Dasein(Материалы к толкованию)1. О чем пойдет речь.

Слово das Dasein — одно из ключевых слов (понятий? терминов?) философии М.Хайдеггера, может быть, и в самом деле ключ к ней. Оно именует бытие человека. С первых страниц «Бытия и времени» Хайдеггер несколько раз специально оговаривает, что словом этим называется сущее, «которое мы сами всегда суть» (БВ, с.

Почему же избрано именно это слово? Что хочет сказать Хайдеггер избранием этого слова? Что оно само хочет сказать и всегда уже говорит в немецкой речи, какими его подсказками хочет воспользоваться мысль? Как нам расслышать это слово, чтобы с самого начала верно понимать речь (текст) Хайдеггера? Есть ли в русском языке слово, говорящее (подсказывающее) то же, что и das Dasein в немецком? Что хотел нам, читателям, подсказать переводчик «Бытия и времени» В.В. Бибихин,

709 Под сокращением БВ, с. цитируется перевод В.В. Бибихина — Хайдеггер М. Бытие и время.М. Ad

Marginem. 1997. Под сокращением SZ, S. цитируется перевод автора статьи.

710 «Поэтому фундаментальную онтологию, из которой могут возникать все другие, надо искать в

экзистенциальной аналитике присутствия».

хайдеггеровское Dasein.

495

передавая это философски остраненное Хайдеггером, но вообще-то говоря, вполне обиходное слово немецкой речи русским словом присутствие, в котором вроде бы исчезло всякое особое указание на бытие человека?

Задаваясь этими вопросами, я имею в виду далеко не только

технические трудности перевода. И уж подавно речь не идет о теме

какого-нибудь “хайдеггероведения”. Поставленные вопросы имеют для

меня собственно философское значение, поскольку в том, что именуется у

Хайдеггера словом Dasein, сосредоточивается замысел фундаментальной

онтологии, а замысел этот представляется мне столь же поворотным в

философии, сколь был в свое время замысел критической метафизики И. Канта711.

Отмечу несколько важнейших моментов, которые ставят это слово-понятие в центр философского внимания.

(1) Хайдеггер приходит к Dasein на пути намечаемого им возвращения философии к ее собственному первоначалу, а именно — к первому вопросу первой философии (конститутивному вопросу философии как таковой), к вопросу о бытии. Dasein и отмечает (именует) у Хайдеггера философски искомую точку поворота, — ту “естественную” и ближайшую для нас точку (das Da), которая лежит в начале пути к началам самого бытия (das Sein). Причем, называя (определяя) так существо человека, вроде бы не приходится как-то дополнительно соотносить его с вопросом о бытии, обосновывать его онтологический смысл, — оно само — бытие человека — уже и есть слово о бытии (Da-Sein).

(2). Мы не случайно затрудняемся назвать это слово понятием или термином, хотя в речи Хайдеггера Dasein, разумеется, и не просто слово.

Здесь сказывается особый подход философа к слову вообще. Смысл

этого подхода, конечно, не в наивном этимологизировании, не в расчете на

истину, кроющуюся где-то в первобытных корнях слова. Исконное

стремление философии — первой философии — мыслить и говорить о

самом бытии (или о сущем в его бытийном начале) — включает в себя

требование мыслить изначально, как бы впервые, с самого начала,

говорить изначально, как бы первым, изначальным, самоговорящим языком712.

711 Нельзя не заметить значимый параллелизм экзистенциальной аналитики des Daseins как

условия возможности (фундамент) онтологии с трансцендентальной анлитикой “чистого разума” как

критических пролегомен ко всякой возможной метафизике в замысле И.

712 «...Философ берет на себя ответственность не только за то, что он впервые начинает все

мышление человечества, пробегая, так сказать “обратно” путь до первого человека и начиная

“мыслить впервые”, философ берет на себя ответственность за самое речение — за речь, за язык, он

всегда стремится обнаружить переход от обычных фразеологизмов к внутренней речи, к речи на

грани молчания («дальше — тишина») и вместе с тем к речи, предельно осмысленной... Философ не

только мыслит заново, но и речь “начинает впервые”». — Библер В.С. На гранях логики культуры. М.

496

У Хайдеггера это философское стремление принимает особый оборот: он словно хочет дать слово самому бытию, вернуть слово ему, чтобы нам быть только местом внимания и сказания (тем, где, в чем, как сказывается

— помимо наших намерений — само бытие). Первичное, изначальное

должно как-то говорить само за себя, чтобы мыслитель мог сказать вместе

с Гераклитом: «Не меня, а само слово выслушав...».

Вот почему Хайдеггер норовит говорить первыми словами — будто бы самоговорящими, самопонимающими. Создается впечатление, что истинное понятие-понимание содержит в себе само слово, т.е. слово, не поскольку кто-то обращается с ним к кому-то (или к самому себе), а поскольку оно может быть услышано как самоговорящее или как прямое вещание (извещение) бытия. И Хайдеггер стремится развертывать речь своей мысли так, как если бы он прямо подслушал эти речи у слова, заранее уже все в себе понимающего. Соответственно, — понять для него значит: свернуть речевую многосмысленность слова, его морфологических модификаций, разговорных оборотов, фразеологизмов в одно самоговорящее слово, в слово иероглиф. Так раскрываются им греческие logos и aletheia, немецкие Dasein и Ereignis, так переосмысливаются, если не пересоздаются, слова Gestell и Bedingni?... Это как бы уже и не слова из Хайдеггеровского словаря, даже и не слова немецкого языка: это слова некоего изначального пра-языка, который сам, видимо, стремится к изначальнейшему пра-слову.

(3) Разумеется, дело тут не в каких-то “поэтических” пристрастиях Хайдеггера. Сами эти пристрастия вызваны и затребованы сугубо философским вниманием. И трудности, на которые мы тут наталкиваемся, суть философские трудности.

В самом деле, понятия, выражающие философское начало (например, “логос” Гераклита, платоновская “идея”, аристотелевская “энергия”, “монада” Лейбница, “вещь в себе” Канта, гегелевский “дух”...)

— это все слова, как бы впервые услышанные, неслыханно истолкованные,

домысленные, даже придуманные, сочиненные философами (как, замечу, и

само слово “философия”). Вместе с тем, каждое такое слово хочет быть

понятием, имеющим общезначимое и однозначное определение. И — снова

вместе с тем — это первопонятие, понятие-начало: ниоткуда уже не

выводимое, ничем не определимое, — оно хочет быть либо логической

само-очевидностью, либо — само-говорящим словом, словом, предельно

естественным, словом самого естества (бытия). В качестве слова, которым

называется само бытие (как если бы бытие им само себя называло), оно,

кажется, должно иметь характер единственного имени, собственного имени

1997. С.72.

497

бытия, — имени логического, как в классической метафизике, или — как у Хайдеггера, — имени... ну, скажем, естественно-поэтического713.

(4) Таким самоговорящим именем и хочет быть Dasein. Точнее —

Хайдеггер хочет. Не я, хочет сказать Хайдеггер, философ называю так

человека, человек сам так называет-ся, не замечая этого. Это не понятие

моей фундаментальной онтологии, фундаментальная онтология вся в

целом и без меня уже понята этим словом, содержится в нем.

Ясно, впрочем, что так услышанное слово предполагает соответствующий слух. Такое начальное, ключевое, самоговорящее и даже, кажется, самодумающее слово надо ведь сначала найти, дать ему возможность говорить то, что оно, может быть, и в самом деле способно подсказать, суметь помыслить то, что им всегда уже понято.

...Не слишком ли, однако, далеко унесло нас? Все это, может быть, и интересно, но речь-то была заведена об одном из слов (пусть и ключевых) одной из современных философий. Почему бы и не заняться прямо им и прямо в ней? Впрочем, что в философии стоит прямо на пути, а что лежит в стороне, сказать так же трудно, как и провести отчетливую границу между собственно философскими вопросами и проблемами иных “дисциплин”, в частности, филологии или языкознания. Во всяком случае, со времен Гераклита и Парменида философия рождалась и кружилась в этом заколдованном круге, в таинственном хороводе: слово — речь — мысль — бытие — человек, — и философия Хайдеггера, на свой лад и слух включается в этот хоровод. Важно только принять во внимание, что Хайдеггеровский “лад” и “слух” заранее включают особую философию языка, которая с самого начала обусловливает, как мысль Хайдеггера даст слову обусловить себя.

(5) Вопросы, на которые мы натолкнулись, поставив на обсуждение

слово Dasein, ставят нас в средоточие весьма сложных взаимоотношений

между словом, мыслью и бытием. Слово Dasein у Хайдеггера и именует

человека в качестве этого средоточия.

Но что здесь от слова, а что все же от понятия, пред-положенного

713 Необходимо сразу же заметить, что фундаментальное философское понятие, понятие-начало, — сколь бы законченно-терминологический вид оно ни приобретало в некой системе понятий,— остается философским в той мере, в какой оно мыслится в качестве начала, т.е. рассматривается со стороны его возможного обоснования, полагания, предполагания, выявления, — со стороны его начинания быть началом. Это и есть сфера онто-логики, или сфера глубинных взаимосвязей мысли, слова и бытия, со времен Гераклита и Парменида средоточие философии. Философия Хайдеггера своими путями последовательно входила в это средоточие.

498

философом Хайдеггером толкованию слова? Не оспаривает ли слово такого толкования? С другой стороны, не таит ли толкование, прикинувшееся словом, свойственных слову двусмыслиц? Что если нам не только внимать речи Хайдеггера, но, по его же совету, прислушаться повнимательней к самому слову в его родной словесной, речевой, литературной стихии? Можно видеть в слове Dasein как самоговорящем имени человеческого бытия удачную находку (значима сама возможность таких “находок”) внимательного слушателя языка, можно видеть здесь и умышленную выдумку философа М.Хайдеггера.

Уже поставленные вопросы позволяют заметить возможность иного, чем у Хайдеггера, подхода к загадке слово-мысль-бытие. Упрощая, как во всякой типологизации, можно отнести философию языка Хайдеггера к традиции философии имени714. Можно вместе с ней сказать, что умопостижение, обладающее поэтическим слухом, ищет здесь слово-понятие как собственное имя “вещи”, содержащее полный смысл ее бытия, — или, по Хайдеггеру понять слово как высказывание, выказывание, выявление бытия. Но можно положить в основание слово-высказывание, взятое именно в его обращенности к другому или к себе как другому (во внутренней речи), как вопросо-ответное единство715. Тогда каждый высказываемый смысл бытия (если речь идет об этом) окажется только толкованием, обращенным с вопросом к другому возможному толкованию. Глубина слова-понятия откроется не как тайный корень, достигающий бытия, а как внутренняя речь, в которой высказываются, развертываются, раскрываются возможные толки-смыслы бытия. Можно сказать в манере Хайдеггера: слово сказывает (выявляет) не именно бытие, а словно бытие, бытие-в-смысле («В каком смысле?»). Слово (имя) условно не потому, что это произвольный знак, назначенный людьми вещам, а потому, что возможно бытие в другом смысле. Слово вы(с)казывает бытие, поскольку

714 Она поэтому должна быть близка поэтике и философии русского символизма. См., например,

раздел «Мысль и язык» в работе П.А.Флоренского «У водоразделов мысли». См.: Флоренский П. А.

Сочинения в двух томах. Т.2. М. 1990. С. 109-340.

715 Этот подход глубже всего развит в философской поэтике М.М.Бахтина, который, впрочем, как раз

философско-логическое и поэтическое слово слышит как исключительно монологическое.

Собственно в философии диалогическая природа слова, понятия, мысли глубоко и последовательно

продумана в трудах В.С. Библера. Диалогической онто-логике В.С. Библера и я пытаюсь следовать.

499

само бытие отвечает слову в смысле. При таком подходе столкновение, противоборство, спор, диалог разных слов-толкований, претендующих на первичное понимание, изначальнее того собирания, сведение разных смыслов воедино, которым занимается Хайдеггер. И возвращая слово Dasein в стихию языка, мы надеемся уловить такого рода разнотолоки, напряжения, значимые также и для Хайдеггеровской мысли.