1. МРОККТ

Целью этой книги является введение в изучение и критическая оцен­ка основных школ мысли, доминирующих в сегодняшних дискус­сиях в политической философии. Охваченный в ней материал почти целиком представлен последними работами по нормативной полити­ческой философии и, конкретнее, новейшими теориями справедливого, или свободного, или хорошего общества.

Одним из поводов для написания этой книги стала моя убеждённость в том, что в данной области ведётся масштабная, интересная и важная работа. Проще говоря, интеллектуальный ландшафт в политической философии сегодня очень отличается от того, каким он был 20 или даже 10 лет назад. Выдвигаемые аргументы часто по-настоящему оригиналь­ны, и не только в разработке новых вариаций старых тем (например, развитие Р. Нозиком теории естественных прав Дж. Локка), но и при выработке новых перспектив (например, феминизм). Одним из след­ствий этого стало то, что традиционные категории, в рамках которых обсуждаются и оцениваются политические теории, становятся все более н еадек ватн ы м и.

Наша традиционная картина политического ландшафта представля­ет политические принципы лежащими на одной линии, идущей слева направо. Согласно этой картине те, кто слева, верят в равенство и по­этому провозглашают различные варианты социализма.

17

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

теорий. Тем не менее принято думать, что наилучший способ понять или описать чьи-либо политические принципы — это попытка найти им место на этой линии.

В таком представлении о западной политической теории есть неко­торая доля истины. Но оно заметно утрачивает свою адекватность. Во-первых, оно игнорирует некоторые важные вопросы. Например, левые и правые расходятся в своих взглядах на свободу и справедливость в сферах экономики и политики, в которых традиционно доминируют мужчины. А как насчет честности или свободы в традиционно женских сферах дома и семьи? Основные политические теоретики, от левых до правых, были склонны либо игнорировать эти сферы, либо утверждать, что в них не b03fикает вопросов справедливости и свободы. Адекват­ная теория равенства полов будет рассматривать темы, к которым про­сто не обращались и традиционных дебатах между правыми и левыми. Традиционную картину также критиковали за игнорирование истори­ческого контекста. Теории как на правом, так и на левом фланге стре­мятся дать нам принципы, с помощью которых мы сможем проверять и критиковать наши исторические традиции и культурные практики. Но коммунитаристы полагают, что оценка политических институтов не может быть основана на использовании некоторых независимых внеи-сторических критериев. Они считают, что политическое суждение есть дело интерпретации тех традиций и практик, в рамках которых мы уже находимся. Так возникают вопросы нашей «укоренённости» во времени и конкретном сообществе, которые не затрагивались в дебатах между левыми и правыми.

Итак, одна из проблем связана с узостью традиционной картины по­литических представлений. Это возражение сейчас очень распростране­но, и большинства комментаторов постарались расширить список прин­ципов, затрагиваемых в дискуссиях о политике. Но есть и другая черта традиционной картины, которая, я считаю, должна быть пересмотрена. В ней предполагается, что различные теории имеют в своём основании разные ценности: причина разногласий правых и левых по поводу ка­питализма в том, что левые верят в равенство, а правые верят в свобо­ду. Поскольку разногласия касаются фундаментальных ценностей, они не могут быть рационально разрешены. Левые могут утверждать: если вы верите в равенство, то должны поддерживать социализм; а правые могут утверждать: если вы верите в свободу, то должны поддерживать капитализм. Но ьет способа доказать, что равенство превосходит свобо­ду, или что свобеда важнее равенства, так как и то, и другое — базовые ценности, и нет более важных ценностей или положений, к которым

18

Введение

могли бы апеллировать обе стороны. Чем больше мы углубляемся в эти политические дебаты, тем более неразрешимыми они становятся, ибо нам не остаётся ничего, кроме несовместимых апелляций к предельным и предельно противоположным ценностям.

Эта особенность традиционной картины фактически не ставилась под сомнение даже теми комментаторами, которые отвергают традици онную дихотомию левых и правых. Они исходят из того, что новые тео­рии тоже апеллируют к иным предельным ценностям. Нам говорят, что наряду со старыми апелляциями к «равенству* (социализм) и «свободе* (либертаризм) политические теории сейчас апеллируют к предельным ценностям «договорного соглашения- (Ролз), «общего блага* (коммуни­таризм), «пользы» (утилитаризм), -прав- (Дворкин) или -андрогинии» (феминизм)1. Так что теперь у нас есть ещё большее количество высших ценностей, по поводу которых невозможно привести рациональных аргументов.

Следовательно, успешная теория справедливости должна будет со­стоять из кусков большинства существующих теорий. Но если разногла­сия между ценностями действительно являются базовыми, то как они могут быть интегрированы в единую теорию? Одной из традиционных целей политической философии было найти связные и исчерпывающие правила для разрешения конфликтов между политическими ценностя­ми. Но как мы можем иметь такие исчерпывающие критерии, если не су­ществует некой более глубокой ценности, на основании которой можно судить о конфликтующих ценностях? Без такой более глубокой ценно­сти решения конфликтов могут быть только ad hoc и локальными. Нам пришлось бы принять неизбежность компромиссов между теориями и оставить надежду на некую одну теорию, которую можно было бы ис­пользовать как исчерпывающее руководство. И действительно, многие комментаторы считают, что такова судьба сегодняшнего теоретизирова­ния о справедливости. Политическая философия, с этой точки зрения, тонет в своём собственном успехе. Сначало был взрыв интереса к трэд и -

1 Различные версии этого списка предельных ценностей можно найти.с незна­чительными варищиями. в большиисгве обзоров теорий справедливости (см.. напр.: (Brown 1986; Pettit 1980.мстЬа I988; Campbell 1988; Miller 19761).

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

ционной идее найти единственную истинную теорию справедливости, но в результате этого взрыва эта традиционная цель стала казаться со­вершенно недостижимой.

Является ли это точным описанием политического ландшафта? Дей­ствительно ли ион.и' политические теории апеллируют к конфликтующим предельным ценностям? Я намереваюсь изучить высказанное Рональдом Дворкиным предположение о том, что современные политические теории не основываются на различных базовых ценностях. С его точки зрения, каждая правдоподобная политическая теория имеет одну высшую цен­ность, а именно равенство [Dworkin 1977:179-183; 1983:24; 1986:296-301; 1987: 7-8; ср. Nagcl 1979: 111]. Это предположение явно ложно, если под -эгалитаристской теорией» мы будем иметь в виду теорию, поддержива­ющую распределение доходов поровну. Но есть иная, более абстрактная и более фундаментальная идея равенства в политической теории — идея обращения друг с другом -как равных». Есть много способов выразить эту более основополагающую идею равенства. Какая-либо теория является эгалитаристской * этом смысле, если принимает то. что интересы каждо­го члена сообщества значимы, и значимы в равной степени. Другим спо­собом идея равенства выражается в эгалитаристских теориях, когда они требуют, чтобы государство обращалось со своими гражданами с равным вниманием; каждый гражданин имеет право на равную заботу и уваже­ние. Такое более глубокое понимание равенства можно найти в либерта-ризме Нозика не менее чем в коммунизме Маркса. В то время как левые верят, что равенство доходов или богатства является предпосылкой для обращения людей друг с другом как равных, правые считают, что такой предпосылкой явгяются равные права на труд и собствен жиль.

Таким образом, абстрактная идея равенства может быть интерпрети­рована по-разному и не обязательно подразумевать равенство в какой-то конкретной области, будь то доход, богатство, возможности или свободы. Дискуссии между этими теориями ведутся отом, какой конкретной раз­новидности равенства требует более абстрактная идея обращения людей друг с другом как равных. Не каждая из когда-либо создававшихся по­литических теорий является эгалитаристской в этом широком смысле.

Именно это предположение я собираюсь рассмотреть в этой книге, ибо я верю, что оно так же важно, как и любая из тех частных теорий, которым оно даёт интерпретацию. (Одним из его преимуществ являет-

20

Введение

21

ся то, что это предположение делает более осмысленным поиск единой всеобъемлющей теории справедливости.) Не все согласятся, что каждая из этих теорий основана на принципе равенства, и я буду рассматривать другие пути их интерпретации. Например, я буду обсуждать вопрос о том, что могла бы означать для либертарианства свобода как осново­полагающая ценность или польза как основополагающая ценность для утилитаризма. В каждом случае я буду сравнивать различные интерпре­тации для того, чтобы увидеть, какая из них представляет наиболее по­следовательное и привлекательное описание обсуждаемой теории.

Если предположение Дворкина верно, то скептицизм многих людей по поводу возможности рационально разрешить споры между теория­ми справедливости мохст оказаться неуместным или. в любом случае, слишком поспешным. Если каждая теория стоит на одном и том же «эга­литарном плато» — а именно, если каждая теория стремится определить социальные, экономические и политические условия, при которых чле­ны сообщества обращаются друг с другом как равные — тогда нам, воз­можно, удастся показать, что одна из теорий лучше соответствует стан­дарту, который все они признают. Если согласно традиционной точке зрения основной спор в политической теории идет о том, признавать или нет равенство в качестве ценности, то с новой точки зрения фунда­ментальный вопрос состоит не в том, принимать ли равенство, а в том, как лучше всего его интерпретировать. И это означает, что люди могли бы дискутировать, так сказать, на одной волне, даже те из них, кто не вписывается в традиционный континуум «левого — правого». Поэтому идея наличия эгалитарного плато в дискуссиях о политике потенциаль­но более способна согласовать и разнообразие, и единство современной политической философии.

2. ЗАМЕЧАНИЕ О МЕТОДЕ

Обычно в начале книги такого рода говорят нечто о методологии ав­тора, о том, как он понимает предприятие политической философии в целом, что отличает его от других интеллектуальных предприятий, на­пример, от моральной философии, и как автор собирается оценивать его успех. Я не буду здесь много распространяться об этих вопросах, отчасти поскольку не думаю, что на таком общем уровне многое мож­но сказать. Каждая из анализируемых ниже теорий отвечает на эти во­просы различным образом, каждая предлагает своё видение различия между моральной и политической философией, своё видение критериев успешной аргументации. Поэтому оценка тех или иных представлений о природе политической философии не может быть отделена от и про­ведена до оценки конкретных теорий справедливости.

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

Однако может оказаться полезным предвосхитить некоторые идеи, которые будут обсуждаться в следующих главах. Я полагаю, что есть фундаментальное единство моральной и политической философии, по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, как формулирует это Ро­берт Нозик, «моральная философия задает фон и границы политиче­ской философии Что люди могут и не могут делать в отношении друг друга, задает пределы тому, что они могут делать с помощью аппарата государства или для создания такого аппарата. Моральные запреты, что допускают принуждение, являются источником какой бы то ни было легитимности, которую имеет применяющее силу государство» (Nozick 1974: б; рус. изд. 2008). У насесть моральные обязанности по отношению друг к другу, некоторые из них являются предметом ответственности общества и реализуются через общественные институты, другие — де­лом личной ответственности, в частности правила поведения. Полити­ческая философия сосредоточивает внимание на тех обязанностях, бла­годаря которым оправдано использование общественных институтов. Различные теории разграничивают ответственность общества и частных лиц по-разному, но я согласен с Нозиком в том, что сущность этой от­ветственности и грань между частным и общественным её проявлением должны определяться с помощью обращения к более глубоким мораль­ным принципам.

Во-вторых, и в связи с вышеупомянутым, любая оценка нашей обще­ственной ответственности должна укладываться в более широкую мо­ральную схему, которая оставляет место и придаёт смысл нашей частной oiHCKTBCiiHoi 111. Даже гам, где политическая геория резко разграничи вает ответственность общества и частных лиц так, что одобряемые ею политические принципы не имеют непосредственного отношения к правилам индивидуального поведения, она всё-таки не должна вытес­нять (в теории или на практике) наше чувство личной ответственности относительно помощи друзьям, выполнения обещаний, осуществления каких-либо проектов. В этом, я думаю, проблема для утилитаристских подходов к справедливости (см. гл. 1 наст. изд.). Но в то же время так же верно и то, что любая трактовка наших личных обязанностей должна оставлять место для того, что Ролз называет «очень большими ценно­стями, применимыми к политическим институтам», такими, как демо­кратия, равенство и толерантность. Например, сильным критическим замечанием в отношении «этики заботы» является то, что она не остав­ляет места для действия этих политических ценностей — они вытесня­ются динамикой этической заботы (см. гл. 8 наст. изд.).

Это оставляет нас со множеством не получивших ответа вопросов о соотношении моральной и политической философии, о разных формах

22

Введение

совпадения и ожидаемого или испытываемого конфликта личных и по­литических ценностей. Но всё это — вопросы, которые могут быть рас­смотрены только в контексте конкретных теорий.

Что касается критериев, по которым мы судим об успехе в полити­ческой философии, то я верю, что высшей проверкой какой-либо тео­рии справедливости является то, соответствует ли она и помогает ли прояснить наши устоявшиеся представления о справедливости. Если по здравом размышлении выясняется наша приверженность интуи­ции, что рабство несправедливо, то это мощное возражение против той предлагаемой теории справедливости, которая поддерживает рабство. И напротив, если теория справедливости совпадает с нашими взве­шенными интуициями и структурирует их так, что выявляет их вну­треннюю логику, то тогда мы имеем мощный аргумент в пользу этой теории. Конечно, возможно, что эти интуиции безосновательны, и история философии полна попыток защитить теории без всякой апел­ляции к нашему интуитивному чувству правильного и неправильного. Но я не верю в то, что существует какой-то другой приемлемый способ действия. В любом случае, факт тот, что у нас есть интуитивное чув­ство правильного и неправильного, и естественно, и даже неизбежно, что мы пытаемся осмыслить то, что из него вытекает: что мы стараемся сделать всё, чтобы -прийти к согласованным взглядам и полагать наши убеждения о социальной справедливости обоснованными» [Kawls 1971: 21; Pom 1995: ЗЭ|.

Разные теории различным образом апеллируют к нашим взвешен­ным убеждениям. Например, утилитаристы и либертарианцы взывают к ним более косвенным образом, чем либералы или феминисты, а комму-нитаристы придают нашим интуициям иной статус, чем марксисты. Но опять же всё это должно обсуждаться в контексте конкретных теорий.

Таким образом, политическая философия, как я её понимаю, есть дело моральной аргументации, а моральная аргументация есть дело об­ращения к нашим устоявшимся представлениям. Говоря это. я исхожу из того, что. как я голагаю, является обычным взглядом в спорах о мо­рали и политике: а именно, что мы все имеем моральные убеждения, они могут быть верным,! или ошибочными, у нас есть основания считать их верными или ошибочными, и эти основания и убеждения могут быть организованы в систему моральных принципов и теорий справедливо­сти. Главной целью политической философии поэтому является оценка соперничающих теорий справедливости с тем, чтобы сопоставить силу и последовательность их аргументов, подтверждающих правильность их точки зрения.

23

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

-'•1

Многим людям это может показаться безнадёжной затеей. Некото­рые полагают, что моральные ценности реально не существуют, и по­этому наши -убечсдения» об этих ценностях на самом деле суть просто выражение личных предпочтений. Как таковые, они не могут быть вер­ными или ошибочными, и нет возможности рационально оценивать их. Другие считают, что, хотя моральные убеждения могут быть верными или неверными, нет возможности организовать их в систему принци­пов. Наши суждения о справедливости происходят из молчаливого по­нимания или чувства уместности, которое говорит нам, как реагировать на конкретную ситуацию. Любая попытка формализовать эти суждения, придать им характер абстрактных правил или принципов искажает их и продуцирует пустые формулы. Третьи веря г, что, хотя у нас есть осно­вания для наших убеждений о справедливости, и эти основания можно организовать в виде системы принципов, но единственными вразуми­тельными основаниями и принципами являются те. которые аппелиру-ют к нашим историческим традициям. Справедливость скорее есть дело культурной интерпретации, чем философских дискуссий.

Я буду рассматривать некоторые из этих альтернативных подходов к пониманию политической философии в следующих главах. Однако я не считаю, что этл (или другие) виды критики традиционных целей по­литической философии являются успешными. Я не буду пытаться най­ти возможность рационального обоснования всеобъемлющей теории справедливости или опровергнуть различные возражения против этого. На самом деле я сомневаюсь в том, что есть какой-то способ отстоять такую возможность, кроме выдвижения конкретных доводов в пользу конкретной теории. Единственный способ показать, что возможно вы­двинуть неопровержимые аргументы н пользу истинности или лож­ности некоторых принципов справедливости, — это выдвинуть такие аргументы. Поэтому всё остальное в этой книге есть мой единственный аргумент в пользу моих методологических исходных позиций. Хороший это аргумент или нет — решать читателю.