Штрикер

Штрикер (XIII в.) — странствующий поэт, проявил себя в различных литературных жанрах. Его самым значительным созданием, оставившим глубокий след в истории немецкой литературы, является сборник веселых, насмешливых шванков «Поп Амис» («Pfaffe Amis»), в центре которого стоит фигура ловкого смышленого попа, одного из предшественников неугомонного Тиля Эйленшпигеля.

Подчас книга приобретает сатирический оттенок. Поэт осмеивает алчность высшего католического клира, кичливость феодальных кругов, средневековые суеверья, схоластические мудрствования и т. п. При этом из всего умеет извлечь для себя пользу смышленый Амис. Книга Штрикера представляет собой апофеоз смекалки, находчивости и лукавства, этих новых бюргерских добродетелей, ведущих человека по пути материального успеха. В мире плутовства Амис чувствует себя столь же легко и уверенно, как герои куртуазных романов чувствовали себя в мире рыцарских авантюр.

В известной мере книга Штрикера является и своего рода вызовом, брошенным бюргерским поэтом куртуазному рыцарскому роману. Рыцарской романтике, куртуазной героике и культу изящного противопоставлена здесь реальная жизнь в ее повседневном обличии, шутовской юмор, трезвый, практический взгляд на мир. Многие проделки попа Амиса были впоследствии приурочены к другим литературным героям (например, к Тилю Эйленшпигелю).

ПОП АМИС | НЕВИДИМАЯ КАРТИНА]

Как только поп разбогател,

В своих мечтах безмерно смел,

Он возымел стремленье Без устали, без лени Богатства большего добиться.

И к Каролингам быстро мчится На скакуне наш поп Амис.

Огни Парижа вдруг зажглись Пред ним. Вошел он в тронный

зал

И прямо королю сказал:

«Коль помощь вам нужна моя, Помочь вам буду счастлив я». Король изрек: «Мы знать

должны, В каком искусстве вы сильны».

свет.

Я изобрел, признаюсь вам, Искусство рисованья сам.

Лишь я один владею им —

Оно неведомо другим.

Отлично я б нарисовал И ваш дворец, и этот зал, Нарисовал бы рад картин,

Каких не ввдел ни один Из смертных. Только

прикажите, — Я покажу их вам и свите,

Чтоб каждый рыцарь

благородный И дама, если им угодно,

Могли их видеть. Пусть на миг К ним подойдет дитя, старик, Пусть будет честен и умен,

И добр, и простодушен он, — Удастся увидать картину Такой лишь дочери иль сыну,

Что в честном браке рождены От мужа и его жены.

Кого ж бесчестит их рожденье, Те ничего в моем творенье, Клянусь, вовек не разберут.

И, коль угоден вам мой труд,

Я буду счастлив мастерство Открыть искусства моего». «Охотно»,— властелин сказал. Потом в великолепный зал,

Іде был высокий белый свод, Правитель мастера ведет,

Велит все осмотреть, измерить, Чтоб мог король расчет проверить:

Во сколько обойдется дело,

Коль зал распишет он умело.

И поп Амис сказал тотчас: «Король мой, так возносят вас, Так хвалят жизненный ваш путь,

Что вьщать мне каких-нибудь Три тысячи решитесь вы.

К тому ж, поверьте мне: увы, Они покроют лишь расход —

И грош в карман мой не пойдет».

Король сказал: «Клянусь — я вам,

Коль захотите, больше дам, Лишь только б стоил труд награды.

Но буду строг — немедля надо Работу вам начать свою:

Я даром денег не даю!»

И весело ответил поп:

«Согласен я, но только чтоб, Пока я все не распишу,

Никто — я вас о том прошу — Не заглянул ни разу в зал.

Коль будет все, как я сказал,

Так в шесть недель или

быстрей Заказ исполню. У дверей Велите вывесить приказ, —

За роспись я возьмусь тотчас». «Все будет так, — король

в ответ,

Как вы сказали, спору нет. Заприте двери на запор,

Двум часовым — нести дозор, Чтоб до меня моих картин Вассал не видел ни один.

На шесть недель я удалюсь И вновь с придворными

вернусь.

Когда приеду я домой,

То обещаю, мастер мой,

Что каждый рыцарь, как я сам, Вручит свою награду вам,

Едва приблизится к картине. Коль буду я здоров, как ныне. Все те, над кем я властелин, Прибудут на осмотр картин,

Чтоб каждый был осведомлен,

В законе ль он святом рожден И отберу я лен у тех,—

Бог видит! — чье зачатье

грех».

Король дворец оставил,

Со свитой путь направил Далеко, в глубь страны спеша А поп, с собою взяв пажа,

Чтоб был помощник под рукой, Пошел расписывать покой.

Я вам скажу, как начал он: Велел ряды больших окон Закрыть, позволив одному Пажу остаться своему.

Всем прочим запрещен был

вход.

Вино и рыбу, мясо, мед И все, в чем поп нуждаться

мог,

В покой внесли на долгий срок. А что ж он делал целый день? Сидел, лежал, бродил, как тень, Но двери в зал не открывал, Хотя совсем не рисовал.

Так срок прошел, и наконец Король вернулся во дворец.

По королевскому веленью,

Хотя не без сопротивленья,

С ним рыцари вошли толпою — Все те, кого он взял с собою,

С кем говорил, в пути

встречая,— Ну, словом, свита пребольшая. Тут мастер наш покинул зал И, встретив короля, сказал Любезно: «Вам открыт мой труд,

Но рыцари пусть подождут,

Пока все покажу я вам — Согласно вашим же словам». Король был рад, и дверь

в покой

Закрыл он собственной рукой. Потом, весельем окрылен,

Взор устремил на стены он:

Там нет рисунков никаких,

И оттого король на них Не видит ровно ничего.

Так это потрясло его,

Что он упал на светлый пол И взором весь покой обвел.

Тут в большую тоску он впал...

В том, что расписан был весь

зал,

Король поклясться бы решился. «Да, чести я вдвойне лишился (Так он подумал про себя),— Честь матери своей сгубя: Сказав, что нет здесь ничего,

Я тем, кто больше моего Увидит, буду обвинен,

Что вне закона я рожден.

Я слеп, не вижу ни штриха, — Ужель я впрямь дитя греха?

Нет, лучше, правду утая,

Скажу, что роспись вижу я, 14 это честь мою спасет.

Цо сердце давит тяжкий гнет: Ведь рыцари, пажи и дамы Увидят живопись и рамы, —

Не вижу ничего лишь я...

О жалкая судьба моя!»

Король спросил: «Скажите мне, Мой славный мастер, — на

стене

Изображен какой сюжет?»

«То царь Давид,— гласил

ответ,— И Соломон, Давидов сын. Авессолом, с кем властелин Затеял встарь великий спор,

Вот здесь бежит во весь опор. Длинноволос, он на скаку Повис кудрями на суку.

Окиньте эти стены взглядом. Здесь Александр Великий

рядом: —

Как Дария он победил,

Как Пора в Индии разбил,

И все, что он свершил, тут есть. А дальше видно, ваша честь Как управлялся Рим великий, Какие были там владыки. Изобразил я на плафоне,

Как жили в древнем Вавилоне, Покамест господом великим Не сделан он многоязыким. Здесь, чтоб исполнить уговор,

Я вас нарисовал и двор.

А смысл сей росписи такой:

Вот ваши рыцари толпой Сюда за вами вслед спешат,

И всяк на свой вздыхает лад: Ведь ясно рыцарям теперь,

Что каждому не счесть потерь, Коль сих картин не видит он,

Но что стократ вознагражден Тот будет, кто их похвалил».

«Я жажду видеть утолил, — Лгать начинает властелин, — Кто ж не увидит сих картин, Сам пусть печалится о том: Прекрасно мой расписан дом». И поп сказал: «Продолжим

суд:

Пусть ваши рыцари войдут. Откройте им наедине,

Что вы пообещали мне». Покинув свой прекрасный зал, Всем рыцарям король сказал: «Кто хочет видеть зал сейчас, Пока луч солнца не погас,

Пусть мастера вознаградит Иль на картины не глядит,— Так вам король ваш приказал». И все хотят увидеть зал.

Одни дают попу наряд,

Другие золото дарят

Иль острый меч, иль скакуна, —

В честй он, и мошна полна.

И рыцари вошли толпой В открытый мастером покой. Безумцев не было средь них: Картин не видя никаких,

Они твердят, спасая честь И скрыв испуг, что в зале есть Картины мастерской руки,

Но, преисполнившись тоски, Лишаясь счастья своего,

Боялся каждый одного:

Узнав, что он картин не видит, Король его тотчас обидит И лен отнимет у вассала.

Так в лихорадку их бросало, Когда предстал им голый зал. Меж тем король их слово взял: Здесь — тот сюжет, а там — другой,— Так мастер расписал покой.

Все подтверждали: «Это так».

Но каждый, умный и простак, Свой в этом усмотрел позор И, разуму наперекор,

Считал, что ввдит все сосед.

И вот, во избежанье бед, Заверил каждый, что видны Ему картины. Но полны Все гнева на родную мать,

Что честь свою могла попрать.

Все в зале осмотрев пустом, Двор королю сказал о том,

Что поп искусство проявил.

А поп немедля объявил,

Что отпустить его он просит И королю мольбу приносит О награжденье. В ту же ночь Все получив, он скачет прочь. Поп щедро счастьем взыскан был: Две тысячи себе добыл Он марок при дворе чужом И отослал в родной свой дом:

Он наказал — до возвращенья Истратить все на угощенье.

А рыцари весь день с тоской Осматривали тот покой,

И поутру, с постели прямо, Явились с королевой дамы.

Не меньший, даже больший

страх,

Затрепетал у них в сердцах, Когда увидели они Лишь стены голые одни.

Но, как мужи, и дамы все Дивилися картин красе.

За ними в зал вошли пажи. Стыдясь бесчестья, но не лжи, Все расхвалили, как один, — Сюжет и мастерство картин. Никто не рисовал-де так.

Но тут заговорил дурак: «Глаза мои не из стекла, Клянусь, их не застлала мгла:

Коль видишь ты, так вижу я». Тут все, что лгали, стыд тая, Сказали: «Бойся слепоты, — Увы, рожден в бесчестье ты». Однако был настойчив он:

«Я знаю, как я был рожден.

Про честь мою чтоб ни сказали, Картин не вижу в этом зале,

И вам не видно ни одной.

Коль не согласны вы со мной Так доказательств я прошу:

Ведь никуда я не спешу».

И вспыхнул меж пажами

спор

И он тянулся до тех пор, Покамест все, друг другу вслед Не крикнули: «Картин здесь нет!» А если кто твердил упорно,

Что роспись ввдит он бесспорно, Другие поднимали шум.

Тут умники взялись за ум И заявили, кончив с ложью,

Что ничего не видят тоже...

Так правду в полной силе Пажи восстановили.

Тут и вассалы друг за другом Явились также к юным слугам. И снова загорелся спор,

В котором гнусный ложный вздор Был славной правдой побежден. Теперь был каждый убежден,

Что роспись— выдумка и ложь. Один король молчал, но все ж И он признался наконец,

Что лжец проник в его дворец: Раз, бедный и богач равно, Твердили все вокруг одно —

Что нет на стенах ни штриха,— Он также не свершит греха И скажет: ничего там нет!

Тут во дворце ему в ответ Послышался веселый смех. Единым было мненье всех:

«Провдоха-поп хитер и смел,

Коль так добро стяжать сумел».

(Стихи 491—804)

[АМИС-ЧУДОТВОРЕЩ

О городке он слышал много И за добычей в путь-дорогу Пуститься через сорок дней Решил. Сначала двух пажей Послал он в город — побираться И меж людьми прослыть стараться Слепыми и хромыми там.

Когда ж он в город прибыл сам, То о святынях в тот же миг Великий поднял шум и крик:

Мол, чудеса творить он может,

И, если боль кого тревожит,

Пусть лишь попросит: «Исцели». Вот два пажа к нему пришли,

Чтоб выполнить его наказ.

И что же — каждый был тотчас Реликвиями исцелен.

Тут в городке пошел трезвон:

До всякого, кто не был глух,

Дошел о чуде громкий слух,

Болтали и жужжали,

Чтоб все к попу бежали.

Итак, пошел с дарами всяк,

Будь он богач или бедняк.

И горожан надуть толпу Не стоило труда попу.

Дарами щедро награжден,

Покинул быстро город он.

(Стихи 1289—1316)