Адвокатура в период становления советского политического режима (1917- 1921 гг.)

В начале осени 1917 г. российская присяжная адвокатура¹, учрежденная в эпоху реформирования судебной системы империи^{[69] [70], представляла собой организацию, быстро трансформирующуюся в мощный институт, подобный адвокатуре в западноевропейских странах.}

Рубежным для российской адвокатуры событием стало начало нового этапа Великой российской революции, связанного с переходом политической власти в руки большевистской партии. Представляется, что одним из наиболее важных последствий этого события для адвокатуры было возвращение к традиционным для России отношениям между государством и обществом. В отличие от Временного правительства, в политике которого обозначился поворот от всепроникающей и доминирующей роли государства в социальных взаимоотношениях, В.И. Ленин, как и его политические соратники, выступал «безусловно за твердую власть и за централизм»¹ вплоть до полного искоренения прежнего режима.

Трансформация политических и правовых воззрений В.И. Ленина вполне очевидна. Если летом 1917 г. он обращался к концепции К. Маркса о «вооруженном народе» как революционной силе, способной встать на место разрушенного буржуазного государства, то в начале октября он уже говорил о необходимости создания пролетарского государственного аппарата, более сильного и централизованного, чем до революции.

Именно поэтому попытки изобразить В. И. Ленина как противника государства представляются неубедительными. Основанный преимущественно на работе «Государство и революция», довод Нила Хардинга о том, что государство возникло вопреки ранним большевистским теориям, не учитывает, по всей видимости, пересмотра Лениным теории «коммунистического государства» в конце 1917 года^{[71] [72].}

B. И. Ленине как государственнике, который стал «выкорчевывать все существующие институты, чтобы очистить место режиму, позднее получившему определение тоталитарного»^[73].

Именно в этом контексте и нужно рассматривать историю адвокатуры послеоктябрьского периода. Смена политической власти должна была привести к изменению направления развития таких институтов, каким являлась адвокатура, но конкретные последствия, которые взятие власти большевиками могло иметь для адвокатской корпорации, не сразу были очевидны даже для самих новых правителей, пришедших к власти без определенной программы правовых реформ¹.

Отметим при этом, что правовые институты расценивались большевиками как сугубо политические, находящиеся в распоряжении государства. В.И. Ленин писал: «Суд есть орган власти. Это, забывают иногда либералы. Марксисту грех забывать это»^{[74] [75]. С точки зрения лидера большевиков, для создания системы правовых институтов с правильной политической и социальной направленностью социалистическая революция должна полностью уничтожить старую государственную машину. В тоже время абсолютно неясно, какие именно институты должны заменить ликвидированные, и является ли адвокатура одним из тех институтов, которые подлежат искоренению[76].}

Ввиду отсутствия четких теоретических оснований политики по отношению к адвокатуре, суть ее детерминировалась практическим опытом большевистских функционеров. В дореволюционный период они активно сотрудничали с адвокатами как с защитниками на политических процессах, как с политическими оппонентами, представлявшими другие партии, преимущественно кадетскую, а также как с коллегами по корпорации. Эти связи убеждали революционеров в том, что адвокатура является по природе консервативным образованием и члены ее, за редким исключением, профессионально, социально и политически связаны с правящими

классами.

Другая точка зрения, имевшая распространение в большевистской среде, несмотря на критическое отношение к адвокатуре, была не столь откровенно враждебна к ней. К ее сторонникам следует причислить тех представителей большевизма, которые, в свое время, сами отдали много времени и сил адвокатской карьере, были более терпимы к этой профессии и, хотя обвиняли адвокатов в защите экономических интересов буржуазии и ее методов внутреннего управления, но признавали при этом роль некоторых прогрессивных адвокатов в поддержке революционеров на процессах и в оказании юридической помощи рабочему классу. Поскольку в выработке политики партии и государства в советский период в основном принимали участие большевики, имевшие отношение к адвокатуре, а их мнения расходились, то понятно, почему после октября 1917 г. были столь противоречивы взгляды относительно выработки правильного курса развития адвокатской профессии.

Однако, несмотря на различия во мнениях, большевики сходились в том, что из-за высокого уровня политизированности корпорации и характера выполняемых в суде функций адвокаты представляют собой потенциально наиболее оппозиционную группу среди представителей русской интеллигенции. Они имели прямое отношение к функционированию судебной машины. В дореволюционный период, благодаря энергичной защите своих клиентов, обвиняемых в политических преступлениях, пропаганде решительного и последовательного реформирования судебной системы, адвокаты, по мнению Ю. Хаски, создавали сложности для проводимой государством политики репрессий, подрывали ее авторитет и легитимность в глазах общественности. Очевидно, что такого рода деятельность могла бы быть использована и против нового режима и такую опасность большевистские руководители, несомненно, осознавали.

Новый строй поставил задачу поиска социалистической альтернативы российской дореволюционной адвокатуре. В первый год после революции такой поиск велся с большой осторожностью. Только когда летом 1918 г. усилилась гражданская война, центральные власти приняли решительные меры по нейтрализации деятельности адвокатуры и созданию альтернативных форм правового представительства.

Деятельность адвокатов в первые недели после октябрьского восстания 1917 г. не оставляла сомнений относительно их политических симпатий. Так, результатом собрания присяжных поверенных при Петроградском окружном суде, состоявшегося 21 ноября 1917 г., через месяц после падения Временного правительства, стало единогласное (всего при шести воздержавшихся) принятие постановления, осуждавшего итоги событий, которые участники совещания оценили как переворот. По мнению адвокатов, созванное в будущем Учредительное собрание явится единственным легитимным органом власти, в то время как действия «узурпаторов» (попытки связать Россию сепаратным миром с Германией, акции террора и «...попрания свободы личности, печати собраний и демонстраций, союзов, независимости судов и органов самоуправления») должны стать объектом решительных протестных акций^[77].

Тогда же совет присяжных поверенных в Харькове принял документ, в котором захват власти большевистской партией квалифицировался как прямое посягательство на народный суверенитет. Совет призвал всех к объединению для защиты Учредительного собрания и предложил считать незаконным участие большевиков в любом будущем правительстве.

Справедливости ради следует отметить, что некоторые бьтвтттие

поверенные¹ были все же приглашены к работе в новых госучреждениях. Так, новый нарком юстиции П.И. Стучка определил своими заместителями бывших адвокатов^{[78] [79]. Однако, с нашей точки зрения, данное обстоятельство не следует абсолютизировать. Во-первых, как отмечалось выше, большая часть присяжных и частных поверенных отнеслась к новому политическому режиму крайне враждебно. Во-вторых, представляется справедливым утверждение Ю. Хаски, о том, что выбор кандидатов на участие во властных структурах из числа адвокатов, был детерминирован не желанием «...}

Впервые намерения большевиков относительно политического будущего адвокатуры были продемонстрированы в статье П.И. Стучки, опубликованной в «Правде» 10 ноября 1917 г. В публикации содержался призыв ликвидировать как систему прокурорского надзора, так и адвокатскую корпорацию с целью создания нового публичного выборного органа, который объединил бы в своих руках функции обоих упраздненных учреждений.

24 ноября 1917 г. был принят Декрет о суде №1. Этот документ, явившийся первым нормативным правовым актом большевистского государства, определявшим контуры будущей судебной системы, ликвидировал всю прежнюю систему судоустройства и судопроизводства. Прекращали существование прокурорские и адвокатские учреждения, следственные органы. С этой точки зрения представляются странными утверждения В.Н. Кудрявцева и А.И. Трусова, полагающих, что «...идеи, заложенные в Судебных уставах 1864 г. оказались настолько сильны и

притягательны», что были в значительной мере использованы в данном декрете»^[81]. Содержащуюся в декрете расплывчатую формулировку, согласно которой большинство упраздняемых институтов должно было в кратчайшие сроки возродиться на новых революционных началах, можно не принимать во внимание - никакого правопреемника профессиональной адвокатуры декрет не определял. Функциями судебного представительства и судебной защиты наделялись все «непорочные лица», независимо от пола, пользующиеся гражданскими правами. Таким образом, декрет, на волне революционного популизма открывал доступ к адвокатской практике не только профессиональным защитникам, но и всем гражданам республики. При этом утрачивался смысл деятельности адвокатских корпораций - роспуск Советов присяжных поверенных уничтожал одну из важнейших институциональных основ профессиональной адвокатуры - корпоративное самоуправление.

Утрата адвокатурой легального статуса и ликвидация организационных структур присяжных поверенных не привели к немедленному прекращению профессиональной адвокатской деятельности.

19 декабря 1917 г. Наркомюст адресовал всем Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов распоряжение о формировании коллегий обвинителей и защитников. Предполагалось дальнейшее использование членов этих коллегий в судопроизводстве революционных

трибуналов. Эти органы чрезвычайной юстиции, в свою очередь, создавались на уровне губерний и крупных городов¹ с целью рассмотрения преступлений, совершенных госслужащими, квалифицированными как контрреволюционные действия. Письмо Наркомата юстиции предлагало местным органам государственной власти сформировать присутствие коллегий из числа лиц, у которых было желание «помочь революционному правосудию»^{[82] [83]. При этом претенденты на вступление в коллегию сразу же рекомендовались на роль будущих обвинителей, или защитников, что, по мнению Ю. Хаски, сближало их статус со статусом барристеров в Англии[84].}

Идея создания нового судебного института, в состав которого входили бы лица, способные сочетать в своей деятельности функции защиты и обвинения, вскоре получила нормативное правовое закрепление.

В самом начале 1918 г. в аппарате Наркомюста был разработан проект нового декрета, предписывавший формирование в структуре создаваемых народных судов коллегий правозащитников. В течение января 1918 г. проект нормативного правового акта дважды становился предметом рассмотрения на заседаниях СНК РСФСР, результатом чего стало внесение в текст существенных поправок. Их главный инициатор, В.И. Ленин, стремился обеспечить гарантии того, что группа профессиональных правозащитников будет более малочисленной, более квалифицированной и тщательно контролируемой, нежели это было заложено в проекте Комиссариата юстиции. Если по первоначальному законопроекту контроль за деятельностью коллегий правозащитников возлагался на суды, как это было в дореволюционный период, новый вариант установил механизм контроля со стороны местных Советов, отличавшихся большей политической благонадежностью.

Пересмотренный проект нормативного правового акта был принят 7 марта 1918 г. как часть Декрета о суде №2. Новое законодательное установление предусматривало порядок избрания и отзыва членов коллегии соответствующим Советом рабочих и крестьянских депутатов. Каждый обвиняемый имел право пригласить себе защитника самостоятельно, либо обратиться в народный суд с просьбой предоставить ему такового. При этом в судебных прениях могли участвовать два члена коллегии, один из которых поддерживал обвинение, а второй играл роль защитника.

Принятие данного нормативного правового акта не означало немедленной трансформации прежней модели адвокатуры в новую коллегиальную систему правозащитничества. Представляется, что причины этого явления заключались в следующем:

1. Пробелы в праве. Предписание декрета создавать в структуре народных судов коллегии правозащитников не сопровождалось разъяснением содержания требуемых для этого мероприятий. Оставался неясным организационно-правовой статус коллегий, порядок их взаимодействия с судебным аппаратом, механизм финансирования их деятельности.

2. Перегруженность местных Советов более насущными проблемами.

Необходимость радикального пересмотра всего политического устройства и реформирования социально-экономической инфраструктуры,

сопровождавшиеся ежедневными директивами из центра, вынудила их отложить образование новых коллегий. В частности, на территории Урала никаких шагов в этом направлении не предпринималось, в принципе^[85].

3. Прямой саботаж со стороны бывших присяжных поверенных. Последние пытались создать в противовес новым коллегиям собственные

адвокатские объединения¹.

4. Негативное отношение к содержанию Декрета о суде № 2 со стороны ряда работников местных органов юстиции. Так, делегаты Первого Всероссийского съезда комиссаров юстиции, состоявшегося в Москве в апреле 1918 г., продемонстрировали более критичное отношение к институту правозащитников, нежели разработчики упомянутого нормативного правового акта. Они, в частности, потребовали внести изменения в систему оплаты адвокатских услуг, которая в соответствии с Декретом производилась непосредственно клиентом; съезд же потребовал установления для правозащитников государственных окладов, что ставило последних в явную зависимость от государства и разрывало связь материального свойства между адвокатом и клиентом^{[86] [87].}

5. Крайне недоверчивое отношение к членам вновь образованных коллегий со стороны населения. Об этом наглядно свидетельствовало выступление представителя Сибирского края на Всероссийском съезде областных и губернских комиссаров юстиции 21.04.1918 г.: «...при революционном трибунале у нас существует коллегия правозаступников... Лица эти в заседаниях трибунала выступают в качестве обвинителей. Обвиняемые всегда имеют своих защитников из бывших присяжных поверенных, их помощников... »^[88].

Процесс формирования коллегий правозаступников несколько ускорился лишь к началу лета 1918 г., хотя этот процесс и осуществлялся крайне противоречиво. Так, на территории Урала во вновь созданные коллегии входили преимущественно представители обвинения. В центральных губерниях присутствие коллегий чаще всего состояло из профессиональных защитников, которые крайне редко и с большой

неохотой принимали на себя функции поддержки обвинения, главным образом, в тех случаях, когда разбирательство происходило на уровне районных народных судов. Наконец, в Вятке, Петрограде, Саратове и Твери, где особенно остро ощущалась нехватка квалифицированных специалистов, распространенными были случаи обращения к услугам к частных адвокатов с дореволюционным стажем¹. В Петроградской коллегии, например, было лишь двадцать два члена, тогда как до революции здесь практиковало более трех тысяч поверенных^{[89] [90].}

Поэтому не случайным является тот факт, что власть продолжала мириться с фактическим продолжением деятельности «старой адвокатуры». Весной 1918 г. группы бывших присяжных и частных поверенных, практиковавших в губернских центрах, предложили руководству исполкомов Советов идею создания профессиональных адвокатских объединений - Союзов адвокатов. Наивно полагая, что отсутствие решительных действий со стороны руководства Советов по отношению к сохраняющейся де-факто частной адвокатуре создает возможность для достижения компромисса, поверенные включили в уставные документы создаваемых Союзов уверения в политической лояльности новому режиму. По мнению Ю. Хаски «...это была последняя попытка адвокатов найти в советской системе форму существования адвокатуры западного образца»^[91].

Конец лета 1918 г. ознаменовал новую фазу в развитии советского политического режима. Начало Гражданской войны и декларирование политики «красного террора» оказали серьезное воздействие на всю государственную и правовую систему. Обязанность расследования уголовных дел и судопроизводства по ним была снята с обычных судов и органов расследования и возложена на чрезвычайные правовые институты,

какими являлись ВЧК и революционные трибуналы, созданные еще в конце

1917 г. Традиционные буржуазные нормы права и процесса, применявшиеся в некоторой степени в советском судопроизводстве в первый год после революции, были отвергнуты.

Все это не могло не повлечь за собой ужесточение политики в отношении адвокатуры. В августе - сентябре 1918 г. на контролируемых большевистским режимом территориях были ликвидированы все сохранившиеся к тому времени Советы присяжных поверенных. Заодно были распущены и недавно созданные Союзы адвокатов, а частные адвокаты лишились права участия в судебных процессах.

Подверглась реорганизации и деятельность коллегий правозаступников.

30 ноября 1918 г. ВЦИК принял Положение «О народном суде РСФСР»^[92]. Сменивший П.И. Стучку новый нарком юстиции Д.И. Курский, являвшийся инициатором принятия и главным разработчиком Положения

1918 г., пытался реализовать главную правительственную установку - создать унифицированную и упрощенную систему судоустройства, характеризующуюся при этом большей эффективностью в борьбе с контрреволюцией.

В соответствии с новым нормативным правовым актом упразднялись коллегии правозаступников. Их правопреемниками становились создаваемые при народных судах и ревтрибуналах коллегии обвинителей, защитников и представителей сторон в гражданском процессе. Отметим, что правовой статус сотрудников новых учреждений был определен более четко: в отличие от членов коллегий правозаступников они считались госслужащими, получавшими оклады, устанавливаемые исполкомами

Советов¹. При том, что сами юридические услуги представлялись членами коллегий на платной основе, механизм оплаты предполагал внесение клиентами установленной платы на счет Наркомюста, который, в свою очередь, в дальнейшем выделял необходимые средства на выплату заработной платы членам коллегий^{[93] [94].}

Положение запрещало гражданам непосредственно обращаться к членам коллегии. Свои заявления с просьбой назначить защитника (судебного представителя) они должны были адресовать руководителю адвокатского объединения, либо в судебное учреждение, а уже они, в свою очередь, могли назначить защитника. Более того, членам коллегий разрешалось участвовать в гражданском судопроизводстве в качестве представителя одной из сторон лишь тогда, когда руководитель коллегии признавал правомерность самого иска и необходимость представительства в данном случае. Таким образом, власть получила реальную возможность влиять на ход дела до его формальной передачи в суд.

Принятие Положения 1918 г. повлекло за собой сущностные изменения в институциональных основах адвокатуры.

Во-первых, фактически прекратил существование принцип самоуправления адвокатской корпорации. Положение вообще замалчивало вопрос самоуправления коллегий. В ст. 46 лишь упоминается о существовании совета коллегии, но ни механизм его формирования, ни полномочия этого органа (кроме обязанности распределения работы между членами коллегии) не были определены^[95].

Во-вторых, последствием реформы явилось обвальное сокращение численности корпорации, в чем, в первую очередь, было заинтересовано

само большевистское государство. К примеру, в Москве численность коллегии к началу 1919 г. составила 100 человек, тогда как до революции здесь, как и в Петрограде, работало 3 тыс. поверенных¹.

В-третьих, принятие Положения 1918 г. повлекло за собой ограничение участия адвокатов в судебных процессах, в первую очередь, по уголовным делам. Они перестали допускаться к участию в предварительном следствии^{[96] [97]. Крайней противоречивостью отличалась и возможность участия представителей защиты в судебном рассмотрении дела. В то время как Декреты о суде не устанавливали никаких ограничений на это участие, ноябрьский декрет 1918 г. предоставлял судьям народных судов право отстранять защитников, представляющих интересы своих клиентов, от участия в судебном разбирательстве; в том случае, когда в заседании принимал участие представитель государственного обвинения, либо в рассмотрении дела участвовало шесть заседателей, такое отстранение не допускалось[98].}

Кроме того, действенность механизма защиты обвиняемых в уголовном процессе подрывалась практикой создания разного рода трибуналов, органов чрезвычайной юстиции. В их заседаниях, как правило, не принимали участия ни представители обвинения, ни защитники^[99].

Ближе к концу Гражданской войны в политической элите большевистской России все большее и большее распространение получила идея, согласно которой необходимость профессиональной судебной защиты в социалистическом обществе отсутствовала вообще. Эта идея, кроме того, подпитывалась общим желанием власти распространить всю

военизированную систему труда, возникшую в условиях «военного коммунизма», на всю гражданскую экономику и социальную инфраструктуру.

11 мая 1920 г. был предпринят первый шаг к установлению трудовой повинности для адвокатов: принят декрет Совнаркома «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием», обязывавший всех получивших высшее юридическое образование, в том числе бывших поверенных, немедленно зарегистрироваться в местных Советах, в противном случае возбуждалось уголовное преследование¹.

21 октября 1920 г. ВЦИК принял новое Положение «О народном суде»^{[100] [101]. Оно окончательно упраздняло коллегии правозаступников. В соответствии с новыми правовыми установлениями «...в качестве защитников привлекаются судебными органами граждане, способные исполнять эту обязанность, для чего Исполнительные Комитеты районные, городские и уездные составляют особые списки, порядком, устанавливаемым инструкцией Народного комиссара Юстиции»[102]. В соответствии с примечанием к ст. 43 Положения, учреждения, в которых работали лица, привлекаемые к исполнению обязанностей защитников, обязывались освобождать их от исполнения судебных обязанностей на срок, определенный судом[103].}

В Положении определялся механизм разрешения ситуации, связанной с отсутствием необходимого количества защитников, привлекаемых в порядке трудовой повинности. В соответствии со ст. 44 Народный суд в этом случае привлекал к участию в процессе консультантов Отделов юстиции. Помимо этого, ст. 45 Положения устанавливала возможность

допущения к защите представителей организации¹, в которой работал обвиняемый, а также его ближайших родственников^{[104] [105].}

Существенной новеллой Положения стала четкая регламентация ситуаций, когда участие защитника в процессе было обязательно - присутствие в процессе представителя обвинения, личная просьба обвиняемого, находящегося под стражей^[106].

По мнению Ю. Хаски, распустив коллегии, власти мало делали, чтобы быстро и эффективно ввести систему трудовой повинности, не предпринимали никаких существенных шагов, чтобы организовать юристов на оказание юридической помощи населению. Отделы юстиции местных Советов, отвечавшие за привлечение юристов к ведению дел в порядке трудовой повинности, не имели влияния на предприятия и государственные учреждения, в которых работали такие юристы. Многие отделы даже не составили их списки, а те, что составили, практически не могли воздействовать на них^[107].

С этой точкой зрения вполне солидарен А.П. Галоганов: «Можно сделать вывод, что трудовая повинность в форме обязанности привлечения юристов к правовой защите, естественно, на практике оказалась разработки программы социально­направленных на разрешение постреволюционного кризиса, насущной необходимостью стало воссоздание профессиональной адвокатской корпорации: НЭП, ориентированный на

непригодной» .

экономических

В условиях мероприятий,

восстановление и развитие рыночных принципов экономики, не мог обеспечить желаемых результатов без создания действенной системы защиты интересов участников рыночных отношений.

Таким образом, первые годы существования советского политического режима характеризовались чрезвычайно противоречивыми преобразованиями судебной системы, направленными, в конечном счете, на формирование новой модели судоустройства и судопроизводства, соответствующей марксистскому правопониманию и задачам чрезвычайной юстиции периода гражданской войны. Отсутствие ясного понимания роли института адвокатуры в новых условиях, сомнения о целесообразности ее сохранения, в принципе, предопределили постоянную смену правительственной политики по отношению к адвокатской корпорации - от попыток создания коллегий защитников и обвинителей - до подмены профессиональной адвокатуры общественной, заключавшейся в привлечении к судебной защите мобилизованных в порядке трудовой повинности. Неизменным оставалось лишь одно - стремление к уничтожению институциональных основ дореволюционной присяжной адвокатуры - четкой системы пополнения кадрового состава, механизма самоуправления адвокатских объединений, гонорарной практики и основных направлений адвокатской деятельности. Их ликвидация была окончательно оформлена Положением о народном суде, утвержденном Декретом ВЦИК от 21 октября 1920 г.^[108].

2.2.