3.2.4. Механизм действия Римской конвенциии Регламента Рим I
Механизм ст. 4 Римской конвенции основан на сложном сочетании теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи. Важно подчеркнуть, что сами авторы теории характерного исполнения признавали целесообразность ее формулирования в виде гибкой коллизионной нормы <1097>.
Кроме того, к моменту принятия Римской конвенции практически во всех западноевропейских странах ключевую роль играл гибкий подход, основанный на попытках определения гипотетической воли сторон и наиболее тесной связи договора с определенной правовой системой. В связи с этим переход к использованию построенных на основе теории характерного исполнения жестких коллизионных норм выглядел заведомо неприемлемым <1098>. Поэтому в ст. 4 Римской конвенции разработчики попытались найти компромисс между гибким по своей природе принципом наиболее тесной связи и жесткой коллизионной нормой, основанной на применении теории характерного исполнения. В связи с этим английский автор А. Даймонд отмечает, что "Римская конвенция - это попытка удовлетворить сторонников обоих подходов, но, как и любой компромисс, она рискует не удовлетворить никого" <1099>.--------------------------------
<1097> Schnitzer A. Handbuch des Internationalen Privatrechts. S. 640; Vischer Fr. Methodologische Fragen bei der objektiven im Internationalen Vertragsrecht. S. 60 - 68.
<1098> В Официальном отчете к Римской конвенции указывается на то, что из девяти первоначальных стран - участниц Римской конвенции на национальном уровне жесткие коллизионные нормы для регулирования договорных обязательств применялись только в Италии (п. 1 комментария к ст. 4).
<1099> Diamond A. Harmonization of Private International Law Relating to Contractual Obligations. P. 273.
Статья 4 Римской конвенции состояла из трех основных компонентов, соотношение которых между собой вызывало существенные сложности.
Статья 4(1) фиксировала общее правило о применении к договору права страны, с которой он наиболее тесно связан. Статья 4(2) предусматривала, что при условии соблюдения положений ст. 4(5), презюмируется, что договор наиболее тесно связан с государством, где находится сторона, осуществляющая характерное исполнение. В ст. 4(5) устанавливалась корректирующая оговорка, в соответствии с которой презумпция применения теории характерного исполнения не действовала, если из совокупности обстоятельств дела следовало, что договор более тесно связан с другой страной <1100>.--------------------------------
<1100> Статья 4(3) и 4(4) устанавливала специальные презумпции для договоров по поводу недвижимого имущества и договоров перевозки грузов, к которым также применялась корректирующая оговорка.
Анализируя данную структуру ст. 4 Римской конвенции, некоторые авторы высказывали точку зрения о том, что она предусматривает три этапа определения применимого права. В соответствии с таким подходом на первом этапе суд пытается определить наиболее тесную связь договора с определенным правопорядком без обращения к каким-либо четким коллизионным привязкам. Если это представляется затруднительным, то на втором этапе суд обращается к теории характерного исполнения. На последнем, третьем этапе суд должен проверить, не существует ли страны, с которой договор демонстрирует более тесную связь в сравнении с результатом, получившимся при применении теории характерного исполнения.
Получается своеобразный круговой алгоритм: определение применимого права заканчивается там же, где начинается - на поиске страны, имеющей наиболее тесную связь с договором <1101>. Фр. Юнгер в этой связи образно говорит о "змее, кусающей себя за собственный хвост, и завершении трехступенчатого анализа в той точке, с которой он начался" <1102>.
--------------------------------
<1101> Morse C. The EEC Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations // Yearbook of European Law. 1982. Vol.
2. P. 129 - 130; Badykov M. The Russian Civil Code and the Rome Convention: Applicable Law in the Absence of Choice by the Parties // Journal of Private International Law. 2005. Vol. 1. N 2. P. 129 - 130.<1102> Juenger Fr. Parteiautonomie und objektive im internationalen Vertragsrecht: Eine Kritik aus amerikanischer Sicht // RabelsZ. 1982. Bd. 46. S. 79.
При подобной трактовке естественным образом возникает вопрос о том, зачем проходить столь сложный путь и почему нельзя ограничиться одним этапом определения страны, имеющей наиболее тесную связь с договором. К этому выводу логично приходят сторонники трехстадийного определения договорного статута: "Представляется, что в любой ситуации суд должен проанализировать дело с помощью теста наиболее тесной связи и в конечном итоге принять его результат, каковым бы ни был результат действия теста характерного исполнения. Тест наиболее тесной связи играет определяющую роль (is the final arbiter): судья может сколь угодно долго играть с тестом характерного исполнения, но в конечном итоге он может следовать ему только в той степени, в которой это разрешает тест наиболее тесной связи" <1103>.
--------------------------------
<1103> Badykov M. The Russian Civil Code and the Rome Convention. P. 285.
Помимо своей нелогичности, данный подход имеет следствием неоправданное уменьшение значения теории характерного исполнения, которая оказывается "задавленной" принципом наиболее тесной связи <1104>. Это ярко проявилось в ранней английской практике применения положений Римской конвенции. Так, при разрешении одного из дел лорд Хобхаус (Lord Hobhouse) прямо указал, что презумпция характерного исполнения не применяется, "если суд приходит к выводу, что она не уместна для обстоятельств конкретного дела. С формальной точки зрения это делает данную презумпцию очень слабой" <1105>. Нельзя считать случайным, что рассматриваемый подход сложился именно в английской судебной практике и доктрине, где до вступления в силу Римской конвенции применялся гибкий критерий наиболее тесной связи, причем суды всячески уклонялись от формулирования каких-либо более четких презумпций.
--------------------------------
<1104> Один из ведущих английских коллизионистов П.
Норт прямо указывает на то, что предусмотренные ст. 4 Римской конвенции презумпции (прежде всего презумпция применения теории характерного исполнения) "не будут существенно влиять на определение права, применимого в конкретном деле" (North P. The E.E.C. Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations (1980): its History and Main Features // Contract Conflicts. The E.E.C. Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations: a Comparative Study / Ed. P. North. Amsterdam - New York - Oxford, 1982. P. 22).<1105> Credit Lyonnais v. New Hampshire Insurance Company (1997). Цит. по: Plender R., Wilderspin M. Op. cit. P. 174.
Справедливости ради необходимо отметить, что в последующем английская судебная практика стала придавать больший вес теории характерного исполнения. Так, в уже упоминавшемся решении по делу Samscrete Egypt Engineers and Contractors SAE v. Land Rover Exports Ltd. <1106> английским судом был сделан вывод о том, что во всех случаях следует определить результат применения теории характерного исполнения, отклонение от этого результата возможно на основе последующего изучения совокупности всех обстоятельств дела, причем бремя доказывания того, что договор имеет более тесную связь с другой страной лежит на той стороне, которая не удовлетворена результатами применения теории характерного исполнения.
--------------------------------
<1106> (2001) EWCA Civ. 2019. См.: Chitty on Contracts. 30th ed. Vol. I. General Principles. P. 2024 - 2025.
Описанный трехступенчатый подход вряд ли можно признать корректным, поскольку он лишает практического смысла применение теории характерного исполнения и неоправданным образом усложняет процесс определения объективного договорного статута. Правильным представляется другой подход, в соответствии с которым следует выделять два этапа определения применимого права.
На первом этапе суд непосредственно обращается к ст. 4(2) Римской конвенции и теории характерного исполнения. На втором этапе суд с помощью корректирующей оговорки ст.
4(5) Римской конвенции проверяет, не существует ли страны, демонстрирующей более тесную связь с договором. Таким образом, если в договоре можно установить характерное обязательство, то суд вообще не обращается к положению ст. 4(1) Римской конвенции <1107>. Последняя норма получает практическое значение в ситуации, когда в договоре невозможно определить, какая сторона осуществляет характерное исполнение: в этой ситуации в соответствии со ст. 4(1) Римской конвенции суд должен применить право страны, имеющей наиболее тесную связь с договором <1108>.--------------------------------
<1107> Vischer Fr., Huber L., Oser D. A.a.O. S. 133; Hoffmann B. von, Thorn K. A.a.O. S. 441; Stone P. Op. cit. P. 283; Wagner R. Der Grundsatz der Rechtswahl und das mangels Rechtswahl anwendbare Recht (Rom I Verordung) // IPRax. 2008. Heft 5. S. 381.
<1108> На использование ст. 4(1) в данной ситуации обращается внимание в Официальном отчете к Римской конвенции (п. 7 комментария к ст. 4). С учетом этого нельзя согласиться с выводом Р.М. Ходыкина о том, что положения ст. 4(1) Римской конвенции и п. 1 ст. 1211 ГК РФ имеют значение лишь общих правовых принципов и никогда не применяются непосредственно (см.: Ходыкин Р.М. Регулирование договорных обязательств в аспекте международного частного права в свете принятия третьей части ГК РФ // Научные труды. Российская академия юридических наук. Вып. 3: В 3 т. М., 2003. Т. 1. С. 927).
В рамках данного подхода именно теория характерного исполнения получает заслуженное место общего правила, отход от которого путем применения корректирующей оговорки приобретает характер исключения. В данном случае появляется опасность ухода в другую крайность, когда результат теории характерного исполнения почти невозможно поставить под сомнение. Проиллюстрировать данную проблему можно на примере дела Nouvelle des Papeteries de l'Aa v. BV Machinenfabriek BOA, рассмотренного Верховным судом Нидерландов. Французский покупатель через французского агента голландского поставщика заключил договор купли-продажи оборудования.
Переговоры проходили во Франции, цена была выражена во французских франках, договор был подписан во Франции. Поставщик доставил и смонтировал оборудование в месте нахождения покупателя во Франции. Голландский суд, разрешавший спор, посчитал, что отсутствуют основания для опровержения презумпции в пользу теории характерного исполнения и применил голландское право как право места нахождения продавца, проигнорировав многочисленные связи договора с французским правом. При этом Верховный суд Нидерландов сделал следующий вывод общего характера: "...формулировка и структура ст. 4, а также единообразие применения права, на которое нацелена Конвенция, означают, что исключение к основному правилу пункта 2 должно применяться ограничительно в том смысле, что можно отойти от основного правила только тогда, когда по обстоятельствам конкретного дела будет сделан вывод о том, что место ведения коммерческой деятельности стороны, осуществляющей характерное исполнение, не имеет реального значения (ценности) в качестве коллизионной привязки" <1109>.--------------------------------
<1109> Решение Верховного суда Нидерландов от 25.09.1992. Netherlands International Law Review. 1995. P. 259. См.: Schacherreiter J. A.a.O. S. 112 - 113; Plender R., Wilderspin M. Op. cit. P. 175; Verhagen H. Agency in Private International Law. P. 423 - 424.
Очевидно, что подход, использованный Верховным судом Нидерландов, на практике делает почти невозможным применение корректирующей оговорки: сложно себе представить ситуацию, когда место нахождения коммерческого предприятия или обычное место пребывания стороны, осуществляющей характерное исполнение, вообще не имеет никакого значения с точки зрения коллизионного анализа <1110>.
--------------------------------
<1110> Tang Zh. Law Applicable in the Absence of Choice - The New Article 4 of the Rome I Regulation // Modern Law Review. 2008. Vol. 71(5). P. 798.
Вопрос о соотношении теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи в ст. 4 Римской конвенции был затронут в первом деле о толковании положений Римской конвенции, поступившем на рассмотрение Европейского суда <1111>. Заявитель, позиция которого была поддержана Европейской комиссией, настаивал на подходе к ст. 4 Римской конвенции, изложенном Верховным судом Нидерландов. Однако Европейский суд в осторожных выражениях не согласился с таким крайним подходом, хотя и не высказался в пользу противоположной трактовки. Европейский суд не посчитал необходимым формулировать четкую правовую позицию по рассматриваемому вопросу.
--------------------------------
<1111> Решение Европейского суда от 06.10.2009 по делу C-133/08 Intercontainer Interfrigo SC (ICF) v. Balkenende Oosthuizen BV. Компетенция Европейского суда была распространена на вопросы толкования положений Римской конвенции только в 2004 г. после ратификации Бельгией дополнительного Протокола 1988 г. к Римской конвенции.
Таким образом, не вполне четкие положения ст. 4 Римской конвенции привели к появлению двух диаметрально противоположных подходов соотношения теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи, что не замедлило отразиться на судебной практике различных стран - участниц Римской конвенции. Об опасности различного толкования говорилось еще до момента вступления Римской конвенции в силу. Так, голландский ученый Дж. д'Оливейра уже в 1977 г. указывал на то, что предложенные формулировки допускают противоположное толкование: "Очевидно, существуют две концепции понимания ст. 4: согласно первой п. 2 играет главную роль, а п. п. 1 и 3 (п. 3 проекта впоследствии стал п. 5 итогового текста Конвенции. - А.А.) просто представляют собой привлекательную оболочку, имеющую небольшое практическое значение; другой подход будет рассматривать п. п. 1 и 3 в качестве щелкунчика, раскалывающего концепцию характерного исполнения (as a nutcracker crushing the doctrine of characteristic performance). Мы должны подождать и посмотреть, как в таких условиях суды в договаривающихся странах смогут использовать ст. 4 в качестве основы для единообразного подхода к определению привязок договоров. Высокая степень скептицизма на этот счет кажется обоснованной" <1112>.
--------------------------------
<1112> d'Oliveira J. "Characteristic Obligation" in the Draft EEC Obligation Convention. P. 330.
Отсутствие единообразного подхода к определению соотношения теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи заставило Европейскую комиссию поставить вопрос о реформировании описанных положений Римской конвенции. В качестве вектора предлагаемых изменений в Рабочем документе (Green Paper) была отмечена необходимость усиления презумпции характерного исполнения. Данное предложение нашло поддержку большинства респондентов <1113>.
--------------------------------
<1113> См., в частности, комментарий немецкого Института зарубежного и международного частного права им. Макса Планка, а также предложения Европейской группы по международному частному праву (European Group for Private International Law) - Third consolidated version of a proposal to amend Articles 1, 3, 4, 5, 6 and 7, 9, 10bis, 12 and 13 of the Rome Convention of 19 June 1980 on the law applicable to contractual obligations, and Article 15 of Regulation 44/2001/EC (Brussels I) (http://www/drt.ucl.ac.be/gedip/documents/gedip-documents-19vce.html).
В проекте Регламента Рим I Европейская комиссия достаточно неожиданно поставила вопрос о коренном изменении подхода, отраженного в ст. 4 Римской конвенции. Было предложено вообще исключить как положение ст. 4(1), так и корректирующую оговорку ст. 4(5) Римской конвенции. В соответствии с п. 2 ст. 4 проекта Регламента Рим I принцип наиболее тесной связи подлежал применению исключительно в ситуации, когда специфика договора вообще не позволяет определить, исполнение обязательства какой стороны является характерным для соответствующего договора. Данное предложение фактически означало превращение теории характерного исполнения в жесткую коллизионную норму, результат применения которой не подлежал корректировке. Свое решение составители проекта Регламента Рим I объяснили следующим образом: "Правило Конвенции, в соответствии с которым применимым правом является право по месту нахождения стороны, исполняющей характеризующие договор обязанности, сохранено, однако предлагаемые изменения направлены на усиление правовой определенности путем превращения обычных презумпций в фиксированные правила, а также с помощью устранения корректирующей оговорки. Поскольку краеугольным камнем документа является автономия воли, нормы, применимые в отсутствие выбора (применимого права самими сторонами. - А.А.) следует сформулировать настолько точно и предсказуемо, насколько это возможно, чтобы стороны могли решить, требуется им или нет осуществлять свой выбор (применимого права. - А.А.)" <1114>.
--------------------------------
<1114> Explanatory Memorandum to the Proposal for a Regulation of the European Parliament and the Council on the law applicable to contractual obligations (Rome I) COM (2005) 650 final.
Столь радикальное изменение сложившихся подходов встретило резкую критику со стороны иностранных специалистов. Эта критика в обобщенном виде представлена в комментарии Института Макса Планка к проекту Регламента: "Институт уверен в том, что общий подход, заключающийся в (практически) полном отказе от гибкости при определении права, применимого к договорам в отсутствие выбора сторон, является нежелательным. Несмотря на то что такая строгость очевидным образом способствует правовой определенности и унифицированному применению будущего акта Сообщества, она не оставляет судьям места для сбалансированного подхода к коммерческим интересам и адаптации нормы к потребностям имущественного оборота. Это знаменует также существенное отклонение от практики большинства европейских стран, сложившейся до принятия Римской конвенции... Таким образом, Институт предлагает сохранить гибкий принцип наиболее тесной связи, дополненный системой презумпций, и ограничиться более узкой оговоркой об исключении (действия презумпций. - А.А.), достигнув с помощью этого компромисса между усилением определенности применения и сохранением судебной гибкости для индивидуальных случаев (compromise between enhanced certainty of application and retained judicial flexibility in individual cases)" <1115>. Один из специалистов Института, проф. Д. Мартини в своей статье образно сравнил применение теории характерного исполнения без корректирующей оговорки с прокрустовым ложем, на которое неподходящие по росту гости укладывались путем отсечения ног или растягивания позвоночника <1116>.
--------------------------------
<1115> Max Planck Institute for Comparative and International Private Law. Comments on the European Commission's Proposal for a Regulation of the European Parliament and the Council on the law applicable to contractual obligations (Rome I).
<1116> Martiny D. The Applicable Law to Contracts in the Absence of Choice (Art. 4 Rome Convention) - Old Problems and New Dilemmas // Estudios Sobre Contratacion Internacional. Dir Alfonso Caravaca, Javier Gonzalez. 2006. P. 25.
С данной критикой нельзя не согласиться. Ни одна жесткая коллизионная норма (или их совокупность) не в состоянии обеспечить эффективное решение коллизионной проблемы в отношении неисчислимого многообразия гражданско-правовых договоров, объективные связи которых с различными правопорядками составляют не поддающееся анализу множество практических ситуаций <1117>. Отказываясь от преимуществ гибкого коллизионного подхода, основанного на использовании механизма корректирующей оговорки, законодатель одновременно не в состоянии обеспечить полную предсказуемость решения коллизионной проблемы. Дело в том, что в условиях несовпадения коллизионного законодательства различных стран мира в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права любые предположения об объективном договорном статуте даже при наличии жестких коллизионных норм имеют лишь характер предположения до того момента, пока не определится, суд какого государства будет рассматривать спор. В этих условиях было бы вряд ли оправданным превращать предсказуемость и правовую определенность в решающий нормообразующий фактор, предопределяющий разрешение дилеммы соотношения теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи.
--------------------------------
<1117> Morse C. Comparative Study of the Rules of Conflicts of Laws in the Field of Contracts. P. 168; Lando O. The EEC Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations. P. 199 - 200.
В конечном итоге разработчики Регламента Рим I согласились с описанной критикой и сохранили корректирующую оговорку в тексте ст. 4 Регламента Рим I. В абз. 16 преамбулы Регламента Рим I отмечается, что "для обеспечения общей цели Регламента - правовой определенности на европейском правовом пространстве - коллизионные нормы должны иметь высокую степень предсказуемости. Суды, однако, должны сохранить степень усмотрения в вопросе определения права, имеющего наиболее тесную связь с ситуацией".
Вместе с тем структура ст. 4 Регламента Рим I подверглась существенным изменениям по сравнению со структурой ст. 4 Римской конвенции. Разработчики постарались обеспечить максимальную четкость в вопросе о соотношении принципа наиболее тесной связи, теории характерного исполнения и других коллизионных привязок.
Положение ст. 4(1) Римской конвенции было полностью исключено, поскольку оно создавало высокую степень неопределенности. Вместо этого в ст. 4(1) Регламента Рим I сосредоточены коллизионные привязки, конкретизированные для отдельных видов гражданско-правовых договоров. В тексте ст. 4(1) Регламента Рим I не указывается на то, что она построена на основании теории характерного исполнения, хотя целый ряд из перечисленных привязок, несомненно, является проявлением именно этой теории <1118>.
--------------------------------
<1118> Например, применение права продавца в договоре купли-продажи, права исполнителя в договоре оказания услуг.
Статья 4(2) Регламента Рим I говорит о применении теории характерного исполнения в общем виде для тех договоров, которые прямо не перечислены в ст. 4(1), либо являются смешанными и имеют элементы сразу нескольких договоров, перечисленных в ст. 4(1). Статья 4(3) Регламента Рим I содержит уточненную формулировку корректирующей оговорки, стилистика которой призвана внести ясность в вопрос о том, что применение правил ст. ст. 4(1) и 4(2) является правилом, а переход к применению права иной страны, демонстрирующей более тесную связь с договором, - довольно редким исключением <1119>: "Если из всех обстоятельств дела очевидно, что договор явным образом более тесно связан со страной, иной нежели указанная в п. п. 1 или 2, право такой иной страны подлежит применению" (выделено мной. - А.А.).
--------------------------------
<1119> См., в частности: Bonomi A. The Rome I Regulation on the Law Applicable to Contractual Obligations // Yearbook of Private International Law. 2008. Vol. 10. P. 176.
В ст. 4(4) содержится субсидиарная гибкая коллизионная норма, которая говорит о том, что в случае невозможности применения правил ст. ст. 4(1) и 4(2) подлежит применению право страны, с которой договор наиболее тесно связан.
Таким образом, в тексте Регламента Рим I нашел четкое отражение описанный выше двухступенчатый подход. На первом этапе суд устанавливает результат применения конкретных коллизионных норм ст. 4(1) или непосредственно использует теорию характерного исполнения для договоров, прямо не перечисленных в ст. 4(1). На втором этапе суд проверяет получившийся результат через призму механизма корректирующей оговорки, намеренно сформулированного в ограничительном ключе (ст. 4(3)). Принцип наиболее тесной связи может получить непосредственное действие лишь в тех редких ситуациях, когда положения ст. ст. 4(1) и 4(2) окажутся вообще неприменимыми (ст. 4(4)).
Следует отметить, что, в целом одобряя отраженное в ст. 4 Регламента Рим I соотношение теории характерного исполнения и принципа наиболее тесной связи, западноевропейские авторы различным образом оценивают включение ст. 4(1) с конкретными коллизионными нормами. В Римской конвенции теория характерного исполнения была зафиксирована в общем виде в ст. 4(2), и конкретизация результатов применения этой теории для отдельных видов гражданско-правовых договоров отсутствовала <1120>. Иной подход нашел отражение в законе Швейцарии 1987 г. о международном частном праве, где в ст. 117 после фиксации общей формулы теории характерного исполнения происходит ее конкретизация для пяти разновидностей гражданско-правовых договоров, каждая из которых включает в себя набор из нескольких видов договоров - договоры об отчуждении имущества, договоры о предоставлении имущества во временное пользование, договоры об оказании услуг, договоры хранения, договоры о выдаче поручительств и гарантий. Один из авторов теории характерного исполнения, который одновременно принимал активное участие в разработке проекта швейцарского закона, утверждает, что именно такая достаточно высокая степень абстракции при указании последствий применения теории характерного исполнения является наиболее оптимальной, поскольку помогает в значительной степени избежать проблем квалификации того или иного договора, а также обеспечивает возможность включения в выстроенную систему новых видов договоров <1121>.
--------------------------------
<1120> Коллизионные нормы для отдельных видов договоров были специально сформулированы лишь в том случае, когда они выходили за рамки теории характерного исполнения (договоры по поводу недвижимого имущества, договоры перевозки грузов).
<1121> Vischer Fr. The Concept of the Characteristic Performance Reviewed. P. 507.
Проблема швейцарского подхода заключается в том, что в мире отсутствует общепризнанная классификация гражданско-правовых договоров, поэтому любое выделение абстрактных типизированных разновидностей гражданско-правовых договоров имеет в своей основе сугубо национальные подходы.
В ст. 4(1) Регламента Рим I был использован третий подход, основанный на указании результатов применения теории характерного исполнения для конкретных видов гражданско-правовых договоров. Интересно, что данный подход был гораздо раньше реализован в отечественном законодательстве (ст. 166 Основ гражданского законодательства СССР, ст. 1211 ГК РФ), а также законодательстве других стран Восточной Европы и постсоветского пространства.
Некоторые авторы подвергают сомнениям целесообразность подобной конкретизации. Обращается внимание на то, что перечисление коллизионных норм для каждого конкретного вида договора неизбежно порождает сложные проблемы квалификации. Они усугубляются тем, что не все коллизионные нормы ст. 4(1) Регламента Рим I можно признать результатом применения теории характерного исполнения, поэтому правильная квалификация договора может иметь принципиальное значение <1122>. В комментариях справедливо обращается внимание на то, что при квалификации договора необходимо обращать внимание не на то название, которое сами участники международного оборота использовали для обозначения договора или его сторон, а на реальное содержание прав и обязанностей сторон <1123>.
--------------------------------
<1122> В частности, ст. 4(1)(f) говорит о применении права страны места нахождения дистрибьютора для дистрибьюторского договора. В проекте Регламента Рим I введение данного правила рассматривалось не как результат применения теории характерного исполнения, а как потребность в защите слабой стороны в договоре - дистрибьютора. Соответственно, могут возникнуть сложные проблемы квалификации определенного договора в качестве договора купли-продажи с применением права страны продавца, либо в качестве дистрибьюторского договора с применением права страны дистрибьютора (то есть уже другой стороны договора). Подробнее о данной проблеме см.: Tang Zh. Op. cit. P. 792 - 794; Bonomi A. The Rome I Regulation on the Law Applicable to Contractual Obligations. P. 175.
<1123> Plender R., Wilderspin M. Op. cit. P. 184.