3.2. Двойственный характер офшорных юрисдикций в трансграничном движении российских капиталов

Как отмечалось выше, согласно официальной статистике, свыше 60% потоков экспорта прямых инвестиций и притока ПИИ в страну приходится на классические офшоры (прежде всего Кипр) и другие так называемые низконалоговые юрисдикции.

В итоге две группы этих государств и территорий в значительной степени являются транзитными пунктами исходящих ПИИ, а инвестиции из этих офшорных юрисдикций в Россию представляют собой капиталовложения компаний из разных государств, зарегистрированных там. Для того чтобы иметь адекватное представление о том, куда реально направляются капиталы из России и откуда ПИИ приходят в страну, кроме официальных данных Росстата и ЦБ РФ, необходим детальный анализ альтернативных источников информации о трансграничных инвестиционных проектах отечественного бизнеса[471].

На начало 2012 г., по данным ЦБ РФ, аккумулированные за рубежом национальные капиталовложения достигли 362,1 млрд долл. (366,3 млрд - в 2011 г.)[472]. Следует учитывать, что существенная часть накопленных инвестиций была связана не только с реальными ПИИ, но и с перераспределением собственности в самой России (с использованием офшоров и зарубежных дочерних фирм), с покупкой недвижимости за границей, с полулегальным переводом капиталов и т.д.

При этом существенная часть прямых иностранных инвестиций в стране (в 2009-2011 гг. - более 40%, по данным Росстата) осуществляется из прибыли, полученной в России, но по схеме, предполагающей использование зарубежного (офшорного) холдинга, т.е. фактически указанные средства реинвестируются.

Характерно, что накопленные объемы ПИИ из России за рубежом изменяются практически «зеркально» (или синхронно) с масштабами аккумулированных прямых инвестиций в стране (см. рис. 3.3). Подобная динамика свидетельствует об «особенностях» кругооборота российских трансграничных капиталов. Эта специфика заключается в том, что существенная часть данных потоков представляет собой вывод российских капиталов в офшоры и третьи страны с последующим их возвращением в Россию под видом прямых иностранных инвестиций.

При проведении таких операций не только отечественные компании легализуют происхождение своих капиталов, но подобные «иностранные» инвестиции и соответствующие проекты, в которые они вложены, становятся на территории страны более защищенными с точки зрения международного права. Помимо этого, данный статус позволяет компаниям использовать при управлении предприятиями в Российской Федерации иностранное право, что на современном этапе предоставляет возможность

Источник: Эксперт. № 41. 17 октября 2011 г. С. 27.

Рис. 3.3. Динамика накопленных ПИИ в Росс.............. российских за рубе

жом в 2000-2010 гг.

применять более гибкие и эффективные формы хозяйственной деятельности[475].

В итоге можно констатировать, что приток ПИИ в страну в значительной степени формируют репатриированные капиталы отечественных предпринимателей, ведущих бизнес через офшорные юрисдикции.

В связи с этим необходимо углубить анализ еще на один уровень, чтобы разобраться, какие капиталы и в каких формах при-

Источник: рассчитано по данным Росстата. Рис. 3.4. Накопленные ПИИ в Росс.......... за рубежом в 2011 г. (млрд долл.)

ходят в Россию под видом иностранных инвестиций. Например, по данным Росстата, свыше 60% всех накопленных в период 2009- 2011 гг. иностранных инвестиций в российский акционерный капитал пришли из специфических источников - из Кипра. Британских Виргинских островов и Нидерландов[477]. При этом характерно, что в эти же три юрисдикции встречным курсом и в такой же пропорции (их доля в общем притоке ПИИ - 62%. а в оттоке - 63%) шли инвестиции из России (см.рис. 3.4). Данные ЦБ РФ по потокам ПИИ и накопленным инвестициям в целом подтверждают эту тенденцию[478].

Совпадение данных трендов свидетельствует, что капитал из офшорных юрисдикций в значительной мере имеет российские корни: более половины всех вложений нерезидентов с Кипра, из Нидерландов и Британских Виргинских островов были получены ранее от отечественных компаний. По нашему мнению, это не что иное, как наглядное проявление основных каналов ухода отечественного капитала из-под российской юрисдикции в соответствующие офшоры и его возвращения в Россию под видом зарубежного.

Помимо ко л и чс ствс н но го аспекта данной проблемы, необходимо оценить «качество» подобных капиталов, и здесь складывается неоднозначная картина. C одной стороны, ожидать в целом от этих инвестиций большого вклада в технологический прорыв российской экономики вряд ли имеет смысл, так как частично они представляют собой спекулятивные операции: обнуление стоимости бизнеса, замена капитала долгами, включая банальное обналичивание средств («откэшивание»).

В результате, по оценке С. Пухова, прирост ПИИ в России за 2009-2011 гг. - это прежде всего на 80% статистическое отражение увеличения задолженности российских «дочек» перед их иностранными владельцами и рост доходов иностранцев от участия в капитале отечественных компаний[479]. По этой причине приток ПИИ в посткризисный период не оказывал существенного влияния на развитие реального сектора и вряд ли мог стать драйвером экономического роста в России.

Но, с другой стороны, необходимо отметить, что российские капиталы в значительных объемах (хотя под иностранной юрисдикцией) все-таки возвращаются в страну, и существенная часть этих средств инвестируется в реальный сектор экономики. Причем этот предпринимательский капитал уже приобретает другое качество за счет абсорбции в процессе кругооборота за рубежом технологий, опыта управления и высококвалифицированных кадров.

Таким образом, эти «квази-ПИИ» привносят в отечественную экономии не толью финансовые ресурсы, что уже позитивно, но и дефицитные факторы производства. В итоге можно констатировать потери в количестве ушедших капиталов из России, но выигрыш в качестве вернувшихся ПИИ, которые представляют собой уже так называемые «умные» инвестиции.

Например, около 70% всех накопленных в период 2009-2011 гг. иностранных инвестиций в российский акционерный капитал пришли из трех источников - из Кипра, с Британских Виргинских островов и из Нидерландов, причем эти потоки имеют достаточно выраженную отраслевую направленность.

Так, согласно данным Росстата, накопленный капитал из Кипра сосредоточен в российской экономике главным образом в обрабатывающих производствах (в 2011 г. из этой страны поступило более 20% всех прямых иностранных инвестиций в эту отрасль), а также (в порядке убывания) в операциях с недвижимостью, добыче полезных ископаемых, торговле, прочих сферах услуг, финансовой деятельности, а также в строительстве, транспорте и связи.

Позиции капиталов из Нидерландов наиболее сильны в добыче полезных ископаемых (примерно 40% всех прямых иностранных инвестиций в эту отрасль в 2011 г.), а инвестиции из Виргинских (Британских) островов сосредоточены в основном в операциях с недвижимо стью[480].

В данном случае инвестиции из Кипра - как наиболее крупные и направленные в обрабатывающие производства - более других отвечают потребностям российской экономики. В целом по состоянию на конец 2011 г. на долю Кипра приходилось 23% притока и 36% объемов накопленных ПИИ в России - их абсолютная сумма (около 180 млрд долл.) в 7,5 раза превышает ВВП этого островного государства. Также на Кипре было сосредоточено 42% отечественных прямых инвестиций, аккумулированных за рубежом, и треть исходящих ПИИ[481].

Эти обобщенные данные свидетельствуют о своеобразном статусе Кипра в о трансграничном движении российских ПИИ. Двусторонние инвестиционные связи сильно зависят от общей мировой конъюнктуры, а также от состояния европейской и российской экономик. В итоге Кипр является главным местом транзита отечественных капиталовложений в третьи страны, прежде всего собственно российских реинвестиций.

Поэтому не случайно просматривается и особое отношение российских властей к Кипру, включая эксклюзивное совершенствование договорно-правовой базы в сфере взаимных инвестиций и выделение этому государству в конце 2011 г. кредита в размере 2,5 млрд евро (что можно расценивать как фактическую поддержку российских инвесторов в банках этого офшора). В июле 2012 г. Кипр вновь официально обратился к правительству России с просьбой о предоставлении кредита еще на 5 млрд евро для рекапитализации местных банков, которые из-за реструктуризации греческого госдолга были вынуждены списать 4,2 млрд евро[482].

Более того, в результате достигнутых двусторонних межправительственных договоренностей будет существенно повышена транспарентность деятельности офшорных компаний российского происхождения, а повышение легализации операций позволит исключить Кипр из списка офшоров ЦБ РФ уже в 2013 г.

Принимая во внимание, что Кипр является крупнейшим источником иностранных инвестиций в российскую экономику, сложившуюся систему отношений в сфере капиталодвижения, как это ни парадоксально, необходимо сохранить, иначе поступление таких ПИИ в страну может заметно сократиться.

Вместе с тем следует признать, что целостная политика российских властей государства в отношении офшоров отсутствует. Несистемные действия, в основном ориентированные на запреты и ограничения, в должной мере не учитывают причинно-следственные связи этой проблемы, поэтому характеризуются низкой эффективностью.

Так, в конце 2011 г. правительство России предприняло очередную попытку борьбы с офшорами. На этот раз внимание было уделено взаимоотношениям государственных корпораций и госкомпа- ний прежде всего энергетического сектора, а также их руководства (на предмет конфликта интересов) с офшорными юрисдикциями. Ранее уже проходили подобные кампании, но, как представляется, реального результата они не дали, так как фактически были направлены на пресечение офшорной деятельности отдельных, как правило, частных, корпораций и банков.

Данная кампания вновь активизировала в экспертном сообществе России дискуссию о границах допустимого налогового и юридического планирования корпоративной деятельности с использованием иностранных компаний (прежде всего офшорных юрисдикций) в сфере налогообложения доходов и прибыли.

Вместе с тем, несмотря на длительную историю вопроса, судя по риторике экспертного сообщества, а также по оценке практики работы российских предпринимателей, многие сюжеты дискуссии на эту тему основываются на разнообразных мифах и политизированных подходах о том, в каких случаях правомерно и обоснованно использовать подобные офшорные компании, а в каких - нет[483].

В целом поиски решения данной проблемы весьма популярны не только в экспертных кругах, но и в российском обществе в целом. Как показывают результаты голосования на портале «Открытого правительства», где размещаются общественные инициативы, в середине 2012 г. больше всего одобрений собрали предложения о введении барьеров для увода денег в офшоры[484]. Как показывает практика, в таком формате обсуждения приветствуются простые решения для сложных проблем, что в данном случае представляется неконструктивным подходом.

Основными проблемами, связанными с реализацией офшорных схем в инвестиционной деятельности отечественных компаний, для экономики страны являются так называемая оптимизация налогообложения и возможность нераскрытая информации о конечных бенефициарах зарубежных подконтрольных фирм.

Но при этом необходимо подчеркнуть, что в условиях глобализации мировой экономики и транснационализации деятельности отечественного бизнеса использование офшорных юрисдикций в бизнес-схемах в целом является общепризнанной и легальной практикой во всем мире. Так, среди крупнейших зарубежных прямых инвесторов в США сразу вслед за первой тройкой (Китай, Япония, Великобритания) следуют Каймановы острова и Люксембург.

Помимо этого, международная деловая практика использования специальных экономических зон с офшорным статусом оправдала себя не только в ряде развивающихся стран, но в развитых государствах - в США (штат Делавэр), в Великобритании (включая острова Джерси, Мэн, Виргинские и др.) и в Нидерландах (Антильские острова)[485]. Вместе с тем среди стран с быстро развивающейся экономикой только в России и отчасти в Китае применение «серых» офшорных схем достигло впечатляющих масштабов.

Естественно, что существуют негативные аспекты использования офшоров в мировой практике, прежде всего для ухода от налогов. Так, по оценке Tax Justice Network, проведенной на основе статистики Банка международных расчетов (BIS) и МВФ, объем капиталов, выведенных в офшоры за 1970-2010 гг., составляет от 21 до 32 трлн долл. При этом 47% данной суммы принадлежит частным лицам, а 53% - корпорациям.

Причем приток капитала в низконалоговые юрисдикции поддерживают банки деловых столиц мира (Лондон, Нью-Йорк и Женева). В последние сорок лет активно переводили ликвидность в льготные юрисдикции нефтеэкспоргеры: из Кувейта было выведено 496 млрд, из Саудовской Аравии - 308 млрд и из Нигерии - 306 млрд долл.

Также заметное место в 1980-2010 гг. в этом специфическом капиталодвижении заняли развивающиеся экономики: Бразилия перевела в офшоры 520 млрд, Южная Корея - 779 млрд и Китай - 1,189 млрд долл. Одним из мировых лидеров в данном списке стала Россия: только за 1990-2010 гг. из страны было вывезено в офшоры 798 млрд долл., а из Казахстана за этот период ушло 138 млрд долл.[486].

Эмпирические исследования, основанные на специальной методике, показывают, что потоки нелегальных средств являются неотъемлемой чертой экспорта ПИИ даже самых благополучных с точки зрения «законопослушности» стран с переходной экономикой. Так, до 10% совокупных исходящих ПИИ из этой группы государств формируют капиталы нелегального происхождения, а если они направляются в известные «отмывочные» юрисдикции, то их удельный вес возрастает в 2-3 раза[487].

Вместе с тем необходимо понимать, что в сложившихся условиях без офшорных компаний в России невозможно эффективно реализовывать крупные между народи ыс проекты - такие, например, как экспортные газопроводы «Голубой поток» и «Северный поток», и н но град «Сколково» и другие технопарки. Как правило, для мобилизации необходимых финансовых ресурсов путем выпуска ценных бумаг создаются «специальные целевые компании» в «белой» офшорной юрисдикции, что является обычной международной практикой инвестиционных банков. Причем при правильной организации работы по этим схемам отчисления за рубеж могут быть минимизированы уже на стадии начала реализации проекта.

Если же в России будут введены какие-либо запреты, дополнительные налоговые выплаты или же ограничения на учет в качестве бизнес-затрат любых перечислений денег на счета в банках офшорной юрисдикции, то все подобные проекты будут практически неосуществимы из-за неприемлемых рисков для международных инвесторов[488].

Однако необходимо принимать во внимание, что в результате применения различных офшорных схем прямые потери несет консолидированный бюджет страны. Оценить приблизительно размеры «антиналоговых операций» с российским капиталом можно, исходя из того что в 2010 г. с их помощью было выведено за границу примерно 28 млрд долл. Если допустить, что доля потенциальных доходов бюджета в этой сумме составляет порядка 35% (в виде различных налогов), то размер недоплаты можно теоретически оценить в 10 млрд долл., или 3,4% всех налоговых поступлений страны. Этой суммы хватило бы, например, для того, чтобы покрыть примерно четверть бюджетного дефицита 2010 г.[489]

Для сравнения: по данным Рабочей группы правительства по противодействию отмыванию нелегальных средств, из 84,2 млрд долл, (около 2,8 трлн руб.) оттока капиталов в 2011 г. с признаками отмывания из России было выведено около 1 трлн руб. в основном через «фирмы-однодневки» и еще 1 трлн руб. обналичено внутри страны. В сумме это составляет примерно 4% ВВП страны[490]. Однако к указанным подсчетам следует относиться достаточно критично, так как практика показывает, что ведомственные оценки, как правило, завышаются, чтобы более наглядно продемонстрировать масштабы проблемы.

Вместе с тем, как представляется, категорический запрет офшорной деятельности отечественных компаний, прежде всего част- ного сектора, в настоящее время уже невозможен, он может повлечь долгосрочные негативные последствия для экономики страны. Эго обусловлено тем, что любые попытки в направлении прямых запретов приведут лишь к разрыву сложившихся хозяйственных цепочек и к ущербу для экономики страны в силу масштабности применяемых офшорных схем как в сфере материального производства, так и на финансовых рынках.

Помимо этого, любые запретительные меры, как показывает российская практика, не будут экономически эффективными, так как существуют многочисленные модификации офшорных схем, а введение ограничений может стимулировать еще более масштабный рост оттока капиталов.

Также необходимо учитывать, что при сохранении офшорной специфики внешней экономики, как подчеркивает Б.А. Хейфец, расширяется ее сегмент, занимающийся осуществлением реальной хозяйственной деятельности. Одновременно меняются структура и функции этого сегмента, который все больше специализируется не на прямом укрытии нелегально вывезенных капиталов, а на легальной минимизации налогообложения и эффективном управлении проектами российских THK[491].

В данном контексте представляется целесообразным принять комплекс правовых и налоговых мер, направленных на сужение области применения «серых» бизнес-схем, с целью повышения их прозрачности и увеличения доли легальных операций. При этом необходимо понимать, что часть теневых комбинаций неизбежно перейдет в сферу нелегальной экономики, для борьбы с которой компетентные органы применяют уже иные меры воздействия.

Как показывает практика, разумные меры, предпринятые российским правительством, включая либерализацию деятельности отечественного бизнеса во второй половине истекшего десятилетия, привели к позитивным результатам и снижению доли «серых» операций в сфере как внешней торговли, так и трансграничной инвестиционной деятельности (эти формы внешнеэкономической деятельности тесно взаимосвязаны).

Так, после снятия ограничений на капитальные операции в 2006 г. в России, что предусматривало свободный вывоз инвестиций, доля «сомнительных» операций снизилась примерно с 70% в

* Прямые и портфелные инвестиции, торговые кредиты и авансы, покупка наличной валюты Источник: расчеты по да....... .їм ЦБ за соответствующие годы. Рис 3.5. Динамика вывоза нелегального капитала в общем оттоке инвестиций из России в 1997-2011 гг.

2005 г. до 25% в 2008 г. В кризисный период удельный вес теневых схем снова увеличился до 45% валового вывоза капитала небанковскими компаниями, но затем стал постепенно снижаться и к концу 2011 г. составил около трети (см. рис. 3.5).

Параллельно повышался уровень легальных операций во внешнеторговой сфере[492]. Так, в результате досчстов внешнеторговых показателей Банком России в 2011 г. экспорт товаров превысил данные ФТС России на 1,1% (в 2010 г. - 0,9%), что является вполне допустимой нормой. По ввозу товаров этот разрыв достиг минимального значения почти за 20-летнюю историю статистических наблюдений - 5,9% (14,6% - в 2009 г. и 8,6% - в 2010 г.). Данная динамика свидетельствует о тенденции снижения доли «серого» импорта товаров (неучтенные формы торговли, занижение импортной стоимости, контрабанда и т.д.) в посткризисный период[493].

Однако в целом эксперты отмечают, что использование офшорных схем достигло в нашей стране критической отметки, причем касается это не только госкомпаний. Как подчеркивает Б. А. Хейфец из Института экономики РАН - авторитетный исследователь проблем «офшоризации экономики» России, - по некоторым оценкам, до 90% (до кризиса было 70%) отечественных частных компаний принадлежат холдингам, зарегистрированным в странах, где узаконен преференциальный налоговый режим[494].

Как правило, в таких офшорных зонах находятся бенефициары большинства российских корпораций, а всего, по оценкам, подобный юридический статус имеют свыше 60 тыс. отечественных компаний. Наибольшее число таких фирм зарегистрировано на Кипре, Британских Виргинских островах и в Нидерландах.

Однако в целях объективного анализа необходимо отметить, что ситуация в отраслевом разрезе здесь представляется не столь однозначной. Так, головные структуры всех крупнейших отечественных нефтяных компаний зарегистрированы в России, за исключением ТНК-ВР (Британские Виргинские острова). В металлургии исторически сложилась другая пропорция: примерно половина ведущих компаний отрасли - ММК, НЛМК, «Северсталь», «Норникель» - зарегистрированы в России, а за рубежом - Evraz (Великобритания), UC Rusal и Polymetal (о. Джерси) и т.д.

Вместе с тем эти компании имеют многочисленные дочерние и внучатые фирмы за рубежом, которые позволяют им активно использовать офшорные схемы[495]. Помимо этого, ведущие корпорации страны периодически меняют регистрацию с учетом своих новых бизнес-стратегий.[496]

В итоге, по оценке директора Центра исследований постиндустриального общества В. Иноземцева, более 70% активов, контролируемых 30 крупнейшими российскими компаниями, являются собственностью офшоров. По его мнению, государству это выгодно, так как, с одной стороны, позволяет скрывать собственность чиновников, а с другой - не вызывает у крупного бизнеса, защищенного западным правом, стремления давить на власти ради формирования в стране предсказуемой и четкой судебно-правовой системы. Но ожидать массового прихода иностранных инвесторов в страну, законам которой не верят ее собственные предприниматели, странно, заключает Иноземцев[497].

В связи с масштабностью данной проблемы Б.А. Хейфец рассматривает новую тенденцию в развитии российского офшорного бизнеса - переход от использования отдельных офшорных фирм отечественными компаниями к созданию офшорных (финансовопроизводственных) сетей. Благодаря включению в них компаний не только из «классических» офшоров (Кипр, Британские Виргинские острова и пр.), но и из «мягких» офшоров, а также престижных юрисдикций (так называемых спарринг-офшоров - Нидерланды, Великобритания, Люксембург) повышается устойчивость и респектабельность российского бизнеса в целом при сохранении традиционных выгод офшорных схем[498].

В данных юрисдикциях действует специальное законодательство, позволяющее, в частности, не взимать налоги с доходов, полученных за рубежом, а также ряд других преференций, поэтому они являются центрами регистрации холдингов. Именно здесь концентрируется выводимый из России капитал: бизнес уходит в офшоры, потому что там защищены права собственности, действует более понятное и комфортное правовое поле для корпоративной деятельности и т.д. Положение дел в России явно менее благоприятное, но даже если ситуация изменится в лучшую сторону, проблема офшоров вряд ли решится в обозримом будущем[499].

Здесь проявляется противоречие интересов бизнеса и государства в отношении использования офшоров, через которые контролируется подавляющее большинство крупных частных компаний России, а также содержатся риски и ограничения развития национальной экономики в посткризисный период. Для решения указанных выше проблем критически важно улучшение не только экономической бизнес-среды, но и политической ситуации в стране, а также проведение взвешенной государственной антиофшорной политики России.

В этой связи Б. А. Хейфец исходит из того, что финансовые потоки, которые идут в офшоры, необходимо облагать существенным налогом, что будет действенной мерой. Однако мировой опыт показывает, что подобное ограничение можно эффективно использовать только в отношении «спекулятивных» капиталов, выделение которых в России из общего массива инвестиций в настоящее время представляется проблематичным, в том числе в связи с относительной неразвитостью финансового сектора страны.

Помимо этого, необходимо учитывать, что подобные меры в отношении вывоза капитала фактически означают ограничение притока инвестиций в страну. Когда есть проблемы с вывозом капитала, потенциальный инвестор будет думать прежде всего о том, каким образом вывести свои средства (в том числе прибыль) из страны. «Золотое правило» в сфере инвестирования, особенно при проведении политики привлечения зарубежных инвесторов, - свобода вывоза капитала.

Вместе с тем некоторые ведомства, борясь с однодневками и «офшорной экономикой», в начале 2012 г. предложили меры, которые явно негативно повлияют на деловой климат в России, хотя его улучшение - провозглашенный приоритет экономической политики правительства. Так, предложения Росфинмониторинга в сфере противодействия офшорам расширяют полномочия налоговых служб и банков, с формальной точки зрения сделают невыгодным или опасным использование офшорных структур, усложнят создание фирм, ужесточат ответственность собственников и сделают обязательным раскрытие бенефициаров.

Через полгода Росфинмониторинг представил в правительство обновленный пакет «антиотмывочных» поправок к законодательству, которые усложнят ряд традиционных операций бизнеса, связанных с уходом от налогов и валютного контроля, и значительно усилят возможность давления силовых структур на бизнес. Среди предлагаемых нововведений: отмена банковской тайны по решению суда, а для ФНС - без суда, право налоговых органов и банков определять «экономический смысл» операций физлиц и юрлиц, широкие возможности отказа банков от ведения счетов, жесткая уголовная ответственность за незаконный экспорт капитала[500].

Однако усложнение административного регулирования и чрезмерное расширение полномочий чиновников могут пойти во вред законопослушным компаниям. Подобным усилением бюрократического давления вернуть компании в Россию из офшоров, скорее всего, не получится. В целом подобные меры направлены на упрощение работы фискальных органов, нежели на реальное изменение ситуации[501].

В настоящее время в России существуют два ведомственных списка офшоров, составленных по различным критериям. Например, перечень Минфина России содержит 44 юрисдикции, исключая Кипр. В списке ЦБ РФ 56 офшоров поделены на три группы в зависимости от того, насколько высоки требования к раскрытию компаниями финансовой отчетности, и как строго контролируют выполнение этих требований местные власти.

Помимо этого, Банк России предполагает ужесточить нормы резервирования по кредитам, выданным компаниям - резидентам офшоров. В связи с этим банки должны резервировать все кредиты, выданные компаниям из офшорных зон, по ставке 50%. Сейчас размер резервов под подобные кредиты зависит от того, где именно зарегистрирован заемщик[502].

В 2011-2012 гг. Минфин России предложил ряд более взвешенных мер по противодействию внешнеторговым схемам ухода от налогообложения (что является одной из основных форм полулегаль- нош оттока капитала), в общих чертах сводимых к применению современных информационных технологий в существующей системе мониторинга и контроля внешнеторговых потоков[503].

Также Министерство финансов готовится обложить налогом офшорные прибыли российских холдингов (юридических лиц). В документе «Основные направления налоговой политики на 2013 г. и плановый период 2014 и 2015 гг.» (одобрен правительством в мае 2012 г.) Минфин анонсировал введение в законодательство налогообложения нераспределенной прибыли иностранных контролируемых компаний. Не выплаченный собственникам доход таких компаний или его часть будет облагаться налогом на прибыль (20%) у материнских структур в России.

Минфин указывает, что эта мера позволит бороться с выводом доходов материнской компании под действие низконалоговых юрисдикций. Речь идет о разработке правил, по которым российский резидент должен сам декларировать и платить налог с доходов от иностранных активов. В международной практике такие компании определяются как CFC (controlled foreign company)[504].

В свою очередь, Минэкономразвития в своей нормотворческой деятельности исходит из сложившейся ситуации с офшорами, воспринимая их как часть реальной экономики. Такой подход прослеживается, в частности, при подготовке в 2011 г. проекта федерального закона «О трансграничной несостоятельности (банкротстве)», о принципах соинвестирования в российские и международные венчурные фонды и т.д.[505]

Вместе с тем большинство экспертов считают первоочередной мерой принуждение компаний, зарегистрированных в офшорах, раскрывать имена своих конечных владельцев (бенефициаров). Во- первых, в этом случае бизнес станет более ответственным за свои действия, поскольку будет ясно, к кому предъявлять претензии. Во- вторых, в таких условиях сложнее станет осуществлять коррупционные схемы.

Помимо этого, чтобы идентифицировать бенефициаров офшоров, требуется наладить четкое взаимодействие между банками, налоговыми службами и антимонопольными органами не толью внутри России, но и за рубежом. В данном контексте может получить поддержку идея Президентского совета по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства обязать иностранные компании, работающие в России, раскрывать своих бенефициаров в российском реестре юридических лиц.

Просто запретить использовать офшоры всем аффилированным с госкомпаниями структурам - путь в никуда, считает В. Гидирим (Ernst & Young): бороться нужно не с офшорами, а с подставными компаниями и недобросовестными руководителями[506]. Совместные инвестиции в проекты всегда идут через фирму, зарегистрированную в иностранной юрисдикции, - это вопрос не толью оптимизации налогов, но и правовой защиты.

Если же раскрыты бенефициары этих компаний, то работать с подобными структурами вполне возможно. Необходимо смотреть на основные функции конкретной офшорной схемы: есть ли разумные причины в ее использовании для легального бизнеса[507]. Так, многие зарубежные корпорации пользуются иностранными юрисдикциями, но власти их стран смотрят на конечную цель операции, а не толью на наличие офшора. Часто регистрация структур или «компаний специального назначения» (SPC) в офшорных юрисдикциях используется не для целей ухода от налогов, а для того, чтобы ускорить процесс реализации сложной сделки[508].

Подобная ситуация формирует двойственный характер офшоров в движении трансграничных капиталов. В настоящее время большинство крупных международных корпораций, в том числе российских, осуществляют свою деятельность сразу в нескольких юрисдикциях. Таковы законы глобальной экономики, и это уже непреложный постулат. И, соответственно, в своей деятельности бизнес должен руюводствоваться законодательством самых разных государств. Однаю эта тенденция приобрела в стране гипертрофированные масштабы, югда, по меткому выражению А. Гольцблата, партнера международной юридической фирмы Goltsblat BLP, «в России - торжество английского права и шведского правосудия»[509].

Согласно результатам исследования, проведенного в 2012 г. адвокатским бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры», большинство российских компаний не доверяют российскому праву и совершают в соответствии с ним не более 10% значимых для их деятельности сделок. Таким образом, по мнению корпоративных юристов, с правовой точки зрения отечественная экономика фактически выведена из-под юрисдикции Российской Федерации.

При этом отечественные участники хозяйственной деятельности активно используют иностранное (главным образом английское) право для структурирования корпоративных сделок и контрактов: слияния и поглощения, соглашения акционеров, проектное финансирование, совместные предприятия, реструктуризация задолженности и т.п. Помимо этого, споры по поводу подобных сделок они предпочитают отдавать на рассмотрение между народно го арбитража или судов иностранных государств[510].

Причины такого поведения - неудобство российского законодательства (так ответили 67% опрошенных) для ведения бизнеса, предпочтение иностранным судам (62%), сложный налоговый режим (48%), наличие иностранного контрагента, невозможность скрыть бенефициаров (по 14%) и отсутствие инструментов защиты (10%). В итоге получается, что офшоры создаются компаниями не для «оптимизации» налогов, а прежде всего для удобства осуществления контрактов и для того, чтобы в случае спора рассматривать дело в иностранном суде[511].

Как показало это исследование, среди основных причин низкой востребованности российского права - чрезмерно императивный подход российского гражданского права к отношениям между предпринимателями и связанные с этим высокие риски признания сделок недействительными, отсутствие возможностей для эффективной реализации достигнутых договоренностей, а также для оптимальной защиты интересов сторон в случае их нарушения.

Вместе с тем преимущественное использование российскими компаниями иностранного права влечет серьезные негативные последствия для российской экономики и отечественной правовой системы как с финансовой, так и с репутационной стороны[512].

Различные подходы к решению указанных выше проблем нашли свое отражение при подготовке пакета поправок во вторую часть Гражданского кодекса (ГК) РФ. В частности, ряд новых положений в проекте изменений в этот кодекс был направлен на повышение транспарентности деятельности российских компаний в офшорах. Разработчики ГК из академических кругов отказались копировать в России нормы английского права, удобные крупным компаниям, исходя из того, что для борьбы с уходом бизнеса в офшоры необходимо создать в стране оптимальную модель налогообложения сделок. Также предполагалось введение санкций за нераскрытие налоговым органам информации о бенефициарах.

Однако формальная юридическая логика разработчиков-право- ведов по формированию идеальной схемы корпоративной деятельности вступила в противоречие с российскими экономическими реалиями. Поэтому Минэкономразвития и Рабочая группа по созданию Международного финансового центра, поддержанные бизнес-кругами, выступили с альтернативными предложениями. В итоге в феврале 2012 г. Президентский совет по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства опубликовал «компромиссный» вариант проекта поправок ГК[513].

Другим важным направлением решения проблем офшорной деятельности является взаимодействие Российской Федерации как с международными структурами по коллективным мерам в отношении нелегальных потоков финансовых средств, так и с государственными органами основных зарубежных партнеров с целью совершенствования специальной договорно-правовой базы и ее правоприменения в части раскрытия информации, в том числе в налоговой сфере.

В связи с этим снижение негативной составляющей офшорного бизнеса и оттока капиталов может идти по двум основным направлениям. Во-первых, это продолжение борьбы с нелегальными операциями в офшорах под эгидой международных организаций и конвенций - ОЭСР, ФАТФ[514], ГРЕКО и т.д.[515] Так, в положениях

Конвенции ООН против коррупции и в Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию наряду со специальными мерами особое место отводится организационно-правовым механизмам финансового мониторинга.

В частности, лидеры G20 в 2009 г. договорились о принятии мер в отношении стран, в которых существуют так называемые «налоговые убежища». Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в свою очередь, опубликовала список 38 государств и территорий, способствующих сокрытию финансовых махинаций, включая коррупционные доходы, отмывание денежных средств и т.д.[516]

Общий смысл этих административных и финансовых мер - сократить «серые» (полулегальные) потоки капитала, часть из которых станет полностью легальной, а другая отойдет в сферу «черного» (нелегального) бизнеса. Как представляется, всего за несколько лет скоординированные международные усилия привели к позитивным результатам в рассматриваемой сфере.

Так, в списке ОЭСР по состоянию на начало 2012 г. «черных» офшоров уже нет, а в «серой» зоне остались только две страны. В результате целенаправленных действий международного сообщества практически все правительства офшорных территорий приняли на себя обязательства соответствовать стандартам ОЭСР по прозрачности налоговых систем, информационной открытости и заключили с рядом ключевых стран - членов ОЭСР специальные Соглашения об обмене налоговой информацией (Tax Information Exchange AgreementiTIE А).

В 2010 г. были внесены поправки в модельную конвенцию ОЭСР по налогам, которые ужесточили положения о раскрытии информации, включая ограничения на банковскую тайну. Помимо этого, страны - члены ОЭСР проводят работу по заключению взаимных межправительственных договоров об обмене налоговой информацией (с 2010 г. подписано более 600 подобных соглашений) и совершенствуют правовую базу Организации по борьбе с нелегальными, в том числе коррупционными, потоками капиталов[517]. Однако российские власти, несмотря на очевидность и необходимость подобных шагов, этого не делают, вместе с тем в стране усиливаются различные формы давления на российский бизнес.

Второе направление между народно го сотрудничества - взаимодействие на двусторонней основе Российской Федерации с основными государствами - реципиентами отечественных ПИИ по совершенствованию договорно-правовой базы в сфере налогов и обмена информацией. Однако переговоры ведутся в основном с развитыми странами Европы, а классические офшорные юрисдикции (включая Британские Виргинские острова и пр.) пока остаются без внимания.

Так, несмотря на то что Российская Федерация в настоящее время имеет внушительное количество международных договоров о взаимном поощрении и защите капиталовложений (на середину 2012 г. - свыше 70 соглашений), их страновой перечень не совпадает с основными направлениями инвестирования отечественного бизнеса и осуществления ими зарубежной предпринимательской деятельности.

В частности, из 10 стран-лидеров, где накоплено свыше 90% российских прямых инвестиций, действующие договоры имеются лишь с пятью государствами, причем четыре были заключены еще в советский период. При этом, как представляется, в последние годы превалирует политизированный подход к выбору российской стороной партнеров в сфере данных соглашений, что явно не отвечает, по крайней мере, экономическим интересам страны и коммерческим потребностям бизнеса[518].

Вместе с тем в посткризисный период российские компании меняли направления потоков своих иностранных вложений, в том числе под воздействием мер, принятых как Россией, так и международным сообществом. Так, по сравнению с докризисным этапом несколько сократилась доля в трансграничных потоках ПИИ классических офшоров, включая Кипр, и возрос удельный вес более престижных юрисдикций, прежде всего Швейцарии.

Сложившаяся тенденция обусловлена тем, что Кипр, в частности, утрачивает привлекательность «налоговой гавани»: в некоторых кантонах Швейцарии налог на прибыль ниже, и у этой страны нет негативной репутации офшора. Помимо этого, транзакции с Кипром привлекают повышенное внимание налоговых органов России, и усилены меры контроля благодаря подписанию в 2011 г. поправок к двустороннему соглашению об избежании двойного налогообложения [519].

Так, вслед за Кипром дополнения к двусторонним соглашениям, упрощающие российским налоговым органам доступ к информации, планируется ратифицировать соответствующие протоколы со Швейцарией и Люксембургом[520]. C переменным успехом идут переговоры по данному вопросу России с Австрией и Бельгией. Однако Нидерланды, исходя из сложившейся там юридической практики, пока не хотят принимать обязательства по раскрытию банковской и коммерческой тайны для российских органов власти в предложенном формате.

При этом необходимо отметить, что пока принципиально ничего не изменилось: заметного перетока российских капиталов из одних юрисдикций в другие не наблюдается, так как эффект данных мер проявится в среднесрочной перспективе. В целом результативность антиофшорной политики может быть обеспечена только с применением комплексных мер как внутри страны, так и на международном уровне.

Вместе с тем следует ожидать, что контроль государства за операциями с офшорными юрисдикциями («налоговыми гаванями» и офшорными финансовыми центрами) в будущем будет постепенно совершенствоваться, в том числе за счет повышения эффективности контроля за трансфертными сделками, применения современных технологий мониторинга, стимулирования (а не принуждения) компаний и банков к сокращению схем по оптимизации налогов, к раскрытию информации о бенефициарах и т.д.

Главное здесь - правильное понимание двойственного характера использования офшорных схем отечественным бизнесом, что предполагает разграничение криминальных и полулегальных операций в финансовой сфере или же законную оптимизацию предпринимательской активности. Данная задача представляется достаточно сложной, так как критерии отнесения этой деятельности к тем или иным операциям разделяет тонкая грань.

C одной стороны, применение офшорных схем для реализации сложных контрактов обусловлено во многом несовершенством российского корпоративного законодательства и неблагоприятным деловым климатом в стране. В данном случае, как представляется, потери бюджета от возможной налоговой «оптимизации» или неполного раскрытия информации в целом не так велики, они могут быть компенсированы доходами от реализации инвестиционных проектов с использованием офшорным схем. Поэтому здесь возможно взаимодействие бизнеса и государственных органов на основе объективных правил и взаимных гарантий.

C другой стороны, использование данных юрисдикций недобросовестными предпринимателями для сокрытия доходов и их полулегального или криминального происхождения. В этом случае, безусловно, требуется применение даже более жестких и последовательных мер со стороны государства, причем ключевой момент здесь - использование единых критериев ко всем субъектам хозяйственного деятельности, а не избирательного подхода.

При этом необходимо понимать, что базовыми причинами «офшоризации экономики» России являются неудовлетворительный деловой климат в стране и неадекватная институциональная среда. Негативное влияние этих факторов усиливается в периоды волатильности мировой конъюнктуры, а также при усугублении внутренних экономических и политических коллизий в России.

В связи с этим даже частичное решение проблем офшоров окажет непосредственное воздействие на экспорт ПИИ из России: упростит процедуры вывоза, повысит объемы легальных потоков и транспарентность их целевого назначения, что в конечном итоге будет способствовать росту эффективности инвестиционных проектов российского бизнеса за рубежом и стимулировать их большую отдачу для национальной экономики.

3.3.