ТЕОКРАТИЧЕСКАЯ МОНАРХИЯ

Саул, Давид и Соломон (1055-953 гг. до Р. X.)

Когда Самуил состарился, то поставил судиями двух сыновей своих с той, вероятно, целью, чтобы достоинство это сделать наследствен­ным в своем семействе.

Самуил неохотно соглашался на это желание, он доказывал, что установление царской власти будет равносильно отпадению от Иеговы и со всем жаром свойственного ему красноречия старался убедить народ остаться при прежнем образе правления. В доводах своих Самуил опирался главным образом на изложенное уже выше основное положение Моисеева Законодательства, в силу которого народ израильский, будучи избранным народом Божиим, составлял вместе с занимаемой им Ханаанской землей собственность самого Иеговы и поэтому должен был иметь царем своим только Бога, а ни­как не человека.

Но доводы Самуила не имели успеха; народ не отступил от своего намерения, и Самуил должен был согласиться на избрание. Выбор его, конечно, не без благоразумного умысла, пал на одного человека из слабого колена Вениаминова и притом из самой незначительной семьи этого колена. Он назывался Саулом, был прекрасен собою, «целой головой выше всего народа» и необыкновенной храбрости. Посланный отцом отыскать пропавших ослиц, Саул, не найдя их, пришел к пророку Самуилу, чтобы спросить его о них. Самуил при­нял его дружески и помазал священным миром в цари израильские; затем он велел ему вернуться домой и сказал, что он должен будет предстать перед собранием (образованных им) пророков.

тили его и приветствовали своими вдохновенными песнопениями; Дух Божий снисшел на Саула и он стал пророчествовать перед ними словами древних пророков. Тогда все, знавшие его раньше, воскли­цали в изумлении: «Разве Саул из числа пророков?» Но изумление это достигло высших пределов, когда Самуил в созванном им вслед за

сим всенародном собрании представил этого самого Саула как их бу­дущего царя. Вместе с радостными криками народа: «Да здравствует царь!», многие говорили: «Чем может он помочь нам?» — отнеслись к нему с пренебрежением и не принесли ему никаких даров. Однако

Саул, о чем и сам прежде не имел ни­когда в помышлении, благодаря сво­им подвигам сделался дорогим для своего угнетенного отечества.

Саул вел целый ряд счастливых войн против аммонитян при царе их Наасе, против филистимлян и амалеюпян, но когда он не послушал приказания Са­муила — истребить амалекигянского царя Агата со всем его народом и со все­ми стадами его, то Дух Божий отступ мл­ея от него, он был «отвергнут» (I Сам., 15, 26), и царем, по повелению Иеговы, был тайно помазан Давид. Однако Да­вилу, прежде чем он был признан царем всем народом, пришлось испытать мно­гое: претерпеть несколько гонений и подвергнуться неоднократным покуше­ниям на свою жизнь, а после самоубий­ства Саула в битве с филистимлянами вести упорную борьбу с полководцем его Авениром и старшим сыном Сау­ла — Иевосфеем.

В правление Давида (1033—993 гг. до Р. X.) Иудейское царство

достигло своего величайшего блеска. Как храбрый полководец, Да­вид не только доставил своему государству многократными война­ми, в которых и он и народ его выказали необыкновенное мужество, действительный, продолжительный и необходимый мир, но и воз­нес его, в особенности после счастливого похода против сириян, на степень грозного величия. Он простер свою власть даже до устьев Евфрата, а князья сирийские вЭмафе, Дамаске и Низибии платили ему дань.

Давид также распространил свое государство и на юг. Моавитяне и эдомитяне, заключившие союз с князем Низивийским и поддержан­ные им и ассириянами, напали на израильтян, но были также разби­ты Давидом и храбрым полководцем его, Иоавом, и бесчеловечно истреблены. Государства эти подпали под власть Давида, а через за-

Карта. Палестина времен царства Израильского и Римской империи

воевание Идумеи получил он даже гавань Аилу в Аравийском заливе. Филистимляне равным образом были совершенно покорены. Нако­нец, Давиду удалось вырвать у иевусеев Иерусалим и крепость Сион, которыми они до тех пор владели. Последняя была укреплена так си­льно, что на предложение Давида сдать ее иевусеи насмешливо отве­чали: «Даже хромым и слепым для защиты ее достаточно было бы то­лько крикнуть: не смей входить Давид!» Но Давид тем не менее взял ее, укрепил еще более и сделал Иерусалим и Сион своей резиденцией. Иерусалим стал столицей государства еще и потому, что Давид пере­нес туда с необыкновенной торжественностью кивот завета, причем сам плясал перед кивотом во время несения его в Сион.

Но царь хотел сделать еще больше. Так, он с помощью финикийских архитекторов, присланных ему вместе с кедровым лесом царем Тир­ским, построил в Иерусалиме богатейший и прекраснейший дворец. Он также желал перенести народную святыню из Скинии в прочный и рос­кошный храм, но привести в исполнение это последнее предприятие было запрещено ему пророком Нафаном (1 Царств, 29, 3).

Будучи лишен возможности проявить в сооружении храма влече­ние свое к красоте и величию, Давид тем с большей свободой мог пре­даться возвышению народного духа и тесно связанного с ним, по свое­му важному значению, богослужения. Это последнее стало отправля­ться с большей торжественностью и великолепием и сопровождаться музыкой и песнопением, в чем Давид сам был очень искусен и этим придал ему более просвещенную и художественную форму.

Эти песни Давида, как и песни других поэтов, исполнялись на об­щественных празднествах, на которых, собиравшийся перед Скинией завета весь народ иудейский испытывал, при совершении вновь вве­денного богослужения, неведомое ему до тех пор воодушевление. Но здесь же, в столице, народ поражался роскошью и великолепием, поя­вившимися благодаря приобретенным различными войнами богатст­вам, собственному, просвещенному вкусу царя и образованности, воз­никшей вследствие увеличившихся сношений с чужеземными народа­ми. Народ постепенно привыкал к тем переменам, которые этот достославный государь, сочетавший на голове своей венец лирика по­эта с венцом победителя и мудрого правителя, вносил в народный дух и в государственные учреждения.

Поэтому естественно, что характер народа благодаря распростра­ненному Давидом образованию от своей патриархальной простоты и нетребовательности перешел к подвижности и изменчивости; равен­ство и свобода, поддерживаемые древними учреждениями, при новой

Евреиская одежда времен Давида и Соломона.

По Р. Ho∣tenroth. Trachien der Volker.

царской, почти деспотической власти существенно пострадали, а бывшее до тех пор необыкновенно чуткое чувство независимости по­степенно притупилось. Азиатский дух образа правления не замедлил проявиться и здесь со всеми своими последствиями.

При дворе Давида разыгрывались всевозможного рода интриги: от них произошли смуты и раздоры, бросившие такую мрачную тень на последние годы царствования Давида. И какие еще тяжкие испыта­ния предстояли этому отличавшемуся властолюбием государю! Об этом можно судить по преступлению нал Урией из-за жены его Вир­савии (2, Сам., II, 14—15), по восстаниям сына его Авессалома и Савея из колена Вениаминова (2, Сам., 19). Но воспоминания о слабостях и проступках Давида скоро забылись, и народ видел в нем лишь создателя израильско­го государства, «человека с боже­ственным сердцем» и придавал ему, кроме политического его значения, еще и значение литера­турное, на которое он, по мне­нию даже и строгих судей, всегда будет иметь право.

Преемником на престоле изра­ильском надлежало собственно быть четвертому сыну Давида — Адонию, но Вирсавия и пророк Нафан убедили стареющего царя назначить другого. Еще при жиз­ни своей приказал он всенародно провозгласить царем сына своего Соломона, рожденного от

Вирсавии; Адония восстал, но был убит вместе с военачальником сво­им, Иоавом.

То, что Давид, про которого говорили, что у него сердце льва, по­сеял, благодаря своей храбрости и энергии, при Соломоне взошло в полном блеске, и народ только при этом последнем мог воспользо­ваться и плодами того, что было приобретено при его предшествен­нике. «Иуда и Израиль, — как говорит Библия, — отДана до Вирса­вии жила беспечально, каждый под виноградником своим и под смоковницей своею; они были бесчисленны, как песок морской, ели, пили и веселились».

Поэтому царя Соломона украшали только мирные добродетели: мудрость, судившая право', поэтическое дарование, полное живых об-

¹По буквальному выражению притчей Соломоновых.

разов, влечение к красоте и великолепию, проявившееся блестящим образом в разнообразных, дорогих постройках и сооружениях, забот­ливость о безопасности страны, выразившаяся в укреплении городов и в заключении союзов с дружественными соседями, и, наконец, стара­ние о благоденствии, водворившемся, благодаря мирным отношениям с остальными народами, торговле и мореплаванию. Дела эти, главным образом, наполняют историю царствования Соломона, но одновре­менно с ними первоначальный, установленный еще Моисеем государ­ственный строй, изменявшийся до тех пор лишь постепенно, испытал при нем коренное и всестороннее изменение.

Одним из замечательнейших дел Соломона было сооружение храма Иерусалимского, хотя при этом он осуществил лишь волю и план Давида, собравшего д ля этой постройки неисчислимые сокровища. Храм этот не следует, конечно, рассматривать наравне с художественными об­разцами греческого зодчества, в сравнении с которыми он покажется мрачным, приземистым и неправильным по своим формам.

При сооружении этого храма, продолжавшемся семь лет, Соломон пользовался рабочими из числа рабов, которыми большей частью были не израильтяне, а потомки неистребленных, а оставшихся в стра­не ханаанитянских народов: гефитян, иевусеев и других, обращенные Соломоном в податное состояние. Художниками же, в тесном смысле этого слова, руководившими всей постройкой, были, кажется, ино­странцы, по большей части славившиеся в то время своцм искусством и прилежанием жители могущественного города Тира. Художник, из­готовивший обе громадные металлические колонны и сосуды для хра­ма, не был единственным тирянином, услугами которого пользовался Соломон. Друг его, тирский царь, Хирам, в силу договора и в обмен за доставляемые ему Соломоном масло и хлеб послал в распоряжение его и тех жителей Тира, которые рубили и обрабатывали на Ливане кедро­вые деревья и сплавляли их в Яффу.

Равным образом и золото было получено не через переливку собст­венной своей монеты, а было, по всем вероятиям, тирское, переделан­ное местными же мастерами на украшения, за которое Соломон усту­пил тирскому царю двадцать два незначительных города. Легко можно представить себе громадное количество золота, употребленного Соло-

моном, если принять в расчет, что храм Иерусалимский не был единст­венным сооружением, прославившим его царствование. Так он по­строил еше для себя дворец в Иерусалиме и дворец для летнего пребы­вания у подошвы Ливана, недалеко от города Баальбека', в котором вся утварь была золотая; кроме того, он построил судилище и дворец для супруги своей, дочери египетского царя, фараона Танаисского Псина- ха. Знаменит был также трон его из слоновой кости, покрытый чистым золотом; к нему вели шесть ступеней, по обеим сторонам которых сто­яло двенадцать львов; трон этот, подобного которому не было ни в од­ном государстве, был, по всей вероятности, также произведе­нием чужеземного мастера.

Из всего этого видно, что роскошь эта проистекала не из культурного состояния всего народа, но скорее была по­требностью двора и царя, по­чему между правительством и истинным народным духом должно было обнаруживаться все большее и большее несоот­ветствие.

В торговле, в которой при­нимал участие иудейский на­род, господствовало то же нача­ло. Ее вел не народ, а царь и притом за свой собственный счет, в союзе с царем тирским при помощи финикийских мо­ряков, в особенности из Гаси- он-Гаверской гавани, в Ара­вийском заливе. Торговля эта простиралась до Офира и Тартессуса (в Испании) и доставляла Соло­мону золото, серебро и другие товары. Он также вел торговлю лошадь­ми, что было, между прочим, одним из указанных выше пагубных но­вовведений царя. До этого времени лошади были чужды израильтянам потому, что для земледелия употреблялась не лошадь, а осел; на войне же израильтяне никогда не сражались конными. Это было в особенно­сти запрещено Моисеем¹, допускавшим в будущем избрание царя, но

j Соломон укрепил этот город; город же Тадмор. вероятно, был км выстроен вновь.

Причины, по которым Моисей запретил разведение лошадей, заключались частью втом, что употребление лошадей при земледелии было менее полезно, чем употребле­ние ослов, частью же в том. что Ханаан, окруженный или пустынями, или горами, нуждался для своей зашиты в бодрых выносливых пехотинцах; потребность же в кон­нице могла быть ошушаема только при дальних. завоевательных войнах, которых Мон­сей не желал. При этом следует заметить, что с введением Соломоном постоянной кон­ницы израильтяне не сделались счастливее на войне.

Развалины храма в Баальбеке.

лишь с тем непременным условием, чтобы он ни в каком случае не дер­жал конницы

Но Соломон и в этом отношении изменил установленное Моисеем государственное устройство и завел регулярную конницу из 12 000 всадников и 1400 военных колесниц. Конница эта, для которой Соло­мон содержал двойное количество лошадей, расположена была по го­родам, где для нее построены были конюшни (конные города), совер­шенно по образцу египетскому. Так как в то время в Аравии не разво­дили еше лошадей, то их приводили к Соломону из Египта и притом не только для него самого, но и для производства весьма выгодной пере­продажи, так как он перепродавал их соседним князьям по произволь­но назначаемой им самим высокой цене.

Эта сухопутная и морская торговля, вместе с данью подвластных народов и собственно коронными поместьями, распределенными между двенадцатью управителями, доставлявшими царю и его при­дворному штату все необходимое, составляли главный источник зна­чительных доходов царя, про которого говорили, что он сделал кедро­вое дерево столь же обыкновенным, как смоковница, а серебро — как простые камни.