§2. Необъявленная война в Атлантике (сентябрь - ноябрь 1941 г.)
Осенние месяцы 1941 г. стали временем чрезвычайного обострения американо-германских отношений. В первую очередь это было связано с многочисленными морскими инцидентами, которые позволяют исследователям характеризовать это время как период “необъявленной войны” двух государств.
Первый крупный инцидент произошел 4 сентября 1941 в 200 милях юго- западнее Исландии - его участниками стали американский эсминец “Грир”, экипаж которого возглавлял коммандер[886] Л. Фрост, и немецкая подводная лодка U-652 под командованием обер-лейтенанта Г.-В. Фраатца[887] [888]. В ходе сближения с эсминцем субмарина выпустила по нему две торпеды, которые, однако, прошли мимо цели. “Грир” провел контратаку, сбросив глубинные бомбы, но она также не 907 принесла успеха . Информация об инциденте была оперативно предоставлена президенту США Ф. Рузвельту, который, ознакомившись с ней, незамедлительно направил находившемуся в Исландии контр-адмиралу Р. Гиффену радиосообщение, призывавшее его уничтожить подлодку. Гиффен, однако, испытывал сомнения в правильности данного хода, опасаясь возможных последствий двойного удара со стороны ВМФ США. Тем более, к моменту получения указания из Вашингтона U-652 скрылась от американского слежения. Таким образом, Р. Гиффен ничего не предпринял, вызвав недовольство командующего Атлантическим флотом адмирала Э.Кинга, разделявшего позицию Рузвельта[889]. 5 сентября президент США выступил с регулярной пресс-конференцией, в ходе которой лаконично затронул произошедший инцидент. Рузвельт отметил, что “Грир” был атакован “неоднократно” и что “инцидент произошел в светлое время суток и определенно на американской стороне Атлантического океана”[890] [891]. Слова про “светлое время суток” были связаны с тем, что, по логике Рузвельта, немецкая подлодка не могла не установить принадлежность эсминца к американскому ВМФ. В тот же день появились первые отклики изоляционистов на произошедшее столкновение - в частности, сенатор-демократ П. МакКарран заявил, что “мы высунули наш нос слишком далеко, и нам следовало ожидать чего угодно”, а сенатор-республиканец Дж. Дэнэхер выразил убеждение, что “если американские корабли и дальше будут входить в зоны военных действий, то, похоже, мы втянемся в войну” . 6 сентября министерство иностранных дел Германии выпустило коммюнике, в котором выражалась официальная реакция на произошедший инцидент. В нем утверждалось, что “немецкая подводная лодка была атакована глубинными бомбами и долгое время преследовалась в пределах зоны немецкой блокады... Американская отговорка о том, что субмарина атаковала первой, сделана для того, чтобы прикрыть нарушение нейтралитета”. В завершение было подчеркнуто, что “Рузвельт всеми силами пытается провоцировать инциденты, побуждая американский народ к войне с Германией”[892] [893]. По сути, это коммюнике представляло собой единственное проявление официальной реакции Германии на инцидент, поскольку формального протеста на уровне внешнеполитического ведомства заявлено не было . Военно-морской атташе США в Берлине А. Шрадер отметил, что немецкая пресса настроена в отношении Рузвельта весьма критично и обвиняет его в поджигании войны[894]. В то же время, 6 сентября министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп обратился к поверенному в делах в США Г. Томсену с указанием попытаться немедленно установить контакт с ведущими изоляционистами Конгресса и в частных беседах с ними обозначить, что выпала уникальная возможность разоблачить президентскую политику “поджигания войны” и нанести по Рузвельту решительный удар. Кроме того, Томсену рекомендовалось ознакомить с коммюнике ведущих изоляционистов Конгресса и побудить их настроить общественное мнение в том духе, что необходимо отозвать “Грир” в порт приписки, допросить экипаж и выявить офицеров, отдавших приказ о сбросе глубинных бомб. Резюмируя, Риббентроп обращал внимание на то, что “это шанс серьезно пошатнуть позиции Рузвельта, Нокса и Стимсона и выставить их как деятелей, вопреки воле американского народа стремящихся направить Соединенные Штаты в войну с Германией”, а также сообщал, что в Германии “на самом высоком уровне” проявляется особый интерес к данному инциденту [895] . В связи с утверждением Риббентропа отметим, что рейхсканцлер А. Гитлер счел действия командира U-652 “абсолютно верными”[896]. 9 сентября военно-морской атташе Белого дома Дж. Беардалл представил Рузвельту официальный доклад об инциденте с “Гриром”, в котором обозначалось, что “несомненные доказательства, подтверждающие, что экипаж субмарины знал, корабль какой страны он атакует, отсутствуют”[897]. В тот же день поверенный в делах Германии в США Г. Томсен сообщил И. фон Риббентропу, что установил контакты с “заинтересованными” сенаторами, а также некоторыми конгрессменами, журналистами и организациями, добавив, что деятельность на этом направлении он осуществляет крайне осмотрительно, чтобы никто не мог заподозрить немецкое влияние в развитии ситуации вокруг инцидента, с эсминцем “Грир”. Также Томсен упомянул о том, что в скором времени должно состояться важное выступление Рузвельта по международной проблематике и выразил мнение, что президент США постарается “ввести изоляционистов в заблуждение, подчеркнув, что инциденты являются следствием агрессивных действий Германии” . Сведения Томсена оказались верными - 11 сентября 1941 г. глава Белого дома выступил в радиоэфире с очередной “беседой у камина”, преимущественно посвященной положению в Атлантике. Рузвельт представил инцидент с эсминцем “Грир” как “неспровоцированную атаку на Соединенные Штаты”, являвшуюся частью нацистского плана по установлению контроля на морях и прелюдией к цели мирового доминирования. Далее президент отметил: “Мы не стремились к тому, чтобы обмениваться с Гитлером выстрелами... Подытоживая выступление, глава Белого дома провозгласил, что “если германское или итальянское военное судно появится в водах, защита которых необходима для обороны Америки, оно совершит этот шаг на свой страх и риск” . Спустя два дня Атлантический флот получил официальный приказ стрелять без предупреждения по любому военному кораблю Германии или Италии, зашедшему в американскую зону патрулирования. Жесткое выступление президента не оставляло возможностей для его двоякой трактовки: США явственно демонстрировали готовность противостоять Германии в Атлантике. Как отмечает Н.И. Егорова, Рузвельт фактически обосновал ведение Соединенными Штатами “необъявленной войны” в Атлантике, [898] [899] хотя неоднократно подчеркивал, что предпринимаемые меры не являются “актом „919 воины с американской стороны . Согласно статистическим данным института Гэллапа, 62 % американцев разделяли заявленную президентом позицию [900] [901] . В то же время, сенаторы- изоляционисты Дж. Най и Б. Кларк, несмотря на слова Рузвельта, настаивали на всестороннем расследовании обстоятельств инцидента[902] [903] [904]. Исполком нью-йоркского отделения комитета “Америка прежде всего” охарактеризовал выступление Ф. Рузвельта как “потрясающий шаг к разжиганию истерии и ввязыванию нас в чужую войну”. Один из руководителей комитета, генерал Р. Вуд, опубликовал заявление 58 “известных американцев”, в котором осуждалась речь Рузвельта и подчеркивалось, что “она представляет собой серьезную угрозу конституционным полномочиям Конгресса и демократическому принципу мажоритаризма”. Интересно, что среди людей, подписавших заявление, был известный авиаконструктор Игорь Сикорский, эмигрировавший в США из 922 Советской России в 1919 г. Что касается реакции американской прессы на речь Рузвельта, то оценки, приведенные на страницах изданий, весьма разнились - были высказаны как одобрительные, так и сугубо критические комментарии. При этом, однако, практически все средства массовой информации признавали чрезвычайную значимость выступления президента для будущего Соединенных Штатов в 923 условиях ширившейся войны . Упомянем также, что 11 сентября, в день, когда президент произносил свою речь, грузовое судно “Монтана”, перевозившее в Рейкьявик пиломатериалы, было торпедировано немецкой подлодкой U-105 под командованием капитана Г. Шеве в 260 милях к юго-западу от исландского берега. Оно принадлежало Соединенным Штатам, но шло под панамским флагом [905] [906]. В результате атаки погибли 18 членов команды. В тот же день состоялось еще одно событие, приковавшее к себе внимание общественности. Ч. Линдберг, выступая в городе Де-Мойн (штат Айова) на митинге, организованном комитетом “Америка прежде всего”, сделал ряд категоричных заявлений. В частности, он произнес: “Три группы подталкивают США к войне - британцы, евреи и администрация Рузвельта... Они составляют неоспоримое меньшинство нашего народа, но имеют колоссальное влияние. Величайшая опасность евреев для нашей страны заключается в том, что в их руках сосредоточены крупная собственность и рычаги влияния в кинематографе, прессе, радио, а также в административной сфере” . Высказывания Линдберга молниеносно приобрели скандальную известность. Американская общественность отреагировала на его пассажи крайне негативно, следствием чего стало заметное усиление критики изоляционизма в целом и комитета “Америка прежде всего”, в частности. Внимание средств массовой информации отчасти переместилось с речи Рузвельта на выступление Линдберга, причем возмущение словами последнего выражали даже изоляционистски ориентированные издания, принадлежавшие магнату У.Р. Херсту[907]. Также следует отметить, что 11 сентября 1941 г. Объединенный плановый комитет армии и флота США представил на рассмотрение начальнику штаба армии Дж. Маршаллу и начальнику военно-морского штаба Г. Старку общую стратегическую оценку сложившегося в Европе положения. Согласно данной оценке, “первой целью Соединенных Штатов и их союзников должен явиться полный военный разгром Германии. Основной стратегический метод, который нам следует применить в ближайшем будущем, должен заключаться в том, чтобы материально поддержать нынешние военные операции против Германии и 927 усилить их путем активного участия США в войне” . Спустя некоторое время сам Дж. Маршалл писал Рузвельту, что для сокрушения военной машины нацизма, вероятно, понадобится участие американских сухопутных сил[908] [909] [910]. Эти заключения, несмотря на свою категоричность, в известной степени точно отражали характер сложившейся в Европе ситуации. Кроме того, они исходило от военных, предметно знакомых с ситуацией и формировавших свою оценку исходя из реальных фактов, а не теорий, что зачастую было свойственно конгрессменам и остальным аналитикам. 15 сентября, выступая с речью в городе Милуоки, военно-морской министр Ф. Нокс заявил, что со следующего дня США вводят систему конвоирования судов всех национальностей и отметил, что военно-морские силы страны получили приказ “захватывать или уничтожать всеми имеющимися средствами корабли, ведущие войну против торгового судоходства, независимо от того, являются ли они надводными или подводными”, добавив, что эти меры являются ответом господину Гитлеру . Касаясь немецкой реакции на развитие ситуации, следует указать на то, что 13 сентября министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп заявил послу Италии в Берлине Д. Альфиери: “Ответственность за инцидент с “Гриром” полностью лежит на Рузвельте; все, что может произойти в дальнейшем, будет на совести президента США... Он ненавидит национал-социалистическую Германию, но американский народ, несмотря на провоцируемые Рузвельтом инциденты, не хочет вступления в войну” [911] . На следующий день И. фон Риббентроп в телеграмме послу в Японии О. Отту выразил практически аналогичное суждение: “Речь Рузвельта нисколько не удивила германское правительство. Он хочет втянуть не желающий этого американский народ в войну с Германией. США сами проявили агрессию в инциденте с эсминцем “Грир”[912]. Немецкая пресса, в свою очередь, получила инструкцию использовать прозвучавшее выступление Ф. Рузвельта таким образом, чтобы изобличить его как человека, в наибольшей степени ответственного за морские происшествия последнего времени . В частности, на страницах периодических изданий можно было встретить следующие оценки: “Поджигатель войны № 1 решил обострить свои провокации. Он любой ценой пытается создавать инциденты, чтобы найти долгожданный предлог сбросить последнюю маску, реализовать свое стремление 933 к войне, которая должна сделать его диктатором мира . 17 сентября в восточнопрусской штаб-квартире А. Гитлера “Вольфсшанце” состоялось совещание фюрера с главнокомандующим кригсмарине Э. Редером. Как отмечал командующий подводным флотом кригсмарине К. Дениц, Редер отправился на эту встречу крайне обеспокоенным осложнениями, которые были неизбежны после появления приказа Рузвельта об открытии огня по немецким кораблям[913] [914] [915]. Выступая перед фюрером с докладом, Редер отметил, что “Германии теперь следует ожидать атак при любой случайной встрече с американцами... Никаких различий между британскими и американскими судами больше нет”. Вследствие изменений, которые влечет за собой речь Рузвельта, Редер призвал фюрера санкционировать активизацию деятельности немецких военно-морских сил в Атлантике[916]. Гитлер согласился с общими доводами Редера, но настоял на том, чтобы по крайней мере до середины октября кригсмарине избегали любых инцидентов с американскими торговыми судами. Причиной нежелания фюрера идти на обострение ситуации с Соединенными Штатами было его стремление целенаправленно завершить русскую кампанию, “великой развязки” которой он ожидал в конце сентября”[917]. Тем не менее, инциденты продолжались. В ночь на 20 сентября 1941 г. в водах между Гренландией и Исландией (в 275 милях к северо-востоку от гренландского мыса Фарвель) немецкой подводной лодкой U-552 под командованием капитан-лейтенанта Э. Топпа было потоплено американское торговое судно “Пинк Стар”, шедшее под флагом Панамы и перевозившее из Нью-Йорка в Ливерпуль смешанный груз. Коснувшись этого инцидента в личной переписке, президент США Ф. Рузвельт отметил: “США обязаны защищать суда под панамским флагом, поскольку сегодня свобода морей определенно включает защиту Западного полушария и входящих в его состав 21 республики” . В свою очередь, изоляционисты прокомментировали произошедшее в свойственном им стиле. Сенатор Г. Фиш подчеркнул, что “Пинк Стар” шёл под панамским флагом и заявил, что “США ответственны за подобные суда не более чем за суда шведского или швейцарского военно-морского флота” , а известный юрист Э. Пинчот [918] [919] [920] констатировал: “Германия имеет право, если не сказать обязанность, топить подобные суда”[921]. Постепенно в США стали распространяться мнения о необходимости отмена закона о нейтралитете в свете напряженной ситуации в Европе и Атлантике. В частности, 23 сентября военно-морской министр США Ф. Нокс заявил: “Пора взглянуть в лицо фактам, которые нельзя больше игнорировать. Настало время отменить закон о нейтралитете. Медлить нельзя”[922] [923]. В тот же день на пресс-конференции Ф. Рузвельт упомянул про инцидент с “Пинк Стар” и не исключил возможности пересмотра закона о нейтралитете таким образом, чтобы торговые суда получили право вооружаться . Можно сказать, что этими словами был дан старт кампании по пересмотру закона о нейтралитете, ставшей осенью 1941 г. одной из наиболее дискуссионных проблем Капитолия. Следивший за ситуацией министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп потребовал у Г. Дикгофа доклад относительно того, какой эффект повлечет отмена закона о нейтралитете. Спустя сутки Дикгоф ответил, что “подобный шаг грозит далеко идущими последствиями... неизбежно будут происходить морские инциденты. в обществе будет происходить эрозия изоляционистских настроений. рано или поздно Рузвельт побудит Конгресс к объявлению войны Германии”[924] [925] [926] [927]. Вскоре произошел очередной морской инцидент - на сей раз местом его действия стала Южная Атлантика. 27 сентября 1941 г. немецкая субмарина U-66 под командованием корветт-капитана Р. Цаппа в 600 милях к востоку от побережья бразильского штата Пернамбуку атаковала танкер “Ай. Си. Уайт”, принадлежавший американской корпорации “Стандард Ойл”, но ходивший под панамским флагом и перевозивший мазут с острова Кюрасао в Кейптаун (ЮжноАфриканский Союз). В результате атаки погибли 3 члена команды, все - 944 американцы . Тем временем, сенатский комитет по военно-морским делам под председательством изоляционистски настроенного демократа Д. Уэлша завершил проведение собственного расследования инцидента с эсминцем “Грир” и уличил президента США в искажении фактов. Расследование дало изоляционистам удобный повод вновь заговорить о “дьявольской теории войны” и “заговоре” со стороны президента, жаждавшего развязать военные действия . 7 октября в письме премьер-министру Великобритании У. Черчиллю Ф. Рузвельт отмечал: “Закон [о нейтралитете] серьезно действует в ущерб нашим средствам оказания помощи вам. Я хочу не только вооружать наши суда, но и добиться от конгресса права посылать наши корабли напрямую в британские „946 порты” На следующий день начальник военно-морского штаба США адмирал Г. Старк развил линию, занятую американским военными, и предоставил государственному секретарю К. Хэллу меморандум, в котором утверждал, что “Германию невозможно одолеть, если Соединенные Штаты не вступят в войну и не предпримут значительных военных и военно-морских усилий везде, где это диктуется стратегией. Было бы весьма желательно вступить в войну при таких обстоятельствах, в которых Германия была бы агрессором. В этом случае Япония смогла бы остаться нейтральной. Однако в целом мое мнение таково, что Соединенным Штатам следует вступить в войну против Германии как можно скорее, даже если придется пойти на военные действия с Японией”[928] [929]. В свою очередь, финансовые круги США выражали одобрение инициативам администрации по изменению закона о нейтралитете. Так, 8 октября один из руководителей банковского дома Морганов Т. Ламонт писал известному дипломату Дж. Ф. Даллесу: “Я хочу увидеть Гитлера разгромленным, и готов „948 сделать для этого все, что угодно . Схожие воззрения выражали участники Национального конвента по внешней торговле, прошедшего в Нью-Йорке с 6 по 8 октября. Председатель правления крупного банка “Чейз” У. Олдрич предостерегал: “Огромная мощь нацифицированной и жестко регламентированной экономики в сфере внешней торговли вынудит американскую администрацию также регламентировать нашу собственную внешнюю торговлю”. У.Р. Берджесс из “Нейшнл Сити Банк” отметил, что США уже примкнули к Великобритании в борьбе против Гитлера и поэтому “его концепция внешней торговли не станет доминирующим на этой планете”. Дж. Ровенски, консультант Нельсона Рокфеллера, соглашался: “Мы привержены борьбе за свободу экономической жизни и за свободу морей, одним словом, борьбе за свободный мир”. Заключительная декларация, выражавшая превалировавший на конвенте боевой настрой, содержала заявление о “полнейшей поддержке политики администрации по военно-морской, военной и экономической защите . Из приведенных высказывании следует, что представители крупного бизнеса и финансовых кругов явно одобряли намерения Рузвельта и его сторонников. Несомненно, что их поддержка также способствовала укреплению настроя интернационалистов. 29 сентября 1941 г. председатель сенатского комитета по иностранным делам демократ Т. Конналли заявил, что во все более усложняющихся вследствие гитлеровской агрессии международных условиях закон о нейтралитете должен быть отменен как таковой[930] [931]. Слова Т. Конналли предвосхитили последовавшую вскоре официальную инициативу руководства страны по этому вопросу. 9 октября 1941 г. президент США Ф. Рузвельт обратился к Конгрессу с тем, чтобы по причине “безотлагательной необходимости и чрезвычайной срочности” обеспечить безопасность американских экипажей и “практически бесценных грузов” и отменить в свете сложившейся на море обстановки положение закона о нейтралитете, запрещавшее вооружение торговых судов[932] [933]. Замысел Рузвельта состоял в следующем: изначально он просил отменить лишь положение о запрете вооружения торговых судов, но при этом выражал надежду, что Конгресс сам признает необходимым внести дополнительную поправку, под которой понималась отмена положения о запрете американским судам заходить в зоны боевых действий: “Я полагаю существенно важным для обороны нашей страны, чтобы мы прекратили оказывать вполне определенную помощь агрессорам... Удерживая свои суда вдали от портов наших друзей, мы укрепляем контроль агрессоров над морем. Настало время, чтобы наша страна перестала действовать на руку Гитлеру” . Рузвельт верил, что настал подходящий момент для реализации данных шагов. В частности, в письме, отправленном спустя несколько дней британскому королю Георгу VI, президент отмечал: “Сейчас общественное мнение существенно лучше, чем полгода назад, оно скорее за администрацию, нежели за Конгресс”[934] [935]. Обращение Рузвельта вызвало оживленную реакцию конгрессменов. 9 октября сенатор-демократ Дж. Ли поддержал инициативу Рузвельта, раскритиковал изоляционистов и заявил, что время дебатов прошло . В то же время, конгрессмен-демократ Э. Шефер сравнил предложение о вооружении торговых судов с “отправкой десятилетнего мальчишки в джунгли для охоты на свирепых тигров при помощи рогатки” [936] . Конгрессмен- республиканец Д. Шорт столь же образно сравнил возможные последствия одобрения инициативы Рузвельта с “боксерским поединком между комиком Эдди Кантором и чемпионом в тяжелом весе Джо Луисом”[937] [938]. Помимо этого, свою позицию также обозначил генерал Р. Вуд, один из лидеров изоляционистского комитета “Америка прежде всего”: “Американские корабли будут топиться, моряки - гибнуть, наша страна вступит в войну на волне истерии, как это было в 1917 году” . Другой активный деятель “Америки прежде всего”, журналист Дж. Флинн выступил на заседании сенатского комитета по внешней политике и заявил, что изменение закона о нейтралитете будет финальным шагом к войне[939] [940]. Касаясь происходивших в Америке событий, представитель МИД Германии при верховном командовании сухопутных сил Х. фон Этцдорф 10 октября заключил, что “интенсивное сопротивление общественного мнения и Сената отмене закона о нейтралитете заставляет Рузвельта действовать осторожно; он будет действовать поэтапно, стремясь отменять положения закона постепенно” . В тот же день, анализируя развитие событий в США, Г. Дикгоф писал И. фон Риббентропу, что целью Рузвельта является “полная отмена закона о нейтралитете, но состояние общественного мнения убеждает Рузвельта в возможности отмены лишь некоторых положений закона... перед тем, как перейти к дальнейшим шагам, он будет выжидать, дабы оценить, как пройдет голосование. в любом случае, подобный расклад не несет нам ничего страшного, поскольку в США ощущается недостаток вооружений; к тому же, на оснащение судов потребуется определенное время”[941]. В Германии верно восприняли стремление Рузвельта к пошаговой тактике в этом вопросе; тем не менее, особого беспокойства относительно возможной отмены закона о нейтралитете не было выражено ни в дипломатических, ни в военных кругах рейха. 13 октября, ознакомившись с меморандумом Г. Старка от 8 октября, перед комитетом Палаты представителей по внешней политике выступили государственный секретарь К. Хэлл, а также военный министр Г. Стимсон и военно-морской министр Ф. Нокс. Следует обратить внимание на то, что в выступлении К. Хэлла была отображена лишь незначительная часть идей, заявленных Старком. Хэлл взвешенно говорил о слабости существующего закона о нейтралитете и факторах, делавших его модификацию неотвратимой. Он подчеркнул, что “суть законодательства о нейтралитете заключалась в том, чтобы путем предписываемых им ограничений мы могли избежать опасности. Но сегодня опасность существует - она была нам навязана - и наша задача заключается в том, чтобы не уклоняться от нее, а в том, чтобы защитить себя от вражеских действий, серьезно угрожающих нам и всему Западному полушарию”[942]. Стимсон и Нокс, в свою очередь, высказались в поддержку выдвинутых администрацией мер по изменению закона. В самом Конгрессе наблюдалось столкновение позиций. 13 октября конгрессмен-республиканец Дж. Ворис выступил в радиоэфире с речью, направленной против инициатив администрации, обосновав свое мнение тем, что в стране наблюдается недостаток вооружений и что даже вооруженное торговое судно не будет иметь никаких шансов в столкновении с подлодкой[943]. Тогда же конгрессмен-демократ Л. Арнольд произнес речь в поддержку предложенных мер по вооружению судов. Апеллируя к родителям американских моряков, он вопрошал: “Неужели вы не хотите, чтобы ваш сын обладал правом защитить свою жизнь в случае столкновения с разбойниками международного масштаба?”[944] Тем временем, 14 октября 1941 г. начальник штаба ВМС США Г. Старк в официальном отчете констатировал, что “Грир” сам преследовал немецкую субмарину[945]. Изоляционистская газета “Чикаго Трибьюн” прокомментировала выступление Старка очень просто: “Правда открылась”[946]. Э. Пинчот, в свою очередь, сравнил данный инцидент со знаменитой Эмской депешей Бисмарка, послужившей поводом к началу франко-прусской войны [947] , а конгрессмен А. Бердик поставил вопрос: “Что остается делать командиру немецкой подлодки, если его на протяжении нескольких часов преследует эсминец?”[948]. Вскоре на просторах Атлантики случился очередной инцидент - 16 октября 1941 г. немецкая субмарина U-432 под командованием капитан-лейтенанта Х.-О. Шульце в 500 милях к югу от Исландии пустила ко дну американское торговое судно “Болд Венчур”. Оно имело панамскую регистрацию и направлялось из Балтимора в Ливерпуль с грузом угля, стали, древесины и хлопка. Погибли 17 человек, но американцев среди них не было[949]. Однако вскоре произошло событие, получившее куда больший резонанс. В ночь на 17 октября в 400 милях южнее Исландии немецкая подводная лодка U-568 под командованием капитан-лейтенанта Й. Пройсса атаковала американский эсминец “Керни”, экипаж которого возглавлял коммандер Э. Дэнис[950]. Корабль остался на плаву, но погибли 11 человек, пролилась первая кровь американских военных моряков. Выступая в этот же день на пресс-конференции, государственный секретарь К. Хэлл расценил произошедшее в качестве “акта пиратства и целенаправленного „970 устрашения на пути к завоеванию всего мира . Очередной инцидент в Атлантике, к тому же повлекший жертвы среди американцев, произвел сильное впечатление на конгрессменов - 17 октября Палата представителей проголосовала за отмену положения о запрете на вооружение торговых судов, причем данное решение было принято значительно большим числом голосов, чем ожидалось (259 конгрессменов проголосовали “за”, 138 - “против”). Практически сразу начались разговоры о полной отмене закона о нейтралитете. Велась подготовка соответствующей резолюции, но Рузвельт дал совет действовать постепенно, и тогда был составлен проект резолюции, отменявшей не только запрет на вооружение торговых судов, но и их заход в районы военных действий. После этого рассмотрение вопроса началось заново [951] [952] [953] [954]. Согласно исследованиям общественного мнения, осуществленным институтом Гэллапа, 72 % американцев поддерживали разрешение вооружать торговые суда, в то время как заход торговых судов в зоны боевых действий положительно воспринимали 46 % граждан . Американский корреспондент “Фихтеанского общества” из штата Нью-Йорк тогда же отмечал, что в США нарастает 973 “умопомешательство” . 17 октября поверенный в делах Германии в Вашингтоне Г. Томсен, комментируя возможную американскую реакцию по поводу инцидента с “Керни”, сообщал в Берлин: “Он будет использован администрацией... чтобы обострить пропаганду и переломить сопротивление общественности проводимому ей курсу”[955]. Восприятие инцидента немецкой прессой в основном было сведено к оценкам, описывавшим произошедшее как “неуклюжее мошенничество со стороны Рузвельта”[956]. Вскоре изоляционистский комитет “Америка прежде всего”, преследуя собственные цели, предпринял попытку надавить на Рузвельта и вынудить его совершить необдуманный шаг. 22 октября генерал Р. Вуд направил президенту США открытое письмо, в котором, в частности, отмечал: “Наш комитет... предлагает Вам внести на рассмотрение Конгресса резолюцию, провозглашающую состояние войны между Соединенными Штатами и Германией. Неопределенность должна прекратиться. Мы должны прямо знать, что сейчас имеет место - мир или война”. При этом Вуд добавлял, что если Конгресс проголосует за объявление состояния войны, то его комитет “с уважением отнесется к этому решению”; если же Конгресс “проявит мудрость” и провозглашения состояния войны не последует, то администрация должна будет принять данный факт и прекратить “действия, приближающие вовлечение в „976 войну” . Рузвельт не ответил на обращение и не поддался на уловку Вуда; по свидетельству Р. Шервуда, данное письмо усилило убежденность Рузвельта в том, “что если бы он это сделал, его ожидало бы несомненное и катастрофическое поражение” . Тем временем события развивались по благоприятному для администрации сценарию - 25 октября комитет Сената по иностранным делам большинством голосов проголосовал за изменение закона о нейтралитете по сценарию администрации, и рассмотрение вопроса перешло на общесенатский уровень[957] [958] [959]. В тот же день поверенный в делах Германии в США Г. Томсен отправил в Берлин телеграмму, в которой констатировал, что “действия республиканцев- интервенционистов, а также результаты голосования в профильном сенатском комитете означают, что планы Рузвельта реализовываются”[960]. 27 октября 1941 г., в День военно-морского флота США, президент Ф. Рузвельт выступил в нью-йоркском отеле “Мэйфлауэр” с пространной речью. Практически сразу упомянув про атаку на эсминец “Керни”, он заявил: “Мы хотели избежать выстрелов. Но они произошли. И история зафиксировала, кто выстрелил первым. В конечном счете, однако, важно будет лишь то, кто сделает последний выстрел”. После этого президент начал с чувством говорить о возросшей опасности гитлеризма и необходимости интенсификации борьбы с ним любыми средствами, в том числе мерами по обеспечению безопасности морских перевозок. Глава Белого дома говорил, что Америка имеет право направлять свои товары туда, куда желает. В нарушение этого права нацисты атакуют американские корабли, что сопровождается жертвами среди американских моряков. Президент заявил, что Соединенные Штаты не намерены мириться с этой ситуацией и будут стремиться противостоять рейху, вооружая свои торговые суда для защиты от “гремучих змей моря” и предоставляя им свободу заходить с американскими грузами на борту в дружественные порты . Кроме того, президент сделал достаточно неожиданное заявление о том, что в его распоряжении находится “секретная карта, изготовленная правительством Гитлера”, согласно которой 14 стран Центральной и Южной Америки должны быть реорганизованы в 5 вассальных государств под сюзеренитетом нацистской Германии. Эффект от своего заявления Рузвельт подкрепил информацией о якобы существующем нацистском плане по “упразднению существующих религий - католицизма, протестантизма, ислама, индуизма, буддизма, иудаизма и их замене международной Нацистской церковью” . Согласно имеющимся данным, “секретная карта” и документ о намерении создания “Нацистской церкви” могли быть сфабрикованы британскими спецслужбами или же являться разработками резидентов “Аусланд” - Зарубежной организации НСДАП - в Аргентине . В любом случае, упомянув про эти документы, Рузвельт достиг своей цели - резко всколыхнул общественное мнение, внушил американцам вполне определенное отношение к хищнической и аморальной сущности гитлеризма. [961] [962] [963] [964] Кроме того, как отмечал А.И. Уткин, пассаж о нацистской секретной карте и планах отмены религий мог быть вставлен Рузвельтом в свое выступление, чтобы добиться принятия поправок от всего Сената вслед за уже проголосовавшим профильным комитетом[965]. 28 октября, на следующий день после выступления президента США в отеле “Мэйфлауэр”, состоялась его пресс-конференция, в ходе которой Рузвельт заявил, что “не может обнародовать упомянутую вчера карту, поскольку на ней нанесено много пометок, которые, будучи воспроизведенными в прессе, раскроют источник ее получения... Это будет нечестно по отношению ко многим людям; более того, это может также перекрыть поступление информации в будущем”[966] [967] [968]. В связи с утверждениями Рузвельта следует отметить, что фактически президент мог и не заявлять об опасении разоблачения кого-либо, поскольку карты, подробно описывавшие планы нацистского завоевания Американского континента, появлялись на страницах газет еще задолго до того, как глава Белого дома привел соответствующую информацию в собственном выступлении. По мнению американского исследователя И. Геллмана, заявления президента об ответственности немецкого правительства за “существование секретной карты” были в лучшем случае несостоятельны, а в худшем - просто ложны . На следующий день изоляционистская газета “Чикаго Трибьюн”, затрагивая озвученные Рузвельтом сведения про “секретную карту”, весьма категорично отметила, что “подобные планы вынашиваются генеральными штабами любой страны мира в отношении ее потенциальных противников” . Вскоре последовала реакция непосредственно со стороны нацистской Германии. Статс-секретарь министерства народного просвещения и пропаганды О. Дитрих дал немецким журналистам указание не ограничивать себя в резкости выражений и заклеймить выступление Рузвельта как “речь лжеца и фальсификатора, порождение еврейской демагогии и военной истерии”[969]. В свою очередь, министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп 1 ноября издал циркуляр, согласно которому руководителям всех дипломатических миссий Третьего рейха предписывалось посредством вербальной ноты ознакомить правительства стран, на территориях которых они находились, с официальной позицией немецкого правительства относительно утверждений Рузвельта о существовании “секретной карты” и отмены религий. В частности, дипломатам следовало обозначить, что таких планов не было и нет и что озвученные Рузвельтом голословные обвинения настолько нелепы и абсурдны, что правительство Германии не видит никакой нужды в их обсуждении[970]. Тем временем, ситуация в Атлантике продолжала оставаться весьма напряженной. 31 октября произошел очередной важный инцидент, во многом затмивший своей значимостью все предыдущие эпизоды подобного рода: в 600 милях западнее Ирландии немецкой субмариной U-552 под командованием капитан-лейтенанта Э. Топпа был потоплен американский эсминец “Рюбен Джеймс”[971]. В результате атаки погибли 115 моряков, в том числе и коммандер Х. Эдвардс[972]. Инцидент произошел на рассвете, и капитан немецкой подлодки наверняка знал, что атакуемый корабль принадлежит к военноморскому флоту США. Реакция Рузвельта, однако, была достаточно вялой - на пресс-конференции он ограничился словами о том, что он не обладает всей полнотой информации о произошедшем[973]. Вполне вероятно, что в те дни все внимание президента было приковано к процессам, происходившим на Капитолии, следствием чего и стали его сдержанные комментарии относительно атаки на “Рюбен Джеймс”. Случившаяся трагедия побудила изоляционистов к тому, чтобы осуществить ряд словесных нападок на лидера США. Сенатор-республиканец Дж. Айкен заявил, что “Рузвельт несет личную ответственность за смерть каждого моряка”[974] ; его однопартиец Р. Рич выразился столь же категорично: “Убийство наших моряков совершила наша же администрация” [975] [976] [977] [978]. Сенатор- прогрессист Р. Ла Фоллетт, в свою очередь, обвинил Рузвельта во втягивании страны в войну . 3 ноября состоялась очередная президентская пресс-конференция, в ходе которой, отвечая на вопрос о правильности поддерживания дипломатических отношений с Берлином, Рузвельт резюмировал: “Разрыв дипломатических отношений не принесет никакой пользы... Будет значительно полезнее сохранять „996 их в нынешнем состоянии” . В контексте данных высказываний главы Белого дома весьма показательными предстают слова начальника военно-морского штаба США Г. Старка, обращенные им на следующий день к командующему Азиатским флотом США адмиралу Т. Харту: “События быстро приближаются к кульминации. Мы уже воюем в Атлантике, но, похоже, страна не отдает себе отчет в этом. Знает страна или нет, но мы находимся в состоянии войны . Вскоре в водах Атлантики произошел очередной инцидент, который, однако, имел существенные отличия от предыдущих происшествий. 6 ноября 1941 г. в нескольких сотнях миль восточнее побережья Бразилии американский крейсер “Омаха” заметил подозрительное судно, также шедшее под американским флагом, но пытавшееся уклониться от сближения. Крейсер нагнал и задержал его. Как выяснилось, это был немецкий блокадопрорыватель “Оденвальд”, направлявшийся в Германию из Японии с грузом натурального каучука и замаскированный под американское грузовое судно. Поскольку США не находились в состоянии войны с Германией, возникли сомнения насчет правомочности захвата “Оденвальда” в качестве приза[979], но капитан “Омахи” Т. Чендлер проявил изобретательность и задержал блокадопрорыватель как “подозреваемый в работорговле” на основании закона начала XIX века[980] [981] [982] [983]. В итоге “Оденвальд” был отведен в порт Сан-Хуан (Пуэрто- Рико). В Германии к утрате “Оденвальда” отнеслись достаточно сдержанно и не стали заявлять протест, поскольку судно в момент задержания действительно плыло под американским флагом . 7 ноября 1941 г. состоялось общее голосование Сената по вопросу об изменении закона о нейтралитете. Перед тем, как оно началось, демократ- изоляционист Б. Уилер произнес: “Если сенаторы пойдут на этот шаг, они будут 1001 жалеть об этом всю оставшуюся жизнь . Тем не менее, поправки, предусматривавшие вооружение экипажей американских торговых судов и возможность их захода в зоны военных действий, были приняты большинством голосов (50 - “за”, 37 - “против”). После этого билль был возвращен в Палату представителей, которой также предстояло рассмотреть вопрос о праве нахождения торговых судов в зонах боевых действий . После голосования в Сенате и возвращения билля в Палату представителей, конгрессмен-демократ К. Хилл заявил, что принятие поправок будет означать объявление войны, а конгрессмен-республиканец Дж. Дондеро предрек, что “это будет последнее голосование перед тем, как мы вступим во Вторую мировую войну”[984] [985]. Пессимизм изоляционистов был еще более усугублен президентом Соединенных Штатов - 7 ноября Ф. Рузвельт подписал документ о распространении действия закона о ленд-лизе на СССР . 8 ноября 1941 г. рейхсканцлер Германии А. Гитлер произнес в Мюнхене речь, приуроченную к очередной годовщине “пивного путча”. В ней, среди прочего, он упомянул и про США. По словам фюрера, “рузвельтовская Америка осуществляет исполнение воли евреев... Доводы Рузвельта о вынашивании Германией захватнических планов смехотворны. Мне 52 года и я не приемлю этот детский абсурд. В Германии государство выделяет на поддержку религии 900 миллионов марок в год, а в Америке церкви не получают от государства ни цента. Я могу сказать господину Рузвельту следующее: у меня нет никаких экспертов. Мне достаточно собственной головы. Мне не нужна поддержка мозгового треста. Если где-либо происходят важные события, они будут проанализированы моим мозгом, а не мозгом экспертов. Я не школьник, который перерисовывает карты из атласа. Насколько мне известно, Южная Америка далека настолько же, насколько и Луна”[986]. Кроме того, фюрер упомянул, что “приказал немецким кораблям не стрелять по американским, когда они их увидят, но защищаться, если на них нападут”, добавив, что “отдаст под трибунал любого офицера, который пренебрежет этим, который не сумеет защититься”[987]. Спустя 3 дня, 11 ноября, А. Гитлер вновь высказался относительно Рузвельта. На сей раз фюрер был краток: “Рузвельт - отъявленный масон”[988]. Как видно из слов Гитлера, он, безусловно, следил за развитием событий в американо-германских отношениях; в то же время, свойственный ему набор штампов в отношении президента США и проводимой им политики не претерпел никаких изменений. 11 ноября заместитель государственного секретаря С. Уэллес выступил с официальным заявлением по поводу состояния международной обстановки, изложив позицию Соединенных Штатов: “По ту сторону Атлантики зловещий и безжалостный завоеватель обратил большую часть Европы в рабство. Он хвастается, что его система будет доминировать во всех концах Земли. После продолжительных дебатов американцы. определили свою внешнюю политику. Они поручились... не беречь сил и не оглядываться на жертвы в деле окончательного разгрома гитлеризма и всего, что он в себе заключает. . Тем временем рассмотрение вопроса, связанного с законом о нейтралитете, вышло на заключительную стадию. 12 ноября обеспокоенные неявными перспективами успешного голосования спикер Палаты представителей С. Рэйберн и лидер ее демократического большинства Дж. МакКормак направили президенту США Ф. Рузвельту письмо, в котором интересовались, “какой эффект возможный провал. произведет в других странах и, особенно, в Германии”[989] [990]. Ответ Рузвельта был получен на следующий день и зачитан с трибуны. Глава Белого дома отмечал, что провал пересмотра закона о нейтралитете “обескуражит” британцев, китайцев и русских, сражающихся с агрессорами. Кроме того, он “вызовет ликование в государствах “оси”, . будет способствовать претворению в жизнь агрессивных намерений Германии, а также других хорошо известных государств под предводительством Гитлера”. При этом “позиции Америки в борьбе против агрессии определенно ослабнут, что отразится не только на Европе и Азии, но и на братских республиках континента”[991]. Слова Рузвельта повлияли на конгрессменов - закон о нейтралитете был пересмотрен по сценарию администрации (212 конгрессменов высказались “за”, 194 - “против”)[992]. Таким образом, Соединенные Штаты избавились от всех основных положений законодательства о нейтралитете, принятого в 1935 г. во имя сохранения страны вне войны[993]. Оценивая результаты голосования, газета “Нью-Йорк Таймс” отмечала: “Это самое важное решение в США со времени начала войны”[994]. В свою очередь, изоляционистская “Чикаго Трибьюн” воспрнимала произошедшее как “голосование за войну”[995]. Следует отметить, что, по некоторым данным, Белый дом проявил предметную активность, чтобы обеспечить пересмотр закона о нейтралитете; в частности, упоминались точечное давление на некоторых конгрессменов, а также посулы назначения на федеральные должности[996]. Тем не менее, в каких бы цифрах не выражались результаты голосования в Конгрессе, они означали, что Рузвельт одержал крупнейшую победу над реакционным американским изоляционизмом. Продолжая формально оставаться невоюющим государством, Соединенные Штаты фактически вступали в не ограниченную каким-либо районом морскую войну с Германией[997]. Тем не менее, на состоявшемся 13 ноября военно-морском совещании А. Гитлер, несмотря на стремление Э. Редера пойти на обострение в Атлантике, указал, что силы ВМФ Германии “в соответствии со стратегической необходимостью” должны вести себя “сдержанно”. Гитлер решил быть непреклонным: приказ избегать провокаций остается в силе и будет изменен только “в зависимости от обстоятельств”, что бы это ни означало[998]. 14 ноября министерство народного просвещения и пропаганды выпустило инструкцию для немецкой прессы, в которой рекомендовалось оценивать произошедшее в Конгрессе событие следующим образом: “Несомненно, что голосование происходило под колоссальным давлением и что множество членов Палаты получили взятки... Тот факт, что даже при наличии подкупов разрыв оказался столь незначительным, свидетельствует о том, что большая часть американцев противится отмене закона; итог голосования лишь подтверждает беспринципность еврейской правящей клики”[999]. В тот же день всем немецким дипломатическим миссиям был направлен циркуляр, составленный начальником политического отдела МИД Германии Э. Верманном. В нем, в частности, отмечалось: “Результаты голосования, несомненно, являются победой президента, который достиг своей цели. С другой стороны, голосование в обеих палатах ярко показало, что и в помине нет никакого единодушия по вопросам внешней политики... В своих комментариях вам следует. постоянно подчеркивать, что, несмотря на террор и устрашение, примененные администрацией Соединенных Штатов, основная масса американцев остается равнодушной и не одобряет воинствующую политику Рузвельта”[1000] [1001]. Следует, однако, подчеркнуть, что приводившиеся немецкой стороной оценки относительно настроя американцев не соответствовали действительности: к этому времени 70 % граждан США считали более важным нанести поражение Германии, нежели остаться вне войны . 17 ноября Рузвельт поставил на одобренном Конгрессом билле свою подпись, введя его в действие. В тот же день президент, видимо, сбросивший тяжелый моральный груз, обратил внимание генерального прокурора США на возможность осуществления Верховным судом расследования источников финансирования изоляционистского комитета “Америка прежде всего” [1002] , который создавал серьезные препятствия реализации инициатив администрации. Президент давал понять, что не собирается мириться с противодействием осуществлению мер, которые он считал жизненно важными для возглавляемой им страны. Осенние месяцы 1941 г. были плотно насыщены событиями и представляли собой период “необъявленной войны” в американо-германских отношениях. Следует признать, что в это время Соединенные Штаты проявили себя как государство, стремившееся к укреплению своих позиций в Атлантике и готовое отстаивать их вооруженными методами. Конгрессмен-изоляционист Г. Фиш, бывший одним из основных оппонентов Ф. Рузвельта, впоследствии отмечал, что осенью 1941 г. президент США намеренно вводил американцев в заблуждение и “разжигал пламя ненависти” в отношении Германии. Кроме того, Фиш полагал, что Рузвельт пытался “спровоцировать” Берлин приказом о стрельбе без предупреждения по немецким кораблям, но не преуспел в силу нежелания Гитлера интенсифицировать конфликт[1003]. С нашей точки зрения, в действиях Рузвельта отсутствовали признаки, свидетельствовавшие о его желании обострить ситуацию. Напротив, его деятельность была подчинена задаче обеспечения государственных интересов США, заключавшихся в недопущении военных кораблей Третьего рейха в американскую зону патрулирования, а также в наращивании помощи союзникам вследствие ревизии закона о нейтралитете. Что касается двусторонних морских инцидентов на просторах Атлантики, тем более повлекших жертвы со стороны Соединенных Штатов, правомерно утверждать, что они также заметно повышали уровень напряженности американогерманских отношений. Вследствие произошедших событий Вашингтон был поставлен перед фактом того, что американский нейтралитет, и так подвергшийся заметной эрозии, не мог служить гарантией от столкновений с силами немецкого ВМФ. Третий рейх, в свою очередь, был вынужден обращать все более пристальное внимание на американский фактор - как в силу имевших место морских столкновений, так и в связи с тем, что США совершили очередной важный шаг в деле помощи европейским противникам гитлеризма, кардинальным образом трансформировав закон о нейтралитете, бывший одной из основ внешней политики страны на протяжении нескольких лет.