в) Антисистемность
Для большинства концепций постмодернистской юриспруденции характерно критическое отношение к правовой системе и системности в праве вообще. Негативизм постмодернистской юриспруденции в отношении основ права подводит правосознание субъектов к непонятийному мышлению, несистемной мысли как необходимой форме движения к инобытию.
Ассоциативность, противоречивость, фрагментарное восприятие правовой действительности предстают как формы инобытия правовой мысли, разрушающей любые формы целостности.Развитие общества, с точки зрения постмодернизма, не предполагает заранее определенного порядка и обусловлено наличием не одной, а множества равнозначных альтернатив[50]. Постмодернизм критикует постулат о системности, соподчиненности, четкой структурированности права. Вместо системности права выдвигается идея, нашедшая воплощение в понятии «ризома»[51] и ее образе – лабиринте. Категория «ризома» была заимствована Ж. Делезом и Ф. Гваттари из ботаники и пересажена на почву постмодернистского понимания развития. Ризома – есть проекция виртуальной реальности. Развитие права видится постмодернистам без преобладающего направления как движение множественности. В ризоме нет участка, который являлся бы центром для иных участков. Характерная для ризомы игра языка характеризуется скольжением по поверхности правовых явлений и процессов без проникновения в глубины права. Это свойство ризомы рождает такую свободу мнений при интерпретации права, что установленные категории «закон», «граница», «норма», «право» и др. оказываются ненужными, неактуальными, «неформатными». Постмодернистская ризома является отражением равноправного сосуществования различных типов правопонимания и объединяет весь спектр деструктивных юридических учений. В качестве ключевой категории постмодернистской юриспруденции ризома предполагает коллаж, основанный на сочетании множественности.
Коллаж, в свою очередь, является реализацией плюрализма, но плюрализма весьма избирательного: так, постмодерн настойчиво игнорирует в русском праве православные корни.Наиболее удачным символом правовой культуры постмодернисты считают образ лабиринта. Специфику юриспруденции они видят в отсутствии центра, периферии, границ, входа и выхода из лабиринта, его принципиальной асимметричности. Можно отметить пристрастие юристов постмодернистской ориентации к поверхностному описанию, анализу, дифференциации правовых явлений. Деконструкция правовой системы общества осуществляется, исходя из подвижного горизонта, из всегда децентрированного центра и всегда смещенной периферии. В новейших юридических исследованиях отдается предпочтение разложению целого на части, фрагментарным подходам, узкоприкладным проблемам.
И юридические тексты и интерпретации права эпохи постмодерна лишены духовно-нравственного центра и не становятся объектами мысли, не несут в себе метафизической сущности. Зато создают предпосылки для сомнительной коммуникации, для перепроизводства смыслов и обозначений. Преодоление метафизичности юридических текстов осуществлен за счет деконструкции таких системообразующих компонентов правосознания, как «Бог», «истина», «смысл», «любовь», «добро», «красота» и др. Этих понятий современная юриспруденция лишена напрочь, отчего ее уделом стала регламентация поверхностных, внешних актов поведения все более и более деморализуемых людей.
В рамках постмодернизма затрачивается много усилий для обоснования идеи об открытых системах. К концу ХХ в. в США и странах Западной Европы это нашло отражение в призывах к строительству так называемого открытого мира. Суть данных идеологем глубоко антисистемна. «Открытость» российской правовой системы уже привела к отказу от ее самобытности и огульному заимствованию плохо адаптируемых в наших условиях правовых институтов. Каждый заимствованный правовой институт на поверку оказывался оппозицией отечественной правовой системе.
Складывается впечатление, будто критерии заимствования зарубежного права носят сугубо разрушительный характер. В связи с этим можно назвать новое социальное законодательство России, запечатлевшее ослабление государственного управления там, где оно особенно необходимо; гл. 58 Трудового кодекса Российской Федерации 2001 г.[52], в которой предусмотрено сокращение роли профсоюзов; новые нормативно-правовые акты о статусе правоохранительных органов государства, в которых закрепляются несправедливые подходы к их материальному содержанию по принципу «чем ты ближе к преступнику и чем интенсивнее работаешь, тем меньше оплачивается твой труд» и др.В государственно-правовой сфере зародилось движение, граничащее с манией – безудержное, чрезмерно пристрастное стремление к «развитию», «прогрессу», «инновационным революциям». Юридическая наука стала относиться с подозрением ко всему стабильному, отлаженному и устойчивому.
Признание права несистемным явлением можно рассматривать в качестве движения юридической мысли к полной деструкции, которая отрицает образ мира, рассеченного на бинарные оппозиции, и предлагает модель взаимодействия бытия и инобытия. Это очередная попытка встать над пределом привычного, известного, обозначенного. В данном случае выход из границ Традиции предусматривает переход из нашего мира к «иному» или другому.
Целостному видению правовых явлений и процессов постмодернизм предпочитает диалог, а истине – компромиссы. Но истина в правовой, как впрочем и любой другой сфере, не может основываться на договоренности сторон спора или иной форме взаимоуговаривающего диалога. За соблюдением демократических процедур согласования научных позиций постмодернисты не замечают главного – целостного характера регулятивной системы. Они приветствуют отграничение религии от права и противопоставление им морали. В результате ослабляется регулятивность каждого из названных сегментов некогда единой регулятивной системы общества. Разъятие права, религии и морали ведет к распаду и дальнейшей атомизации общества.
Признавая роль системного фактора в жизнедеятельности социума, постмодернисты создают теоретические условия для фрагментации, разъединения, гражданской «войны всех против всех». В массе профанов, к которой элитарные постмодернисты относят весь подавляющее большинство народа, культивируется стиль авангарда. И чтобы быть авангардистом, человек должен занять маргинальную позицию по отношению к идеалам права.Правовые явления больше не имеют общего центра, поскольку в праве оставлена буква, но отторгнут дух. Ученые-юристы проводят зависимости личности от обширного спектра факторов – экономических, политических, биологических, бессознательных, вот только о зависимости от Абсолюта сохраняют общее молчание. Лишенные духовного центра правовые процессы развиваются спонтанно. Правовое прогнозирование лишается объективных оснований и используется только на краткосрочную перспективу. Размываются системные связи в рамках правовой действительности: в правотворчестве игнорируется объективный характер общественных отношений, при толковании права игнорируются принципы и нормы права, в процессе правореализации отдается предпочтение конъюнктуре и утилитаризму.
Постмодернистская неприязнь к центрации правовой действительности и бегство от однозначности значений и окончательности толкований права рождает новые смысловые центры. Но они как бы рассредоточены, рассеяны и подчинены логике ассоциативных связей, а не структурным требованиям и не требованиям абсолюта.
Ацентризм – принципиальная установка постмодернистской юриспруденции, связанная с отказом от представления о праве как о структурированном явлении с выделением центра и периферии. В православной Традиции право выступало как логоцентрический феномен, в основе которого лежит Логос (Божье слово, выраженная в нравственных заповедях). Предлагая отказаться от структурного понимания права, постмодернизм «отменяет» иерархию между собственно правовыми компонентами и юридическими. Ацентризм как программная позиция постмодернистской юриспруденции означает: на доктринальном уровне – отказ от истинной, детерминирующей правомерное поведение личности правовой доктрины; в культурном плане – равнозначность юридических культур и цивилизаций; на институциональном – неприятие института государственной власти.
В эпоху модерна юристы Запада преклонялись перед «законодательным разумом», для которого характерно все тотально систематизировать и регламентировать. В основе же постмодернистского юридического мышления лежит интерпретативный разум, призывающий оставить системное видение правовой реальности. Интерпретативный разум опирается на представление о праве как о реальности, лишенной центра и иерархии элементов и структур. В результате постмодернизму пришлось перейти к моделированию самоорганизующихся процессов в правовой сфере и ориентации на исследование феномена неравновесности.
История подошла к своему завершению, констатирует Ф. Фукуяма, благодаря глобальному капитализму. Именно либеральная демократия, по мнению постмодернистов, указывает путь к миру без войны, в котором сохранятся лишь коммерческие конфликты. Только либеральная демократия, на их взгляд, способна приобрести глобальный характер. Сторонники свободного рынка умалчивают, что их идеалы соответствуют только интересам финансово обеспеченных и безнравственных. Именно либеральная демократия через многопартийность обеспечивает раскол общества, через многопрограммность – дезориентацию общества, через множественность форм права – дерегуляцию общественных отношений. Именно либеральная демократия предусматривает уникальные процедуры, способствующие проникновению к власти и влиянию лиц с дурными намерениями. Либеральная демократия представляет собой антисистемный вызов глобализма.
Преодоление современных болезней общества заключается в целостности правопорядка и правосознания, преодолевающей односторонность человеческих влечений. Закон – не единственный механизм упорядочения жизни людей. Противопоставление одного основополагающего начала права другому приводит к разрыву смысла этого духовно-культурного явления. Поскольку право представляется постмодернистам неупорядоченным полем интерпретационного диалога, теряется способность различать, что хорошо и что плохо, что правда и неправда, справедливо и несправедливо, правомерно и противоправно. Отсюда вытекает невозможность утверждения об объективности духовных начал права и окружающего бытия.