Дружина.
Характер княжеской дружины претерпел сильное изменение во втором периоде. Еще при Владимире Святом варяжский элемент дружины потерял свое первенствующее значение. Владимир, отняв Киев у Ярополка, выпроводил в Грецию буйных варягов-дружинников и оставил из них только немногих, людей смышленых и храбрых.
Он понимал, что эти вольные и беспокойные дружинники могли быть большой помехой для его власти, и что гораздо лучше заменить их русскими, не знакомыми с характером старой дружины и с ее отношением к князьям. Преемники Владимира подражали его примеру, и варяги перестали наполнять княжеские дружины, так что хотя при Ярославе, время от времени, они еще появлялись в Новгороде и Приднепровье, но уже не как дружинники, а как наемники, подобно печенегам, и по окончании похода, за очень редкими исключениями, удалялись на родину. По смерти же Ярослава летописи больше не упоминают о варяжских дружинах. Князья нашли средства пополнять свои дружины, не вызывая варягов; в дружину стали поступать охотники из туземцев и пришельцев из разных стран - из Венгрии, Польши, от турков, печенегов, половцев, яссов, коссогов и др., в чем можно убедиться по именам дружинников, встречающимся в летописях. Так, у Бориса Владимировича мы встречаем дружинником Георгия, родом угрянина или венгерца; у Свя- тополка - Ляшко, очевидно лях; поляк - у Глеба Торчино; у Владимира Ярославича - Вышоту, очевидно новгородца или киевлянина; у Ростислава Владимировича Тмутараканского - Порея и Вышоту, сына Остромира, воеводы новгородского; у Андрея Боголюбского был ключник Анбал, ясин родом; у Владимира Мстиславича в 1149 году был в числе дружинников немчин. В самих народных сказках дружинниками Владимира являются Добрыня Никитич - новгородец, Илья Муромец, Алеша Попович - ростовец, Акундин Иванович, Микула Ми- китич, Чурило Пленкович - пришелец из Суража.Новый состав дружин, с явным перевесом в сторону туземцев, хотя и не слил их с земщиной, но тем не менее дал несколько иное направление их характеру.
Дружинники со времен Ярослава много утратили от своей прежней подвижности, сделались более оседлыми. Это произошло, с одной стороны, оттого, что дружинники, принадлежавшие по своему происхождению к туземцам, привязывались к месту родственными связями с земщиной и недвижимыми имениями, им принадлежавшими, а с другой стороны, и дружинники из чужеземцев вскоре обзаводились поземельными владениями, частью полученными от князя на поместном праве, а частью вотчинами - по покупкам, приданому за женами и другим способам приобретения. Впрочем, дружинники в это время еще не настолько были привязаны к земле, чтобы она всегда могла удержать их в случае перехода князя в другое владение; личная привязанность к доброму князю, а чаще всего богатая добыча и смелые предприятия князя побуждали дружинников оставлять приобретенные ими земли и следовать за князем. Так, в 1150 году, когда Изяслав Мстиславич был прогнан Юрием Долгоруким из Киева на Волынь, многие из дружинников, имения которых лежали в Киевском княжестве, последовали за Изяславом на Волынь и, как говорит летопись, «вы есте по мне из русские земли вышли, своих сел и своих жизней лишився». Нередко дружинники шли за князем, но имения все-таки оставались за ними, если только эти имения были родовыми. Но не все дружинники следовали за своим князем, многие оставались в прежней области на правах земцев. Впрочем, для дружины было небезопасно оставаться на месте после перехода князя в другое владение. В этом случае не только имущество, но и жизнь их бывали в опасности от земцев, а иногда и от новых князей. Летописи представляют много доказательств этому; так, под 1158 годом говорится, что киевляне, по удалении из Киева Юрия Долгорукого, стали грабить и убивать дружинников, оставшихся после него в Киевском княжестве: «Избивахуть суздальцы по городом и по селом, а товар их грабяче». Сами дружинники, если были пришельцами из другого княжества, плохо сживались с земцами, грабили их и вообще совершали разные насилия: так, например, дружинники, приведенные в суздальскую землю Ростислави- чами из Приднепровья, отягощали народ вирами и продажами, вследствие чего владимирцы говорили о Ростиславичах: «А си князи, аки не свою волость творита, ако не творячеся у нас седети, грабита не только волость всю, но и церкви». В самом законодательстве того времени княжеская дружина была резко отделена от земщины и в некотором отношении даже поставлена выше ее. Так, в троицком списке Русской Правды за убийство дружинника положено виры 80 гривен, а за убийство земца 40 гривен: «Положити за голову 80 гривен, аще будет княж муж, или тиуна княжа; аще ли будет русин, или гридь, любо купец, любо тивун боярск, любо мечник, любо изгой, или словенин, то 40 гривен положити зань». Впрочем, должно допустить, что дружинники в разное время и в разных княжествах находились не в одинаковых отношениях с земщиной: так, дружина теснее сливалась с земщиной в тех княжествах, в которых удавалось владеть без перерыва нескольким поколениям одного и того же княжеского дома, в силу перехода владения от отца к сыну или даже от брата к брату и от дяди к племяннику, лишь бы только новые владельцы проживали прежде в том же краю и не приводили с собой новой дружины, не знакомой туземцам. Так это и было, по свидетельству летописи, в Галиче, Смоленске, Полоцке и в Рязани, история которых резко отличается от истории других княжеств русских, и именно тем, что здесь дружина является почти совершенно слитой с земщиной. Дружинники, в продолжение нескольких поколений проживая на одних и тех же местах, до того привязывались к своей новой родине, что уже не отличали своих интересов от интересов земщины и превратились в совершенных земцев. В самих летописях мы уже не встречаем различия между дружинниками и земцами ни вГаличе, ни в Полоцке, ни в Смоленске, ни в Рязани; во всех событиях, принадлежащих истории этих княжеств, летописи ни разу не говорят о княжеской дружине - у них везде являются полки смолян, полочан, бояре галицкие, бояре рязанские, состоящие на службе у тамошних князей, но не княжеские дружинники в смысле пришельцев с князем. Совершенно иное видим мы в Киеве, Чернигове, а вначале и в Суздале, который по характеру дружины резко отличался, например, от Рязани. В нем дружина была пришлая, постоянно изменявшаяся, тогда как в Рязани они сделалась постоянной, туземной.
В Рязани, например, у князя было 500 советников, а в таком огромном числе непременно должно предположить и участие земских бояр; в Киеве же и Суздале земщина не принимала никакого участия в делах князя; 500 советников являются и в Галиче, крае, отдаленном от Рязани, но связанном с ним родством княжеского дома. Таким образом, мы видим два рода отношений дружины к земщине: в одних княжествах дружинники находились в очень близких отношениях с земщиной; в других же, напротив, дружинники так мало сближались с ними, что при переходе князя в другое владение должны были следовать за ним, в противном случае они претерпели бы различные притеснения от земцев.Отношение дружины к князю. В отношении к князю дружина по-прежнему была главной опорой его власти, как в мирное, так и в военное время. Дружинники составляли непосредственное войско князя - с ними он добывал себе волости, с ними защищал свою власть. Дружинники переходили с князем из одного владения в другое и даже бывали при князьях, не имевших владений: так, князь Иван Берладник со своей дружиной переходил на службу от одного князя к другому и содержал свою дружину жалованьем, которое получал от князей. Сын Берладника, бывший тоже безудельным князем, также имел свою дружину; в летописи сказано, что он, позванный галичанами, «приде к полкам галичским в мале дружине». Предок Берладника, князь Ростислав Владимирович, не имевший еще никакой области и проживая в Новгороде, также имел при себе дружину и при ее помощи завоевал Тмутаракань; сыновья Ростислава - Рюрик, Володарь и Василько - также имели при себе дружины прежде, нежели успели добыть себе волости. Олег Святославич, лишенный отцовских владений, также имел при себе дружину и с помощью ее и половцев успел возвратить себе отчину. Вообще каждый князь, имевший хоть какие-нибудь средства и приобретший известность своей храбростью, лаской или щедростью, не имел недостатка в дружинниках хотя не многочисленных, но храбрых и преданных ему. Даниил Заточник, живший в XII в., так описывает легкое приобретение дружины: «Князь щедр отец есть всем, слузи бо мнози отца и матери лишаются и к нему прибегают». По свидетельству того же Даниила, иметь большую дружину считалось честью и славой князя. Князья принимали в дружину всякого, к какому бы роду или племени он ни принадлежал; сначала вновь поступившему давали должности самые незначительные, но впоследствии, по заслугам, он мог достичь высших степеней, сана боярского и богатства. Так, у Андрея Бого- любского был один дружинник, пришедший к нему без куска хлеба, весь оборванный, он колол дрова при княжеском дворе, а впоследствии стал управлять всем княжеским двором.