1.1. Механицизм.
Механистическая картина мира, получив свое классическое оформление и обоснование в трудах Исаака Ньютона, была результатом крупнейших сдвигов, произошедших в европейской цивилизации как в материальных, так и в интеллектуально-духовных ее сферах.
Кардинальное значение этих сдвигов позволяет говорить о научной революции, развернувшейся в период XVI-XVII вв. Первым ее актом можно считать материалистическое обоснование Коперником гелиоцентричности Вселенной. Параллельно в учениях итальянских натурфилософов начинают складываться новые представления о мире. На рубеже XVI-XVII вв. Галилей, Бруно и Кеплер, развивая гелиоцентрическую теорию Коперника, приходят к выводу о множественности миров, бесконечности Вселенной, в которой Земля является не центром, а маленькой частицей. Эти тенденции дополнялись активизацией разработок новой методологии познания: индуктивный метод Френсиса Бэкона и картезианство.Нас в формировании новой картины мира будет в первую очередь интересовать проблема восприятия пространства. Исследования, развивающие гелиоцентрическую теорию, актуализировали идею пространства. Действительно, уже в философских концепциях XVII в., да и в мировоззрении в целом, категория пространства начинает занимать принципиально иное место. В античности и в средневековье утвердилось преимущественно качественное понимание природы. К тому же в статичной геоцентрической системе Птолемея восприятие пространства оказывалось непосредственно связано с конкретными его частями (неподвижными небесными сферами, Землей и т.д.), так сказать, привязано к ним.
С утверждением коперникианства современникам открылся безграничный мир, в противоположность птолемеевской системе, изменчивый и динамичный. С исчезновением вечных, неподвижных ориентиров, делящих и конституирующих пространство, последнее необходимо приобретало более абстрактные черты. Так для Декарта, отождествлявшего материю и пространство, единственным постоянным, неотъемлемым (а потому, с точки зрения традиционной метафизики, познаваемым) становится протяженность.
Противостоявший картезианской корпускулярной системе атомизм, тем не менее, также имел общий исходный момент в данном вопросе. Например, Ньютон, разделяя пространство и материю, представлял первое как пустоту, пустое «вместилище» вещества. Однако и им пространство понималось в качестве бесконечной протяженности. Помимо этого, и для Декарта, и для Ньютона пространство обладало важным признаком однородности. «...земля и небеса, - писал Декарт, - созданы из одной и той же материи; и даже если бы миров было бесконечное множество, то они необходимо состояли бы из той же материи». «Следовательно, - заключает он, - во всем универсуме существует одна и та же материя и мы познаем ее единственно лишь в силу ее протяженности». У Ньютона же идея однородности вытекала из понятия абсолютной пустоты. Такое восприятие утверждало количественный подход к пространству, материи и природе.
Как бы то ни было, несмотря на все различия, в XVII в. утвердилось инвариантное представление о мире как о безграничном, однородном и протяженном пространстве, заполненном либо составляемом подвижной, протяженной материей.
Идея же однородности выдвинула на первый план количественный подход к природе в целом, который, в свою очередь, актуализировал видение мира, как мира локальных тел, что нашло свое окончательное выражение в физике Ньютона. «Теперь, - пишет Б.Г.Кузнецов, - исходная схема - это тело, предоставленное самому себе, автономное, движущееся по инерции, и воздействие космоса на это тело, сводящееся к приложенным силам и к локальным эффектам».
Все это в целом и составляло тот общий образ мироздания в XVII-XVIII вв., легший в основу механистической картины мира, и, как характерно для всякой картины мира, выходивший далеко за рамки научно-философских представлений.
На универсальность данного образа в мировоззрении XVII в. указывает Г.С.Кнабе. «Природа элементарных частиц и источник их движения, - пишет он, - могли мыслиться различно, но само убеждение в том, что мир и жизнь дискретны, то есть составляют собой поле взаимодействия разобщенных единиц, обладающих универсальностью и энергией - «неукротимых корпускул», по выражению Лейбница, - было всеобщим. Столкновение и борьба, гибель и выживание «неукротимых корпускул» составляли содержание далеко не только физико-теоретической картины мира».
Тот же образ, по мнению исследователя, лежал и в основе французской классической традиции, где герои, заряженные страстями и стремлением к собственной цели, гибнут в столкновении друг с другом и гармонизирующей надличной силой миропорядка; и в философии Декарта, у которого частицы материи, «склонные двигаться или не двигаться, и притом по всем направлениям», постепенно отбивают свои острые углы и складываются в «весьма совершенную форму Мира», и в этико-правовом мышлении, согласно которому, люди, наделенные страстями, «чтобы не погибнуть в хаотической bellum omnium contra omnes, образуют государство - результат общественного договора; и в политической практике эпохи: бесконечные комбинации, перегруппировки и войны между составляющими Европу небольшими государствами, а также поиски политическими мыслителями силы, способной гармонизировать этот хаос.Можно также добавить, что данный образ мира равно лег в основу двух таких противоположных культурных явлений эпохи как барокко и классицизм. В этом заново открывшемся, «сложном, противоречивом, многоплановом мире природы и человеческой психики могла быть подчеркнута его хаотическая, иррациональная, динамическая и социальная сторона... Такой путь вел к стилю барокко. Но акцент мог быть поставлен и на ясных, отчетливых представлениях, прозревающих истину и порядок в этом хаосе, на мысли, борющейся с его конфликтами, на разуме, преодолевающем страсти. Такой путь вел к классицизму.
Итак, в XVII в. окончательно складывается новая механистическая картина мира, основанная на таких ведущих принципах как: 1) абсолютный характер времени и пространства; 2) всеобщий характер движения (наряду с противоположностью); 3) причинно-следственная связь всех явлений в мире. Однако, при этом вставала проблема обобщенного рассмотрения данной картины мира. Дело состоит в следующем: до рассматриваемого периода - в античности и средневековье, когда в восприятии природы доминировало качественное ее понимание - обобщенное видение строилось прежде всего на качественных и субстанциональных характеристиках, что находило свое отражение и в стиле мышления классической метафизики.
Этому соответствовала и картина мира, основанная на физике Аристотеля. Вселенная Аристотеля конечна. Вне ее, за сферой неподвижных звезд, нет ни материи, ни пустоты. Видимые движения небесных тел объясняются различной скоростью обращения концентрических сфер, на которых они находится. Ближайшая к Земле сфера Луны отделяет подлунный мир совершенных круговых естественных движений эфирных тел от подлунного мира.. В подлунном мире естественные движения тяжелых тел направлены к их естественному месту в центре мироздания, в котором и располагается Земля. В подлунном мире тела подвержены качественным изменениям, в надлунном мире тела субстанциально и качественно изменены. Таким образом, признание неравноправности мест на прямой, соединяющей центр Вселенной - Землю - с лунной сферой или, при обобщении данной концепции, - с границами Вселенной, влекло за собой идею качественной неоднородности Вселенной и пространства. В механистической же картине мира, основанной, напротив, на признании однородности пространства, качественное понимание теряло свою актуальность (хотя, надо отметить, что после Декарта, Спинозы и Гоббса Лейбниц вновь вернулся к нему) и на смену ему приходило количественное. В мире же, где качественное многообразие сводилось к его количественным характеристикам, традиционные методы обобщенного рассмотрения должны были либо претерпеть трансформации, либо замениться новыми.Данная проблема, в общем, и составляет тему этой главы. Однако полноценный анализ ее невозможен без учета мыслительной традиции обобщения в европейской культуре, воплощенной метафизикой и, шире, риторической ориентацией самой этой культуры.