Народ часто идет навстречу своей погибели, обманутый ложной видимостью блага; он легко поддается на заманчивые призывы и великие обещания
После завоевания города вейентов в римском народе распространилось мнение, что для Рима было бы полезно, чтобы половина его жителей переселилась в Вейи. В пользу этого говорили, что названный город располагает богатой округой, многочисленными зданиями, расположенными недалеко от Рима, поэтому половина римлян может обогатиться, не мешая, благодаря близкому расстоянию, течению всех гражданских дел.
Эта идея казалась Сенату и наиболее мудрым римлянам столь бессмысленной и вредной, что они заявляли о своей готовности скорее умереть, чем согласиться с таким решением. И когда происходило его обсуждение, плебс так разгневался на Сенат, что дело могло дойти До вооруженного столкновения, если бы сенаторы не прикрылись несколькими пожилыми и уважаемыми гражданами, почтение к которым остановило плебеев, и они не дерзнули дальше навязывать свое требование. Здесь следует отметить две вещи. Во-пер- вых, народ, обманутый ложным подобием блага, часто стремится к собственной погибели, и если кто-нибудь, к кому он питает доверие, не объяснит ему, в чем состоит зло и в чем заключается 'Истинное благо, то республика подвергается бесчисленным 6е- Дам и опасностям. Если же, волею судеб, народ никому не доверяет, как иногда случается, когда до этого он бывал обманут людьми или самим ходом вещей, — то крах неизбежен. Данте говорит по этому поводу в своем рассуждении «О монархии», что часто народ восклицает: «Да здравствует наша смерть!» и «Долой нашу жизнь!» Подобная недоверчивость приводит к тому, что республики иной раз отказываются от выгодных решений; выше уже говорилось о венецианцах, которые не могли решиться привлечь на свою сторону кого-либо из осадивших их врагов, уступив им ту часть территорий, на которую притязали другие (из-за чего и составился сговор государей против Венеции и началась война), пока дело не закончилось их разгромом.Таким образом, рассматривая вопрос, в чем легко и в чем трудно убедить свой народ, можно провести следующее различие: сулит ли твое предложение на первый взгляд прибыток или потерю, а также отважным или малодушным выглядит такое решение.
И если народу указывают на прибыток, хотя за этим скрывается утрата, либо взывают к его отваге, хотя бы она была на погибель республике, толпа всегда поддастся на уговоры; точно так же ее всегда трудно склонить к решениям, по видимости невыгодным или малодушным, хотя бы на деле они вели к спасению и прибытку. Сказанное мною можно подтвердить бесчисленным количеством примеров как из римской, так и из внешней истории, древней и современной. Именно так в Риме родилось дурное мнение о Фабии Максиме, который безуспешно пытался убедить римский народ, что для блага республики не следует спешить в войне с Ганнибалом и вступать с ним в бой; народ считал это трусостью и не замечал полезности, скрытой в уговорах Фа- бия, у которого не было достаточных доводов, чтобы подкрепить их; воинственные призывы так ослепляют народы, что, хотя римляне допустили явную ошибку, разрешив начальнику конницы Фабия завязать бой вопреки воле последнего, из-за чего римский лагерь мог быть уничтожен, если бы этому вновь не помешал своим благоразумием Фабий, — они этим не удовольствовались и избрали затем консулом Варрона, единственной заслугой которого были провозглашаемые по всем улицам и площадям Ри^а обещания разбить Ганнибала, как только он получит полного- чля. Из этого вышли битва и поражение при Каннах, чуть не погубившие Рим. Я хочу привести по этому поводу еще один призер из римской истории. Ганнибал пробыл в Италии восемь или десять лет и залил кровью римлян всю страну, когда в Сенат явился Марк Центенний Пенула, человек без роду и племени, хотя и достигший некоего воинского звания, и предложил очень быстро покончить с Ганнибалом или взять его в плен, если он только получит право набирать добровольцев по всей Италии. Сенат посчитал эту просьбу безрассудной, но, полагая, что отказ, если известие о нем распространится в народе, вызовет беспорядки, подозрения и недовольство в отношении сенаторского сословия, дал свое согласие, поскольку опасность, которой могли подвергнуться участники подобного предприятия, казалась меньшей бедой, чем новый взрыв народного негодования; ведь упомянутая идея пришлась бы всем по сердцу, и развенчать ее было бы не просто. Итак, беспорядочная и разрозненная толпа во главе со своим вождем отправилась к Ганнибалу и при первом же столкновении была полностью перебита.В Афинской республике, в Греции, благоразумный Никий, человек взвешенных суждений, никак не мог доказать народу, что на Сицилию не следует нападать, и когда, вопреки мнению мудрых, поход состоялся, он повлек за собой крушение Афин. Когда Сципион сделался консулом и обещал уничтожить Карфаген, а Сенат под влиянием Фабия Максима не захотел дать ему в управление провинцию Африку, Сципион угрожал обратиться к народу, потому что знал, насколько прельщает людей подобное предложение.
По этому поводу можно привести в пример и наш город, когда мессер Эрколе Бентивольо, командующий флорентийским войском, вместе с Антонио Джакомини разгромил Бартоломео Д Альвиано у Сан Винченти, после чего они решили напасть на Пйзу с благословения народа, польстившегося на щедрые обещания мессера Эрколе, хотя многие мудрые граждане были про- т*в. Однако они не могли противостоять всеобщему порыву, выданному хвастливыми обещаниями командующего. Итак, я счи- ТаК), что самый простой путь погубить республику, где народ допущен к власти, — это втянуть ее в рискованные предприятия, ибо там, где весомо слово народа, они всегда будут одобрены с готовностью, а противоположные мнения выслушаны не будут. Но если такие предприятия ведут к падению городов, то еще чаще приводят они к крушению карьеры граждан, их возглавляющих, ибо если народ, ожидающий победы, узнает о поражении, то он ищет причину не в бессилии или неудачливости военачальника, а в его злонамеренности или бездарности, и чаще всего дело кончается его убийством, заточением или изгнанием; так поступали со множеством карфагенских и афинских полководцев. Прежние их победы при этом не помогают, потому что память о них стирает теперешнее поражение, как и произошло с нашим Антонио Джакомини, который, обманув ожидания народа и не взяв Пизу, вызвал такое народное недовольство, что, невзирая на все его бы-лые достижения, остался в живых только благодаря снисхождению лиц, стоявших у власти, ибо у народа не осталось никакого сочувствия.