IV ИИСУС НАВИН И СУДИИ
Прошло сорок лет со времени исхода из Египта, когда народ, в котором успело уже народиться и возмужать новое, более послушное воле Божией поколение, получил позволение вступить в обетованную землю.
Но бывшему до сего времени предводителю народа — Моисею не только не было дано самому вступить в нее, но и присутствовать при этом. Предчувствуя свою близкую кончину, он в торжественном собрании всего народа передал свою власть и управление в руки Иисуса Навина.При этом последнем началось энергичное завоевание Ханаана. Иисус Навин овладел укрепленными городами: Иерихоном, Гаем, Вефилем и Сихемом. Здесь, в Сихеме, как в центральном пункте всей страны, основал он свою резиденцию; кивот же завета поставил в Си- ломе. Согласно воле Божией, все местные жители должны были быть «изгнаны» или истреблены, что Иисусом Навином и было большей частью приведено в исполнение.
Когда значительная часть страны была завоевана, то, согласно приказанию Моисея, было приступлено к ее разделу, и Иисус Навин распределил ее между девятью коленами: Иудиным, Вениаминовым, Симеоновым, Дановым, Иссахаровым, Ассировым, Завулоновым, Нев- фалимовым, Ефремовым и полуколеном Манассииным; колена же Рувимово, Гадово и остальное полуколено Манассиино были поселены по другую сторону Иордана. Иудино и Вениаминово колена после раздела заняли юго-западную часть, а остальные — юго-восточную. Само собою разумеется, что все это дело не обошлось без некоторых жалоб на не вполне равномерный раздел; при этом многие колена не хотели тотчас же приняться за правильное земледелие и поселиться в укрепленных городах и селениях.
Но главная беда заключалась в том, что после умершего в скором времени Иисуса Навина вследствие неимения общего вождя и недостатка рвения колен к дальнейшей борьбе с непобежденными еще ханаанскими племенами борьба эта велась уже не так деятельно, как прежде.
Во многих местах израильтяне, вместо того чтобы совершенно изгнать ханаанитян, ограничились лишь тем, что принудили их платить себе дань. Таким образом филистимляне остались на юго-западной границе, в Иерусалиме крепко засели иевусеи; другие враждебные племена владели горными странами Ливана. Между тем умер Иисус Навин, за ним последовали и все его современники, а народившеесязатем новое поколение не знало ни своего Господа, ни чудес, совершенных им для Израиля. Народ начал уклоняться от чистого поклонения Иегове, которое собственно и составляло действительную основу народного единства, и стал совращаться в идолопоклонство.
Следствием этого было зло, предупредить которое Моисей думал повелением полного истребления ханаанитян. Оставшиеся в стране враждебные племена вместе с соседними государствами, пользуясь раздорами иудеев, покоряли то одно, то другое колено, то несколько колен сразу. Так как теократическо-республиканское государственное устройство не допускало в Иудейском государстве верховного вождя и Моисей и Иисус Навин были облечены таким исключительным саном только по случаю предстоявшего вступления в Ханаан, то и впоследствии, когда государство находилось в исключительных обстоятельствах, являлись отдельные личности в качестве верховных вождей или высших сановников; их называли софетимами, то есть судиями. Впрочем судия редко пользовался всеобщим признанием народа. Также судии эти редко являются представителями кротости и благочестия. Так, например, Гедеон назывался Иеруваалом, то есть страшащимся Ваала и соорудил в своем городе идола; Авимелех был тираном худшего сорта, а Иеффай начал свое поприще разбоями на больших дорогах.
Первым судиею был Гофоноил; за ним, в числе прочих, следовали мужественная жена и пророчица Девора, победитель мадианитян — Гедеон и т. д. Замечательнейшие из деяний некоторых судей были записаны. Из них самыми интересными представляются нам лишь деяния Иеффая, Сампсона и Самуила.
1. Иеффай
Не успевший еще сплотиться и установить у себя ни общего государственного управления, ни общеобязательных законов, народ израильский скоро сделался добычей аммонитян, в особенности беспокоивших беспрестанными нападениями и грабежами колена по ту сторону Иордана.
И не было в Израиле человека, который был бы в состоянии дать отпор разбойникам. Наконец такой человек нашелся; то был Иеффай — муж, полный мужества и отваги. Братья, чтобы не разделять с ним законного наследства, изгнали его из дома родительского, и Иеффай ушел в Аравию, где, став во главе одной разбойнической шайки, прославился необыкновенными подвигами. Когда бедствия отечества достигли необычайных размеров, а слава о храбрости Иеффая разнеслась во все стороны, жители Галаада послали к нему послов с просьбой быть их вождем. Он согласился и вернулся на родину. Сначала он послал спросить царя аммонитян, по какому праву нападает он на землю израильскую. Царь отвечал, что земля эта принадлежала ему еще ранее, чем дети Израиля завладели ею. Иеффай в пространном объяснении старался оправдать действия Моисея и Иисуса Навина, но аммонитянский царь не соглашался с его доводами. Тогда Иеффай с многочисленным войском пошел на него войной. Перед выступлением в поход он дал обет, если Иегова предаст аммонитян в его руки, принести Ему в жертву всесожжения первое, что выйдет к нему навстречу из дома его.
Нападение совершено было мужественно, и неприятель бежал. Иеффай отчаянно преследовал его и отнял у него двадцать пастушеских селений, а когда прогнал его далеко, то вернулся к себе в Масси- фу. Здесь навстречу к нему с радостными песнями и плясками вышла дочь его, кроме которой он не имел других детей. При виде ее безрассудный отец разорвал на себе одежды свои и воскликнул: «О, дочь моя? Как сокрушаешь и печалишь ты меня! Я дал обет Господу и не могу не исполнить его». Испуганная дочь отвечала: «Отец мой, если ты дал обет Господу, то поступи со мной по обету твоему, ибо Господь сотворил тебе отомщение над врагом твоим». Так сказала она, бедная, и все слышавшие громко рыдали. Исполненная печали, просила она позволения отправиться в горы и пробыть там два месяца, чтобы оплакать с подругами девство свое. Она пошла в горы и, исполняя слово свое, вернулась через два месяца, чтобы умереть позорной смертью на костре[7].
В честь ее девицы галаадские в продолжение многих лет ежегодно справляли праздник, в который отправлялись в горы оплакивать дочь Иеффая.2. Сампсон
В другой раз несколько колен израильских подпали под власть филистимлян, прошедших вдоль и поперек всю их страну их смотревших на имущество израильтян, как на свое собственное. Тогда спасителем явился происходивший из колена Данова знаменитый Сампсон, история жизни которого увенчана ореолом народных сказаний. «Хотя его следует рассматривать, как личность историческую, — говорит Нёльдеке[8], — но описание его подвигов и страданий носит на себе печать легендарного характера; сама же смерть его производит сильное впечатление своим необыкновенно глубоким трагизмом.
С самого рождения своего он был посвящен своими родителями Иегове согласно обычаю, установленному еще Моисеем. Таких людей называли «назореями», что означает — обособленный, обрученный Господу; они обязаны были не есть некоторых кушаньев, как нечистые, и ножницы не должны были касаться головы их.
Когда Сампсон вырос, то получил исполинскую силу. Однажды, желая посетить свою невесту, он отправился в местечко Фамнаф; на дороге встретился ему молодой рыкающий лев. И Дух Господень снис- шел на Сампсона, и он, хотя не имел ничего в руках, растерзал льва, как разрывают ягненка. Затем он пришел к своей невесте, но ни ей, ни родителям своим ничего не сказал про свой геройский подвиг.
Невеста Сампсона была филистимлянка, почему брак с нею был неприятен его родителям. Они не знали, что на то была воля Господа, желавшего наказать филистимлян; Сампсон же не поддавался увещаниям их, и они должны были уступить ему. Несколько дней спустя Сампсон снова пошел в Фамнаф и проходил мимо трупа растерзанного льва. И вот видит он рой пчел в пасти львиной, с сотами, наполненными медом. Он вынул его, съел дорогой и явился вдом невесты. Брачное пиршество должно было продолжаться семь дней, причем, по восточному обычаю, филистимляне приставили к нему для почета тридцать юношей, так называемых дружек жениха.
Сампсон, по обычаю же Востока, задал им загадку о своей находке и сказал: «Слушайте: если отгадаете, то дам вам тридцать пар нижнего и верхнего платья; не отгадаете, то вы должны мне дать столько же». — «Скажи нам твою загадку?» — спросили они. Сампсон сказал: «От ядущего произошло ядомое, а от сильного — сладкое. Что означает это?»Прошло шесть дней, а тридцать филистимлян не могли разгадать загадки. Наконец, они вышли из себя и тайно сказали молодой жене Сампсона: «Уговори своего мужа, чтобы он объяснил нам свою загадку, а то мы сожжем дом твой и все, что в нем есть. Разве для этого пригласила ты нас, чтобы мы сделались нищими?»
Горько заплакала тогда жена Сампсона и стала просить своего мужа объяснить ей, в чем было дело. Долго, однако, не соглашался он, но, наконец, сказал ей. Тогда передала она это своим единоплеменникам, которые на седьмой день с восходом солнца сказали Сампсону: «Что слаще меда и сильнее льва». Но он возразил: «Если бы вы не орали юницей моею, не отгадать бы вам моей загадки».
Однако все-таки должен был он дать им тридцать пар платья. Тогда снисшел на него дух Господень, и пошел он в Аскалон, убил там собственноручно тридцать филистимлян, снял с них платье и отдал его отгадавшим загадку; потом, затая гнев в сердце своем, ушел оттуда и вернулся в дом отца своего. Тогда жена его отдалась другому.
Через некоторое время, во дни жатвы пшеницы, Сампсон вспомнил жену свою, посетил ее и принес ей козленка. Но ее отец не хотел впустить его в дом. «Мы думали, — сказал он, — что ты возненавидел ее, и потому отдали ее другому. Но у нее есть еще младшая сестра, и если желаешь, то возьми ее». Тогда сказал им Сампсон: «Я имею одно только истинное желание к филистимлянам — это причинить им зло». Он вышел из города и поймал в 300 штук стадо шакалов, или прирученных волков, которые на востоке бродят большими стаями и легко попадаются в руки охотника. Он связал их попарно и привязал к хвостам
каждой пары по горящему светильнику; со страшным воем побежали звери по полям, и огонь охватил снопы и колосья; вся жатва погибла в огне, истребившем также масличные деревья и виноградники.
«Кто сделал это?» — яростно восклицали филистимляне. «Сампсон, за то, что у него отняли жену», — было ответом. Тогда собрались филистимляне и сожгли жену Сампсона и отца ее. Но Сампсон жестоко побил их и удалился. Филистимляне напали на колено Иудино и вторглись в страну их через Лехи. «Чего вы хотите от нас?» — кричали израильтяне. «Сампсона, — последовал ответ. — Где он?» — «Он ушел в горы и поселился в пещере». Туда пришли 3000 человек из колена Иудина и сказали Сампсону: «Разве ты не знаешь, что филистимляне напали на нас; зачем сделал ты это?» Он отвечал им: «Как они поступили со мной, так и я поступил с ними».
На это они возразили: «Мы пришли связать тебя и предать филистимлянам». — «Поклянитесь мне, что не убьете меня», — сказал Сампсон и дал им связать себя по рукам новыми веревками. Тогда вывели они его из пещеры и привели к филистимлянам, возликовавшим при виде его. Но он, подойдя к ним ближе, с такой силой разорвал веревки, что они распались, как нити, опаленные огнем. Тут нашел он челюсть от скелета осла. Он схватил ее и побил ею 1000 человек. «Вот лежат они в куче, — с торжеством произнес он. — Одной челюстью ослиной побил я тысячи человек»[9]. И он бросил челюсть из рук своих и назвал место это Рамет-Лехи (пещера челюсти).
Но тут он почувствовал страшную жажду и так воззвал к Иегове: «Рукою раба твоего совершил ты такое спасение; о! не дай умереть мне от жажды или впасть от утомления в руки филистимлян!» И вдруг увидал он, как разверз Иегова язву на челюсти (Лехи) и вода потекла из нее. И когда он утолил жажду, возвратился к нему дух его и он ожил. Поэтому источник этот, по словам народной песни, зовется и поныне источником «призывающего из челюсти».
В другой раз пришел он в город Газу и вошел в дом к одной женщине. Когда стемнело, филистимляне подумали: сделаем его безвредным, а себе доставим полное спокойствие; запрем для этого городские ворота, а завтра на рассвете, когда он захочет выйти из горбда, нападем на него и убьем.
Всю ночь напролет прождали они в тишине и молчании наступления следующего дня. Но Сампсон не ждал так долго; он встал в полночь, схватил своими мощными руками ворота, вырвал их с обоими столбами из земли, взвалил себе на плечи и снес на высокую гору.
Но чем чаще спасался Сампсон чудесным образом от случавшихся с ним опасностей, тем более привыкал он полагаться на одну только свою силу, стал забывать Бога и убаюкивать себя ложной самоуверенностью в своей безопасности.
IV. Иисус Навин и судии
________ 67
Он позволил себе вступить в связь с хитрой Далилой. Об этом узнали князья филистимлян и обещали ей тысячу сто серебренников, если она просьбами и лестью выпытает от вождя, в чем заключается его необыкновенная сила. Далила согласилась и спросила Сампсона: «Милый, скажи мне, в чем заключается твоя сила и чем можно связать тебя и смирить».
Сампсон сказал ей: «Если меня свяжут семью тетивами из сырого лыка, то я ослабею и буду как и всякий обыкновенный человек».
Тогда принесли князья филистимлянские семь тетив из сырого лыка, и Далила связала ими Сампсона. В комнате же были спрятаны люди, которые подстерегали. Тогда вскричала Далила: «Сампсон! филистимляне идут на тебя!» Но он разорвал тетивы, как простые нитки, и обманутые филистимляне убежали.
«Видишь, ты обманул меня, — сказала она, — и солгал мне, но теперь, скажи мне по истине, чем можно связать тебя».
Он отвечал ей: «Если свяжут меня веревками новыми, не бывшими еще ни разу в употреблении, то ослабею и буду, как и всякий другой человек». Она сделала это; пришли филистимляне, но он разорвал узы свои, как простые нитки.
Тогда сказала Далила: «Злой человек, еще раз ты солгал мне! О! скажи мне теперь откровенно и не обмани меня на этот раз».
«Хорошо, — сказал он, — если ты сплетешь мои волосы и пригвоздишь их колом к стене, когда буду спать, то я не в силах буду пошевелиться».
Далила сделала и это, но когда пришли филистимляне, Сампсон пробудился и исторгнул волосы свои вместе с колом.
Тогда сказала ему Далила: «Как можешь ты говорить, что любишь меня, когда ты со мною неоткровенен и недоверчив. Три раза обманул ты меня; скажи же, наконец, мне правду». День и ночь преследовала она его льстивыми речами и мучила тем, что душа ее будет томиться до самой смерти. Наконец раскрыл он ей сердце свое и сказал: «Никогда ножницы не касались головы моей, ибо я с самого детства посвящен Богу. Если я преступлю волю Божию и дам обрезать себе волосы, то отступятся от меня Дух Божий и сила моя».
Вероломная запомнила это и известила филистимлян, которые тотчас пришли и принесли с собой деньги. Она усыпила его и велела остричь ему волосы, и сила отступила от него. «Сампсон! филистимляне идут на тебя!» — воскликнула она громко. Он проснулся и подумал: «Я встану как прежде и разгромлю этих негодных»; но он не знал, что Иегова отступился от него. Филистимляне схватили его, выкололи ему глаза, отвели в Газу и заковали в цепи, и должен был он в темнице вертеть ручную мельницу.
Но в темнице у него снова отросли волосы. Между тем филистимляне собрались для принесения великой жертвы богу своему и, радуясь, говорили: «Наш бог предал нам в руки величайшего врага нашего, опустошившего нашу страну и убившего многих из наших единопле-
менников; пусть теперь приведут его, чтобы мы могли насмеяться над ним».
И они привели Сампсона из темницы и заставили его плясать перед собой. Слепец сказал мальчику, ведшему его за руку: «Подведи меня к тем двум главным столбам, поддерживающим дом, в котором собрался весь народ для того, чтобы я мог прислониться к ним». Дом же был полон мужчин и женщин. И внутри, и снаружи и на гладкой крыше, все кишело филистимлянами; тут были и князья филистимлянские и издевались они над ним, как только могли. Но Сампсон в душе своей обратился к Иегове и так воззвал к нему: «Господи! вспомни обо мне, укрепи меня только на этот еще раз, чтобы я мог воздать им одним отомщением за оба глаза мои!» Потом уперся он в срединные колонны, на которых утвержден был дом, в одну правой, а в другую левой рукой и воскликнул: «Здесь хочу я умереть вместе с филистимлянами!» В одно мгновение потряс он колонны, и все здание рухнуло со всем, что было в нем и на нем. При этом филистимлян погибло больше, чем он убил их за все время своей жизни. Он был судией Израиля в продолжение двадцати лет.
3. Самуил
(1109 г. до Р. X.).
Наступившие со смертью Моисея времена далеко не соответствовали тому, что предопределял и предрекал он своему народу; деятельность описанных вождей являлась в истории Израиля лишь быстро проносящимися блестящими метеорами, а завещанные Моисеем дух и чувства не существовали в народе уже более. Идолопоклонство постоянно одерживало верх над истинным служением Иегове; сознание единства исчезло и государство ко времени первосвященства Илии пришло в величайший упадок. У народа не было сильного правителя; сыновья Илии оскверняли Скинию завета, продолжавшую по-прежнему, со времени переселения в Ханаан, находиться в Силоме, в колене Ефремовом[10], и предавались алчности и распутствам так, что приходившие туда для принесения жертв благочестивые люди встречали в этом самом священнейшем месте одни лишь неприятности.
С того самого времени, когда вследствие сношения с местными племенами прекратилось религиозное единство, рушилось и единство политическое. Начались междоусобия, и народ сделался добычей ха- наанитян и в особенности филистимлян. Израильтяне были разбиты во многих сражениях. Тогда для большего воодушевления войск кивот завета перенесли в стан и решено было дать еще одно сражение, но и оно было проиграно, причем сама святыня эта попала в руки неприя
теля и оставалась у него до тех пор, пока филистимляне не возвратили ее сами. В это время вновь явился муж с духом и мощью Моисея — знаменитый Самуил. Он был посвящен Богу и помещен в Силоме своей благочестивой матерью, так как она родила его в преклонных уже летах и потому смотрела на его рождение как на особую милость Божию. Здесь, через божественное откровение, Самуил был призван к служению народу израильскому и к доставлению ему более счастливой жизни. Он воспользовался возвращением кивота завета, чтобы созвать израильтян на всенародное собрание и торжественным обещанием снова
Исайя.
Статуя Микеланджело.
обратить их к служению Иегове. При этом Самуил, как достойнейший, был избран народом в судьи и как теперь мужественным предводительством, так и впоследствии, во всю свою долгую жизнь, мудростью, энергией и примерным исполнением своей высокой должности не переставал доказывать, что был вполне достоин такого выбора.
Когда израильтяне соединились между собою, то старинные внешние враги их, филистимляне, поклялись составить против них грозный союз и напали на них, но Самуил нанес им такое поражение, что с тех пор они не только не отваживались переступать границы израильские, но потеряли даже один за другим все города, отнятые ими У израильтян.
Плодом этой победы был почетный мир и с другими соседними народами. Внутреннего взаимного согласия колен Самуил достиг своим правым судом, духовному же развитию народа содействовал учреждс-
70^ _ Первый и второй периоды (от начала времен до Кира)
нием так называемых школ пророков, которые следует рассматривать как род монастырей или семинарий. Предметами преподавания в этих школах, без всякого сомнения, прежде всего были закон Моисеев и его толкования; религиозная музыка или песнопение также входила в круг занятий. Таким образом школы эти были рассадниками способных правителей, судей, учителей и разных должностных лиц. При этом необходимо делать различие между пророками, выходившими из этих школ, и пророками в узком смысле этого слова, каковыми были Илия, Исайя, Иеремия и другие. Эти последние, как непосредственно избранные самим Богом, являлись провозвестниками слова Божия, что следует понимать в том смысле, что то, что они говорили, они говорили не от себя, что их устами вещал Сам Бог. Как пророки, посланные Самим Богом, они прозревали также и будущее, в чем собственно и заключалось их непосредственное призвание в жизни. Они хранили законы, дополняли заповеди и объясняли народу их сокровенное значение; они возвещали Божественные предопределения, заключавшие в себе как благословение, так и наказание. Блюдя за священной неприкосновенностью государственных установлений, они напоминали народу о его религиозных и политических обязанностях. Речь их, как излияние вдохновенного чувства, была возвышенна, полна смелых образов и так же торжественна, как речь поэтов.