ГРАММАТИЧЕСКИЕ И ДРУГИЕ ПРАВИЛА: ПРИНЦИПЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Лингвистическая теория речевых актов обычно представляет перформативную составляющую и обстоятельственную конструкцию как семантические единицы в дереве синтаксического анализа.
Это представление может быть (например, в генеративной семантике) идентично глубинной структуре, подлежащей синтаксической деривации. В соответствии с альтернативным подходом структура типа (36) может непосредственно подвергаться семантической интерпретации, а именно осмысляться по принципу композиции, в соответствии с синтаксическими единицами и их отноше- «иями, однако это представление не обязано являться глубинной синтаксической структурой данного предложения. При таких способах рассмотрения структуры (36) проблема семантической интерпретации заключается в соотнесении семантики речевого высказывания с оемантикой представленного в нем иллокутивного акта и его модификаторов. Некоторые из семантических отношений, которые должны быть при этом описаны, были рассмотрены в предшествующих разделах, другие более подробно будут рассмотрены в последующих разделах.Прагматический подход к рассмотрению речевых актов не требует представления иллокутивной силы в глубинной структуре. Информация, относящаяся к иллокутивной силе высказывания, обеспечивается, по всей видимости, не собственно лингвистическими принципами интерпретации. Отталкиваясь от названной проблемы семантической интерпретации, которая вытекает из различных вариантов перформативной гипотезы, мы должны прежде всего рассмотреть принципы интерпретации, предложенные различными сторонниками прагматического представления иллокутивной силы, и определить, насколько успешными или вообще приложимыми являются эти принципы. Связанный с этим вопрос состоит в точном определении того, что представляет собой прагматический анализ, и какое отношение он имеет к семантическим правилам, являющимся частью грамматики английского языка.
Иными словами, являются ли правила интерпретации отличными по своему характеру от правил грамматики; что они имеют на входе и (более важный вопрос) что они дают на выходе; являются ли они следствием какого-либо более общего не собственно лингвистического принципа или же они являются надуманными и произвольными?Бах и Харниш в своей работе (Bach — Harnish 1979) явным образом опираются на принципы Грайса. Обстоятельственные конструкции порождаются непосредственно как часть предложения, однако они могут приводить к противоречию или к бессмыслице при восприятии их как непосредственных модификаторов. Ср.
(38) и (39):
/38) Truthfully, you lied to me (В a ch—H a rn і s h 1979, c. 221).
‘Истинно вы лгали мне’.
(39) There are biscuits on the sideboard if you want them (Austin
1970, c. 212). ‘На буфете есть бисквиты, если ты их хочешь’.
Как полагают эти авторы, приведенные предложения синтаксически не отличаются от любого другого предложения с обстоятельственной конструкцией, и нет необходимости искать иную трактовку: они просто неправильно построены, однако могут быть интерпретированы в терминах выполняемого речевого акта на основе презумпции искренности говорящего. Иными словами, предполагается, что говорящий, произнося грамматически неправильное высказывание, что-то все-таки имеет в виду, а ближайшей (кроме буквальной) интерпретацией является такая, которая предусматривает модификацию речевого акта. То, что данные обстоятельственные конструкции рассматриваются как грамматически неправильные, играет, очевидно, в этом рассуждении решающую роль. Без этого трудно было бы задействовать принципы Грайса, естественным образом привлекающиеся для интерпретации в тех случаях, когда какая-либо используемая форма в ее буквальном понимании нарушает обычные ожидания, то есть является в каком-то смысле «отмеченной» или отклоняющейся от нормы. Однако, как мы видели ранее, существует достаточно свидетельств тому, что модификаторы речевых актов всегда были и остаются абсолютно правильными в грамматическом отношении и вполне принятыми способами употребления английских обстоятельственных конструкций.
Поэтому указанное основание для обращения к выводу коммуникативных умозаключений с целью обеспечения правильной интерпретации не может иметь силы. Кроме того, если бы интерпретация представляла собой вывод коммуникативных умозаключений, то можно было бы ожидать, что в некоторых контекстах этот вывод подавляется так, чтобы получалось буквальное толкование фразы, однако в соответствии с избранным Бахом и Харнишем описанием этих обстоятельственных конструкций буквальное толкование всегда является грамматически неправильным. Данные обстоятельственные конструкции тем не менее должны быть осмысленными, поскольку передаваемое ими значение связано с отклоняющимся от нормы буквальным значением; и фактически оно из всех возможных значений является ближайшим к буквальному значению. Таким образом, на входе механизма вывода мы им'еем значение обстоятельственной конструкции и высказываемое суждение. На выходе мы получаем некоторый тип репрезентации значения обстоятельственной конструкции, причем последняя трактуется как модифицирующая речевой акт, а все другие потенциально допустимые значения отметаются. Критерии близости допустимого значения не получают систематического описания в семантических терминах. Однако самым слабым местом данного анализа является его зависимость от понятия «отклоняемости» буквального толкования фразы, — зависимость, которая не поддерживается эмпирическими данными.Миттвох (Mttwoch 1977) предлагает особое правило интерпретации, которое представляет аналогичный ход рассуждения, но без объявления исходного для интерпретации материала грамматически неправильным. В данном правиле не используется грай- совская процедура вывода умозаключений, основывающаяся на внеязыковых ожиданиях относительно рациональности и искренности говорящего.
«Для интерпретации предложений с обстоятельственными сентенциальными составляющими можно посоветовать использовать следующие стратегии: (а) определите логическую связь между значениями (не обязательно буквальными) двух сентенциальных составляющих; или (в случае неудачи) (б) определите логическую связь между значениями обстоятельственной составляющей и подготовительными условиями или условиями искренности речевого акта, производимого посредством произнесения главного предложения...» (Mittwoch 1977, 188).
Эти стратегии применяются независимо от «отклоняемости» исходного материала и независимо от контекста (лишь результирующие структуры могут определяться с помощью обращения к контексту). Поэтому к ним не относится обвинение, выдвигаемое в отношении позиции Баха и Харниша, которые формулируют фактически правила вывода коммуникативных умозаключений, базирующихся на необоснованном постулате о грамматической неправильности буквального толкования интерпретируемого предложения. Два названных подхода производят интерпретацию модификатора речевого акта аналогичным образом—как интерпретацию, выявляемую за отсутствием правильно построенной «буквальной» интерпретации. Подобную трактовку можно считать пригодной для ряда случаев, которые иначе трудно объяснить, таких, например, как (38) и (39), где отсутствие подходящего толкования при буквальной интерпретации является достаточно очевидным.
Однако такой подход нельзя считать адекватным в отношении всех случаев модификации речевых актов. Поиск иной (возможно, внеязыковой) интерпретации, мотивируемой отсутствием подходящего буквального толкования, является неуместным в отношении потенциально неоднозначных высказываний, содержащих обстоятельственную конструкцию с формой in case ‘если’ типа (8) или с обстоятельственными конструкциями образа действия или причины как в (40) и (41); без особого труда могут быть составлены и другие примеры этого типа.
(40) Quite frankly, he told me in detail the plot to kindnap the poodle12. ‘Совершенно откровенно, он подробно рассказал мне о замысле выкрасть этого пуделя’.
(41) Susan is here (,) because her car is outside. ‘Сюзанна здесь, так как ее машина стоит на улице’.
В (40) «откровенность» может относиться как к непосредственному говорящему, так и к цитируемому говорящему; обстоятельственная конструкция в (41) может выражать причину, в силу которой Сюзанна находится здесь, или же причину, в силу которой говорящий убежден, что Сюзанна здесь. Для придания рассматриваемой стратегии эмпирической адекватности ее необходимо модифицировать— связать компоненты (а) и (б) конъюнкцией, а не дизъюнкцией.
Иными словами, стратегия (б) не обязательно должна привлекаться в качестве второй альтернативы, если применение стратегии (а) не дает приемлемого результата.В этом случае мы будем иметь две стратегии интерпретации, весьма сходные с лингвистическими правилами интерпретации,
которые последовательно применяются к синтаксическим составляющим в направлении снизу вверх. И действительно, если бы они были лингвистическими правилами, они бы точно соответствовали композиционным правилам интерпретации, применяющимся к структуре типа (36), с представленным в ней речевым актом. При установлении соответствия структурной интерпретации с комбинацией полной сентенциальной составляющей и обстоятельственной конструкции, последняя может анализироваться как модификатор, относящийся к какому-либо элементу структуры сентенциальной составляющей или к составляющей, находящейся уровнем выше, что соответствовало бы существующим неоднозначностям в суждениях типа (11).
Поэтому стратегии Миттвох или являются весьма сходными с лингвистическими правилами интерпретации (и следовательно, игнорируют возможность обобщения, так как они требуют двух различных способов формулирования для одной и той же интерпретирующей процедуры), или же они действительно являются правилами грамматики (хотя и скрывающимися под другим именем), так как они основываются на элементах исключительно языковых, если не считать упоминания речевых актов. Но и это имеет ква- зилингвистическое содержание, ибо обстоятельственная конструкция соотносится с конкретными условиями искренности конкретных иллокутивных типов (например, утверждений) и находится в уникально-лингвистическом13 отношении модификатора к речевому акту. Из этого следует необходимость лингвистической репрезентации речевого акта в том или ином месте строящейся структуры. (Если проблемы соответствия между семантической интерпретацией лингвистических элементов речевого акта в связи с его модификаторами покажутся вам сложными, подумайте о сложностях интерпретации сочетания лингвистической и ситуативной информации, имеющейся в пределах одного и того же синтаксического дерева.)
Лич (см.
Leech 1974; 1980) вводит в структуру предложения лингвистический перевод ситуативной информации, что осуществляется посредством правила семантической деривации. Другое деривационное правило превращает обстоятельственную конструкцию в модификатор речевого акта. Таким образом, дерево типа (37) будет переведено в дерево типа (36). Репрезентация речевого акта не является, следовательно, ни частью структуры, подвергаемой синтаксической деривации, ни частью его глубинной структуры, а частью структуры, подвергающейся семантической интерпретации. Это деривационное правило для обстоятельственных конструкций является квазисемантическим; аналогичной ему будет деривация интерпретации исчисляемого существительного из употребления вещественных существительных в сочетаниях типа two butters ‘два масла’. Таким образом, данный процесс применяется к сочетаниям, отклоняющимся от нормы, как в указанном примере. Остается неясным, имеет ли правило обстоятельственной деривации некоторый контекст «отклоняемости», или же оно просто является факультативным для некоторых обстоятельственных конструкций. Если так, то это деривационное правило должно объяснять неоднозначности типа тех, что представлены в (40) и (41), однако оно не производит столь же жесткой (как стратегии Миттвох) спецификации семантического отношения между придаточными причины и условиями успешности речевых актов.Это отношение не является столь же точно предсказуемым, как другие подобные отношения. Например, frankly ‘откровенно говоря’ как модификатор речевого акта относится к модифицируемому им глаголу так же, как к модифицируемому им сообщению о речевом акте:
(42) a) Frankly, the situation is no different from last year. ‘Откро
венно говоря, ситуация ничем не отличается от прошлогодней’.
b) Frankly, what is the situation like this year? ‘Откровенно говоря, какова ситуация в этом году?’
(43) a) Harry told Susan frankly that the situation was not
different from last year. Тарри сказал Сюзанне откровенно, что ситуация не отличается от прошлогодней’,
b) Susan asked Harry frankly what the situation was. ‘Сюзанна спросила Гарри откровенно, какова ситуация’.
Когда утверждение произносится или описывается, говорящий откровенен; когда задается или пересказывается вопрос, предполагается, что слушающий должен ответить откровенно. Поэтому объяснение отношения между frankly ‘откровенно’ и ask ‘спрашивать’ в противопоставлении tell ‘говорить’ или state ‘утверждать’ для дескриптивного употребления переносится непосредственно на перформативное употребление. Причинные обстоятельственные конструкции ведут себя иначе. В предложениях, где они модифицируют перформативное употребление глаголов или речевых актов вообще, они являются не выражением цели или побудительной причины, как в случаях дескриптивного употребления, а обоснованием выполняемых речевых актов, в плане удовлетворения их условиям успешности (ср. Davison 1979).
Для употребления причинных придаточных предложений в качестве модификаторов речевых актов имеет значение занимаемая ими синтаксическая позиция. Соответствующие контрасты иллюстрируются в последующих примерах. Придаточное с because имеет три толкования, представляющих для нас интерес: (I) оно выражает причину, в силу которой (цитируемый) говорящий произвел утверждение — что побуждает говорящего выполнить конкретный волеизъявительный или иллокутивный акт (модификатор речевого акта в дескриптивном использовании); (II) оно выражает обоснование подготовительных условий и условий искренности (модификатор перформативного использования); и (III) оно выражает причину того положения дел, которое представлено в утверждении (пропозициональный модификатор).
(44) a) Dennis is back, because all the beer has dissappeared from
the fridge (толкование (II); частично (III)). ‘Денис вернулся, так как все пиво исчезло из холодильника’.
b) Because all the beer has disappeared from the fridge, Dennis is back (толкование (III)). ‘Так как пиво исчезло из холодильника, Денис вернулся’.
(45) a) Doug told us that Dennis is back — because all the beer
had dissappeared from the fridge (толкование (I); толкование (III)14. ‘Дуг сказал нам, что Денис вернулся, так как все пиво исчезло из холодильника’.
b) Because all the beer had disappeared from the fridge, Doug told us that Dennis had returned (толкование (I)).
c) Doug told us, because the beer had disappeared from the fridge, that Dennis had returned (толкование (I)).
d) Doug told us that, because the beer had disappeared from the fridge, Dennis had returned (толкование (III)).
Употребление обстоятельственной конструкции с утверждением в
(44) допускает спектр значений, отличный от сопоставимых толкований в (45а), (45Ь) и (45с). Помещение обстоятельственной конструкции в препозицию приводит к подавлению одного из возможных толкований как в перформативном (44), так и в дескриптивном (45) употреблении, однако подавляются различные толкования в зависимости от того, что модифицирует обстоятельственная конструкция — непосредственно речевой акт как в (44) или его описание в (45). Далее, употребление данной конструкции в качестве модификатора перформатива подавляет толкование (I), которое является возможным и даже предпочтительным при дескриптивном употреблении. Это может быть объяснено прагматически, поскольку толкование (I) соотносится с волеизъявительным актом, каковым по определению и является речевой акт. Таким образом, объяснение в терминах цели здесь не требуется. Однако прагматически не может быть объяснено, почему позиция обстоятельственной конструкции оказывает воздействие на другие толкования. Возможность воздействия синтаксического фактора, то есть позиции обстоятельственной конструкции, на допустимые интерпретации имеет в данном случае решающее значение. Здесь обнаруживается и лексический фактор: because допускает многообразные толкования, в то время как since и as имеют меньшее число толкований (нет толкования (III)); однако толкование (II) более устойчиво.
Смысл приведения вышеупомянутых фактов состоит в демонстрации наличия языковой вариативности в толкованиях обстоятельственных конструкций, которые могут быть использованы как модификаторы речевых актов. Эта вариативность имеет в большинстве случаев немотивированный характер, она связана с лингвистическими разграничениями, например, с лексическими различиями и различиями в порядке составляющих. Вариативность толкований не может быть полностью объяснена прагматически или выведена из некоторого более общего экстралингвистического принципа. Поэтому представленные факты, во всей их сложности, вероятно, требуют и лингвистического, а не исключительно прагматического объяснения. Ничто не мешает дополнить лингвистический анализ различного рода информацией прагматического характера или информацией, основывающейся на прагматических свойствах. Однако целиком прагматическое объяснение не дает естественного описания того, каким образом вообще связаны лингвистические аспекты речевых актов с языковыми структурами. Так называемые прагматические объяснения не всегда отличимы от лингвистических объяснений, в том смысле, что в прагматических объяснениях часто используются немотивированные и инвариантные принципы, не вытекающие из других (возможно, нелингвистических) принципов.
5.