека человеком, на социальном и национальном неравенстве. В условиях капитализма, говорит автор, невозможно не только искоренить хулиганство, но даже значительно сократить количество его проявлений. Анализируя затем причины хулиганства в СССР, И. Н. Даньшин показывает, что в качестве таких общих причин выступают пережитки прошлого в сознании некоторых советских людей и враждебная деятельность и вредное растлевающее влияние капиталистического мира. В качестве же непосредственных причин и условий, способствовавших совершению хулиганства, автор называет отдельные недостатки и ошибки в культурно-воспитательной работе среди трудящихся и особенно среди молодежи; случаи неустройства быта и плохой организации отдыха и досуга населения; оторванность от трудовой деятельности, общественной жизни и тунеядства; пьянство и алкоголизм; в ряде случаев определенные недостатки психики субъекта; конфликты, недоразумения и неурядицы в семейно-брачных отношениях граждан; недостатки и ошибки в работе некоторых государственных органов и общественных организаций, ведущих борьбу с хулиганством; терпимость, равнодушие и безучастное отношение со стороны отдельных граждан к фактам хулиганства и т. д.

Надо отметить, что социологический анализ хулиганства, попытка осветить его причины и условия, способствовавшие совершению этого преступления, были предприняты автором одним из первых в советской криминологической литературе 60-х годов.

Обстоятельно разработан автором и вопрос о составе хулиганства. Основные положения этого раздела диссертации сводятся к выводам, что хулиганство - это преступление с двумя объектами, основным из которых является общественный порядок и дополнительными (факультативными) - личность, социалистическая и личная собственность.

Интересны затем классификации видов хулиганства по способу его совершения, проведенные автором в криминологическом плане. Большое внимание при анализе субъективной стороны хулиганства уделено выяснению характера мотивов этого преступления, причем автор приходит к выводу о сложном характере мотива, к наличию в этом составе множества отдельных мотивов, действовавших в определенном сочетании.

Рассмотрев затем виды хулиганства, автор большое внимание уделяет вопросам квалификации хулиганства по совокупности с другими преступлениями, приходя к правильному решению вопроса, что если хулиганские действия проявились в совершении более тяжкого преступления (например, поджоге имущества, причинении тяжких телесных повреждений) все совершенное должно быть квалифицировано по правилам идеальной совокупности преступлений.

Значительное место в этом разделе отводится разграничению хулиганства со смежными составами, т. е. чрезвычайно сложному и важному для практики вопросу.

В заключительной, четвертой главе диссертации, дается обстоятельный анализ мер по искоренению и ликвидации хулиганства в СССР. Различая общие и специальные меры предупреждения хулиганства, автор дает их характеристику, устанавливает соотношение между ними, рассматривает порядок и методику разработки специальных мер и их исполнение. Здесь же анализируется практика применения наказания за хулиганство, практика мер административного и общественного воздействия, рассматриваются формы участия общественности в борьбе с хулиганством.

Основной вывод автора диссертации сводится к тому, что в нашей стране созданы объективные материально-политические предпосылки для ликвидации хулиганства. Для превращения этих возможностей в действительность громадная роль принадлежит субъективному фактору - активной деятельности как государственных органов, так и общественности по борьбе за ликвидацию хулиганства.

В 1966 г. была завершена, а в 1967 г. защищена кандидатская диссертация Л. Е. Орлом на тему «Условно-досрочное освобождение от лишения свободы по советскому уголовному праву»[105] (научный руководитель - М. И. Бажанов). Актуальность разработки этого вопроса прямо вытекает из указаний В. И. Ленина о воспитательном значении условно-досрочного освобождения и тех положений, которые содержатся в июльском (1966 г.) постановлении ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР о мерах но усилению борьбы с преступностью (см. газета «Правда» от 27 июля 1966 г.). Необходимость совершенствования законодательства об условно-досрочном освобождении, спорность многих научных положений в этой области, затруднения практики - все это обусловило выбор данной темы и направленность ее разработки.

Диссертация открывается главой, в которой выясняется сущность и значение условно-досрочного освобождения от лишения свободы. Сущность данного института раскрывается диссертантом путем детального анализа действующего законодательства, при этом автор критикует как мнение, согласно которому условно-досрочное освобождение по своей правовой природе является заключительной стадией отбывания лишения свободы, так и мнение, что оно представляет собой лишь субъективное право осужденного. Выясняя затем значение этого института, автор подчеркивает, что он способствует дальнейшей конкретизации принципа индивидуализации наказания в соответствии со степенью вины и общественной опасности личности преступника, убеждает последнего, что государство не мстит ему за содеянное, а преследует цель его исправления. Условно-досрочное освобождение является одним из выражений социалистического гуманизма в области карательной политики советского государства.

Автор выясняет классовую природу института условно-досрочного освобождения от наказания в буржуазном законодательстве, показывая реакционную сущность этого института на примерах законодательства США и царской России.

В главе второй и третьей анализируются предпосылки и основания условнодосрочного освобождения и само применение этого института на практике. В этих главах содержится ряд предложений по изменению действующего законодательства. В частности, предлагается установить в Основах уголовного законодательства единое понятие тяжкого преступления, определить минимальный срок наказания, которое должно быть обязательно отбыто осужденным, например, 6 месяцев или 1 год для лиц, осужденных за не тяжкие преступления, 2 или 3 года для лиц, отбывающих наказание за тяжкие преступления, и др.

В последней главе диссертации детально рассматриваются последствия условнодосрочного освобождения от лишения свободы. Анализируя все возможные исходы условно-досрочного освобождения, автор рассматривает понятия однородного и не менее тяжкого преступления и ввиду их недостаточной определенности предлагает исключить эти понятия из действующего законодательства, установив, что отмену условно-досрочного освобождения должно влечь совершение условно-досрочно освобожденным умышленного преступления, за которое виновное лицо осуждено к лишению свободы. Делаются также предложения по совершенствованию ст. 36 Основ уголовного законодательства, которая определяет порядок назначения наказания при совокупности приговоров.

Сделанные в диссертации рекомендации могут оказать существенную помощь в ведущейся сейчас работе по совершенствованию условно-досрочного освобождения в советском уголовном законодательстве.

В 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию А. П. Копейченко на тему «Борьба с нарушениями правил безопасности движения и эксплуатации автотранспорта в СССР» (научный руководитель - Л. Н. Сугачев)[106]. Актуальность этой проблемы объясняется не только необходимостью усиления борьбы с данными преступлениями, разработки мер по предупреждению автотранспортных происшествий, а и тем, что законодательство в этой области требовало своего изменения и дополнения. Эти изменения и дополнения, как известно, были внесены в УК союзных республик в 1968 г. Некоторые из рекомендаций автора в этом плане нашли свое закрепление в измененном и дополненном законодательстве об ответственности за автотранспортные преступления.

Рассмотрев в главе первой работы понятие и виды преступлений на автомототранспорте, автор путем анализа УК союзных республик приходит к выводу об унификации ответственности за эти преступления на территории всего СССР и о выделении в УК всех союзных республик главы «Транспортные преступления».

Причинам и условиям, способствовавшим совершению преступлений на автомототранспорте, посвящена следующая глава работы. Здесь сделано обстоятельное криминологическое изучение автотранспортных преступлений, причем на основе статистических данных делаются выводы о конкретных причинах и условиях, благоприятствующих этим правонарушениям.

Большое внимание уделяет автор анализу состава автотранспортных преступлений. При этом, признавая, что непосредственным объектом данных преступлений является безопасность движения и эксплуатации автотранспортных средств в сфере их движения и эксплуатации, диссертант затем подвергает анализу характер объективной и субъективной стороны этих преступлений, причем уделяется много внимания рассмотрению вопроса о двойной форме вины, которую необходимо устанавливать как в отношении деяния, так и его последствий. Говоря о субъекте преступления, автор не ограничивается характеристикой юридических его признаков, а дает криминологический анализ личности этих правонарушителей.

Диссертация завершается главой о мерах борьбы с нарушениями правил безопасности движения и эксплуатации автомототранспорта. Здесь главное внимание сосредоточивается на специальных мерах предупреждения автотранспортных происшествий.

В том же 1967 г. была защищена диссертация Л. Н. Кривоченко на тему «Борьба с преступностью несовершеннолетних по советскому уголовному праву»[107] (научный руководитель - В. В. Сташис).

Проблема борьбы с преступностью несовершеннолетних является весьма актуальной. Являясь проблемой сложной и многогранной, она, несмотря на большое количество научных работ, все еще требует своих исследователей. Вот почему обращение диссертантки к этой проблеме следует признать совершенно обоснованным.

Диссертация открывается обстоятельным историческим очерком законодательства по борьбе с преступностью несовершеннолетних. Подвергнув исследованию основные законодательные акты в этой области, автор приходит к правильному выводу, что главное внимание в разрешении проблемы борьбы с преступностью несовершеннолетних уделялось мероприятиям по предупреждению правонарушений, по созданию нормальных условий жизни и воспитания детей, основным средством воздействия на подростков, совершивших преступления на протяжении всей истории советского права, несмотря на определенные различия в законодательстве, являлись меры воспитательного характера. Уголовное наказание выступает не как главное, а лишь как вспомогательное средство борьбы с преступностью несовершеннолетних и применяется только тогда, когда меры воспитательного характера применять нецелесообразно.

В главе второй диссертантка подвергает исследованию вопрос о причинах и условиях, способствовавших совершению преступлений несовершеннолетними правонарушителями; делается попытка классифицировать эти причины и условия, показывается их специфика, определяемая состоянием преступности несовершеннолетних и особым влиянием возрастных психологических особенностей личности подростков.

Следующая глава диссертации освещает проблемы возраста как одного из признаков состава преступления. Возрастные особенности несовершеннолетних рассматриваются в диссертации, во-первых, как критерий для определения низшего возрастного предела уголовной ответственности, и, во-вторых, как обстоятельства, определяющие характер, содержание самой ответственности.

В главе четвертой работы диссертантка анализирует все вопросы, связанные с применением наказания, освобождением от наказания и применением принудительных мер воспитательного воздействия к несовершеннолетним. В этой главе большое внимание уделено замене мер наказания мерами воспитательного и общественного воздействия, которые применяются к подросткам; выясняются обстоятельства, дающие возможность индивидуализировать меру ответственности правонарушителя. Уделяется внимание применению условного осуждения к несовершеннолетним и их досрочному освобождению от наказания.

Последняя глава работы имеет своим содержанием анализ других мер предупреждения преступности несовершеннолетних. Здесь на основе Примерного положения о комиссиях по делам несовершеннолетних выясняются вопросы, связанные с практикой деятельности этих комиссий, рассматриваются другие меры по предупреждению юношеской преступности в СССР. В частности, автор предлагает установить в УК УССР уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетних в пьянство, дополнив соответствующим образом ст. 208 УК УССР.

В 1969 г. защищены две кандидатские диссертации аспирантами кафедры В. А. Ломако (научный руководитель - В. В. Сташис) и А. А. Пинаевым (научный руководитель - Л. Н. Сугачев).

В диссертации В. А. Ломако «Условное осуждение по советскому уголовному праву и эффективность его применения»[108] рассматриваются основные аспекты данной проблемы. В кратком очерке развития института условного осуждения, которым открывается работа, прослеживаются тенденции совершенствования норм уголовного законодательства, регулирующих применение условного осуждения. Здесь подчеркивается, что условное осуждение впервые в советском праве было законодательно закреплено в Декрете от 4 января 1918 г. «О введении народного суда», который был принят первым правительством Советской Украины. Во второй главе диссертации, где вскрывается правовая природа условного осуждения, автор приходит к выводу, что оно представляет собой особый порядок применения судом назначенного им наказания.

Этот особый порядок состоит в том, что вопрос о применении назначенного наказания решается судом в зависимости от соблюдения или несоблюдения указанных в законе условий, причем реальное применение этого наказания возможно лишь в случае совершения виновным нового преступления и осуждения его за это преступление. По существу, впервые в литературе выясняются особенности достижения цели наказания при условном осуждении. В третьей главе рассматриваются основания условного осуждения, а в главе четвертой - применение условного осуждения по действующему праву. Здесь автор вносит ряд предложений по совершенствованию законодательства. В частности, им обосновывается необходимость применения условного осуждения при назначении такого наказания, как направление военнослужащего в дисциплинарный батальон, возможность сочетания условного осуждения с такими дополнительными наказаниями, как лишение права занимать определенные должности и заниматься определенной деятельностью, увольнение от должности, возложение обязанности загладить причиненный вред, специальная конфискация имущества. Вносится предложение о закреплении в законе более серьезных требований, которые следует предъявить к условно осужденному, а также возможность отмены условного осуждения не только в случае совершения им любого нового преступления, но тогда, когда в течение испытательного срока виновный не приобщается к труду, грубо нарушает правила общежития, показывает явное нежелание исправить свое поведение. Пятая глава диссертации показывает роль суда и общественности в исправлении и перевоспитании условно осужденных и содержит ряд полезных рекомендаций по совершенствованию и усилению эффективности этого института.

В диссертации А. А. Пинаева «Ответственность за хищение государственного и общественного имущества путем мошенничества»[109] исследуются уголовно-правовые методы борьбы с этой опасной формой хищения. В первых четырех главах работы выясняются признаки состава хищения путем мошенничества. Исходя из понимания хищения как незаконного обращения государственного или общественного имущества виновным в свою или третьих лиц пользу способом, указанным в законе, автор анализирует вопросы объекта и предмета мошеннических посягательств, исследует их объективную и субъективную сторону, а равно рассматривает признаки, характеризующие субъект этого преступления. Понимая под непосредственным объектом мошенничества отношения социалистической собственности, автор показывает необходимость выделения предмета хищения, что в ряде случаев влияет на правильность квалификации деяния. Анализируя объективную сторону мошенничества, А. А. Пинаев приходит к выводу, что состав этого преступления имеется и в случаях, когда имущество до завладения находилось во владении или пользовании виновного. Здесь хищение совершается путем злоупотребления доверием, которое автор рассматривает не как вид обмана, а как самостоятельный способ совершения данного преступления.

После рассмотрения состава хищения путем мошенничества, автор анализирует его виды как по размеру хищения, так и при таких отягчающих обстоятельствах, как повторность, совершение мошенничества по предварительному сговору группой лиц и особо опасным рецидивистом. В диссертации отстаивается мнение, что решающим признаком, определяющим степень общественной опасности хищений, является их размер, т. е. тот положительный материальный ущерб, который они причиняют государству или общественной организации. При трактовке такого отягчающего обстоятельства, как совершение хищения путем мошенничества по предварительному сговору группой лиц, указывается, что оно имеет место как при соисполнительстве, так и при распределении ролей между соучастниками.

В главе шестой диссертации исследуется проблема причин и условий, способствующих совершению мошеннических посягательств на социалистическую собственность. Криминологические исследования, результаты которых приводятся в диссертации, дали возможность показать, какие именно непосредственные причины и условия приводят к совершению указанных преступлений. К ним автор, в частности, относит безответственное отношение к охране социалистического имущества, отсутствие должной осмотрительности со стороны должностных лиц, отсутствие должной охраны документов, несовершенство системы продажи товаров в кредит и др. В последней седьмой главе предлагаются меры по предупреждению мошеннических хищений государственного и общественного имущества. Говоря о специальных мерах предупреждения, автор анализирует применение наказания, роль общественности, выдвигает соображения о методах охраны документов и о других мерах, предупреждающих данные преступ ные посягательства.

§ 12

Педагогическому процессу сразу же после начала занятий в 1944 г. кафедра уголовного права уделяла очень большое внимание. Учебно-методическая работа продолжает оставаться и сейчас в центре внимания кафедры. Курсы Общей и Особенной части читали сразу же после войны профессора В. С. Трахтеров и М. М. Гродзинский, доцент Д. Н. Розенберг. В конце пятидесятых годов и до настоящего времени лекционные курсы читаются ведущими членами кафедры В. В. Сташисом, Л. Н. Сугачевым, М. И. Бажановым, З. Г. Корчевой, Л. Н. Кривоченко. На заседаниях кафедры систематически обсуждались и обсуждаются ход занятий, подготавливаются необходимые методические материалы, рассматриваются итоги экзаменационных сессий, работа кабинета и научного студенческого кружка.

Особенно активизировалась учебно-методическая работа за последние годы. Эта активизация стала возможной в связи с предоставлением кафедре возможности публиковать методические материалы и конспекты лекций.

Так, кафедрой были изданы в 1964 г. «Учебное пособие для практических занятий по Особенной части советского уголовного права» (составители В. В. Сташис, Л. Н. Су- гачев, М. И. Бажанов); в 1965 г. «Сборник задач для практических занятий по Общей части советского уголовного права» (составители те же) и в 1966 г. «Задания по Особенной части советского уголовного права» (составители те же). Кафедра приняла участие в подготовке методических указаний по производственной практике студентов дневного факультета, изданных институтом в 1968 г.

Большое значение для улучшения учебного процесса и в особенности для студентов- заочников имеют издаваемые кафедрой конспекты лекций. В течение 1965-1966 гг. членами кафедры издано семь таких конспектов.

По Общей части - это конспекты лекций проф. В. С. Трахтерова «Вменяемость по советскому уголовному праву»; Л. Н. Кривоченко «Борьба за ликвидацию преступности среди несовершеннолетних в СССР»; Л. Е. Орла «Условно-досрочное освобождение от лишения свободы по советскому уголовному праву».

По Особенной части уголовного права это конспекты лекций: З. Г. Корчевой «Ответственность за транспортные преступления (ст. 77 УК УССР)»; Л. Н. Сугачева «Ответственность за преступления против жизни и здоровья по советскому уголовному праву»; М. И. Бажанова «Преступления против политических и трудовых прав граждан»; И. Н. Даньшина «Хулиганство и меры по ликвидации его в СССР».

Большинство этих лекций, написанных на материалах ранее защищенных или готовящихся в то время диссертаций, отличаются обстоятельностью изложения, освещением теоретических вопросов и практики применения уголовного законодательства.

Весь тираж этих лекций сразу же был раскуплен студентами и как только к этому будет возможность, кафедра вновь продолжит эту свою безусловно весьма полезную для учебного процесса работу.

§ 13

В сентябре 1954 г. при кафедре уголовного права была организована вспомогательная лаборатория по изучению причин преступности. Хотя и имеющая небольшой штат - пять сотрудников - эта лаборатория (заведующий А. В. Сенчин) сразу же начала разворачивать работу по отдельным проблемам изучения причин преступности, оказывая в то же время помощь членам кафедры по подготовке научной продукции, а также участвуя по мере возможностей в учебном процессе.

По этим направлениям лаборатория работает уже в течение более пяти лет и следует сказать, что ее организация при кафедре полностью себя оправдала[110].

Изучение причин преступности и мер по борьбе по ее предупреждению велось лабораторией по следующим четырем направлениям: изучение причин преступлений в области советской торговли; исследование причин преступности несовершеннолетних; исследование причин рецидивной преступности; эффективность представлений следователей и частных определений судов по устранению причин и условий, способствующих совершению преступлений.

В течение всех лет своего существования лаборатория обобщила большой материал по многим областям УССР по делам о спекуляции и обворовыванию покупателей. На основе этих материалов сделаны серьезные обобщения и анализы, а также представления в соответствующие органы на предмет устранения недостатков в практике расследования и рассмотрения этих дел, а равно причин и условий, благоприятствующих совершению преступлений в области торговли.

Большое внимание уделяется изучению причин преступности несовершеннолетних путем широкого анкетирования, изучения судебных дел, обследования правонарушителей, разработки мер по предупреждению детской преступности. К этой работе сотрудники лаборатории широко привлекают не только практических работников, но и студентов старших курсов, активно участвующих тем самым в конкретно-социологических исследованиях[111].

Итоги изучения причин рецидивной преступности нашли свое отражение в статьях А. В. Сенчина «Некоторые вопросы предупреждения рецидивной преступности при осуществлении прокурорского надзора в местах лишения свободы»[112] и В. В. Сташиса и А. В. Сенчина «Некоторые вопросы предупреждения рецидивной преступности»[113].

Большое внимание уделяли члены кафедры и сотрудники лаборатории изучению представлений следователей и частных определений судов, направленных на устранение причин и условий, способствующих совершению преступлений. На основе обобщения большого количества указанных процессуальных актов, анализа действующего законодательства, были внесены обоснованные предложения о совершенствовании УК и УПК. В частности, предлагалось установить в законе реквизиты представлений и определений, сроки их исполнения, ответственность за уклонение от выполнения, содержащихся там рекомендаций, усилить контроль за реализацией этих актов. Разработка этих вопросов нашла свое выражение в следующих работах: В. В. Сташис, М. И. Бажанов, А. В. Сенчин, М. Г. Кокотов «Исследование частных определений судов о причинах преступлений»[114], В. В. Сташис, М. М. Бажанов, А. В. Сенчин «Опыт изучения представлений следователей, прокуроров и частных определений судов»[115]; М. И. Бажанов «Законность и обоснованность частных определений, направленных на устранение причин и условий, способствовавших совершению преступлений»[116], В. В. Сташис,

А.              В. Сенчин «Представление следователя об устранении причин и условий, способствовавших совершению преступлений»[117], М. И. Бажанов «К вопросу о содержании представлений следователя и частных определений судов, направленных на устранение причин и условий, способствовавших совершению преступления»[118].

В настоящее время лаборатория продолжает вести работу по изучению причин преступности, анализирует эффективность мер по ее предупреждению.

Свое 50-летие коллектив кафедры уголовного права в составе заведующего кафедрой В. В. Сташиса и ее членов: В. С. Трахтерова, М. И. Бажанова, З. Г. Корчевой, Л. Н. Кривоченко, В. А. Ломако, А. А. Пинаева, аспирантов В. Я. Тация, Ю. М. Шань- гина и В. П. Тихого, а также сотрудников лаборатории А. В. Сенчина (заведующий) и М. Г. Кокотова встречает, занятый продолжением научных исследований в области науки уголовного права и активно участвуя в учебно-педагогическом процессе по подготовке будущих практических работников советской юстиции.