«Третий нефтяной шок» - провозвестник глобальных перемен (1983-1986 гг.)

Драматическое действо вокруг трубопровода Уренгой-Ужгород в постановке атлантических партнеров происходило на фоне тектонических перемен в мировой нефтяной торговле. Решение конференции ОПЕК, принятое в декабре 1980 г., о двойном уровне цен - 32 долл.

Окончание кризиса, в свою очередь, обозначило начало нового периода на нефтяном рынке - периода отступления ОПЕК с занятых прежде позиций и наступления потребителей. Меры, предпринимаемые организацией в ходе данной дуэли, оказались недостаточными для выигрыша поединка, а ее тактика привела к т.н. «третьему нефтяному шоку» - термин, который Chatham House, один из известнейших британских аналитических центров, употребил

і 799

для характеристики снижения цен на нефть.

Преодоление второго нефтяного кризиса стало хорошей новостью для потребителей, но оно открыло период чрезвычайной сложности для нефтяного картеля. Уже в отчете ОПЕК за 1981 г. может быть найдена такая поистине пророческая формулировка: «Дальнейшее наращивание запасов развитыми странами может привести к формированию “рынка потребителя”».[796] [797] [798] У. Ланцтке, глава МЭА, выступая в Мюнхене на семинаре Института конъюнктурных исследований уже в апреле 1981 г. заявил, что «нынешнее положение на мировом рынке нефти, даже несмотря на продолжение войны между Ираном и Ираком, можно

считать стабильным Поэтому снабжение Западной Европы можно в обозримом будущем

801

считать достаточно надежным».

Действительно, это пятилетие, 1981-1985 гг., для организации, ряды которой и так не отличались монолитностью, стало испытанием. Оно прошло на фоне ирано-иракской войны, одного из самых жестоких и кровопролитных конфликтов в поствоенной истории, явившейся воплощением вековой вражды между арабским и персидским миром за господство на Большом Ближнем Востоке.

В первом параграфе этой главы мы подробно проанализировали природу второго нефтяного шока - его преимущественно ценовой и психологический характер, что уже в

1979 г. обернулось масштабным наращиванием запасов нефти развитыми странами. Естественно, что в ОПЕК не могли не знать или не заметить этого, однако, серьезные меры по противодействию скупке потребителями «черного золота» были предприняты только в посткризисной реальности. Это было связано с тем, что первоначально в условиях роста напряженности между Ираном и Ираком, наблюдавшегося с 1979 г., наращивание запасов потребителями рассматривалось как мера по смягчению, казалось бы, неизбежно грядущего кризиса.

Именно поэтому только 1982-1983 гг. ознаменовались конфликтом между Саудовской Аравией и США относительно темпов создания стратегических национальных запасов. Еще в

1980 г. Конгресс США принял закон о достаточно высоких темпах пополнения СНР - 300 тыс. бареллей в сутки.[799] В итоге, к 1983 г. в соляных куполах Луизианы и Техаса (а именно так хранят запасы нефти) было «складировано» более годового импорта нефти США из региона Ближнего Востока.[800] В связи с этим А. Ямани обратился к Дж. Эдвардсу, министру энергетики администрации Рейгана, со следующими, на наш взгляд, очень верными словами: «Вы выкачиваете нефть из недр Саудовской Аравии с тем, чтобы закачать ее обратно под землю здесь и использовать ее против нас как экономическое оружие».

Наряду с этими процессами, детерминированными ходом и итогами второго энергетического кризиса, нефтяной ландшафт в 1981-1985 гг. оказался подвержен воздействию изменений, корни которых уходили еще в 1970-е гг. Речь идет о серьезной модификации энергетического баланса, прежде всего, развитых стран. Энергетический кризис 1973 г. вынудил потребителей запустить масштабные программы по сокращению и диверсификации импорта нефти, увеличению собственной добычи, энергосбережению. Значение этих изменений не стоит переоценивать - правы те, кто говорит, что мир по-прежнему остается зависимым от углеводородов. И все же именно в 1980-е гг. меры по энергосбережению и диверсификации, которые предприняли развитые страны, привели к существенному снижению веса нефтяного картеля в мировом топливном балансе. Во-первых, в эти годы наблюдалось реальное, долгосрочное, а не спровоцированное экономической рецессией сокращение потребления нефти в мире (см.

Мексику.[805] Например, в 1976-1980 гг. в одних США было пробурено 780 новых нефтяных скважин, в то время как во всех странах ОПЕК - только 20.[806] Важно отметить скачкообразный характер этих изменений. Так, в 1978 г. добыча в Северном море выросла сразу на 33% после того, как в производство был введен целый ряд месторождений, что не могло не стать серьезным фактором перемен если не мирового, то европейского нефтяного ландшафта (см. Приложение, табл. 23).[807]

Аналогичные явления наблюдались и в сфере интенсификации энергопользования. В странах МЭА потребление бензина на транспорте было сокращено за счет введения ограничений на скорость и стандартов энергоэффективности двигателей на 22% (для США данный показатель составил 18%). Энергетическая интенсивность жилого и промышленного сектора возросла на 6 и 30% соответственно.[808] [809] На индивидуальном уровне, особенно в европейских странах, возникла новая модель потребления, нацеленная на экономичность и

вторичное использование природных ресурсов, и не только энергетических: люди привыкли

812

носить свитера, они стали водить экономичные машины.

Приведенные цифры наглядно демонстрируют действительно глубинный характер изменений энергопотребления 1980-х гг. Американский социолог Б. Подобник назвал 1980-е гг. периодом глобального энергетического сдвига (global energy shift), ознаменовавшегося временным постепенным отказом человечества от углеводородной зависимости в пользу новых энергетических технологий и атомной энергии.[810] Однако после 1986 г.

Конечно, столь масштабное изменение в балансе энергодобычи и энергопотребления не могло произойти в одночасье. Следовательно, страны ОПЕК могли предупредить этот поворот. Однако как бы парадоксально это ни звучало, до какого-то момента наращивание добычи нефти вне ОПЕК и сокращение потребления рассматривались членами картеля как желательное развитие событий, а высокие цены, стимулировавшие рост добычи за пределами организации, выступали, в ее глазах, самым действенным орудием, откладывавшим наступление эры «после нефти».[811] Такая позиция производителей имела под собой очень солидное философское обоснование - опасение близившегося истощения ресурсов, распространенное в западной научной литературе и широко популяризированное в условиях роста политического веса зеленого движения по всему миру. Эти философско-политические идеи находили воплощение в проекциях ученых-геологов и экономистов. В начале 1980-х гг. было выпущено немало прогнозов (как обычно это бывает с прогнозами - некорректных) о возможном объеме и дате «пика» мировой добычи нефти в целом и ОПЕК в частности. Хронологические рамки часа Х колебались между серединой 1980-х и 2000-м годами. Например, в исследовании Министерства энергетики США от 1983 г. суммарное производство нефтяного картеля в 1985 г. оценивалось в 41 МБД, что в итоге оказалось выше реального уровня более чем в два раза.[812] Особенно остро страх перед грядущим «концом нефти» ощущался в малых государствах Персидского залива, где в эти годы были предприняты серьезные меры по диверсификации экономики.

В свете вышесказанного, становится понятно, почему начиная с 1970-х гг. Эр-Рияд вместе со странами Европы всячески побуждал Вашингтон к принятию более эффективных мер по энергосбережению и наращиванию добычи. В ОПЕК, особенно, в королевстве требовали соответствующих политических дивидендов за то, что арабские страны, взяв на себя бремя ответственности по обеспечению мира достаточным объемом углеводородов, были вынуждены поддерживать уровень добычи гораздо выше собственных финансовых нужд. На наш взгляд, проведение такого «нелогичного» курса производителями было возможным благодаря успешному действию новой модели отношений между странами ОПЕК и развитым миром, которая создала не только климат доверия между игроками с, казалось бы, противоречащими интересами, но и наложила на страны-производители нефти определенные обязательства по поддержанию стабильности мировой экономики.

Действия, применяемые ОПЕК для защиты своих интересов после второго энергетического кризиса в таких меняющихся экономических и политических условиях, в итоге не только не дали (да и не могли дать) ожидаемого эффекта, но и существенным образом трансформировали природу организации. Начиная с 1982 г. на мировом нефтяном рынке сложилась ситуация, прямо противоположная кризису 1979-1980 гг.: цены на спотовом рынке после непродолжительной синхронии с официальной ценой ОПЕК стали расходиться. Только, в отличие от шоков 1970-х гг., расхождение в этот раз носило характер занижения, а не завышения. В 1982-1983 гг. картелем предпринимались попытки зафиксировать цену на нефть, как это делалось в 1970-е гг., но рынок отказался подчиниться его диктату. В марте 1982 г. впервые в истории ОПЕК было установлено ограничение на суммарную добычу нефти в 18 МБД (в 1977 г. она равнялась 31 МБД[814]) и назначены национальные квоты (см. Приложение, табл. 24). Саудовская Аравия взяла на себя, пока что негласно, роль компенсирующего производителя (swing producer), обязавшись менять уровень своей добычи таким образом, чтобы суммарно организация не выходила за обозначенные пределы. В соответствии с этим, сразу же после конференции королевство заявило о снижение собственной добычи на 500 тыс. баррелей, что в итоге должно было вывести общий показатель на уровень в 17,5 МБД.[815] Первоочередной задачей этого шага было удержания цен на отметке в 34 долл.

Решение об ограничении уровня добычи было рубежным в истории организации. С его принятием ОПЕК официально превратилась в полноценный картель, несмотря на то, что этот ярлык был прочно закреплен за ней еще в 1960-е гг. Кроме того, новая, добровольно взятая на себя роль Саудовской Аравии фактически ставила будущее организации в зависимость от политического выбора королевства. Чрезвычайно тяжелый переговорный процесс, а также высокая вероятность пересмотра квотной системы Ираном и Ираком[816] повлекли за собой массу публикаций, пророчащих скорый развал ОПЕК. К ним даже присоединился министр финансов США Д. Риган, заявивший, что он будет очень сильно удивлен, если организации удастся соблюсти отведенные квоты.[817] Примерно в том же духе высказался в своей книге и бывший Генеральный секретарь ОПЕК Ф. Парра: «ОПЕК трансформировалась из распорядителя цен, функционирующего кое-как, в сбитый с толку и раздираемый противоречиями картель по ограничению добычи».[818] [819] И действительно, окрыленный победами на военном фронте Иран высказал претензии по своей квоте в 1,2 МБД уже летом 1982 г., которая, следует признать, явно была занижена в сравнении с дореволюционным уровнем производства в 5,5 МБД.

Зимой 1982-1983 гг. ОПЕК провела ряд встреч по пересмотру квотной системы с целью сохранения цены на нефть в 34 долл. за баррель, однако, этот уровень уже не соответствовал реальному рыночному, где цена по отдельным сделкам опустилась ниже 30 долл. В этой ситуации неарабские члены ОПЕК «дизертировали» первыми. Нигерия, в противовес своим обязательствам, понизила цену на нефть до 30,5 долл., Венесуэла же и вовсе заявила об отказе соблюдать национальную квоту. При этом, как следует из документов, с февраля 1982 г. ею, а также Мексикой и Оманом, велись переговоры с США о поставке по сниженной цене нефти для СНР. Интересно, что в документе относительно участия Венесуэлы в переговорах в США

был сделан важный вывод о том, что «нефть больше не есть исключение из общего правила

822

спроса и предложения».

С высоты сегодняшнего дня можно сказать определенно, что в свете дальнейшего ослабления цен на рынке логичным шагом ОПЕК должно было стать снижение цен, которое бы «опередило» движение вниз спотового рынка и вернуло бы миру стабильность. Однако решится на столь серьезный шаг ОПЕК, в приоритеты которой как организации исторически входило обеспечение высоких цен на нефть, в том числе и с целью обеспечения рентабельности добычи за ее пределами, долгое время не могла. Эти колебания - защищать ли уровень цен или собственный вес на рынке - в итоге разрешились в Лондоне, где в марте 1983 г. министры ОПЕК встретились с консультативными целями, а позже их встреча была превращена в экстренную конференцию после, поскольку стало ясно, что открывается возможность для достижения некого соглашения.

По итогам этой конференции официальная цена ОПЕК была установлена на уровне в 29 долл. (что означало разовое 15% снижение), общий потолок добычи был определен в 17,5 МБД. По собственным данным ОПЕК снижение цен на 15% обошлось картелю в 40 млрд. долл. (в книге Ф. аль-Чалаби звучала цифра в 55 млрд. долл.[820]). Экспортная выручка в 1983 г. оказалась на 48% ниже показателя 1980 г.[821] Квоты на добычу было решено пересматривать поквартально, а Саудовская Аравия официально взяла на себя роль компенсирующего производителя, что нашло отражение в итоговом коммюнике. Королевство сократило производство до 5 МБД, что было в два раза ниже уровня 1979 г. Кроме того, квота Ирана была повышена в два раза, до 2,4 МБД, а Ирак получил заверения в том, что и его квота будет расширена, как только он восстановит добывающую инфраструктуру.

Рубежность Лондонской конференции определялась даже не самим фактом первого после 1973 г. существенного снижения официальных цен на нефть. То, что участники картеля предприняли серьезные шаги по «приближению» официальной политики ОПЕК к рыночной реальности, отражало существенную модификацию положения дел в торговле нефтью по сравнению с 1970-ми гг., когда параметры рынка определялись постановлениями организации, но не наоборот.

По оценкам экспертов и по тому, как дальше развивались дела, стало ясно, что даже такие решительные меры были недостаточными, хотя какое-то время Лондонский компромисс работал. Во-первых, к моменту принятия решения в Лондоне на спотовом рынке нефть уже торговалась по цене в 28 долл., во-вторых, быть может, самое главное, соглашением не было предусмотрено никаких рычагов принуждения участников к выполнению его положений, в- третьих, не менее важно, оно не давало ответы на вызов роста добычи за пределами ОПЕК (с его положениями солидаризировалась лишь Мексика), который, в силу озвученных выше причин, еще не воспринимался картелем как главная угроза. В целом, Лондонское соглашение стало первым шагом ОПЕК в направлении активной защиты собственной доли на рынке, а не высоких цен, что демонстрировало признание, по крайней мере, частью членов организации, пересмотра правил игры на глобальном энергетическом рынке.

Решение ОПЕК о снижении цен приветствовали в развитом мире. Министерство энергетики США оценило итоги конференции достаточно высоко, предполагая, что удержать цену на обозначенном уровне удастся ввиду выхода мировой экономики из рецессии, а также за счет того, что рост потребления в развивающемся мире постепенно нейтрализует имеющийся излишек предложения на рынке. Согласно этому же документу к концу 1984 г. был вероятен рост цен на нефть.[822] При этом в нефтедобывающих штатах США даже стали раздаваться опасения относительно снижения цен на нефть для американской нефтяной промышленности. На одном из слушаний конгрессмен из Оклахомы М. Синар заявил, что при цене в 25 долл. добыча в его штате станет невозможной, что приведет к потере тысяч рабочих мест и, в конечном счете, к росту импортной зависимости США.[823] Наряду с рабочими- нефтяниками и конгрессменами о судьбе своих капиталов в случае дальнейшего снижения цен стал задумываться и банковский сектор, вложивший немалые суммы в добычу в Новом Свете. Однако, голоса тех, кто обращал внимание на потенциально негативные последствия снижения цен на «черное золото», были слишком слабы.

Положительное, стабилизирующее влияние Лондонских решений на состояние мировой экономической системы было отмечено через полгода, летом 1983 г., когда впервые за два года конференция ОПЕК в Хельсинки зафиксировала «позитивные признаки стабильности на мировом нефтяном рынке и успешное исполнение принятых ранее решений».[824] Несмотря на то, что к концу 1983 г. общий уровень добычи достиг 19 МБД, то есть, превышение «нормы» составило 1,5 МБД, ОПЕК все-таки смогла стабилизировать рынок на полтора года, проявив гибкость и способность приспосабливаться к новым реалиям на мировом рынке. [825] Дополнительными факторами этого кратковременного успеха также стал рост экономик западного мира и, как ни странно, эскалация конфликта между Ираном и Ираком, который в 1984 г. стал особенно остро ощущаться в нефтяной системе координат, когда вслед за бомбардировкой Ираком нефтяных терминалов иранского острова Харк началась т.н. «танкерная война». Действия Саддама Хусейна вызвали справедливую панику на рынке, сопровождавшуюся неизбежным повышательным давлением на цены, но в итоге серьезных сбоев с поставками не случилось, и спотовый рынок, в целом, отреагировал на эскалацию конфликта спокойнее, чем это могло бы быть.[826] Более того, судя по документам СНБ, серьезной нехватки нефти в связи с разрастанием боевых действий в Заливе и не ожидалось ввиду наличия незадействованных мощностей в 3 МБД вне региона Ближнего Востока (в Мексике, Северном море), что могло бы «покрыть» полную остановку добычи и в Иране, и в Ираке.[827] В 1985 г. опасения расползания конфликта утихли вовсе, когда после серии наступлений стало ясно, что стороны будут уважать воздушное пространство других игроков Залива, прежде всего, Саудовской Аравии. Правда, Иран стал вести себя осторожнее только после очень опасного инцидента, когда его F4 сбил саудовский истребитель F-15S.[828]

И все же к осени 1984 г. стабилизирующее влияние Лондонского соглашения сошло на нет. Это было связано с тем, что страны-члены ОПЕК продолжали методично нарушать отведенные квоты, росла добыча за пределами картеля. Необходимость дальнейшего снижения добычи картелем стала очевидна. Осознание этого было усилено снижением цен Норвегией и упорными слухами о вероятности аналогичных шагов со стороны Великобритании. Более того, норвежская Statoil заявила о решении пересматривать цены ежемесячно с тем, чтобы приводить их в соответствие со спотовым рынком. В октябре 1984 г., на встрече в Женеве, ОПЕК снизила потолок добычи для организации до 16 МБД.[829] [830] Для контроля над соблюдением квот был создан Министерский исполнительный совет, однако, не имея полномочий наказывать нарушителей, он не смог существенно улучшить положения дел.

К лету 1985 г. все призывы и отдельные меры по контролю над соблюдением квот показали свою неэффективность. Саудовской Аравии в это время опустившей уровень добычи до 2,1МБД (в 5 раза ниже уровня 1979 г.) пришлось тяжелее всего. Сокращение добычи обернулось серьезной нехваткой попутного газа к 1985 г., от которого королевство серьезно зависело. Пустовали и заправочные станции. В 1984-1985 гг. бюджетные ассигнования на оборону были сокращены на 18%, на обучение персонала - на 12,8%, на развитие транспорта и коммуникаций - на 20,1%.[831] Подверглись коррекции и социальные выплаты и дотации, впервые в истории королевства. В 1984 г. по распоряжению короля на счета Денежнокредитного управления королевства компанией ARAMCO было переведено 4 млрд. долл.- невиданная прежде мера. В марте 1985 г. Эр-Рияд был вынужден отказаться от строительства НПЗ в Кассиме. Дополнительным фактором, подвигнувшим Саудовскую Аравию оставить функции компенсирующего производителя, послужило решение королевства приобрести в Великобритании 72 бомбардировщика «Торнадо», 36 тренировочных самолета Hawk и 24 турбовинтовых самолета, общая стоимость которых составляла 3-4 млрд. фунтов стерлингов. Оплата заказа была произведена за счет прямой продажи нефти британским частным компаниям, BP и Shell.[832] В свете интенсификации танкерной войны, которая в 1987 г. заставит США, Великобританию и Францию начать операцию по сопровождению танкеров в Персидском заливе, решение королевства о закупке истребителей не может считаться безосновательным. Пять лет спустя эти бомбардировщики сыграют важную роль в проведении операции «Щит в пустыне».

В июне 1985 г. король Фахд в письменной виде, а министр А. Ямани - в форме устного выступления на конференции ОПЕК достаточно четко обозначили перспективы перед другими участниками организации, заявив, что если страны ОПЕК не примут экстренных мер по соблюдению национальных квот, то Саудовская Аравия откажется балансировать уровень добычи.[833] Но это предупреждение не возымело никакого эффекта, быть может, потому что к этому времени они уже воспринимались как норма. Следующая конференция в октябре 1985 г. также закончилась ничем. По итогам очередной встречи ОПЕК в начале декабря 1985 г. была обозначена новая цель деятельности организации - «возвращение и защита справедливой доли рынка, соответствующей необходимому уровню доходов членов ОПЕК».[834]

Эта формулировка ознаменовала судьбоносный поворот в истории мировой нефтяной торговли. Она означала, что Эр-Рияд отказался от «цивилизованной манеры» ведения бизнеса, т.е. от контроля уровня добычи и цен в ущерб собственному бюджету, приняв решение «залить» рынок дешевой аравийской нефтью с тем, чтобы вернуть себе и ОПЕК утерянную за предыдущие годы долю на рынке. Для королевства даже катастрофическое снижение цен в итоге дало больший доход, чем добыча 2 МБД, которые практически полностью шли на внутренний рынок. Иран, Ливия, Индонезия, ввиду ограниченных возможностей добычи или сбыта ставшие главными жертвами снижения цен, выступили с осуждением такой тактики, однако, они не имели никаких рычагов влияния на такого нефтяного гиганта, как Саудовская Аравия.

Следствием смены политической линии королевства, фактически, отказавшегося защищать целостность ОПЕК, стало увольнение министра А. Ямани, занимавшего свой пост с 1962 г. и ставшего олицетворением нефтяной мощи и власти королевства. О своей отставке легендарный министр узнал из газет и новостных лент - шейх, вся карьера, которого была посвящена защите картеля, позволил себе в публичных выступлениях отклониться от курса, обозначенного королем Фахдом, и в итоге пал жертвой закулисных интриг. При этом перед своим уходом, поняв неизбежность осуществления нового агрессивного курса по возвращению рынка, он разработал эффективную стратегию ее проведения в жизнь через привлечение на

- 838

саудовский рынок мелких компаний.

И все же даже такой ход Эр-Рияда ва-банк не означал смерти ОПЕК. Первое полугодие 1986 г., прошедшее на фоне трехкратного повышения уровня добычи Саудовской Аравией, прошло в бесконечных конференциях и встречах, целью которых было определение какой- либо общей цены, за которую можно было бы зацепиться. (Одна из конференций, в апреле 1986 г., длилась 2 недели и вошла в историю как самая продолжительная встреча ОПЕК). К апрелю 1986 г. цена на нефть упала до 10,3 долл., ниже уровня 1973 г., а в августе и вовсе до антирекордной отметки в 8 долл.[835] [836] Такого падения цен не ожидал никто. Кажется, в него не верили и сами страны ОПЕК. Действия Саудовской Аравии вызвали вспышки гнева на арабской и не только «арабской улице», где все происходящее расценивали как сговор саудитов с империалистами, поскольку такое снижение цен было на руку, прежде всего, производителям, т.е. развитым странам. Так, хадж 1987 г., и без того проходивший при чрезвычайных мерах безопасности, окончился столкновением полиции королевства с иранскими паломниками.[837] Лишь в декабре 1986 г., проведя 56 дней на запланированных конференциях и несчетное количество часов консультаций в неофициальном формате, ОПЕК определилась с новым уровнем цен на нефть в 18 долл., причем цена присуждалась не маркерной нефти, как прежде, а корзине ОПЕК, в которую вошла и мексиканская легкая нефть.

Справедливо задаться вопросом, почему ОПЕК, которая была создана для поддержания высокой цены на нефть, вынуждена была в итоге отказаться от контроля над ценами и над объемами производства - то, на чем базировалась ее мощь и успех в 1970-е гг.? Ответ на этот вопрос лежит в двух плоскостях: в глубинных изменениях на глобальном энергетическом рынке и в плоскости тех решений, которые были приняты или не приняты ею в 1981-1985 гг.

Самая очевидная, лежащая на поверхности причина неспособности ОПЕК предупредить негативное для организации развитие событий в 1980-е гг. состояла в потребности членов ОПЕК в высоком уровне валютных поступлений, особенно для крупных и населенных стран, с целью завершения модернизационных проектов, начатых еще в предыдущее десятилетие. Неспособность примирить и сопоставить текущие потребности с целями или вызовами стратегического характера является одной из самых серьезных проблем планирования любого государства, и страны-члены ОПЕК просто не были исключениями из этих правил. Краткосрочные потребности толкали страны на нарушения квотной системы, что впоследствии обернулось ценовым крахом.

Второй, более глубинной причиной, а скорее даже объяснением неспособности ОПЕК предотвратить развитие событий по худшему сценарию, является смешанное влияние новой модели отношений между ОПЕК и развитыми странами. В 1980-е гг., после небывалого скачка цен во время второго кризиса, особенно четко вырисовывается новая функция высоких цен на нефть - развитие добычи «дорогой» нефти, за пределами ОПЕК. Де факто, картель взял на себя «грязную работу», собирая шишки в прессе и в публичных выступлениях политиков, став объектом зависти и ненависти со стороны менее развитых стран, он обеспечивал столь нужное странам-потребителям наращивание добычи вне ОПЕК. Этот курс проистекал из обязательств, взятых на себя картелем. Наличие «особых отношений» между Саудовской Аравией и США сделали возможным реализацию такой схемы на практике, поскольку роль компенсирующего производителя наделяла королевство как беспрецедентной ответственностью, так и беспрецедентными рычагами влияния на судьбы ОПЕК. В литературе зачастую заостряют внимание на отношениях между Эр-Риядом и Вашингтоном, между элитой США, прежде [838] всего, семьей Буш и правящим домом Сауд. На наш взгляд, отрицать наличия стратегического партнерства между этими двумя игроками невозможно, однако, его не стоит демонизировать.

Еще в 1982-1983 гг., когда ОПЕК вступила на тернистый путь борьбы со спотовым рынком за стабилизацию цен, Саудовская Аравия осознавала низкую эффективность курса по спасению ОПЕК системой паллиативных мер - назначением квот, умеренным снижением цен и т.д. Об этом красноречиво говорят некоторые документы, обнаруженные нами в библиотеке Рейгана. Летом 1983 г. в СНБ обсуждались варианты ответа на письмо министра иностранных дел королевства, подкрепленное позже посланием короля Фахда, в котором он просил президента повлиять на акционеров ARAMCO - компании Mobil, Socal, Esso, Texaco - с тем, чтобы они повысили закупки нефти в Саудовской Аравии на 3 МБД, что примерно равнялось общему уровню добычи королевства в то время. (Здесь следует оговориться, что по итогам пересмотра отношений между компаниями и правительствами в 1970-х гг. акционеры ARAMCO сохранили до 1988 г. возможность определять объемы закупок нефти у королевства с целью их последующей перепродажи на мировом рынке). По мнению СНБ, выполнение просьбы Фахда в итоге предоставило бы саудитам контроль над значительным сегментом рынка - то, чего, по сути, королевство добилось в 1986 г., но привело бы к снижению цен ниже 20 долл. за баррель. США, инвестировавшие столько средств и усилий в развитие отечественного производства, не были заинтересованы в таком развитии событий. В этой связи, было решено не отвечать прямо на письмо короля, а передать послание по дипломатическим каналам через госсекретаря Шульца. Саудитам вежливо отказали, заметив при этом, что в дальнейшем «необходимо придерживаться рыночных рычагов и развивать взаимно выгодные отношения между правительством (королевства Саудовская Аравия - О.С.) и компаниями». Отвечая подобным образом, Вашингтон не только демонстрировал нежелание видеть переворот на нефтяном рынке, но и «подставлять» президента, вся риторика которого строилась на идее невмешательства в дела рынка, как это можно понять из записей обсуждения.[839] Таким образом, можно констатировать, что Эр-Рияд был готов перейти к завоеванию доли на рынке еще в 1983 г., но обязательства перед развитым миром и, прежде всего, перед США были одним из факторов, которые заставили королевство отложить ее реализацию еще на три года.

Наконец, еще одним просчетом в тактике ОПЕК первой половины 1980-х гг. стало то, что первые попытки картеля по установлению контактов со странами-производителями нефти, не входящими в ОПЕК, были предприняты чрезвычайно поздно, когда ситуация на рынке уже вышла из-под контроля. За исключением Мексики, которая придерживалась решений организации с 1983 г., с остальными производителями (СССР, Норвегия, Великобритания) достичь прочной договоренности так и не удалось. Соглашение о единстве цен на нефть с Норвегией и Великобританией было достигнуто лишь 1984 г.,[840] но только после оказания серьезного давления официальным Лондоном на компанию BNOC (British National Oil Company, основана в 1975 г. как государственная компания для разработки Северного моря и продана в 1988 г. гиганту BP), которому, в свою очередь, предшествовала практически неприкрытая угроза А. Ямани затопить рынок дешевой нефтью в случае отказа солидаризироваться с решениями ОПЕК. Однако уже в концу этого года как Великобритания, так и Норвегия пошли на снижение цен на нефть, чем подстегнули решение Эр-Рияда вернуть утерянную долю рынка.

Ограниченность источниковой базы не позволяет сделать однозначный вывод относительно того, было ли нарушение правил игры со стороны норвежской Statoil и британской BNOC неожиданным для королевства. Ясно другое - политика развитых стран- экспортеров нефти могла быть параллельна линии ОПЕК лишь на ограниченном промежутке времени. Норвежская и британская компании были продуктами эры ресурсного национализма, когда добыча такого стратегически важного сырья, как нефть, передавалась в руки национальных корпораций, противопоставляемых ТНК. Однако их нельзя сравнивать с ARAMCO или с Кувейтской национальной нефтяной компанией. Statoil и BNOC были инструментами правительств, которые идентифицировали себя с развитым миром и, как бы это противоречиво ни звучало, со странами-потребителями нефти. Великобритания и Норвегия, в конце концов, состояли в МЭА (последняя - на особых условиях). Зависимость Лондона и Осло от экспорта нефти и газа, с точки зрения структуры доходов бюджета, была несравнима с большинством стран нефтяного картеля. В конце концов, первостепенной задачей европейских нефтяных гигантов было обеспечение европейцев «местным» сырьем. Принесение доходов в бюджет ставилось в подчинение этой цели. Ради оживления экономики, ее подпитки дешевым сырьем и топливом, Лондон мог пожертвовать нефтяными доходами, чего себе не мог позволить, например, Кувейт или Ливия. Словом, политические, экономические императивы этих государства в сфере нефтяной торговли не могли быть в принципе идентичны приоритетам ОПЕК. Все это не означает, однако, что ОПЕК не стоило устанавливать с ними контакты, но, вероятно, такое партнерство дало бы большие результаты, если бы оно было налажено на более ранних стадиях. Консультации с СССР, крупнейшим производителем нефти в мире, и вовсе были проведены лишь в 1986 г., когда коллапс цен на нефть стал свершившимся фактом и после прихода к власти М.С. Горбачева, внешнеполитическая риторика которого, в сравнении с его предшественниками, в ОПЕК воспринималась с меньшим беспокойством.[841] [842]

Для СССР серьезные процессы на мировом нефтяном рынке нефти приобрели особое звучание, совпав с не менее масштабными изменениями в отечественном нефтяном комплексе. Советский Союз представлял вызов для стран ОПЕК не только своим присутствием в Афганистане, враждебной для многих участников этой организации коммунистической идеологией, но, самое главное, последовательным наращиванием уровня добычи и экспорта, а также пристрастием к скидкам. При этом, сам СССР, как производитель, находящийся за институциональными скобками ОПЕК, был существенно, корректнее даже сказать, ассиметрично зависим от решений, принимаемых ею, причем эта зависимость с годами только увеличивалась, пропорционально росту зависимости СССР от нефтяных доходов. В этом отношении ситуация на нефтяном рынке была противоположна раскладу сил на мировой политической арене, где ОПЕК состояла (формально) в рядах Третьего мира, а СССР носил звание сверхдержавы.

Оценивая итоги Лондонского саммита ОПЕК, принявшего историческое решение о снижении цен с 34 до 29 долл., сотрудники ЦРУ с удовлетворением отметили, что найденный компромисс удовлетворил и потребителей, и производителей нефти, оставив Советский Союз главным проигравшим и вынудив Москву «вступиться в схватку за поддержание стабильности своих валютных поступлений». С этой целью СССР был повышен уровень продаж в

845

долларовую зону вс 1 до 1,5 МБД, а также предоставлены дискаунты в 2 доллара. Информация о демпинге со стороны СССР находит отражение в советских документах. Например, в фонде Минвнешторга нами была найдена запись беседы генерального директора

В/О Союзнефтеэкспорт Морозова В.П. с президентом западногерманской фирмы FEBA Oil от марта 1982 г., в ходе которой последний просил снизить цену на советскую нефть на 1,5 долл., c 29 до 27,5 долл., что было значительно ниже 34 долл., официальной цены ОПЕК в это время.[843] Судя по всему, не без давления со стороны стран ОПЕК после заключения Лондонского соглашения в 1983 г. СССР вынужден был даже поднять цену на свою маркерную нефть Urals c 27,5 до 28,5 долл.[844]

Усилия СССР по завоеванию как можно большей доли европейского рынка нефти через предоставление благоприятных цен были мотивированы серьезной потребностью в валютных средствах. По оценке М.В. Славкиной, в период с 1976 по 1985 гг. общий объем нефтедолларов, полученных СССР, составил 107,6 млрд. долл., в то время как в предыдущее десятилетие эта цифра составила лишь 15,6 млрд.[845] Важно учитывать, что «газовый поворот» не обернулся к этому времени ростом доходов для бюджета страны, поскольку строительство трубопроводов по компенсационным соглашениям в 1970-е гг. имело результатом изъятие прибылей за газ, добываемый и поставляемый на Запад по этим обязательствам в 1980-е гг.[846]

Скачок продажи нефти в долларовую зону с целью повышения валютных доходов в первой половине 1980-х гг. не мог не повлечь сокращения продажи нефти в страны СЭВ. В 1981 г. СССР объявил о снижении поставок в социалистические страны - сразу на 10%, причем это решение было реализовано уже на следующий год.[847] По расчетам Т. Густафсона, экспорт сырой нефти из СССР в развитые страны в 1983 г., превысил, впервые в истории, экспорт в страны СЭВ, сделав скачок сразу с 142,1 млн. т. до 168,1 млн. т. в 1982-1983 гг. Для стран СЭВ эти показатели в соответствующие годы составляли 150,2 и 146,5 млн. т. соответственно.[848] М.В. Славкина отмечает, что экспорт в страны СЭВ имел тенденцию к сокращению в относительных цифрах с 1976 г., в то время как поставки в развитые страны возросли с 1976 по 1988 г. в 2,8 раз. Важно отметить, что относительное замедление, а затем и относительное сокращение поставок углеводородов союзникам Москвы в абсолютных числах выражалось последовательным ростом поставок. В 1972-1980 гг. абсолютное потребление нефти в 6 странах СЭВ (европейские члены) выросло на 50%, с 67,3 млн.т. в 1972 г. до 99,2 млн.т в 1980 г. Доля же советского экспорта в этот регион осталась на очень высоком уровне. В среднем, в 1970-1984 гг. потребности СЭВ, даже с учетом их постоянного роста в абсолютных числах, восполнялись на стабильные 70% жидким топливом из СССР.[849] [850]

Острая нужда СССР в валютных поступлениях совпала не только со временем, когда цены на нефть находились под влиянием понижательной тенденции, но и с обострением проблем в советском нефтедобывающем секторе, которые были заложены еще в предыдущем десятилетии. В этом проявляется поразительная асинхронность в развитии отечественного нефтяного сектора и мирового рынка нефти. В СССР 1984-1985 гг. стали годами падения производства нефти (в 1984 г.- на 0,52%),[851] в то время как повсюду в мире наблюдался рост добычи, приведший в итоге к ослаблению позиций ОПЕК, перепроизводству нефти и снижению цен. Сокращение добычи предшествовало и частично совпало с достижением пика экспорта советской нефти в развитые страны. В 1983-1984 гг. он приблизился к 170 млн. тонн нефти в год, как мы уже замечали выше. То, что в 1984 г., впервые за 20 лет уровень добычи упал, говорит о том, что СССР наращивал отгрузки в долларовую зону за счет ужимания внутреннего потребления, а также сокращения поставок в страны СЭВ.

Приведем несколько примеров для демонстрации тезиса о серьезности технических трудностей в советском нефтегазовом секторе. В 1985 г. СССР не были выполнены обязательства по поставкам жидкого топлива перед Финляндией, более чем на 70% зависевшей от советского импорта.[852] [853] Аналогичная ситуация сложилась и с поставками газа в Германию. Они оказались на таком критически низком уровне, что возникла опасность отключения автоматической системы подачи голубого топлива, обслуживавшей газопровод «Союз». Как говорилось в срочном донесении на имя зам. министра внешней торговли СССР Н.Г. Осипова, 22 февраля 1985 г. вместо предусмотренных 146,4 млн.м3 в Германию было направлено лишь 98,4 млн.м3, что привело к падению давления в «трубе» до 35 барр. На отметке в 33 барр, судя

- 856

по этому документу, происходило автоматическое отключение компрессорных станций. Позднее в переговорах с представителями ФРГ эти сбои были объяснены техническими

неполадками и погодными условиями, однако, восполнить их до конца 1985 г. СССР так и не удалось.

Проблемы в советском нефтедобывающем секторе носили одновременно и стратегический, и технический, и логистический характер. Они являлись последствиями серьезнейших ошибок 1970-х гг., когда бурение и эксплуатация скважин велись нездоровыми высокими темпами. Это влекло за собой падение дебита скважин и, как следствие, снижение эффективности инвестиций в нефтяной сектор. Так, в 1980-1985 гг. при росте вложений на 48% прирост добычи составил лишь 13%, в то время как для 1975-1980 г. эти цифры были 41% и 21% соответственно (см. Табл. 1 1). [854] В свою очередь, те темпы роста, которые «спускались» Госпланом, были основаны не на оценке геологических и технических возможностей нефтегазового сектора, а на политическом анализе потребностей в валютных поступлениях «здесь и сейчас».

Табл. 11. Эффективность государственных инвестиций в нефтяную отрасль СССР:

соотношение роста инвестиции и увеличения добычи в

970-1985 гг.

Источник: Gustafson Th. Op. cit. P. 40.

В добавление к нереалистичным требованиям по темпам добычи, нефтяники столкнулись с чисто логистической проблемой доставки на места уже закупленного для сектора оборудования. Судя по докладу о работе министерства за 1983 г., представленном министром нефтяной промышленности Н.А. Мальцевым в СМ СССР, выполнение плана было просто невозможным ввиду отсутствия важнейших материально-технических ресурсов (он не был выполнен менее чем на 1%). Хроническое отставание в снабжении базовым оборудованием, наблюдавшееся на протяжении 1981-1982 гг., не было компенсировано и в 1983 г. В докладе министра прямо говорилось, что «даже выделенные фонды не полностью поставляются Госснабом».[855] Дело было в том, что обычный ритм работы бюрократической машины, когда все основные «свершения» переносятся на вторую половину календарного года, приемлемый и привычный в «рядовых» сферах народного хозяйства, в случае с нефтяной отраслью, которая напрямую зависела от погодных условий Западной Сибири, был просто неприемлем. Привоз оборудования во второй половине года делал невозможным его применение летом, когда работы шли наиболее интенсивно. К тому же, доставка чего бы то ни было, не говоря уже о крупногабаритных агрегатах, в конце лета-начале осени сопровождалась большими трудностями - в зоне вечной мерзлоты привоз оборудования должен был осуществляться «по зимникам». Игнорирование климатических и природно-географических условий оборачивалось значительными издержками. Случалось, что целые буровые установки и комплекты оборудования были утеряны в бескрайних болотах, в которые вечная мерзлота превращалась летом и осенью.[856] В добавление к этому, в 1983 г., в рамках всесоюзной программы экономии электроэнергии, нефтяной отрасли был отведен лимит энергопотребления в 1,4 млрд. квт., что повлекло за собой частые отключения системы электроснабжения на местах добычи. Так, на азербайджанских месторождениях зимой 19821983 гг. электроэнергия была отключена более 90 раз.[857] Признанием серьезности сложившегося в отрасли положения на самом высоком уровне может служить тот факт, что по итогам обсуждения доклада Мальцева в феврале 1983 г. глава СМ СССР Н.А. Тихонов написал письмо главе Госплана Н.К. Байбакову, в котором указал, что «план по Миннефтепрому на 1983 год не был-таки до конца сбалансирован с материально-техническими ресурсами».[858] Свою, быть может, немалую роль в усугублении кризиса советского ТЭК сыграл и институциональный фактор, а именно, большое количество министерств, курировавших разведку, разработку, добычу, транспортировку нефти и газа на внешние рынки,[859] что создавало волокиту и путаницу, способствовало перекладывания ответственности, снижало действие материальных и прочих стимулов.

Наконец, ограничения в отношении советского сектора, введенные по настоянию США в качестве условия отмены санкций, внесли свой негативный вклад в и без того тяжелую ситуацию в советском нефтяном секторе, хотя не стоит этот вклад преувеличивать. Так, западносибирский трубопровод был запущен в эксплуатацию в срок, а 1984 г. стал годом пика продажи советской нефти в страны Западной Европы. Но «высокомерный технологический шовинизм»[860] не мог не создать дополнительных трудностей для советских нефтяников, как, например, в этом прямо признался зам. министра торговли В.Н. Сушков на встрече с сотрудниками Исследовательской службы Конгресса США в мае 1982 г.[861] Так, СССР пришлось потратить 356 млн. рублей на переоборудование Харцызского завода, где в 1983 г. в срочном порядке были запущены две линии нанесения антикоррозийного покрытия на трубы диаметром 1420 мм, необходимые для строительства магистрали Уренгой-Ужгород.[862]

Несмотря на то, что в конце 1982 г., как мы уже писали выше, санкции США в отношении нефтяного сектора СССР были сняты ввиду острой негативной реакции европейцев, де факто ряд ограничений продолжал действовать до 1986 г. На Лондонском саммите «Большой семерки» в 1984 г. был окончательно утвержден расширенный список КОКОМ, в который было внесено оборудование «двойного назначения». 13 позиций были запрещены к продаже в соц. лагерь, включая плавучие доки, газовые турбины, и еще по 64 позициям был ужесточен экспортный контроль.[863] В беседах с представителями различных европейских стран советские руководители, представители министерств неоднократно выражали свое неудовлетворение в связи с сохранением этих ограничений. Однако многосторонний формат ограничительных мер предоставлял их собеседникам возможность снимать с себя и своих правительств личную или прямую ответственность за имеющиеся ограничения путем апелляции к широким обязательствам перед партнерами по НАТО или ЕЭС.[864] Наконец, острую политическую заточенность ограничений поставок нефтегазового оборудования в глазах советской политической элиты демонстрирует то, что ссылка на список КОКОМ была произведена М.С. Горбачевым в выступлении по итогам американо-советской встречи в Рейкьявике в 1986 г. Выражая свой скепсис относительно обещаний Рейгана «поделиться» с СССР результатами работ по СОИ, Генеральный секретарь сыронизировал: «Вы сейчас не хотите делиться с нами нефтяным оборудованием и при этом рассчитываете, что мы поверим в обещания поделиться с нами разработками по СОИ. Это

была бы своего рода “вторая американская революция”, а революции бывают не так уж

868

часто».

В 1986 г., в меморандуме зам. министра торговли США Л. Ольмера, расширение списка КОКОМ будет признано противоречащим базовым правилам комитета, так как внесенное в него оборудование не являлось стратегическим.[865] [866] В одном из меморандумов СНБ, датированном тем же годом, констатировалось, что введенные ограничения не достигли поставленных политических целей: они не имели никакого отношения ни к благополучному завершению истории правозащитников А. Гинзбурга и Н. Щаранского, ни к модификации политического курса СССР после прихода к власти М.С. Горбачева. Отрицательным эффектом введенных мер против советского нефтяного комплекса в этих документах называлась потеря многомиллионных контрактов и недополучение бесценного опыта бурения, например, на континентальном шельфе.[867] Уместно будет упомянуть, что западные нефтяные компании демонстрировали настойчивый интерес к разработке советского шельфа. Начиная с первой половины 1970-х гг. свои предложения в этой связи выдвигали французские компании (см.параграф 2.2) и голландско-британская Shell. Так, во время визита в Великобританию М.С.Горбачева в декабре 1984 г., еще в качестве секретаря ЦК КПСС, планировалось посещение советской делегацией одной из платформ компании в Северном море. Ее руководство таким образом рассчитывало заручиться поддержкой своего участия в аналогичных проектах в Баренцевом море и в районе о. Сахалин. Однако в связи со смертью маршала Д.Ф. Устинова делегация была вынуждена сократить программу визита и вылететь в Москву. [868] В итоге, последовательная разработка континентального шельфа была начата уже после распада СССР.

В 1983-1986 же гг., как показывают документы, Вашингтон, понимая чрезвычайную важность нефтяного сектора для СССР, делал все возможное для того, чтобы сдержать степень участия западного капитала, экспертизы и оборудования в его развитии. В отдельных случаях по каналам тихой дипломатии вводились точечные ограничения на товары, не вошедшие в список КОКОМ, например, на продажу Японией робототехники.[869] В 1985 г., в беседе с зам.министром В.Н. Сушкова глава Американо-советского торгово-экономического совета (АСТЭС) Дж. Гиффен прямо заявил, что его попытки организовать проведение выставки энергетического оборудования в СССР столкнулось с политическими трудностями. Дж. Шульц «в довольно резкой форме высказался против сотрудничества с СССР в области энергетики и заявил, что, несмотря на имеющуюся по закону возможность выдавать экспортные лицензии на некоторые виды оборудования в этой области, администрация США “ни под каким видом” не будет поддерживать эту выставку, не будет поощрять фирмы США участвовать в ней, а в случае обращения фирм к властям за советами по поводу участия в выставке, будет заявлять, что выступает против этого мероприятия». В этой же беседе Гиффен сослался на свою встречу с зам. министром торговли США Ольмером, который не скрывал, что Министерство торговли «не имеет возможности перебороть решение Шульца», хотя решающее слово в принятии отрицательного решения по вопросу о выставке, по его мнению, сыграл Пентагон.[870] В целом, кумулятивное действие введенных против СССР ограничений, даже несмотря на оказанное сопротивление Старым Светом, отозвалось снижением объемов ввоза оборудования для бурения, разработки и разведки из западных стран. В 1983-1984 гг. общий объем советского импорта по данным статьям сократился с 972 млн. до 738 млн. рублей. В 1985 г. этот показатель и вовсе опустился до на 271 млн.[871] Такое резкое сокращение объемов продаж явилось следствием сбоя в деловом цикле, когда бизнес, дезориентированный действиями Вашингтона, предпочел воздерживаться от заключения новых сделок с СССР.

Логично задаться вопросом, как при такой ситуации в советском нефтяном комплексе правительство оценивало события, происходившие на мировом рынке энергоносителей? Найти ответ на этот вопрос ввиду ограниченности источниковой базы - задача непростая. Доклады, ежеквартально представлявшиеся Академией Наук в СМ СССР «Обзоры о состоянии экономики капиталистических стран и положении на рынках нефти, газа и золота», на наш взгляд, позволяют пролить свет на интерпретирование Москвой событий на нефтяном рынке. При знакомстве с этими документами создается впечатление, что СССР, также как и страны ОПЕК, не ожидал таких успехов в деле сокращения потребления и диверсификации импортных поставок нефти, которые были достигнуты развитым миром в 1980-е гг. Нельзя не отметить и определенную непоследовательность в выводах тех, кто подготавливал эти доклады. Например, в отчете за 4 квартал 1983 г. констатируется «усложнение» положения нефтяного картеля в связи с ростом складских и стратегических запасов у потребителей, говорится о сокращении спроса и серьезном отрыве цен на нефть на спотовом рынке от официальных цен ОПЕК вследствие наращивания добычи за пределами ОПЕК. Однако в заключении авторы приходят к выводам, противоречащим основному содержанию, что все- таки «ОПЕК сумеет сохранить свои цены».[872]

Так, в отчете за 1 квартал 1984 г. довод о способности ОПЕК удержать руку на пульсе нефтяного рынка подтверждался еще раз, причем обоснованием этому служил окончательный выход стран Европы из рецессии, который, как ожидалось, должен был обернуться ростом спроса на нефть в 1,5-2%.[873] Уже во втором квартале 1984 г. было зарегистрировано падение цен разовых сделок на сорта нефти, близкие к экспортируемым из СССР, что, фактически, опровергало выводы отчета за первый квартал 1984 г. Но даже такая пессимистическая картина оказалось недостаточно убедительной, так как автор доклада за второй квартал 1984 г. выразил уверенность в том, что спрос на советские углеводороды будет вскоре возобновлен, так как «во всяком случае, минимум (спроса - О.С.) уже пройден».[874] [875] Примерно такие же

878

выводы делались и относительно поставок газа.

На наш взгляд, неверность выводов при общем верном понимании ситуации советскими специалистами могла быть отчасти обусловлена политически. Когда народное хозяйство финансово все более и более полагалась на нефтяной сектор, заявить о надвигающемся снижении цен и спроса на углеводородное сырье означало бы признать ошибочность генерального курса. Однако, наибольшее влияние, как нам кажется, на аналитиков оказывало неверие в то, что всесильная ОПЕК могла потерять контроль над рынком. И в этом смысле сотрудники ИМЭМО, которые работали над докладом, были солидарны с зарубежными экспертами. Достаточно лишь обратиться к цитированному нами выше отчету Министерства энергетики США от июня 1983 г., в котором делались выводы о вероятности роста спроса на жидкое топливо к 1985 г. Разница состояла в том, что верность или неверность этих проекций имела принципиально различный вес для США и СССР, ввиду превращения последнего в нетто-экспортера нефти. Говоря терминами «концепции восприятия», перед нами - весьма распространенный пример стремления индивидуумов приводить получаемую им новую информацию в соответствии со сложившимися ранее представлениями.

Изменения в соотношении спроса и предложения на европейском нефтегазовом рынке имели негативное воздействие на советскую экономику, однако, их отрицательное воздействие было усугублено собственной инвестиционной политикой СССР. С конца 1970-х гг. нефтяной сектор стал поглощать все большую часть прироста капитальных вложений в промышленность, так что с начала 1980-х гг., по мнению исследователя Густафсона, можно было говорить о «растущем бремени советской энергетики». В 1977 г. эта цифра составила 46%. В 1981-1985 гг. на сектор планировалось выделить 44 млн. рублей больше, что было эквивалентно половине роста ассигнований на промышленность.[876] Это означало, что все остальные отрасли промышленности были вынуждены довольствоваться примерно таким же уровнем финансирования, как и в предыдущую пятилетку. Однако даже такие объемы финансирования ТЭК в итоге обернулись вовсе не впечатляющими цифрами роста (13% в 1980-1985 гг. против 21% в 1976-1980 гг.), причем 95% роста всего сектора приходилось на газ и лишь 5% - на нефть.

По аналогичному пути пошел и новый Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачев. Сделав изначально ставку на политику энергосбережения, позднее он авторизовал повышение финансирования нефтяного сектора на 60% - и это уже на фоне коллапса цен в 1985-1986 гг. В сентябре 1985 г., выступая на совещании партийно-хозяйственного актива Тюменской и Томской области[877] он объявил о принятии постановления о комплексном развитии нефтяной и газовой промышленности Западной Сибири, целью которого было «поднятие эффективности и надежности главной топливной базы страны». Сообразно возрастали и капитальные вложения. Если в одиннадцатой пятилетке (1981-1986) они составили 50 млрд., то в двенадцатой пятилетке в сектор планировалось направить 82 млрд. Важно, что в своей речи Горбачев не только признал наличие объективных проблем, обуславливающих срыв выполнения плана тюменцами на протяжении трех лет, но также то, что «раньше уже были сигналы, и довольно основательные, к тому, чтобы осмыслить происходящее, принять необходимые меры к улучшению дел. Но сделано этого не было».[878] Заметив, что все, так или иначе, оказались не готовы к работе в новых, сложных условиях, Горбачев подчеркнул, что «прежде всего это относится к машиностроителям», что отсылает нас к вопросу о причинах действенности эмбарго на поставку оборудования в СССР со стороны стран Западного блока. В 1987 г., на судьбоносном июньском Пленуме ЦК КПСС, давшем официальный старт перестройке, Горбачев впервые обвинил своих предшественников в бездумной трате нефтедолларов не на модернизацию экономики, а на оплату текущих «потребительских» расходов.[879] Действительно, помимо роста экспорта зерна в 10 раз с 1965 по 1985 гг., в 1973-1985 гг. ввоз одежды из-за рубежа, покупаемой за нефтедоллары, вырос в 6,4 раза, а кожи - в 5,5 раз.[880]

Трудно ответить однозначно на вопрос о том, был ли выбор инвестиционной политики СССР в первой половине 1980-х гг. правильным. Ведь, в конце концов, соперничать в торговле промышленной продукцией при увеличивавшемся разрыве между качеством советской и западной продукции было сложно. И в этом смысле вложения в сектор, который демонстрировал положительный рост, давал валютный доход, были если не политически, то экономически вполне оправданы. Проблема состоит лишь в том, что инвестиционные решения начала 1980-х гг. были приняты в расчете на большие прибыли, на сохранение цены на нефть в районе 30 долл., но они просто не оправдались. Превратив нефтяной сектор в «локомотив» национальной экономики, начав интегрироваться в мировую экономическую систему в период политики разрядки, СССР повысил свою уязвимость к экзогенным шокам - в данном случае, к падению цен на нефть.

Важно подчеркнуть, что осознание опасности такой зависимости присутствовало среди советских ученых - относительно этого, например, предостерегал В.Ф. Коминов, входивший в «группу Примакова», на заседании ученого совета ИМЭМО еще в январе 1975 г. Он поставил вопрос о необходимости пересмотра пассивной роли СССР в установлении мировых цен на нефть, заявив: «Надо, к сожалению, констатировать, что действительно мировые цены на нефть не определяются усилиями СССР Мне кажется, что эта роль была пассивной. Пора

бы ее пересмотреть Но между ОПЕК и центром Рокфеллера большая связь, чем между

884

нашими организациями».

Таким образом, в 1985-1986 гг. СССР оказался под двойным ударом - кризиса в собственной нефтяной промышленности и, как следствие, сокращения экспорта нефти в западноевропейские страны в 1985 г. на 25%., а затем и снижения цен на нефть. У советской элиты в принципе была информация, которая позволяла поставить под сомнение оптимистический сценарий развития событий на нефтяном рынке, однако, ввиду озвученных выше причин такие выводы не были сделаны. Но, как мы уже показали выше, темпы и масштабы изменения баланса сил на мировом рынке нефти, не поддавались качественному осмыслению ни самими странами ОПЕК, ни развитыми странами.

Строго говоря, проблематика перестройки выходит за хронологические рамки данного исследования. Однако вопрос о связи вступления мирового нефтяного рынка в новый цикл низких цен на нефть и провала попытки глубокой модернизации советской экономики не может не возникать. Не ставя задачи ответить всеобъемлюще на этот вопрос, заслуживающий отдельного исследования, мы считаем уместным указать на то, что падение цен на нефть присутствовала в «перестроечном» дискурсе, начиная с 1989 г.[881] [882] Это прослеживается и по архивным документам, и по публичным выступлениям. В материалах обсуждения отчетного доклада XXVIII съезда дается прямая отсылка к «окончанию нефтяных денег» как на причину экономического кризиса конца 1980-х гг. Согласно этим документам, неполучение уровня доходов от продажи нефтедолларов, на который рассчитывалось при расширении инвестиций в сектор и при составлении планов перестройки, стало одним, но подчеркнем, лишь одним из факторов, наряду с общей неэффективностью системы хозяйствования, нереалистичной оценкой состояния экономики и финансового положения в 1985 гг.,[883] [884] вкупе

предопределивших крах перестройки и, пользуясь словами Е. Гайдара, гибель советской

887

империи.

Важной гранью дискуссии о связи снижения цен на нефть и судьбы СССР является вопрос об «американского следе» в событиях 1985-1986 гг., обсуждаемый с неменьшими

эмоциями и настойчивостью, чем «советский след» в арабской «нефтяной атаке» 1973 г. На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа. Многие обращают внимание на визит вицепрезидента США Дж. Буша-ст. в Саудовскую Аравию в апреле 1986 г.[885] Однако как мы уже говорили выше, отказ балансировать уровень добычи ОПЕК был оформлен и артикулирован королевством еще в 1985 г. В библиотеке Р. Рейгана нами была найдена интересная обширная телеграмма, направленная Э. Уокером, заместителем главы дипмиссии США в Эр-Рияде, в Г осдепартамент, в которой он подробно освещал процесс принятия Саудовской Аравией этого судьбоносного для нефтяного рынка и мировой истории решения.[886] Послание начиналось с общего пассажа о том, что ввиду многократно возросшего давления со стороны арабских стран на Саудовскую Аравию, королевство стало более восприимчиво к американскому влиянию. Далее говорилось, что представители американских нефтяных компаний, входящих в ARAMCO (Socal, Esso, Texaco, Mobil) находились в контакте с официальным Эр-Риядом по вопросу о будущей стратегии на рынке и что именно в контексте этой уязвимости «совет, данный главой ARAMCO Келберером и четырьмя другими партнерами ARAMCO, привел к переключению Саудовской Аравии к ценообразованию, которое позволило ей вернуть долю на рынке». На наш взгляд, не стоит ни преувеличивать, ни преуменьшать влияние партнеров ARAMCO на процесс принятия решений королевским дворцом. Так, в 1973 г. позиции компаний были гораздо сильнее в смысле контроля пакета акций ARAMCO, и все же это не помешало Эр-Рияд запустить «нефтяную атаку». Более того, призыв Келберера к отвоеванию утерянной доли рынка был логичным и даже единственно возможным ответом с финансовой точки зрения в 1986 г., так как пропорционально снижению доли добычи королевства снижались и прибыли нефтяных компаний. Странно было бы ожидать от него чего-то другого. В свете тех изменений, которые претерпел мировой энергетический рынок после второго нефтяного шока, а также плачевного финансового положения королевства, столь кардинальный поворот в политике саудовского «нефтяного гиганта» должен был случиться, рано или поздно.

На какой-то момент, в 1986 г., стало возможным говорить об окончании режима ОПЕК, т.е. такого состояния рынка, когда и цена, и объем добычи определялись коллегиальными

решениями организации, поскольку односторонние решения Эр-Рияда привели мировой рынок нефти к состоянию ценовой анархии. Однако, в долгосрочном плане, этот шаг королевства был направлен на восстановление позиций ОПЕК, по мере того, как «дорогая» неопековская нефть была постепенно вытеснена из большой игры.

В применении к развитым странам события 1985-1986 гг. возымели обратный эффект. С одной стороны, низкие цены на нефть позволили существенно снизить издержки производства - и в этом смысле потребители оказались в выигрыше. Конец 1980-начало 1990-х гг. войдут в историю как период экономического оптимизма, столь разительно отличающийся от предыдущих 15 лет, полных политических катаклизмов и социальных потрясений. С другой стороны, завоевания на поприще энергосбережения и развития собственного энергетического производства, совершенные развитым миром, не смогли выстоять под напором дешевых углеводородов. Уже в 1996 г. США импортировали столько же нефти, как и в 1978 г. - 46% потребления.[887] В итоге, и США, и Западная Европа, и Япония вновь оказались в капкане роста импортной зависимости, победа над которой была одержана такой высокой ценой в 1970-е гг. и к чему развитому миру еще придется вернуться, но уже на новой ступени развития.