ВВЕДЕНИЕ
Городу-герою
Волгограду
посвящается
Зачатки патриотизма как отношения к границам «своего пространства», физического и символического, возникли, очевидно, еще в доисторические времена из чувства родовой кровной связи и ощущения коллективной самоидентификации.
Длительное время оставаясь достаточно сложной составляющей социальной психологии, патриотизм оформился идеологически лишь с образованием наций и национальных государств в эпоху буржуазных революций и представляет собой психологический и нравственный принцип, определяющий отношение людей к своей стране, включающий идеологические и семиотические построения, эмоциональные проявления, социальные императивы и определенные поведенческие стереотипы.Ядро семантической области идеи патриотизма образует понятие родины – социальной, политической, семиотической и культурной среды обитания народа, совпадающее в своих основных предметных признаках с понятием нации, – поэтому, очевидно, в настоящее время её теоретическое осмысление осуществляется не только в трудах по психологии и этике (см.: Макаров 1990; Попов 2005 и пр.), но и в работах по национализмоведению и исторической энтологии (см.: Андерсон 2001, Вердери 2002, Геллнер 2002; Лурье 1997, Малахов 2005, Мнацаканян 2004, Сикевич 1999; Хобсбаум 2002 и пр.).
Теоретически, границы «личного пространства» могут раздвигаться от своего угла до Вселенной, однако практически на нашей планете, где «ничьей земли» нет уже несколько десятков тысячелетий, границы родины и чужбины устанавливаются человеком, скорее, исходя из собственной адаптивности и восприятия «чужого», – вот почему, очевидно, «апории» национализма и космополитизма, имевшие хождение еще в Античности (Fumus patriae igne alieno melior est – «Дым отечества ярче огня чужбины»; Ubi bene, ibi patria – «Где хорошо, там и Родина») и сформулированные Владимиром Соловьевым, и по сей день остаются неразрешимыми: «мы должны любить свой народ и служить его благу всеми средствами, а к прочим народам имеем право быть равнодушными; в случае же столкновения их национальных интересов с нашими мы обязаны относиться к этим чужим народам враждебно» и «народность есть только натуральный факт, не имеющий никакого нравственного значения; у нас нет обязанностей к народу как такому (ни к своему, ни к чужим), и только к отдельным людям без всякого различия народностей» (Соловьев 1990, т.
1: 358). Афористика же и поэзия, отражая извечную коллизию «cвоего» и «чужого», свидетельствуют о том, что патриотизм в целом предстает скорее положительным, чем отрицательным нравственным чувством. Ср.: «Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» (Руссо); «В ком нет любви к стране родной, / Те сердцем нищие калеки» (Шевченко); и: «Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» (Чаадаев).В сознании русского народа, отстоявшего свою страну в двух отечественных войнах, несмотря на его «бродячий дух» – русские поселения можно встретить в Калифорнии и Чили – «отчизнолюбие» (Даль 1998, т. 2: 724) от века занимало место, значимость которого не менялась, называлась ли Россия петровским «Отечеством» или сталинской «Родиной»: «Два чувства дивно близки нам, / В них обретает сердце пищу: / Любовь к родному пепелищу, / Любовь к отеческим гробам» (Пушкин). Патриотизм здесь – пока еще не «удел водопроводчиков и людей ниже их по классу» (АиФ 2005, 31).
Максимализм русского человека, производный, видимо, от его «широты души» и невозможности «пребывать в середине душевной жизни» (Бердяев 2004: 388), в полной мере распространяется и на патриотизм: внушительный мартиролог героев, отдавших свою жизнь за Отечество, дополняется не менее внушительным списком изменников Родины, массовому героизму в годы Великой Отечественной войны противостоит переход на сторону врага целой армии.
Подобно гегелевской «сове Минервы», сова (или какая-то иная символическая птица) лингвоконцептологии так же «начинает свой полет лишь с наступлением сумерек», когда «некая форма жизни стала старой» (Гегель 1990: 55) – когда семантика базовых ценностей культуры теряет свою определенность и начинает дезинтегрироваться. Интерес к составляющим синонимического ряда «родина», «отчизна» и «отечество» возник не сегодня: еще академик В.В.Виноградов тогда, когда никто из жителей державы и усомниться не мог в ценности и праве на существование патриотизма, уже обратил внимание на употребление этих лексем (см.: Виноградов 1959: 221).
Объектом же особого внимания «концепт Patria» (В.Н.Телия) в русском языке становится где-то с начала 90-х годов прошлого века – со времени распада СССР и становления лингвокультурологии (см.: Wierzbicka 1995; Степанов 1997: 510–519; Телия 1997; 1999; 2001; Тер-Минасова 2000: 176–187; Сандомирская 1999; 2001).Еще до недавних пор патриотическая идея в национальном сознании была культовой: не было такой жертвы, которую можно было бы не принести на «алтарь Отечества»; на протяжении почти семи десятилетий слово «бог» писалось с маленькой буквы, а слово «Родина» с большой. Однако, с разделением общества на «патриотов» и «демократов», «националистов» и «предателей» (см.: Тер-Минасова 2000: 180) Отечество отделилось от Родины: первое стало ассоциироваться с Россией, «верой и царем» («За веру, царя и Отечество»), вторая – с СССР и Сталиным («За Родину, за Сталина»).
Центральная категория идеи патриотизма – ментальное образование, стоящее за лексемами «родина», «отечество» и «отчизна» – это, безусловно, концепт, причем концепт лингвокультурный, для адекватного описания которого одних только «мыслительных картинок», схем, фреймов и сценариев (см.: Бабушкин 1996: 19–27) явно недостаточно: этнокультурный «остаток» концептуальной семантики здесь, очевидно, «когнитивными сетями» не улавливается. Этот концепт с полным правом можно отнести к числу ментальных единиц, входящих в «общий алфавит культуры» (Сандомирская 2001: 16) носителей современного русского языка.
Семантическая реалия, имя которой – «родина», по всем признакам (см.: Воркачев 2005: 77) соответствует лингвокультурному концепту: обладает высокой номинативной плотностью, переживается эмоционально при попадании в фокус сознания и её имя включено в сеть ассоциативных связей, сложившихся в лексической системе языка.
Так же, как и концепт «любовь», он телеономен – концентрирует в себе представления человека о смысле жизни как о том, самом дорогом, ради чего стоит жить и не жалко умереть; именно на нем, по утверждению поэта, «…основано от века, / По воле Бога самого, / Самостоянье человека, / Залог величия его» (Пушкин).
Как и в любом лингвоконцепте высшего уровня, где отражаются представления человека о духовных ценностях (см.: Воркачев 2004: 47–49), в семантическом составе «родины» выделяются понятийная (дейктическая), метафорически-образная и значимостная составляющие. Помимо этого, здесь в полной мере представлена составляющая аксиологическая, отражающая оценочное отношение носителей лингвокультуры к содержанию концепта (о ценностной составляющей см.: Карасик 2004: 117–118).
Может быть, прежде всего, лингвокультурный концепт «родина» – сущность идеологическая в том смысле, что в нем отражаются представления общества (или его части) о самом этом обществе и о его идеальном устройстве. Можно сказать также, что этот концепт латентно этнонимичен: в нем в «свернутом» виде присутствуют взгляды этноса на самого себя как на носителя определенной культуры и оценка собственного «национального характера».
Семантически, подобно концепту «счастье», он «гибриден»: содержит денотатную, дейктическую часть, позволяющую соотнести его с хронотопом определенной страны и определенного государства, и оценочно-эмоциональную часть, собственно и составляющую его специфику. Родина – это как раз то, что остается от страны, когда из неё «вычитаются» география и политическое устройство: нечто «необъяснимое, что люди и любят больше всего другого» (АиФ 2005, № 42).
Обращение к исследованию идеи патриотизма на сегодняшний день тем актуальнее, что сейчас в мире действуют две противоположные тенденции, проявляющиеся в процессах интеграции и дезинтеграции национальных единств: глобализации и распада многонациональных образований. За последние десятилетия в одночасье и почти безболезненно распалась «великая и могучая держава» – СССР, на грани дезинтеграции была Российская федерация. Все это, безусловно, не могло не отразиться на идее патриотизма и представлениях о Родине носителей русского языкового сознания.
Понятие Родины и чувство патриотизма, помимо мобилизующей и терапевтической, выполняют еще и диагностическую функцию: свидетельствуют о степени единства общества, поскольку, как утверждал еще Цицерон, «только одно отечество заключает в себе то, что дорого всем», и если любовь к нему угасает, то это наводит мысль о том, что «подгнило что-то в Датском государстве».
Язык в своей лексической части, как известно, абсорбирует и архивирует в отраженном виде любые исторические изменения, происходящие в обществе, и изучение лингвокультурных представлений и Родине и любви к ней, зафиксированных в корпусе текстов, созданных на русском языке, поможет, может быть, дать ответ на вопрос «Что же будет с Родиной и с нами?» (Шевчук) и определиться с тем, готовы ли мы «положить душу за то, чтобы все было по-старому, по-русски – и дороги, и дураки» (Пьецух 2006: 423) или же мы способны пожертвовать чем-то своим, далеко не лучшим, и позаимствовать что-то чужое, желательно лучшее.
В работе патриотизм рассматривается как лингвокультурная идея: сложное семантическое образование гиперонимического типа, включающее в себя концепты и «антиконцепты» – родину и чужбину, «свое» и «чужое». В ней исследуется также эволюция идеи патриотизма в представлениях русской языковой личности начиная с 17 века по настоящее время.
Ядро идеи патриотизма, безусловно, образует понятие родины, вербализуемое в русском языке преимущественно с помощью лексем «патриотической триады» – «родина», «отечество» и «отчизна», описание функционирования которых в корпусе текстов русского языка входит в конкретные задачи исследования.
Материалом для исследования послужил корпус текстов русского языка, отобранных из речевых произведений научного, масс-медийного, поэтического, лексикографического и паремиологического дискурсов, а также представленных в ответах респондентов в ходе языкового эксперимента.
Цель и задачи исследования определяют композиционную структуру работы. Она состоит из общетеоретического раздела, посвященного проблемам лингвоконцептологии и становлению лингвоидеологии, и главы, в которой собственно описывается идея патриотизма: соотношение родины и нации, родина большая и родина малая, этимологическая составляющая слова «родина», карнавализация патриотизма, «патриотическая триада» в ответах респондентов и она же в Корпусе русского языка.
И, наконец, я хочу выразить искреннюю признательность проф. В. И. Карасику, в дружеских беседах с которым в городе-герое Волгограде и родилась идея этой книги.