<<
>>

Разрушенные погребения.

Среди разрушенных погребений к числу наиболее ранних относятся захоронения в Орельско-Самарском междуречье у с. Александровка - к.1. пп.1 и 2. Найденные в них сосуды по форме близки белозерским (рис.

50, 3, 7). Аналогии в белозерской культуре находят и погребальные сооружения этих захоронений (рис. 50, 2, 6), так же как и сооружения в Александровке 6/2 (рис. 49, 1, 2). Архаичным является и погребение у с. Дмухайловка,

сопровождавшееся сосудом, близким по форме керамике эпохи поздней бронзы с поселения Госпитальный Холм (рис. 80, 5, 6). Также к первой половине IX в. до н.э., видимо относится и захоронение Котовка 2/1, сопровождавшееся фрагментированной корчажкой (рис. 102, 14). По высоким плечикам и наклоненному внутрь горлу она сближается с корчажкой из Целинного (рис. 153, 2), что и определяет возраст комплекса из Котовки IX в.

до н.э.

Более молодым в этом регионе является разрушенное погребение у с. Хащевое. Выявленный в нем сосуд (рис. 152, 6) близок керамике из степных предскифских комплексов юга Восточной Европы синхронизирующихся со вторым периодом чернолесской культуры [Ромашко 1979].

В Поднепровье среди разрушенных погребений наиболее ранним является захоронение у с. Волошское [рис. 68, 7-11]. Среди его инвентаря имеется спиральная пронизь, характерная для белозерских и наиболее древних киммерийских захоронений у с. Суворово в Одесской области. Сосуд из рассматриваемого захоронения по своей форме близок белозерским кубкам [Колотухин 1996, рис. 16, 2, 12; Евдокимов 1999, рис. 3, 4], а по орнаменту - архаичной корчажке из могильника Федоровка в Надпорожье [Бодянський 1956, рис. 3, 8]. О его древности свидетельствует и размещение оттисков в виде елочки, являющейся характерным орнаментальным мотивом для памятников эпохи поздней бронзы Нижнего Днепра и Дона [Бураков 1961, с. 36, табл. 1, 4,7; Чалый 1983, рис. 2, 24, 25].

Указанные аналогии позволяют датировать погребение у с. Волошское первой половиной IX в. до н.э.

К этому же времени относится захоронение в Малой Цимбалке (рис. 111, 1-14). Кубок из этого погребения по форме повторяет белозерскую посуду (рис. 111, 15). Первой половиной IX в. до н.э. можно датировать и погребение в Петро-Свистуново, сопровождавшееся нижней частью корчажки.

В восточной Украине можно уточнить возраст разрушенного захоронения в Кременевке 2/3, сопровождавшегося корчажкой, которая напоминает по форме корчажку из Зимогорья (рис. 106, 5). Этот факт позволяет датировать погребение второй половиной IX - первой половиной VIII вв. до н.э.

К числу наиболее поздних относится кубок из насыпи кургана у с. Белоцерковка в Запорожской области (рис. 55, 9), орнамент которого близок орнаментации кубков «жаботинского» типа.

В южном Побужье определяется возраст потревоженного погребения в Новой Одессе 10/13. Оно сопровождалось кубком с резным орнаментом, аналогии которому известны в столовой посуде не самых древних памятников культуры сахарна-солончены (рис. 118, 2, 3), что уточняет дату

рассматриваемого комплекса около второй половины IX - конца VIII вв. до н.э.

В Дунайско-Днестровском регионе можно определить возраст разрушенного захоронения в Траповке 1/7, которое сопровождалось корчажкой, по своей форме напоминающей сосуд из могильника Мезёчат в Венгрии (рис. 150, 4-6). Эта аналогия позволяет датировать комплекс из Траповки 1/7 по аналогии с наиболее ранними комплексами Мезёчата IX в. до н.э. [Patek 1993, s. 24].

В Крыму к архаичным относится захоронение в Рисовом 6/3, сопровождавшееся кубком, близким по форме белозерским сосудам (рис. 133, 6, 7).

В заключении этого раздела считаю необходимым остановится на рассмотрении недавно предложенной С.Б. Вальчаком, В.И. Мамонтовым и А.А. Сазоновым концепции, направленной на омоложение датировок культур позднего бронзового века [Вальчак, Мамонтов, Сазонов 1996, с. 41]. Она основана на рассмотрении группы памятников, состоящей из шести погребений, найденных в степной зоне между Северским Донцом и Волгой.

В них присутствуют костяные бляшки, относящиеся преимущественно к украшениям конской упряжи. Авторы считают, что рассматриваемые погребения предшествуют основной массе памятников черногоровского этапа с находками бронзовых изделий и хронологически размещают эти памятники между белозерскими и черногоровскими комплексами.

Однако, при ближайшем рассмотрении оказывается, что в выделяемых “наиболее ранних” черногоровских памятниках Восточной Европы

отсутствуют бронзовые изделия, которые могут выступать надежными

реперами для датировки данных комплексов. Поэтому у авторов этой работы главными аргументами для выделения ранних памятников черногоровского этапа, помимо редкой встречаемости в погребениях металлических предметов, служит гипотеза О.Р. Дубовской о наличии среди материала белозерского пласта прототипов некоторых изделий черногоровского времени [Вальчак, Мамонтов, Сазонов 1996, с. 32]. Замечу , что о связи позднебронзовых и предскифских форм материальной культуры (псалиев, лунниц, округлых блях- пуговиц, и т.д.), неоднократно упоминалось в специальной литературе и до разработок О.Р. Дубовской [Лесков 1981, с. 90; Тереножкин 1976, с. 160, 196; Отрощенко 1986, с. 142; Махортих 1992, с. 26]. С другой стороны, изделия из кости, в том числе псалии и бляшки уздечных принадлежностей, употреблялись в Восточной Европе на протяжении не только “раннего” черногоровского, а всего предскифского периода, равно как и в эпоху скифской архаики. Убедительны и материалы Суворовского могильника (к.5) в Северо-Западном Причерноморье, а также находки из п.3 в кургане близ Слободзеи. Их принадлежность к числу наиболее архаических предскифских захоронений не вызывает сомнений, также как и насыщенность значительным количеством металлических предметов. В связи с этим, попытка С.Б. Вальчака, В.И. Мамонтова и А.А. Сазонова выделить “ранние” предскифские погребения на основании малочисленности в них бронзовых изделий, не учитывая при этом социально-имущественного фактора, представляется не убедительной.

Скорее всего, трудности со снабжением металлом имели место у черногоровцев не только в “ранний” период, о чем пишут С.Б. Вальчак и соавторы, а на протяжении всего периода бытования черногоровских памятников. В этом, вероятно, заключается одно из их отличий от новочеркасского населения, более тесно связанного с кавказскими металлургическими центрами.

В пользу данного предположения свидетельствуют находки бронзовых и костяных псалиев без удил в “поздних” (по хронологической градации авторов упоминаемой работы) черногоровских погребениях у с. Бирюково на юге Луганщины и у с. Чечелиевка Кировоградской области, позволяющие предполагать использование вместе с ними не сохранившихся ременных удил [Бокий, Горбул 1985, с. 224; Піоро 1991, с. 183]. Отмечу и тот факт, что даже будучи найденными на Северном Кавказе, черногоровские уздечные принадлежности зачастую изготовлялись из органических материалов. Например, в п.39 Сержень-Юртовского могильника при скелете лошади были обнаружены бронзовые стремечковидные удила без псалиев, а в п.38 наоборот бронзовые псалии без удил. В Птттитттском 1 могильнике (п.93) костяные бляшки были прикреплены к мягкой узде с ременными удилами без псалиев, или возможно, с деревянными, не сохранившимися псалиями. Отмечу также находку в п.61 Пшишского могильника бронзовых псалиев без удил. Сходная ситуация наблюдается в Николаевском (п.63) и Кубанском (п.36) могильниках Закубанья, где были найдены лишь костяные и бронзовые псалии без удил.

Данные примеры, в отличие от степной зоны, нельзя объяснить лишь нехваткой металла. По всей вероятности, здесь мы имеем дело с проявлениями устойчивой степной этнокультурной традиции изготовления уздечных принадлежностей из органических материалов, присущей черногоровскому типу памятников и изредка проявляющейся в новочеркасских древностях (п.43 могильника у Кисловодской мебельной фабрики).

Вместе с тем, отметим, что бронзовым уздечным принадлежностям киммерийского времени необязательно должны были предшествовать костяные прототипы.

Известны случаи, когда прототипами различных неметаллических деталей конского убора предскифского периода, служили металлические изделия, а не наоборот. Упомянем к примеру, обломок костяного псалия из Жаботинского поселения, который изготовлен по образцу бронзовых трехпетельчатых псалиев [Покровская 1973, с. 169]. Без внимания С.Б. Вальчака и соавторов остались и идеи А.И. Тереножкина о том, что костяные псалии позднейшего предскифского периода развивались в духе старых местных традиций, в зависимости от форм, существовавших в Северном Причерноморье в конце бронзового века, причем на их формировании сказалось влияние бронзовых псалиев [1976, с. 156, 157].

Предположение о появлении бронзовых уздечных принадлежностей в Северном Причерноморье еще в эпоху поздней бронзы подтверждается находкой бронзовых удил в одном из погребений Гордеевского могильника на Южном Буге, которое датируется не позднее X в. до н.э. [Махортых 2005а, с. 269-271].

Довольно показательным является также пример с бронзовыми лунницами IX в. до н.э., украшенными снаружи тремя округлыми выпуклинами (тип Суворово). Практически все исследователи единодушны в том, что они непосредственно связаны с позднебронзовым прототипом из Кировского поселения в Крыму. Данное обстоятельство также противоречит схеме развития предскифских уздечных принадлежностей, предложенной С.Б. Вальчаком, В.И. Мамонтовым и А.А. Сазоновым.

Обращает на себя внимание и то, что костяные бляшки, рассматриваемые С.Б. Вальчаком и соавторами, коррелируются с различными типами псалиев, занимающими различные хронологические позиции. В связи с этим, их использование для выделения ранних черногоровских памятников представляется малоубедительным. К примеру, бляшки 1 типа (по классификации авторов) встречены в п.15 у с. Зандак с костяными псалиями, характерными для эпохи поздней бронзы [Махортых 1997а, с. 7, рис. 1,6]. Костяные бляшки этого же типа встречены в гробнице 2 Терезинского могильника , которая датируется В.И. Козенковой XII-X вв.

до н.э., то есть временем, предшествующим собственно черногоровскому периоду, который

определяется авторами в пределах конца IX - конца VIII вв. до н.э. [Вальчак, Мамонтов, Сазонов 1996, с. 41]. Обращает на себя внимание и находка костяной бляшки 1 типа в Трансильвании в комплексе материалов периода бронзы Bz D-На А1 , что также расширяет территориальные и

хронологические границы распространения костяных бляшек данного типа [Ciugudean 1994, p. 27, fig. 2,7].

Замечу, что это касается не только нижнего, но и верхнего рубежа их бытования. Как было отмечено Н.Л. Членовой, такие же бляхи была найдены на Северном Кавказе в скифском могильнике VII - начала VI вв. до н.э. Новозаведенное П [Членова 1997 с. 9, рис. 50, 9]. Это свидетельствует о длительном использовании бляшек рассматриваемого типа в памятниках Юго - Восточной Европы на широком хронологическом отрезке от эпохи поздней бронзы вплоть до скифского времени.

Не совсем убедительным представляется и заключение С.Б. Вальчака, В.И. Мамонтова и А.А. Сазонова о том, что в обычных для позднейшего предскифского периода круглых бронзовых бляшках со скрытой петлей на обороте угадывается воплощение в металле костяных бляшек типа 1 [1996, с. 33, 34]. В одном только могильнике Терезе таких бронзовых бляшек найдено не менее 40 экз, причем в гробницах 1-2 вместе с ними были выявлены и немногочисленные костяные бляхи, что, по меньшей мере, свидетельствует об их синхронности [Биджиев, Козенкова 1980, с. 230]. Близкие бронзовые пуговицы широко представлены не только в ареале кобанской культуры, но и в памятниках всех остальных культур эпохи поздней бронзы - раннего железа Кавказа [Техов 1977, с. 177]. Среди наиболее ранних металлических деталей конского убора эпохи бронзы из Центральной Европы также известны бронзовые бляхи с петлей на обороте [Русу 1960; Thrane 1965, p. 71, fig. 9]. Все это свидетельствует о довольно раннем появлении подобных бляшек - пуговиц на Кавказе и в Центральной Европе, не связанном с “ранними” костяными черногоровскими формами.

Столь диаметральные позиции исследователей по проблеме хронологического членения киммерийских памятников показывают неослабевающую актуальность этого вопроса и необходимость дальнейших разработок проблематики предскифского периода юга Восточной Европы в целом.

Таким образом, в данной главе учтены практически все погребения Северного Причерноморья, сопровождавшиеся инвентарем,

свидетельствующим об их предскифском возрасте. Они рассматривались в рамках двух групп (черногоровской и новочеркасской) и шести территориальных подгрупп. На основании сопоставления предметов инвентаря, в первую очередь керамики и украшений, с материалами хорошо датированных памятников предшествовавших и соседних культур (белозерской, чернолесской, сахарны-солончены, кизил-кобинской), был определен возраст большинства киммерийских захоронений в рамках начала IX - первой половины VII вв. до н.е.

<< | >>
Источник: Махортых С.В.. КУЛЬТУРА И ИСТОРИЯ КИММЕРИИЦЕВ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ. 2008

Еще по теме Разрушенные погребения.:

- Археология - Великая Отечественная Война (1941 - 1945 гг.) - Всемирная история - Вторая мировая война - Древняя Русь - Историография и источниковедение России - Историография и источниковедение стран Европы и Америки - Историография и источниковедение Украины - Историография, источниковедение - История Австралии и Океании - История аланов - История варварских народов - История Византии - История Грузии - История Древнего Востока - История Древнего Рима - История Древней Греции - История Казахстана - История Крыма - История мировых цивилизаций - История науки и техники - История Новейшего времени - История Нового времени - История первобытного общества - История Р. Беларусь - История России - История рыцарства - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - Історія України - Методы исторического исследования - Музееведение - Новейшая история России - ОГЭ - Первая мировая война - Ранний железный век - Ранняя история индоевропейцев - Советская Украина - Украина в XVI - XVIII вв - Украина в составе Российской и Австрийской империй - Україна в середні століття (VII-XV ст.) - Энеолит и бронзовый век - Этнография и этнология -