Глава 2. Количественные и качественные изменения этнического состава российской диаспоры в Китае в постреволюционные годы
Октябрьская революция 1917 г. и Гражданская война в России выплеснули за пределы страны миллионы её граждан. На 1 января 1921 г. (по данным Земельного отдела КВЖД) общая численность русского населения в полосе отчуждения составляла 288 225 человек, из которых в Харбине проживало 165 857.
Приток русского населения в Маньчжурию не ослабевал, и уже в мае 1922 г. число русских жителей Харбина превысило 200 тыс. Осенью 1922 г., в результате окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке, число русских беженцев в полосе отчуждения значительноувеличилось: в годовом отчёте НКИД за 1923 г. значится цифра 400 тыс.
80
человек . Сложность политической ситуации периода Гражданской войны, тяжёлое положение беженцев и стремление найти более стабильное положение, политика Советского правительства, направленная на стабилизацию положения на Дальнем Востоке (объявления ВЦИК амнистии рядовым участникам белого движения от 3.11.1921) - всё это приводило к постоянной миграции русского населения в пределах Китая, его реэмиграции в Россию.
К 1923-1924 гг. численность эмигрантов в Китае достигла своего пика и, по разным оценкам, составляла от 400 до 500 тысяч человек. Естественно, в эти цифры входит и то российское население, которое проживало здесь до революции.
Это население, как мы уже отмечали в первой главе, было
многонационально. По данным Г.В. Мелихова, только в Харбине в начале
81
1920-х гг. оказались представители 35 разных национальностей . [80] [81] Харбин тех лет представлял собой уникальный город на земле с полиэтническим, поликонфессиональным населением, представлявшим, к тому же, широчайший политический диапазон - от монархистов до советских коммунистов. После Гражданской войны резко увеличилась численность и других центров российской эмиграции в Китае - Шанхая, Даляня, Мукдена, Тяньцзиня и т.д. принятием президентом Китайской Республики декретов от 23 сентября и 30 82 октября 1920 г., лишивших россиян права экстерриториальности в Китае . Вводились различные ограничения для русских эмигрантов: проживание только в определённых районах Китая, переезд только с разрешения китайской полиции и т.д. Каждый «благонадёжный» русский эмигрант, имеющий определённое занятие, должен был иметь вид на жительство. Те, кто не имел вида на жительство, подлежали высылке из Китая. Право собрания, организаций, занятий трудом было поставлено так, что любой китайский чиновник мог толковать все законы в свою пользу и во вред эмигрантам. Они не имели права свободно передвигаться по стране. В любом действии эмигранта полицейский чиновник мог усмотреть провинность и подвергнуть за это штрафу, размер которого также определялся китайскими властями. Всякое судебное разбирательство сопровождалось непомерными поборами. Русский эмигрант ежегодно должен был оформлять паспорт на каждого члена семьи старше 16 лет, плата 83 за который год от года росла и составляла значительно сумму . На массовый исход россиян за границу повлияли также ряд законов и постановлений, принятых ВЦИК и Советским правительством в начале 1920-х гг. по отношению к российским подданным, оставшимся за границей. [82] [83] Советское правительство лишало гражданства россиян, проживавших за границей беспрерывно более 5 лет. Гражданства лишались все, кто проживал за границей без выданных советским правительством документов, и те, кто получил их до 1 марта 1922 г. К этой категории относились также лица, покинувшие советскую территорию после 7 ноября 1917 г. без разрешения советского правительства, и лица, имевшие право оптации, но не воспользовавшиеся им. Ряды эмигрантов пополнялись за счёт русских дипломатов и сотрудников дипломатических миссий - посла Российской Империи в Китае Н.А. о л Харбине и др. Хотя русские консульства в Китае были закрыты, но в некоторых эмигрантских центрах, например в Шанхае, консульские функции выполняло «Бюро по русским делам в Шанхае», которое действовало до открытия советского консульства в июле 1924 г. В целях защиты прав беженцев местные эмигрантские организации образовывали Комитеты защиты прав и интересов русских. Успешно такой комитет работал в Шанхае под руководством В.Ф. Гроссе, он подчинялся главе российской 85 дальневосточной эмиграции генералу Д.Л. Хорвату . По свидетельству эмигрантов, по своим убеждениям генерал Д.Л. Хорват был интернационалистом, с уважением относился к представителям разных этнических групп эмиграции, он проводил разумную политику, выделяя бесплатные земельные участки для строительства национальных домов, мечетей, храмов и синагог, препятствовал любым проявлениям нетерпимости, способствуя тем самым возникновению национальных объединений эмиграции. Во многом благодаря нему, беженцы из России смогли найти на чужбине не только работу и кров, но и очаг родной культуры. По воспоминаниям А.И. Кауфмана, он был «замечательной [84] [85] личностью и исключительным администратором» и снискал себя уважение и симпатии всего населения. Это единодушно признавали все, кто его знал и жил в те годы в Харбине[86]. Будучи по происхождению сербом, Хорват горячо любил Россию и призывал представителей всех этнических групп объединяться вокруг русской культуры, русского языка, между тем не теряя самобытности. Объединения эмигрантов в землячества и общины по национальному признаку он считал нормальным естественным процессом, это не мешало им быть сопричастным к общей Родине - России, принимать активное участие в общей культурной и духовной жизни российской общественности в Китае, например в праздновании юбилеев А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Т.Г. Шевченко и других национальных и общенациональных поэтов и писателей. В 1920-е гг. в Китае было образовано несколько комитетов и объединений русской эмиграции, все они подчинялись главе российской дальневосточной эмиграции Д.Л. Хорвату. Так, в Шанхае головной эмигрантской структурой, которая включала 9 объединений эмигрантов, был Комитет защиты прав и интересов русских. Он включал: 1) Союз служивших в Российских армии и флоте (председатель В.Ф. Вальтер); 2) Русское благотворительное общество в Шанхае (председатель В.Ф. Гроссе); 3) Русское Православное богоявленское братство (председатель доктор Д.И. Казаков); 4) Дальне-Восточная казачья группа (командир генерал-лейтенант Ф.Л. Глебов); 5) Казачий Союз в Шанхае (председатель И.Н. Шендриков); 6) Урало-Сибирское трудовое общество (директор генерал-майор Д.А. Лебедев); 7) Русский студенческий союз в Шанхае (председатель Н.Н. Маврицкий); 8) Шанхайский союз русских торговцев (председатель А.П. Крюков); 9) Объединенный комитет национальных организаций Приморья. Задачи этого комитета сводились к объединению русских эмигрантов, защите их прав и интересов, улучшению политического и социального 87 положения . По оценке китайского исследователя истории русской эмиграции Шанхая Ван Чжичэна, первый период жизни эмигрантов был самый трудный, не хватало средств на существование, и члены Комитета, как могли, поддерживали обездоленных. Безработные составляли больше 88 половины от общего числа россиян в Шанхае[87] [88]. Преобладание в среде беженцев военных вообще осложняло процесс их адаптации в связи с конкуренцией со стороны местных жителей города. Серьёзным препятствием в процессе адаптации был и трудно преодолимый языковой барьер. Лишь единицы из эмигрантов могли объясняться по-китайски, но на пекинском (мандаринском) диалекте, а здесь господствовал шанхайский диалект, сильно отличавшийся от разговорного пекинского. Особенно трудно было представителям национальных меньшинств российской эмиграции, которые намного хуже, чем русские, владели европейскими языками: английским, французским и немецким, что ещё больше затрудняло их адаптацию к новым условиям. В 1929 г. Комитет защиты прав и интересов русских в Шанхае был преобразован в Русскую национальную общину Шанхая. Свои задачи община определила как объединение российских эмигрантов, не признающих Советскую власть в России, защита их прав и интересов, улучшение материального положения, сохранение и поддержание русской культуры и национальной идеи в эмигрантской среде. Старшиной общины был избран Н.Ю. Фомин, затем, к концу 1929 г., на общем собрании был избран Совет общины из наиболее видных представителей русской колонии в Шанхае. Было образовано бюро труда, где велась регистрация безработных и подыскивались для них рабочие места. Община помогала российским эмигрантам с регистрацией и получением паспортов, оказывала 89 материальную помощь нуждавшимся . Организация претендовала на роль общественного национального центра российской эмиграции в Шанхае и всячески добивалась этого, продолжая конкуренцию с Эмигрантским 90 комитетом . Комитеты защиты прав эмигрантов и благотворительные организации помощи нуждающимся были созданы в других эмигрантских центрах. Именно они помогали выжить беженцам на чужбине, о чём свидетельствуют документы, мемуары и письма самих эмигрантов. В письмах эмигрантов из Китая, которые сохранились в фондах Центрального государственного архива историко-политических документов в Санкт-Петербурге, описывается тяжелейшее положение основной массы беженцев в эти годы. Исследователи В.С. Измозик и А.А. Лукин, занимавшиеся анализом этих писем, отмечают, что из 31 письма лишь 3 автора (9,7 %) были удовлетворены своим положением или рассматривали его как «меньшее зло» по сравнению с Советской Россией. Подавляющее большинство (28 писем или 90,3%) жаловались на дороговизну, безработицу, униженное положение, преследования со стороны властей. Вот характерные отрывки: «Многие русские здесь сделались «рикшами», заменяют лошадей... на улицах просят милостыню. Многие сбились с пути и гибнут, как мухи, от морфия, кокаина и опиума»; «Харбин - город самоубийств. 91 невозможно» . Много среди беженцев было инвалидов, бывших солдат Первой мировой и Гражданской войн, безногие, с костылями и на култышках, они чаще всего сидели где-нибудь на оживленной торговой улице. Иногда играли на гармошке, если удавалось сохранить в беспросветной нужде эмигрантского бытия такую ценность. Ходили иногда по дворам, пели раздумчивые, печальные песни за подаяние[91] [92] [93]. Именно про таких инвалидов на чужбине писал Вс.Н. Иванов: «Выкинуты на улицу, с неоплаченными, просроченными векселями от государства, подписанными кровью, которых - I 93 увы! - некуда предъявлять ко взысканию» . Н.В. Устрялов в книге «У порога Китая» писал, что большинству беженцев было не до восстаний и до политики вообще. Вся их энергия, все помыслы были направлены на добывание куска хлеба для себя и семьи. Для этих групп жизнь в эмиграции с самого начала сложилась необычайно тяжело. Ко времени их приезда здесь уже начался экономический кризис. О заработке службой или интеллигентным трудом почти нечего было и думать. Торговые и промышленные предприятия, комиссионные и экспедиционные конторы, которые составляли чуть ли не центральный нерв местной торговой жизни, начали постепенно свертываться. Кроме этого, эмигранты в своём подавляющем большинстве, были совершенно не приспособлены к торгово-конторской службе. Осталось одно - неквалифицированный физический труд. Но тут эмигранты столкнулись с конкуренцией китайцев, которую европейцам трудно было преодолеть. Китаец мог работать за 15-20 коп. в день[94]. Он на такой заработок не только мог прожить, но ещё экономил половину на чёрный день. Европейцу же такого заработка едва хватало на один хлеб[95]. В беженской массе оказались представители самых разных социальных групп и классов дореволюционной России. Ещё более явной, чем до 1917 г., была национальная разнородность российского зарубежья. В 1922-1923 гг. профессор П. Очерекин исследовал эмигрантское население в Харбине (включая население других стран, принявшее русское гражданство). Результаты этого исследования были опубликованы им в книге «Харбин - Фуцзядянь: экономика и статистические сведения» (Харбин, 1925). Ниже представлена сводная таблица из этой книги. Естественно, в этом огромном несистематизированном статистическом материале есть существенные погрешности. Автор обследовал не всех эмигрантов Харбина, всего около 60 тысяч, тогда численность русских эмигрантов составляла около 155 тысяч. Украинцы, белорусы не выделены из общей массы россиян. Несмотря на это, несомненна ценность предоставленного статистического материала. Это была первая попытка обследовать социальный и национальный состав российской эмиграции Харбина. Опираясь на эти и другие архивные данные, современные российские дальневосточные учёные Н.И. Дубинина и Ю.Н. Ципкин дают следующую информацию по Харбину 1920-х гг.: рабочие, крестьяне и казаки составляли 68,7% российской колонии Харбина; 3,6% - дворяне; 9,5% - мещане; 10,9% - 96 не определившие свой социальный статус . Итак, приход к власти большевиков в России выплеснул за пределы государства миллионы ее граждан, привёл к этнически многослойному эмиграционному процессу. Но поскольку за рубежом оказались разного рода деятели, проявившие себя в качестве участников не только антисоветских, но и антирусских движений, то их политическая ориентация вне России была исключительно враждебной по отношению к Советскому Союзу. Как и белоэмигрантов, этих националистов материально и духовно поддерживали буржуазные правительства зарубежных стран. Именно при их поддержке в начале 1920-х гг. в Харбине и в других эмигрантских центрах Китая возникают и функционируют разные национальные политические организации. Боевики этих организаций, в том числе мусульманских, принимали активное участие в антисоветской борьбе. Они участвовали в провокациях на советско-китайской границе, нападали на пограничные населенные пункты, убивали советских и государственных деятелей. [96] Особенно масштабно их участие было в событиях на КВЖД в 1929 г. Так, правое крыло мусульманской диаспоры было связано со спецслужбами тех сторон, которые рассчитывали на развал СССР и формирование на базе его мусульманских регионов нового государства. В её составе выделялась тюрко-татарская группа, сформировавшаяся в основном из представителей торгово-промышленной буржуазии, помещиков Казанской губернии, национальной татарской интеллигенции и магометанского духовенства. Основная политическая деятельность этой относительно небольшой по российским масштабам диаспоры развивалась вокруг пропаганды идеи самостоятельного тюрко-татарского государства «Иделы - Уральский штат» с включением в него российских территорий, населенных татарами, башкирами и др. национальностями мусульманского вероисповедания. В период Г ражданской войны идее образования тюрко-татарского государства не суждено было сбыться, но сама идея не умерла и поддерживалась её инициаторами в зарубежье в 1930-40-е гг. Крупные тюрко-татарские общины существовали в Харбине и Шанхае. В 1926 г. в Шанхае образовалось «Общество мусульман российских 98 беженцев на Дальнем Востоке» . Первое время беженцы из России сильно бедствовали. Хотя община стремилась помогать впавшим в нищету соплеменникам, ежегодно люди должны были думать о хлебе насущном в полном смысле этого слова. Больные одинокие старики вынуждены были бродить по улицам Шанхая в поисках пропитания. Первая серьёзная организационная и идейная перестройка тюркотатарской общины произошла в 1928 г. Мусульманская колония в Шанхае была переименована в «Национально-духовная община тюрко-татар города Шанхая». Именно в этом году состоялось первое общее собрание, на котором присутствовало около 20 человек. На этом собрании первым председателем [97] [98] Правления общины был избран И.Ш. Акбердин. Он оставался руководителем общины вплоть до своего отъезда в США, т.е. до 1931 г.[99] Кавказская эмиграция в Китае имела организации отдельных диаспор - армянской, грузинской, азербайджанской и горской. Армянское национальное общество «Миютюн», созданное в 1917 г., в Харбине насчитывало в 1930-е гг. 350-400 членов. В городе существовали армянские национальный дом и церковь. Главами армянской общины были В.Я. Согомоньян и С.В. Грдзелов[100]. Грузинское национальное общество «Соэрто», организованное в 1905 г., имело собственную библиотеку (16 тыс. томов) и школу грузинского языка. В 1944 г. оно объединяло 173 человека. Грузинская молодёжь служила в японских военных организациях. Возглавлял грузинскую колонию в Маньчжурии Г.Е. Хундадзе[101] [102]. Самой многочисленной после русской этнической группы в Китае была украинская диаспора. И это не случайно, ведь на Дальнем Востоке России и особенно в Приморье они занимали второе место после русских по численности славянского населения. Харбинские украинцы считали, что их диаспора составляла не менее половины российского населения Маньчжурии. Однако, как справедливо отмечает профессор Е.Н. Чернолуцкая, в демографическом учёте украинцы не были выделены из группы «русские», что делает невозможным точное определение их 102 численности . Г.В. Мелихов, ссылаясь на информацию, опубликованную в украинском журнале «Далёкий сход», считает, что в полосе отчуждения КВЖД украинское население составляло ориентировочно 10% от всех россиян. В начале 1920-х гг. общественно-политическая жизнь украинской национальной колонии вместо распущенной в 1921 г. рады координировалась Маньчжурским окружным советом. Это была центральная общественно-политическая организация, в состав которой входили 9 организаций и кружков. Совет возглавляли И. Мозолевский (председатель), С. Кукуруза, П. Твердовский и М. Юрченко (секретарь). Эта организация получила из Киева право на регистрацию Украинской колонии и выдачу удостоверений на украинское гражданство. В Маньчжурии выходили украинские газеты и журналы: «Вести украинского клуба в Харбине», месячник «Засел», издателем которого была «Культурно-образовательная секция Украинского окружного Маньчжурского совета», месячник «Требования жизни», «Украинская община». С 1924 г. выходила еженедельная газета «Харбинский вестник», которую редактировал П. Тищенко. К середине 1920-х гг. количество украинских беженцев в Маньчжурии увеличилось за счёт политических эмигрантов из Украины, Сибири и Дальнего Востока. Среди них оказались бывшие белые офицеры Н. Сечевых, В. Стрельцов, И. Паславский и П. Марчишин, дальневосточный украинский писатель И. Якимов, бывший председатель Забайкальского украинского совета С. Шведин, активный участник Украинского съезда Слобожанщины А. Дробязко, организаторы и участники дальневосточных украинских съездов во главе с И. Ступаком, профессор И. Коблянский, полковник армии УНР Ю. Рой (Колчан), общественный деятель из Амурщины В. Кушнаренко, кооператор из Киевщины, бывший член Украинской Центральной рады И. Снежный, литератор из Харькова А. Диброва и многие другие известные украинцы. После судебного процесса в Чите бежали в Маньчжурию в 1924 г. такие известные политические деятели, как Р. Барилович, П. Горовой, Ф. Смульский, П. Яхно и др. Из Польши в Маньчжурию приехал доктор Д. Барченко и инженер А. Витковский, из Праги - эмигрировал профессор И. Шлендик. Вновь прибывшие украинские эмигранты уживались с местной украинской колонией, вступили в национальные комитеты и союзы. Но под влиянием успехов советской власти, поражения УНР (Украинская народная республика) и ЗУНР (Западно-Украинская народная республика), а также распада сибирской белой власти значительная часть деятелей украинской общины охладела к активной политической работе. Многие украинцы рядовые, чтобы сохранить рабочие места на КВЖД, оформляли свои паспорта через советское консульство в Харбине, другие принимали китайское гражданство. Спад политической активности украинской колонии не был случайным. Ситуацию ухудшали неблагоприятная политическая конъюнктура и крайне недружественное отношение китайских властей к эмиграции, которые, учитывая сближение с Москвой, в 1923 г. закрыли в Маньчжурии несколько украинских организаций, а позже, в 1925 г., даже конфисковали имущество Украинского клуба. Однако, несмотря на притеснения властей, продолжалась культурнопросветительная и издательская деятельность украинской колонии. В конце 1925 г. вновь возобновился выход еженедельника «Украинская жизнь». Однако нехватка средств и другие трудности способствовали постоянному срыву выхода в свет этого издания. «Украинская жизнь» снова как еженедельник постоянно стала выходить только с сентября 1929 г. В этот период в Маньчжурии продолжали существовать лишь несколько небольших украинских организаций, которые сохраняли огонёк украинской общественной жизни. К ним относились Украинское издательское общество, Украинский Галицкий комитет, Союз студентов- украинцев, Объединение украинских организаций Дальнего Востока. Находясь на полулегальном положении, эти организации были малочисленны, они не имели уже существенного влияния на украинское население Маньчжурии. Укрепление Советской власти на Дальнем Востоке, где около половины населения составляли украинцы, не могло не влиять на настроения и убеждения украинской колонии в Маньчжурии. Многие украинцы, работавшие на КВЖД, оформляли паспорта в советском консульстве Харбина, ибо на железной дороге имели право работать только советские или китайские граждане. Часть украинцев стали китайскими гражданами, но это была небольшая группа. Советская администрация под разными предлогами постепенно освобождалась от них. Все эти обстоятельства, а главное, утверждение Советской власти на Украине способствовали распространению среди украинского населения Маньчжурии и других центров эмиграции социальной апатии, результатом чего стал упадок украинской общественно-политической деятельности. Постепенно прекратили свое существование многие украинские комитеты и организации. Единственным очагом, где теплилась культурнопросветительная работа, был украинский клуб в Харбине. Скупая информация о его деятельности сохранилась в подшивках украинских газет и 103 журналов, сохранившихся в Хэйлунцзянской областной библиотеке . Однако среди членов этого клуба наблюдались определённые противоречия, выливающиеся иногда в острую борьбу между старыми и новыми просоветски настроенными членами. Последние пытались захватить руководство клуба в свои руки. На выборах нового правления клуба в 1923 г. просоветски настроенные члены, работавшие на КВЖД и имевшие советские паспорта, взяли верх[103] [104]. Председателем правления был избран слесарь механических мастерских КВЖД М.Т. Гулой, членами - Г.М. Крикливый, А.М. Сколанчук, Л.Ф. Грофимов, И.И. Сорабун, Г.Д. Григорович, М.Н. Кумиш, Р.И. Максюта и И.С. Селюк[105]. Новое руководство уволило весь прежний штат преподавателей украинской гимназии во главе с директором И.Г. Гордиенко и включило её в сеть советских школ. Украинская гимназия, директором которой стал Н.Т. Кожевников, была полностью советизирована. Всё преподавание в ней теперь шло по советской системе, учителя являлись советскими гражданами. Закон Божий был исключен из преподавания, иконы выброшены. В гимназии появились комсомольцы и стала вестись активная просоветская пропаганда. Количество обучавшихся в гимназии составляло не более 250 человек, из которых 170 были детьми советских служащих[106] [107]. Основная же масса украинцев предпочитала обучать своих детей в русских эмигрантских школах Харбина и других городов Маньчжурии. Постепенно Украинский клуб превращается в очаг советской пропаганды. Против этого выступала группа старых деятелей Украинского клуба - Н. Белый, Ф. Тоцкий, В. Опадчий, И. Гордиенко, И. Круглик, Р. Барилович, о. П. Гордзиевский, С. Кукуруза. Они развернули борьбу за отстранение пробольшевистских элементов от руководства. В 1926 г. они обратились к китайским властям с просьбой ликвидировать «красное» правление. В ответ на это 13 октября 1926 г. китайские власти приняли решение распустить правление клуба, а всё его имущество передать под ответственность двух его старых членов - Ф. Тоцкого и А. Гурченко. В здание клуба было запрещено впускать какие-либо политические 107 организации . 4 августа 1927 г. декретом Главноначальствующего в северо-восточных провинциях Китая Украинский клуб закрылся, а его имущество перешло в распоряжение Земельного управления КВЖД. После ликвидации Украинского клуба центром общественной жизни эмигрантов-украинцев становится православная церковь. Именно она пытается объединить разрозненные группы украинцев и прежде всего харбинских украинцев старшего поколения. Многое для этого сделал отец Прокопий Гордзиевский. Под его руководством на старом кладбище Харбина была построена новая украинская Св. Покровская церковь (разрушенная в годы «культурной революции» 1969 г.), церковному совету которой были переведены остатки движимости и финансовых средств бывшего 108 украинского клуба . Совет украинской Св. Покровской церкви, как и других храмов Маньчжурии, куда приходили украинские прихожане, помимо проповедей, вёл активную культурно-просветительскую деятельность, способствовал сохранению национальных традиций, языка и культуры, развитию национального самосознания, сплочению украинского населения Маньчжурии в единую этническую общину. Но сил и средств у православных украинцев сплотить все украинское население в единую диаспору явно не хватало. Нужда была еще и воля руководителя колонии. Однако из-за интриг и раздоров лидеров в украинской колонии не было. В связи с этим, из-за отсутствия перспектив и явных целей борьбы, охладел интерес к общественно-политической деятельности и у рядовых эмигрантов. Вслед за Украинским клубом в начале 1930-х гг. постепенно распалось «Покровское братство» при Св. Покровском храме, закрылась гимназия, были распущены некоторые другие украинские общественные организации и комитеты. На рубеже 1920-30-х гг. меняется и состав украинской колонии. Часть её представителей, работавших на КВЖД, приняла советское гражданство и уехала в СССР. В то время в Харбин и на другие станции КВЖД прибыло большое количество русских, польских, венгерских, австрийских и других эмигрантов. Новый этап истории жизни, общественно-политической деятельности украинцев Маньчжурии связан со временем японской оккупации этой части Китая, о чем говорится в следующей главе. [108]
