§ 27. Аналогичные возражения против остальных психологических интерпретаций логического принципа. Эквивокации как источник заблуждения
Легко понять, что возражения, аналогичные тем, которые приведены нами в предыдущем параграфе, относятся ко всякому психологическому искажающему толкованию так называемых законов мышления и всех законов, зависящих от них.
На наше требование ограничения и обоснования нельзя ответить ссылкой на «доверие разума к самому себе» и на очевидность, присущую этим законам в логическом мышлении. Очевидный характер логических законов бесспорен. Но если считать их содержание психологическим, то первоначальный их смысл, с которым связан их очевидный характер, совершенно меняется. Как мы уже видели, из точных законов получаются неопределенные эмпирические обобщения, которые при соответствующем сознании их неопределенности могут притязать на признание, но далеки от какой бы то ни было очевидности. Следуя естественной черте своего мышления, но не отдавая себе в этом ясного отчета, несомненно, и психологические теоретики познания понимают все относящиеся сюда законы первоначально — до того, как в игру включится их философское искусство толкования, — в объективном смысле. Но затем они впадают в ошибку, перенося очевидность, которая связана с этим подлинным смыслом и обеспечивает абсолютную достоверность законов, на существенно видоизмененные толкования, вводимые ими в дальнейшем анализе. Если где-либо имеет смысл говорить об очевидности, с которой мы приобщаемся к самой истине, так это в утверждении, что два контрадикторных предложения не могут быть оба истинными. И наоборот: если где и нельзя говорить об очевидности, так это при ссяком психологизирующем истолковании того же положения (или эквивалентных ему), к примеру, «что утверждение и отрицание в мышлении исключают друг друга», или «что признанные противоречащими суждения не могут существовать одновременно в {одном}[75] сознании»[76], или что «для нас невозможно верить в
обнаруженное противоречу^! что «никто не может считать нечто сущим и несущим одновременно» и т.
II.Чтобы не оставлять ничего в неясности, остановимся на разборе этих колеблющихся формул. При более близком рассмотре- 5 нии можно сразу заметить искажающее влияние сопутствующих эквивокаций, из-за которых подлинный закон или эквивалентные ему нормативные формулы смешиваются с психологическими утверждениями. Возьмем первую формулировку: «В мышлении утверждение и отрицание исключают друг друга ». Термин «мыш- ю ление», в более широком смысле означающий всю деятельность интеллекта, в словоупотреблении многих логиков часто относится к разумному, «логическому мышлению», т. е. к правильному суждению. Что в правильном суждении «да» и «нет» взаимно исключают друг друга — это очевидно, но этим высказывается is равнозначное логическому закону отнюдь не психологическое утверждение. Оно говорит, что суждение, в котором одно и то же положение дел одновременно утверждается и отрицается, не может быть правильным; но оно ничего не говорит о том, могут или нет контрадикторные акты суждения реально сосуществовать в 20 одном или многих сознаниях2.
Этим самым исключена и вторая формулировка, гласящая, что признанные противоречащими суждения не могут сосуществовать в одном сознании, пусть даже «сознание» трактовалось бы как «сознание вообще», как надвременное нормальное созна- 25 ние. Первичный логический принцип, разумеется, не может исходить из предположения понятия «нормального», которое немыслимо вне связи с этим же принципом. Впрочем, ясно, что при таком понимании это положение, если воздержаться от какого бы то ни было метафизического гипостазирования, представляет эк- зо вивалентное описание логического закона и не имеет ничего общего с психологией.
В третьей и четвертой формулировке участвует аналогичная эквивокация. Никто не может верить в противоречивое, никто не может предположить, что одно и то же есть и не есть, никто, т. е. 35 само собой понятно, — ни одно разумное существо. Эта невоз-
можность существует лишь для TorcfyKTo хочет правильно судить, и ни для кого другого.
Тут, следовательно, выражено не какое-ли- бо психологическое принуждение, $ лишь очевидное понимание, {что противоположные предложения не могут быть истинными совместно, соответственно, что соответствующие им положения 5 дел не могут совместно существовать}1, и что, следовательно, если кто-то желает судить правильно, т. е. признавать истинное истинным и ложное ложным, то он должен судить согласно предписанию этого закона. Фактически суждения могут происходить иначе: нет такого психологического закона, который подчинял ю бы судящего игу логических законов. Опять-таки мы имеем дело с эквивалентной формулировкой логического закона, которой чужда мысль о психологической2 закономерности феноменов суждения. Но именно эта мысль, с другой стороны, составляет существенное содержание психологической трактовки. Послед- is няя получается в том случае, когда невозможность формулируется именно как невозможность сосуществования актов суждения, а не как несовместимость соответствующих предложений (как закономерная невозможность их совместной истинности).Положение «ни одно „разумное существо" или даже только 20 „вменяемое" не может верить в противоречивое» допускает еще одно толкование. Мы называем разумным того, кому мы приписываем привычную склонность «при нормальном состоянии ума» «в своем кругу» составлять правильные суждения. Кто обладает привычной способностью при нормальном состоянии ума по мень- 25 шей мере уразумевать «самоочевидное», «несомненное», тот в интересующем нас здесь смысле считается «вменяемым». Разумеется, уклонение от явных противоречий мы причисляем к весьма, впрочем, неопределенной области самоочевидного. Когда эта подстановка произведена, то положение «ни одно вменяемое или зо разумное существо не может считать противоречия истинными» оказывается тривиальным перенесением общего на единичный случай. Мы, конечно, не назовем вменяемым того, кто обнаружил бы иное отношение. Здесь, следовательно, о психологическом законе ОПЯТЬ не может быть И речи. 35
Но мы еще не исчерпали всех возможных толкований.
Грубая двусмысленность слова невозможность, которое не только означает объективную закономерную несовместимость, но и субъективную неспособность осуществить соединение, немало помогла успеху психологистских тенденций. Я не могу верить в сосу- 40 ществование противоречивого — как бы я ни старался, мои попытки всегда натолкнутся на ощутимое и непреодолимое противодействие. Эта невозможность верить — можно было бы ска-зать — есть очевидное переживание, я усматриваю, что вера в противоречивое невозможна для меня и для каждого существа, которое я мыслю аналогичным себе; тем самым я имею очевидное постижение психологической закономерности, выраженной в 5 принципе противоречия.
На это новое заблуждение в аргументации мы отвечаем следующее. Известно из опыта, что, когда мы остановились на определенном суждении, нам не удается попытка вытеснить уверенность, которой мы только что преисполнились, и предположить противо- 10 положное положение дел; разве только если всплывут новые мотивы мышления, позднейшие сомнения или прежние, несовместимые с теперешними взгляды, или даже только смутное «ощущение» враждебно поднимающихся масс мыслей. Тщетная попытка, ощутимое противодействие и т. п. — это индивидуальные пережи- 15 вания, ограниченные в лице и во времени, связанные с известными, не поддающимися более точному определению обстоятельствами. Как же могут они обосновывать очевидность общего закона, транс- цендирующего лица и время? Не следует смешивать ассерторическую очевидность существования единичного переживания с апо- 20 диктической очевидностью наличия общего закона. Может ли очевидность бытия того чувства, которое истолковано как неспособность, обеспечить нам очевидное постижение того, что фактически неудавшееся нам в данный момент недоступно нам навсегда и согласно закону? Обратим внимание на неопределимость сущест- 25 венных условий такого переживания. Фактически мы в этом отношении часто заблуждаемся, хотя, будучи твердо убеждены в {наличии какого-то положения дел}1 А, очень легко позволяем себе высказываться: немыслимо, чтобы кто-либо вынес суждение поп-А.
В таком же смысле мы можем теперь сказать: немыслимо, зо чтобы кто-либо не признавал закона противоречия, в котором мы совершенно твердо убеждены; или же: никто не в состоянии считать истинными одновременно два контрадикторных {предложе- ния}2. Может быть, в пользу этого говорит опытное суждение, вы- росшее из многократных испытаний на примерах и иногда имею- ^ 35 щее характер весьма твердого убеждения; но у нас нет очевидности, $ что так дело обстоит вообще и с необходимостью.- Истинное положение вещей мы можем описать так: аподиктическую очевидность, т. е. очевидность в точном смысле слова, мы имеем лишь относительно невозможности одновременной ис- 40 тинности контрадикторных предложений, {соответственно, невозможности совместного существования противоположных положений дел}. Закон этой несовместимости и есть подлинный принцип противоречия. Аподиктическая очевидность распроА: і в каком-то положении дел}.
- А: {положения дел}.
/
t93
страняется затем также на психологическое применение; мы имеем также очевидность, что два сужения с контрадикторным содержанием не могут сосуществовать в том смысле, чтобы они оба выражали в форме суждения то, что действительно дано в фундирующих их наглядных представлениях. И вообще, у нас есть оче- 5 видность, что не только ассерторически, но и аподиктически очевидные суждения с контрадикторным содержанием не могут сосуществовать ни в одном сознании, ни в распределении по разным сознаниям. Всем этим ведь сказано только, что положения дел, которые объективно несовместимы как контрадикторные, никем ю фактически не могут быть обнаружены как сосуществующие в области его наглядного созерцания или умозрения. Но этим никоим образом не исключено, что их могут считать сосуществующими. Напротив, мы лишены аподиктической очевидности по отношению к контрадикторным суждениям вообще; только по от- 15 ношению к практически известным и достаточно разграниченным для практических целей классам случаев мы облаем опытным знанием, что в этих случаях контрадикторные акты суждения фактически исключают друг друга.
20
=
25
§ 28. Мнимая двусторонность принципа противоречия, в силу которой его надо понимать как естественный закон мышления и как нормативный закон его логической регламентации
(D "О
Z]
"О
ских законов как психологических и даже противопоставляют их 4о о
о
J=
В наше время, когда так возрос интерес к психологии, лишь 8 немногие логики сумели удержаться от психологических искажений основных логических принципов; не удержались даже те[77], которые сами выступали против психологического обоснования зо логики и которые по другим основаниям решительно отвергли бы ^ упрек в психологизме. Если принять во внимание, что непсихоло- g гическое не доступно психологическому объяснению, что, стало о быть, каждая попытка осветить сущность .«законов мышления» 5 посредством психологических исследований, предпринятая хотя 35 $ бы и с самыми лучшими намерениями, уже предполагает их пси- | хологическую переработку, то придется отнести к их числу и всех X немецких логиков направления Зигварта, несмотря на то что эти логики далеки от явной формулировки или обозначения логичепрочим законам психологии. Если в избранных ими формулах закона и не отражается эта идейная подмена, то тем вернее она сказывается в сопутствующих объяснениях или в построении соответствующих изложений.
f.
В особенности, как представляется, заслуживают внимания попытки обеспечить для закона противоречия двойное положение, согласно которому он, с одной стороны, в качестве естественного закона воплощал бы силу, , определяющую наше фактическое 5 суждение, с другой стороны, в качестве нормативного закона формировал бы основу для всех логических правил. Особенно ярко представлена эта точка зрения у Ф.А. Ланге в его талантливом труде «Логические штудии», который, впрочем, стремится не развивать психологическую логику в духе Мидля, а дать «новое ю обоснование формальной логики». Конечно, если присмотреться поближе к этому новому обоснованию и узнать из него, что истины логики, как и математики, выводятся из созерцания пространства[78], что простейшие основы этих наук, «поскольку они гарантируют строгую правильность всякого здания вообще», «яв- 15 ляются основами нашей интеллектуальной организации» и что, стало быть, «закономерность, которой мы росторгаемся в них, исходит из нас самих... из нашей собственной бессознательной основы»[79], если присмотреться ко всему этому, то позицию Ланге придется охарактеризовать как психологизм; хотя психологизм 20 иного рода, к которому принадлежит также формальный идеализм Канта — в смысле господствующего его толкования — и прочие виды учений о врожденных способностях познания или «источниках познания»[80].
Соответствующие рассуждения Ланге гласят: «Закон проти- 25 воречия есть пункт, в котором естественные законы соприкасаются с нормативными законами. Те психологические условия формирования наших представлений, которые, непрестанно действуя в природном, не руководимом никакими правилами мышлении, создают вечно бурлящий поток истин и заблуждений, допол- зо няются, ограничиваются и направляются к одной определенной цели тем фактом, что мы в нашем мышлении не можем соединять противоположное, поскольку оно, так сказать, накладывается на противоположное. Человеческий ум может вмещать величайшие противоречия до тех пор, пока он в состоянии распределять их по 35 различным течениям мыслей, держать их вдали друг от друга; но если одно и то же высказывание непосредственно вместе со своей
противоположностью относится к Одному и тому же предмету, то эта способность к соединению прекращается; возникает либо полная неуверенность, либо же одно из утверждений должно уступить место другому. Психологически такое уничтожение противоречивого, разумеется, может быть преходящим, посколь- 5 ку преходяще непосредственное совпадение противоречий. То, что глубоко укоренилось в различных областях мысли, не может быть разрушено одним лишь умозаключающим доказательством его противоречивости. В этом пункте, конечно, где следствия из одного и другого положения пересекаются непосредственно, его 10 действие не заставит себя долго ждать, однако последнее не всегда доходит через целый ряд следствий до самого корня первоначальных противоречий. Зачастую заблуждение поддерживают сомнения в правильности ряда умозаключений, в тождественности предмета умозаключений; но даже если оно на мгновение раз- is рушается, оно потом образуется вновь из привычного круга связей представлений и утверждается, если его не изгнать окончательно путем повторных нападений.
О
ІО
Несмотря на это упорство заблуждений, все же психологический закон несоединимости непосредственных противоречий в 20 мышлении с течением времени должен обнаружить сильное действие. Это — острый клинок, который в процессе опыта постепенно уничтожает несостоятельные связи представлений, между тем как более устойчивые сохраняются. Это — уничтожающий принцип в естественном прогрессе человеческого мышления, который, 25 как и прогресс организмов, основывается на том, что непрестан- § но создаются новые связи представлений, причем большая масса о их погибает, а наилучшие выживают и продолжают действовать.
Этот психологический закон противоречия lt;...gt; непосредственно дан в нашей организации и прежде всякого опыта дей- зо ствует как условие любого опыта. Его действие объективно и не ^ требует для своей реализации предварительного осознания. |
Но если тот же самый закон должен быть принят за основу § логики, должен быть признан в качестве нормативного закона 5 всякого мышления, то хотя в качестве естественного закона он 35 $ действует и без нашего признания, нам в таком случае потребует- | ся, чтобы убедить себя, как и в случае со всеми другими аксио- х мами — типичное наглядное представление»[81]. ^
«Но если мы устраним все психологические примеси, то что тут останется существенного для логики? Только факт постоян- 40 "S ного устранения противоречащего. На почве наглядного пред- ставлення — это простой плеоназм, если говорится, что противо- і речие не может существовать; как будто за необходимым кроется еще новая необходимость. Это факт, что оно не существует, что
каждое суждение, переходящее границу понятия, тотчас же устраняется противоположным и тверже обоснованным суждением. Но для логики это фактическое устранение есть первичное основание всех ее правил. С психологической точки зрения его 5 можно назвать необходимым, рассматривая его как особый случай более общего закона природы; но для этого нет никакого дела логике, которая, вместе со своим основным законом противоречия, только здесь и берет свое начало»1.
Эти учения Ф.А. Ланге оказали несомненное влияние, в осо- ю бенности на Кромана2 и Гейманса3. Последнему мы обязаны систематической попыткой провести с возможно большей последовательностью теорию познания, основанную на психологии. Мы особенно должны ее приветствовать как почти чистый мыслительный эксперимент, и мы вскоре будем иметь случай ближе is рассмотреть это учение. Сходные взгляды мы находим у Либма- на[82] и, к нашему удивлению, посреди рассуждения, в котором он, безусловно, правильно приписывает логической необходимости «абсолютную значимость для всякого разумно мыслящего существа», «все равно, согласуется ли вся его прочая организация с 20 нашей или нет».
Из вышесказанного ясно, что мы должны возразить против этих учений. Мы не отрицаем психологических фактов, о которых так вразумительно говорит Ланге. Но мы не находим ничего, что позволяло бы говорить о естественном законе. Если сопоставить 25 различные формулировки этого мнимого закона с фактами, то они окажутся только очень небрежными выражениями последних. Если бы Ланге сделал попытку описать и разграничить в точных понятиях хорошо знакомые нам опытные факты, он не мог бы не заметить, что их никоим образом нельзя считать единичными зо случаями закона в том точном смысле, который требуется основ- ^ ными логическими законами. На деле то, что нам представляют в g виде «естественного закона противоречия», сводится к грубому jx эмпирическому обобщению, которому присуща неопределенность, с? не поддающаяся точной фиксации. Кроме того, оно относится ^ 35 только к психически нормальным индивидам; ибо повседневный $ опыт нормального человека, являющийся здесь единственным источником, ничего не может сказать о психически ненормальном. Словом, мы тут не видим строго научного приема, безусловно необходимого при всяком употреблении для научных целей ненауч- 4о ных опытных суждений. Мы решительнейшим образом протестуем против смешения неопределенного эмпирического обобщения
- а. а. О. S. 49.
- Кготап К. Unsere Naturerkenntnis, tibers. von Fischer-Benzon. Kopenhagen, І883.
- Heymans G. Die Gesetze und Elemente des wissenschaftlichen Denkens1. 2 Bde. Leipzig, 1890 und 1894.
- Liebmann O. Gedanken und Thatsachen. 1 Heft (1882). S. 25-27.
і
і,
с абсолютно точным и чисто понятийным законом, который один лишь употребляется в логике. Мы считаем просто нелепым отождествлять их, или выводить один из другого, или сочленять оба в мнимо двусторонний закон противоречия. Только невнимательное отношение к простому содержанию значения логического за- 5 кона дало возможность упустить из виду, что он ни малейшим образом не связан ни прямо, ни косвенно с фактическим устранением противоречивого в мышлении. Это фактическое устранение явно относится лишь к переживаниям суждения у одного и того же индивида в одно и то же время в одном и том же акте. Оно не ю касается утверждения и отрицания, распределенных между различными индивидами или по различным временам и актам. Для фактов, о которых здесь идет речь, такого рода различия должны быть по преимуществу приняты во внимание, для логического закона они вообще не имеют значения. Он как раз говорит не о 15 борьбе контрадикторных суждений (Urteile), этих временных, реально таким-то и таким-то образом определенных актов, а о закономерной несовместимости вневременных, идеальных единств, которые мы называем контрадикторными предложениями (Satze). Истина, что {из} пары таких предложений оба не могут быть ис- 20 тинными, не заключает в себе и тени эмпирического утверждения о каком-либо сознании и его актах суждения. Думается, что достаточно хоть однажды серьезно выяснить себе это, чтобы уразуметь неверность критикуемого нами взгляда.
25