ГРЕЦІЯ.

Прямой путь отъ востока на западъ не можетъ обойдти Грецію. Не исключая Аттики, страна эта начинаетъ жизнь свою съ учрежденій, на которыхъ лежитъ отпечатокъ востока. Связь съ Азією ясна для потомства, хотя Плутархъ высказы­ваетъ полную вѣру въ преданіе, будто Тезей впервые далъ эвпатридамъ, вмѣстѣ съ властію политическою, исключительное право изучать и толковать законы^[VIII].

- 20 —

возможными въ Аѳинахъ. Знаніе законовъ перешло изъ моно­поліи эвпатрлдовъ, при Тезеѣ, въ неотъемлемое право и даже въ обязанность каждаго гражданина, при Оолонѣ. И не кто иной, какъ Плутархъ, приписываетъ такія слова аѳинскому за­конодателю: «счастливъ народъ, у котораго бѣднѣйшій чело­вѣкъ можетъ преслѣдовать судомъ преступленія и проступки сильный людей»,—Республиканское устройство стремилось при­влечь гражданъ къ дѣятельному участію во всѣхъ сферахъ об­щественной жизни. Для этого вожди народовластія установили самую широкую правоспособность. Одинъ и тетъ-же* гражданинъ осуществлялъ многія права и выполнялъ различныя обязанности. То приходилось снаряжать трирему и отправляться зЛ-море съ государственнымъ порученіемъ къ одному изъ союзниковъ. То, вслѣдъ за провозглашеніемъ сената или экклезіи, нужно было идти въ собраніе «шести тысячъ» и отмѣчать — чье имя гро­зило спокойствію республики.

опекунъ изъ родственниковъ (kyrios), а иногда посторонній защитникъ (процессъ Фрины въ ареопагѣ, IV столѣтія передъ P. X.). Даже въ утопіи Платона, лишь 40 - лѣтній возрастъ предоставляетъ женщинѣ право на самостоятельную защиту передъ судомъ. И строгое наказаніе — обращеніе въ неволю — присуждается положительными законами метойку, который яв­ляется на судъ безъ простата, хотя-бы по справедливому сво­ему иску.

Въ противоположность такому юридическому положенію, суще­ственною принадлежностію полнаго гражданства считается не­посредственное право — обвинять и защищаться отъ обвиненій. Безъ этого, нѣтъ дорогой для грека изономіи. Извѣстно, что публичный искъ противъ опекуновъ былъ первымъ заявленіемъ гражданскаго совершеннолѣтія Демосѳепа.

Таково основное положеніе законодательства о судебной за­щитѣ въ Аѳинахъ. Какъ - же устроилось это учрежденіе? Не изъ однѣхъ юридическихъ древностей извѣстна многочислен­ность процессовъ на судахъ аѳинскихъ.

рія, параклетія и логографія? Какимъ путемъ образовались онѣ въ Аѳинахъ? По-видимому, законъ, который не допускалъ участія постороннихъ лицъ въ защитѣ полноправнаго гражданина, дол­женъ былъ уничтожить, въ самомъ корнѣ, всѣ виды адвокат­ской профессіи. Но противъ такого послѣдствія заговорили могущественныя препятствія. Мржно было приспособить граж­данъ къ отправленію лейтургій, къ обязанностямъ дикастовъ и τ_rд. Но ни Клейсѳенъ, ни Периклъ не властны были со­общить юридическія познанія и ораторскую способность каждо­му аѳинянину. Въ лучшія времена, число ораторовъ, которые осмѣливались говорить передъ народомъ, не превышало нѣ­сколькихъ десятковъ человѣкъ въ цѣлой республикѣ. Счетъ юристовъ не дойдетъ и до такой скромной цифры, за все су­ществованіе аѳинской демократіи. Вотъ почему, съ теченіемъ времени, отъ столкновенія двухъ силъ — запретительной теоріи и неодолимой общественной потребности—возникло участіе по­стороннихъ лицъ въ судебной защитѣ. Законъ говорилъ: «вся­кій долженъ лично защищать себя». Отсюда тотъ строгій вы­водъ, что истцы и отвѣтчики, обвинители и обвиняемые обя­заны личною явкою въ судъ, безъ повѣренныхъ и адвокатовъ.

щищаться передъ вами, судьи, одними явными доказательства­ми убожества и незнанія. Онъ не болѣе, какъ простой вѣстов­щикъ въ Пиреѣ. Работа эта, не говоря уже о бѣдности, не позволяетъ заниматься тяжбами»'. Въ простомъ здравомысліи своемъ, рѣчь эта дѣйствуетъ на судей, и они разрѣшаютъ уклоненіе отъ буквы закона. Бѣднякъ, которому предстояла пытка публичнаго состязанія противъ сильныхъ и ловкихъ лю­дей, находитъ защитника. Слово дается не самому истцу, но его сыну, участіе котораго равносильно адвокатскому пособію. Правда, такіе случаи полной уступки слова своего на судѣ довольно рѣдки въ рѣчахъ Демосѳена.

Чаще — иные виды отступленій отъ запретительнаго закона. Главная сторона произноситъ свою рѣчь. Но, опасаясь силы новыхъ доводовъ противника, или нуждаясь въ « репликѣ » на его возраженія, отвѣтчикъ или подсудимый призываетъ помощь постороннихъ лицъ. Судьи и здѣсь даютъ разрѣшеніе. Такія рѣчи, произнесенныя для поддержки главной стороны, извѣст­ны подъ названіемъ « девтерологій ». Ихъ насчитываютъ нема­ло у Демосѳена, Лизіаса и другихъ адвокатовъ^[9][10]. Эгжеръ при­водитъ любопытный отрывокъ изъ девтерологій, написанной Ги- перидомъ: « я сказалъ все или почти все, что могли услышать вы, судьи.

мощниковъ, чтобы погубить гражданина, наперекоръ всякой справедливости. Въ свою очередь, прошу и умоляю я васъ, судьи, о дозволеніи призвать такихъ людей, которые могли бы поддержать меня въ этомъ важномъ спорѣ. Выслушайте бла­госклонно того изъ родственниковъ или друзей моихъ, кто при­детъ выручать вашего согражданина: простаго и нерѣчистаго человѣка, который борется здѣсь не за жизнь свою — это бы­ло бы не важныъ дѣломъ, — но за избавленіе отъ изгнанія, но за право похоронить кости свои въ родной Аттикѣ. Если только вы дозволите, судьи, то я сейчасъ-же кризову кого ви­будь на помощь. Всходи сюда, Ѳеофилъ, и скажи за меня что можешь. Судъ разрѣшаетъ тебѣ»'.— Отсюда видно, какъ про­ста была форма судебной рѣчи, и на какихь основаніяхъ до­пускалось участіе адвокатовъ. Гражданинъ, говорившій по тек­сту опытнаго юриста Гииерида, намѣренъ призвать кого-либо «изъ друзей и родственниковъ». Настоящій защитникъ, на­писавшій рѣчь Ликофрона и, быть можетъ, девтерологію (реп­лику) Ѳеооила, остается въ тѣни. Нѣтъ открытаго обращенія къ одному изъ членовъ адвокатскаго сословія, признаннаго за­кономъ.— Тѣ-же формы и обычаи можно прослѣдить въ нѣ­сколькихъ рѣчахъ у Демосѳена. Такъ, въ одномъ изъ четы­рехъ любопытныхъ процессовъ по нарушенію договора бодме­реи (что называется у французскихъ юристовъ: pret ⅛ la gτos- Se aventure), сначала самъ обманутый кредиторъ произноситъ рѣчь свою. Послѣднія слова его очень близки къ тексту Ги- перида: «Сказалъ я, что могъ, судьи. Теперь прошу, чтобы помогъ мнѣ кто-нибудь изъ друзей. Всходи (па трибуну), Де- мосѳенъ »'^j. Еще любопытнѣе и характернѣе, но всѣхъ отно-

^, Hgger.1. с. р. 6.

⁵ Demosth.1, с. р. 681. Al ego quideιn, quae μotui, dixi; petυ autem, ut el amicorum aliquis mihi patrociuelur.

шеніяхъ, рѣчь въ другомъ демосоѳновскомъ процессѣ. Здѣсь починъ въ состязаніи принадлежитъ главной сторонѣ (Ѳеомне- сту). За-тѣмъ призывается къ девтерологіи постороннее лице (Аполлодоръ). И вотъ какъ мотивируется призывъ: главная сторона страдаетъ молодостью и отсутствіемъ опыта; призывае­мый ораторъ, при зрѣлости возраста, исполненъ таланта и знаній*; Аполлодоръ питаетъ личную ненависть къ Стефану, мужу Нееры. ’Не смотря на послѣднюю чаеть заявленія, судьи разрѣшаютъ участіе посторонняго оратора, которое признается судьями за адвокатскую защиту (advocatio, Syngoria). Съ при­влеченіемъ Аполлодора къ дѣлу, наступаетъ серьезная борьба для противниковъ. Рѣчь, второстепенная по формальному по­рядку судоговоренія, оказывается главною по содержанію. — Защитники, которые привлекались такимъ способомъ къ дѣлу, носили названіе « сипегоровъ » (synegoros). Какъ видно изъ процесса противъ Нееры, рѣчь ихъ могла касаться главной сущности дѣла, доказывать фактическую вѣрность и юридиче­скую основательность цѣлой претензіи. Значитъ, въ роли си- ^, негора выступалъ защитникъ, который наименѣе разнится отъ современнаго адвоката. Юридическое положеніе такого ора­тора очень логично опредѣлено Эсхиномъ, который говоритъ, что « сипегоръ не отвѣчаетъ за рѣчь, произнесенную имъ на судѣ, тогда какъ свидѣтель отвѣтственъ за свое показаніе »^[11][12]. Это — любопытный проблескъ начала, которое получило теперь

всеобщее признаніе, благодаря римской пропагандѣ юридиче­скихъ понятій^[XIII].— Кромѣ синегоріи, греческій процессъ знаетъ еще одну форму защиты. Не всегда требовалась адвокатская помощь въ томъ объемѣ и содержаніи, которые видны въ рѣ­чахъ синегоровъ'. Собственная защита главной стороны могла, съ ббльшимъ или меньшимъ успѣхомъ, достигнуть цѣли — убѣ­дить судей. Требовалось только: пояснить какое-либо отдѣль­ное обстоятельство, подкрѣпить извѣстную часть въ главной рѣчи, тронуть присяжныхъ картиною незаслуженныхъ бѣдствій, изобразить нравственныя качества или гражданскую доблесть подсудимаго и т. д. Для подобныхъ заявленій призывались иногда ораторы изъ среды народа, который всегда съ участіемъ слѣдилъ за судебными преніями въ Аѳинахъ. Весьма возмож­но, что подсудимые и тяжущіеся заранѣе приводили свиту дру­зей, родственниковъ, сочленовъ гена (геннетовъ) или фратріи (фраторовъ). Во всякомъ случаѣ, кто-бы ни выходилъ пазовъ главной стороны — родственникъ, другъ или посторонній чело­вѣкъ — ему давалось слово. Рѣчь такого защитника выслуши­валась судомъ, а самъ ораторъ назывался « параклетомъ ». Отличіе его отъ свидѣтелей заключается въ тонъ, что пара­клетъ могъ говоритъ лишь о фактахъ, пе вошедшихъ въ пока­занія. Чаще всего параклетъ ограничивался похвалами подсу­димому, чтб ни подъ какимъ видомъ не входитъ въ прямую обязанность свидѣтелей. Въ томъ случаѣ, когда рѣчь сосредо­точивалась на подтвержденіи « правдивости » или « честности » главной стороны, принесшей присягу, параклетъ выполнялъ роль, нѣсколько напоминающую соприсяжника {conjιιratores). Но и здѣсь не можетъ быть уподобленія, потому что пара­клетъ говорилъ о « правдивости » извѣстнаго лица вообще, а

не въ частности, по отношенію къ присягѣ. Самъ параклетъ не давалъ присяги. Такимъ образомъ, роль его въ процессѣ можно связать лишь съ дѣломъ судебной защиты. Сходство съ синегоромъ видно на одномъ произнесеніи изустной рѣчи въ интересахъ подсудимаго. Во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, меж­ду параклетомъ и синегоромъ слѣдуетъ признать существенное отличіе. Защита въ формѣ параклетіи, еще болѣе чѣмъ сиие- горія, удаляется отъ современной адвокатуры.

Судебная защита въ Аѳинахъ не остановилась на двухъ опи­санныхъ видахъ. Подъ вліяніемъ тѣхъ-же причинъ, которыя произвели синегоровъ и параклетовъ, произошла цѣлая промыш­ленность. Можно было знающему человѣку написать рѣчь по из­вѣстному дѣлу и продать ее несвѣдущему и безталантному под­судимому. Рѣчь выучивалась наизусть—какъ видно это въ при­мѣрѣ изъ Аристофана—и произносилась передъ судьями. Та­кое значеніе имѣли логографы или дикографы. Вліяніе ихъ на судебную практику было весьма сильно. Громадное большинство процессовъ аѳинскихъ не имѣло иныхъ защитниковъ. Сотни рѣ­чей произносились на судахъ по чужому тексту. Лишь десятый процентъ принадлежитъ, по праву литературной собственности, самимъ тяжущимся или ихъ адвокатамъ*. Есть примѣры, что защитникъ, которому дается слово послѣ главной стороны, про­износитъ рѣчь, купленную у логографа. (Аполлодоръ противъ Стефана, по тексту Демосѳена).—И такъ логографія есть про­дуктъ теоріи, которая требовала, во что бы то ни стало, са­мозащиты отъ каждаго гражданина. Это—любопытнѣйшій при­мѣрь обычая, крѣпко построеннаго на явномъ уклоненіи отъ формальнаго закона. Нужно однако-же замѣтить, что логогра­фія не развилась бы съ такою силою безъ содѣйствія другихъ обстоятельствъ. Извѣстно, что въ Аѳинахъ не надолго удер-

жалел «здоровый сокъ Перикла», по счастливому выряженію Цицерона *. Въ концѣ V столѣтія, особенно размножились по­клонники сицилійскихъ говоруновъ^[14][15][16]. Съ жадностью выслушива­лось ученіе Протагора, что назначеніе человѣка — въ страда­тельномъ принятіи тѣхъ впечатлѣній, которыя приноситъ ему вѣчное движеніе прпроды ’. Отсюда — осмѣяніе платоновскихъ идей о правдѣ, добрѣ и познаніи истипы. Отсюда—безразлич­ное отношеніе къ самымъ противоположнымъ дѣйствіямъ и по­нятіямъ. Но у живаго аеинскаго народа всякая теорія быстро переходила въ практику. Философское ученіе должно было по­вліять на судебное краснорѣчіе. Цицеронъ говоритъ, что Исо­кратъ былъ кумиромъ одной изъ многочисленныхъ школъ въ Аеинахъ^[17]. За недостаткомъ глубокой мысли и твердыхъ убѣж­деній, водворилась такая вѣра: слово, само по себѣ, есть си­ла. Въ немъ—вся истина, все знаніе и добродѣтель^[18]. Удач­но округленный періодъ дѣлалъ свѣтлое темнымъ, и на-обо- ротъ. Вѣроятіе и правдоподобіе отъискивались съ особенною легкостью при неимѣніи нравственнаго критеріума. Вт> руко­водствахъ краснорѣчія появились разсужденія о судебныхъ до­казательствахъ. Скептическое равнодушіе передъ всѣмъ, кромѣ собственныхъ выгодъ, направило діалектическія умствованія къ

подрыву самыхъ очевидныхъ признаковъ справедливости и без­винности. То-жс самое научило прикрывать вопіющую преступ­ность и беззаконіе. Составились цѣлыя книжки рѣчей по вы­мышленнымъ случаямъ (тетралогіи Антифона), причемъ препо­давалось искусство говорить въ защиту и въ обвиненіе по од­ному и тому-же дѣлу. Накопился богатый запасъ адвокатской силы: діалектика, которая соединялась иногда съ основатель­нымъ знаніемъ закоповъ. Но учрежденія не благопріятствовали открытой адвокатурѣ. Тогда удобнымъ и единственнымъ выхо­домъ для сдержанной силы явилась судебная защита въ фор­мѣ логографіи.—Занятіе это не пользовалось уваженіемъ въ об­ществѣ. Слова — «логографъ» и «дикографъ» не были лестнымъ названіемъ. Такъ именовалъ Эсхинъ Демосѳена, разсчитывая на­нести ядовитый уколъ противнику. Обвиненный Сократъ, кото­рому предлагалъ готовую рѣчь Лизіасъ, съ пренебреженіемъ от­клонилъ услугу преданнаго ученика своего. Само правительство подымало иногда преслѣдованія противъ>логографовъИзъ нихъ одни, выдержавши, подобно Исократу, нѣсколько процессовъ, от­рекались отъ ремесла. За-то другіе оказывались настойчивѣе. CОтъ половины Ѵ-го столѣтія передъ P. X., идетъ рядъ лого­графовъ, между которыми стоятъ историческія имена Лизіаса, Изел, Демосоена и Гиперида. Не видно, чтобы противъ нихъ вчинялись публичные иски за дикографію. Между тѣмъ Лизіасъ сотнями продавалъ рѣчи по уголовнымъ процессамъ и только однажды выступалъ открытымъ адвокатомъ въ собственномъ дѣлѣ. Изей прославился десятками логографій по гражданскимъ тяжбамъ. Демосеенъ написалъ тѣмъ-же способомъ значительную часть образ­цовыхъ рѣчей своихъ. Но первымъ логографомъ по времени и, мо-

¹ Cicero, BruL р. 38. «Isocratein arleιn dicendi esse negavisse, Siribere auteιn aliis solituιιι orationes, quibus in judiciis Utercntur, sed cum ex eo, quia quasi coπιmitteret contra legem... saepe ip­se in judicium vocaretur» etc.

зо

жетъ статься, однимъ изъ первыхъ по таланту, былъ Антифонъ, казненный демократическою партіею послѣ изгнанія олигархи­ческихъ тиранновъ. Не было человѣка, но словамъ Ѳукидида, болѣе способнаго поддержать совѣтомъ своимъ тѣхъ, кому пред­стояла борьба на судѣ или въ народномъ собраніи, У того-же историка находится объясненіе, почему Антифонъ взялся за логографію. Не произносилъ онъ изустныхъ рѣчей и не всту­пался открыто въ тяжбы, потому что страшился ревниваго не­довѣрія въ народѣ къ необыкновенной силѣ своего слова

Послѣдняя черта любопытна. Съ тонкостью вѣрнаго рѣзца проведена она туда, гдѣ скрывается одна изъ причинъ свое­образнаго развитія аѳинской адвокатуры. Зная историческую роль и политическія убѣжденія Антифона, можно угадать, чтб именно сильнѣе всего возбуждало народъ противъ знаменитаго логографа. Но нельзя упускать и другаго обстоятельства. У аѳи­нянъ было нерасположеніе къ юристамъ и не имѣлось наклон­ности къ правовѣдѣнію^Демосѳенъ высказываетъ, что «судъ обязанъ разрѣшать, по совѣсти и по крайнему разумѣнію сво­ему, тѣ случаи, которые не предусмотрѣны закономъ»¹. Рѣше­ніе ex bono θt aequo, по доброй волѣ выборныхъ судей, объ- явлено общимъ правиломъЛНигдѣ не видно намека на запросъ, который бы обращался, при возникшемъ затрудненіи, къ опыт­ному законовѣду. И едва-ли отыщутся на судахъ дикастовъ обычаи, подходящіе къ римскимъ учрежденіямъ (disputatio fori;

• Ср. Thucidides. Ed. Didot. VllL 68. «Antiphon... qui in po- pu∣i quidem concionem non prodibat neque alibi sua spoπte ad c^,er- tamen ullum, sed qui propter eloq∣ιentiae vim mullitudini suspectus essel, eos Iainen qui vel in judicio vel apud populum certabant, quisquis cum aliqua de re consuluisset, hie unus γir plurimum ju- vare poterat» etc.

'² Demosthenes, Ed. Didot, p. 267 (adversus Leptin.): «Quarum rerum leges nullae sunt; de iιs ex animo justissime discreturus...».

responsum prudθ∏tum). Всегдашнимъ идеаломъ аѳинской демо­кратіи было уменьшеніе числа законовъ. По мнѣнію государ­ственныхъ людей, нее законодательство слѣдуетъ свести къ нѣ­сколькимъ частнымъ правиламъ и сдѣлать доступнымъ понима­нію самаго темнаго гражданина. Подобное упрощеніе не дастъ никому повода возмущаться обиднымъ сознаніемъ о превосход­ствѣ чужаго знанія надъ собственнымъ невѣжествомъ¹. Едва-ли можно придумать болѣе характерное выраженіе для тѣхъ безу­словныхъ понятій о равенствѣ, которыя господствовали въ Аѳи­нахъ!

Но если таковы были убѣжденія передовыхъ людей, еще по­нятнѣе неблагосклонное настроеніе массы, о которомъ сказано выше. Спеціальныя замятія правовѣдѣніемъ могли показаться рѣшительною попыткою стать выше демоса, повелѣвать совѣстью судей и наложить руку на управленіе государствомъ. Законо­дательство запрещало такъ-называѳмымъ прагматикамъ занимать, долѣе 2-хъ лѣтъ, секретарскія должности при одномъ и томъ- же сановникѣ (архонтѣ, стратегѣ и проч.). Почему? Прагма­тики были единственнымъ классомъ людей, которые серьезно изу­чали законы, а демократія боялась вліянія юристовъ на вы­борныхъ и малосвѣдущихъ сановниковъ. Ревнивый страхъ де­моса могъ только увеличиться, если къ опасному знанію пра­вовѣда привходило краснорѣчіе —сила, которая обаятельно дѣй­ствовала на впечатлительныхъ аѳинянъ. А если-бы юристы-орато­ры составили изъ себя отдѣльное общество? Если-бы они образо­вали могущественную республику въ республикѣ? Подобное яв­леніе представлялось чудовищнымъ для демоса, который пе ми­рился съ мыслію о превосходствѣ отдѣльныхъ лицъ надъ массою.

^,Demosthen. Ibidem, р. 253. «Ut singulis de rebus leges sin­gular sint... Ut eadem Iegere et discere simplicia et perspicua Ii- ιeat omnibus... Neque homines imperilos id ipsum Iurbel et efl'i ∙ (iat, ut hi Jeteriore conditione sunt quam qui Universas sciant» etc.

Все это должно было имѣть рѣшительное вліяніе па судьбу адвокатуры. Нельзя довольствоваться катоновскимъ опредѣле­ніемъ судебнаго оратора (vir bonus, dicendi peritus). Кромѣ нравственныхъ качествъ и таланта, юридическое образованіе, вмѣстѣ съ сознаніемъ о достоинствѣ независимой профессіи, не­обходимы для адвоката. Но нерасположеніе къ правовѣдѣнію, при сосредоточенности на политическихъ и философскихъ во­просахъ, помѣшало образованію отдѣльнаго класса юристовъ. А профессія адвоката, которая не опирается на науку о правѣ, лишена одного изъ жизненныхъ условій. Въ аѳинскомъ обще­ствѣ, мѣсто образованнаго законовѣда заняли риторы и софисты, которые могли создать однихъ логографовъ. Выше было пока­зано, что общество не уважало этихъ торговцевъ рѣчами Оно только терпѣло ихъ, прощая отдѣльнымъ лицамъ логографію за блестящія дарованія и политическія заслуги. Не адвокатство, во государственное ораторство и управленіе дѣлами дали влія­ніе и славу Периклу съ Демосѳеномъ. Значитъ, не имѣлось еще одного изъ существенныхъ условій для правильнаго развитія сильной адвокатуры. Кромѣ того, въ Аѳинахъ встрѣчаются меж­ду простыми гражданами ассоціаціи или товарищества, для взаим­ной защиты Если связь между членами общества дѣйстви­тельно доходила до совмѣстнаго веденія тяжбч> и уголовныхъ процессовъ, тогда возникало соперничество, невыгодное для ад­вокатовъ. Во всякомъ случаѣ, однимъ изъ юридическихъ от­ношеній въ филахъ, которыя оставались нетронутыми до Клейс- оѳна, была взаимная защита для сочленовъ фратріи или гена. Слѣдовательно, до извѣстной степени, древній обычай этотъ дѣ­лалъ излишнимъ пособіе спеціальнаго защитника. Но важнѣе всего было вліяніе основнаго положенія, по которому всякій долженъ защищаться на судѣ, не прибѣгая къ чужой помощи.

'Ср. Aleter и. Schumann, S. 709. Nota 21.

Самъ Аристотель¹даетъ философскую опору отому закопу. «Стыдно, говоритъ опт», не умѣть отразить силу физическою сп­лою; но еще постыднѣе не защитить себя словомъ, которое бо­лѣе тѣлесной мощи свойственно человѣку».

Къ чему-же были спеціа льные юристы, если такъ легко изу­чить немногочисленные законы? За-чѣмъ устроенная адвокатура и н]і ∙ι∣^,ypπτy∣∣a.. если каждый обязанъ выполнять роль обвини­теля и защитника? Въ полнимъ согласіи съ характеромъ и по­литическимъ устройством'!, аѳинянъ, не возникло здѣсь колле­гіальныхъ судовъ и магистратуры, имѣвшихъ значительное влі­яніе на развитіе адвокатуры у другихъ пародовъ. Лишь арео­пагъ составлялся изъ пожизненныхъ членовъ. Но учрежденіе ото было отодвинуто ни дальній планъ выборными коммиссіями присяжныхъ дикастовт,. Неустойчивость и подвижность—отличи­тельныя черты аѳинской демократіи. Нигдѣ не видно тѣхъ у- с.товііі, которыя содѣйствуютъ обособленію и возвышенію юри­дическаго труда, во всѣхъ формахъ его. При такихъ данныхъ, тру,!,по было создать вліятельную профессію, а еще труднѣе устроить сильную корпорацію адвокатовъ въ государствѣ.

Теперь можно рѣшить — извѣстно ли Аѳинамъ такое jучрежде­ніе, которое вполнѣ отвѣчало бы современному понятію объ ад­вокатурѣ? 11 существуетъ ли различіе въ одномъ названіи, какъ полагаютъ ото нѣкоторые, весьма почтенные писатели?". Если

— 34 —

дѣло идетъ о словахъ, то, конечно, споръ безполезенъ. Но во­просъ о различіи между адвокатурою Аоинъ и ново - европей­скихъ обществъ затрогиваетъ основныя начала устройства и об­щественную роль учрежденія. Принципъ современныхъ законо­дательствъ таковъ, что адвокатъ необходимъ и считается, если можно такъ выразиться, органическою частью каждаго про­цесса. Никто не выразилъ лучше Фейербаха этотъ взглядъ, об­щій всему образованному міру. «Умъ и знаніе, даръ слова и бойкое перо» —говоритъ германскій криминалистъ ^[XIX]— «обрати­лись въ силу, которая служитъ праву, съ той поры, какъ ку­лакъ и мечъ перестали ратовать во имя закона. Всѣ облада­ютъ правами, но немногіе — силою. Потому-то сама справед­ливость возводитъ этихъ «немногихъ» въ роль представителей и защитниковъ для «многихъ». — Люди, способные защищать другихъ, не всегда годны отстаивать самихъ себя по той при­чинѣ , что искуснѣйшій врачъ поручаетъ иногда свое лѣченіе собрату». И такъ, современный міръ выставляетъ положеніе: нѣтъ ничего труднѣе, какъ быть защитникомъ своего дѣла. Греческая цивилизація вѣритъ въ такую истину: нѣтъ защит­ника лучше себя самого. Полагаемъ, что нельзя придумать болѣе рѣзкаго противорѣчія между коренными началами той и другой защиты. — Отсюда произошли многочисленныя послѣдствія; народились такія частности, изъ которыхъ видна не менѣе глу­бокая рознь между двумя соименными учрежденіями. Припо­мнимъ тѣ основанія, по которымъ привлекались къ дѣлу синегоры ж параклеты: родство или дружба къ одной сторонѣ, ненависть къ другой. Ясно, что порядокъ этотъ не имѣлъ ничего общаго съ теперешнимъ. Адвокатъ призывается не по родству съ нод-

судимымъ, еще менѣе по непависти его къ обвинителю, а по­тому что онъ спеціалистъ въ дѣлѣ защиты. —Въ Аѳинахъ, за­щита имѣетъ характеръ частнаго отношенія. Она разрѣшается судьями, въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ, какъ-бы изъ снисхож­денія къ слабости главной стороны. Въ новомъ мірѣ, тотъ-же фактъ является законнымъ и общественнымъ. — Синегоръ толь­ко дополняетъ рѣчь главной стороны. Онъ нуженъ главнымъ образомъ для реплики, вторичнаго возраженія. Лишь случай­ное совпаденіе знаній и таланта съ ролью еннегора даютъ его защитѣ первенствующее значеніе. Современный адвокатъ избав­ляетъ кліента отъ судебной рѣчи и защищаетъ главнымъ об­разомъ сущность дѣла (Il plaide au fond, какъ выражаются фран­цузскіе юристы). — Синегоръ не заключаетъ съ подсудимымъ такого договора, который бы признавался на судѣ за законное соглашеніе. Отношеніе современнаго адвоката къ своему кліен­ту всегда составляетъ юридическое обязательство. — Далѣе, пе­реходя къ параклету, мы видимъ, что защита его состоитъ въ панегирикѣ подсудимому. Оиъ желаетъ разжалобить судей, по касаясь сущности дѣла, изложеннаго главною стороной. Но со­временный адвокатъ теряетъ свое достоинство и погрѣшаетъ противъ интересовъ кліента, если впадаетъ въ голословныя по­хвалы, оставляя въ сторонѣ сущность дѣла. Наконецъ, совре­менный адвокатъ долженъ говорить свою рѣчь, а сипегоры, и быть можетъ даже параклеты, за-частую ораторствовали по за­ученному и чужому тексту.^[XX]Злоупотребленіе, особенно постыд­ное и даже невозможное въ современной адвокатурѣ, было терпимымъ обычаемъ въ адвокатурѣ треческой. — Но чтб ска-

зать о логографахъ? Они составляютъ своеобразнѣйшее явленіе, нѣчто единственное (unicum), какъ выражается Гнейстъ о прусскихъ «ассистенцъ-ратахъ». У логографовъ нѣтъ п прибли­зительнаго подобія съ ново-европейскими адвокатами, включая сюда нѣмецкихъ защитниковъ по кодексу канцлера Кокцеи. Со­временные адвокаты пишутъ иногда записки по дѣламъ. Но от­крытая форма мемуара пе облекаетъ таинственностью имя ав­тора. Между тѣмъ рѣчи логографовъ составляли внѣ-судебный актъ, не имѣвшій значенія, пока текста, не произносился глав­ною стороною. Логографія игнорируется, и до IV столѣтія пре­слѣдуется закономъ. Въ одной подобной чертѣ лежитъ неизмѣ­римое разстояніе между греческою и новою адвокатурой. Изъ одной этой розни произошли, въ свою очередь, безчисленныя послѣдствія.

Благодаря законному и открытому участію защитника, теперь менѣе возможенъ торгъ адвокатскою совѣстью, чтб сплошь да рядомъ встрѣчается на судахъ Греціи. При этомъ пе берутся въ разсчетъ однѣ дюжинныя личности (advocati πιiιιores, по вы­раженію римлянъ). Адвокаты высочайшихъ талантовъ позволя­ютъ себѣ такія дѣйствія, отъ которыхъ съ презрѣніемъ отвер­нется масса посредственныхъ дѣльцовъ въ современномъ обще­ствѣ. Перебирая самые громкіе процессы греческихъ судовъ, можно открыть возмутительныя нарушенія честности и деликат­ности профессіи. Лучшіе изъ аоинянъ — люди, славные своимъ патріотизмомъ и самопожертвованіемъ на пользу республики — являются въ сомнительномъ свѣтѣ какъ адвокаты. Видно, что польза, деньги и вообще практическіе разсчеты стоятъ па пер­вомъ планѣ. Вопросы о справедливости дѣла, о честности и невинности кліента весьма мало занимаютъ защитниковъ. По­слѣдніе дѣйствуютъ какъ истые ученики софистовъ л риторовъ. Они упражняются въ діалектикѣ, отстаивая нынче тб, на чтб нападали вчера, съ театральною энергіей возмущенной добро-

дѣтели. Какъ опредѣлить роль адвоката, который пишетъ че­тыре обвинительный рѣчи для кляузнаго богача, и за-тѣмъ впе- заппо переходитъ на сторону его противника? Кажется, изго­товляя рядъ длинныхъ и образцовыхъ защитъ, можно доста­точно вглядѣться въ истину. Оставленіе кліента при подобныхъ условіяхъ есть самая грубая измѣна адвокатскому долгу (ргае- 'varicatio). Но это не все. Процессъ покинутаго кліента про­игрывается, хотя имѣетъ близкое отношеніе къ прежнимъ дѣ­ламъ, которыя успѣшно окончены съ помощью знаменитаго ад­воката. И лишь-только приводится въ исполненіе рѣшеніе, какъ тотъ-же адвокатъ снова поворачиваетъ къ своему ex-кліенту по 4-мъ процессамъ и пишетъ громовую рѣчь противъ главнаго свидѣтеля со стороны соперника, выигравшаго тяжбу.

Не легко сказать, что подобная тактика принадлежитъ Де- зюсоепу, личность ііотораго не выгодно раздвояотся, если раз­сматривать его какъ политическаго и какъ судебнаго оратора. ^[XXI]Строго, ио правдиво замѣтилъ древній писатель (Плутархъ): «не значитъ ли это взять два меча изъ одного склада и вы­годно продать ихъ людямъ, которые намѣрены перерѣзать другъ другу горло?».

Не менѣе отрицательны тѣ заключенія, которыя можно сдѣ­лать объ ораторскихъ пріемахъ у греческихъ адвокатовъ. Есть, безспорно, рѣчи, гдѣ защитникъ опирается па силу логики, при необычайномъ искусствѣ сгруппировать факты и доказательства, при остроумномъ выводѣ рѣшительныхъ заключеній изъ того, что покажется незначительною частностью для неопытнаго гла-

за ^,. Но не одни такія произведенія насчитываются знатоками греческой литературы. Большею частію, адвокаты прибѣгаютъ къ личнымъ доводамъ (arguιnθnta ad hominem) въ пользу или противъ извѣстныхъ сторонъ. Вахсмутъ приводитъ содержаніе одной рѣчи, гдѣ логографъ Антифонъ принялъ такую систему ( защиты: {« NN любимецъ боговъ, потому что богатъ, а кого лю­бятъ боги, тотъ не можетъ быть осужденъ за преступленіе» ². Съ другой стороны, если противникъ кліента богатъ, то сочи­нитель рѣчи съ ловкостью набрасывалъ подозрѣніе на источ­никъ обогащенія. Тутъ адвокатъ софистически выставлялъ об­ратную сторону медали. Богачъ гордъ и презираетъ народъ. У такого человѣка нс можетъ быть искренней преданности къ на­родовластію; въ глубинѣ души. онъ всегда съ олигархами и т. п. Въ немногихъ случаяхъ, юридическіе доводы берутъ верхъ надъ голымъ изложеніемъ фактовъ, перечисленіемъ законовъ или нравственныхъ сентенцій. И опять слѣдуетъ замѣтить, что самъ Демосоенъ не всегда избѣгаетъ личныхъ доводовъ*. Деликат­ность современной профессіи нашла бы возмутительными адво­катскіе пріемы въ упомянутомъ уже процессѣ противъ Нееры. Здѣсь честь и достоинство жены подвергаются нападенію лишь для того, чтобы повредить мужу. Еще печальнѣе такой фактъ, когда выносится на публичный позоръ доброе имя матери клі-

ента. Подоблыхъ пріемовъ нельзя закрасить оправданіемъ, что богачу-кліенту выгодно доказать незаконное рожденіе младшаго брата ’.

Но довольно и этихъ примѣровъ. Соображая все сказанное, видно, что споръ идетъ не объ одпихъ словахъ, а объ серьез­ной сущности дѣла. Нельзя относиться съ равнодушіемъ къ частностямъ, которыя всегда и вездѣ подготовляютъ общій вы­водъ. Мало того, что извѣстное законодательство допускало за­щиту. Нужно знать: на какихъ основахъ устроилась и какъ дѣйствовала адвокатура у даннаго народа? Тогда яснѣе будутъ сходство и особенности однородныхъ учрежденій.—Своеобраз­ное греческое учрежденіе не имѣетъ общественнаго значенія и нравственнаго достоинства, какими должна обладать адвокату­ра. Явленія этого не объяснять одни общія замѣчанія о мо­ральной немощи языческаго міра. Едва-ли не самая важная причина заключается въ органическихъ порокахъ учрежденія. Будучи сама послѣдствіемъ сложныхъ причинъ, логографія по­служила главнымъ источникомъ адвокатской безнравственности. Скрываясь за текстомъ рѣчи, можно съ особенною легкостью забыть объ обязанностяхъ и чести защитника, упуститъ изъ виду средства и преслѣдовать одну корыстную цѣль. Судъ сограж­данъ надъ талантомъ адвоката, нравственная отвѣтственность за участь кліента: все это безразлично для логографа. Трудно найдти болѣе сильный доводъ (а Contrario) въ пользу стро­гаго контроля общественнаго мнѣнія надъ гласною дѣятельно­стью независимой, ио устройству своему, адвокатуры.

Послѣ всего сказаннаго, невозможно согласиться съ мнѣніемъ, будто бы въ самое отдаленное время установились у грековъ правила профессіи". При Драконѣ, въ коммиссіяхъ эфетовъ,

пе видно участія защитника. Да и трудно предположить ихъ, зная формы судопроизводства, въ палладіумѣ, дельфиніумѣ, фреаттисѣ и притаиеѣ '. О процессѣ въ ареопагѣ соворшоппо умалчиваетъ cτpoτiii тесмотетъ аѳинскій. Разбирательство чрезъ посредниковъ (діэтстовъ) —глубоко древнее учрежденіе въ Гре­ціи какъ и повсюду - также нс представляетъ никакихъ дан­ныхъ для адвокатуры. Что-же касается Солона, то за нимъ признается лишь одно правило (о защитѣ дѣлъ главными сто­ронами), которое iιnρlicite исключало адвокатское занятіе. Пред­писывать въ VI-мъ столѣтіи правила и условія для логогра­фовъ нельзя было потому, что первый ИЗЪ ИІІХ'Ь жилъ въ кон­цѣ V-го столѣтія передъ P. X. Притомъ песовершепиолѣтіе, рабство, отсутствіе ценза, расточеніе отцовскаго имущества, не­платежъ государственнаго долга или безнравственная жизнь — обстоятельства, при которыхъ будто бы нельзя быть защитни­комъ въ Аѳинахъ⁵—не могли служить препятствіемъ для скры­таго ремесла, долго нспризнаваемаго закономъ. Отъ синегоровъ и параклетовъ — какъ показано выше — требовались своего рода условія. А выступать защитникомъ собственнаго дѣла можно бы­ло и на 19-мъ году, какъ извѣстно это изъ процесса противъ опекуновъ Демосоеиа. Значительно позже Солона, пи Ьі іоіісоеігь,

ни другіе учредители демократіи, не внесли въ свои реформы никакихъ мѣръ по устройству адвокатуры. Геліэя и дикасте­ріи, гдѣ судили присяжные,—процессы, въ которыхъ участво­вали Исократъ, Лизіасъ, Изей, Демосоенъ и Гиперидъ, не пред­ставляютъ слѣдовъ законодательной дѣятельности по этому пред­мету. Выше было показано, какую роль играли тамъ запят­ники. Можно ли послѣ этого говорить о болѣе древнихъ пра­вилахъ для адвокатовъ? Прежде чѣмъ предписывать адвокат­скую дисциплину, нужно было создать защитниковъ. Въ дру­гихъ с,трапахъ, уставы и обычаи с іагались чаще всего долго­временною Kii iIiiio адвокатуры^[XXII]. Иногда законодательная власть принимала на себя усовершеніе древняго учрежденія. Никогда еще власть эта не создавала важный институтъ одною искус­ственною силою предписанія. Вѣрнѣе такое замѣчаніе: не толь­ко дисциплина, но и самая профессія не установлены ни однимъ изъ законодателей аолнекихъ. Опредѣленія ихъ касаются не адво­катові», но политическихъ ораторовъ. Къ этой послѣдней ка­тегоріи слѣдуетъ отнести такъ называемыхъ «синдиковъ», ко­торые назначались отъ правительства для защиты постановле­ній, предложенныхъ къ отмѣнѣ въ законодательной коммиссіи (номотетовъ). Лиин, однажды выступаетъ Демосоепъ въ каче­ствѣ правительственнаго синдика и защищаетъ вмѣстѣ съ Ли­кургомъ гражданина, который обвиненъ въ государственномъ

преступленіи. Фактъ этотъ весьма любопытенъ; но изъ него нельзя выводить постояннаго правила объ оффиціальномъ на­значеніи адвокатовъ въ публичныхъ искахъ. Самый процессъ таковъ, что обвиненіе противъ сикофанта Аристогитона тѣсно соединяется съ ролью защитниковъ Аристона. Притомъ Демос- оенъ сопровождаетъ рѣчь свою объснсніями, изъ которыхъ видно, какъ рѣдки и опасны были подобные случаи въ Аѳи­нахъ *. Оффиціальнаго назначенія защитниковъ по частнымъ ис­камъ не представляетъ ни одна изъ рѣчей Демосѳена. Вообще правила для адвокатовъ оказываются шаткими и неопредѣленными.

Отсюда не слѣдуетъ заключать, чтобы суды аѳинскіе были безначальнымъ учрежденіемъ, гдѣ безнаказанно допускались вся­кія нарушенія порядка. Правда, сами тяжущіеся, параклеты и синегоры привлекали съ собою дѣтей, женщинъ и стариковъ- родителей, воплп и скорбь которыхъ должны смягчать судей. Былъ придуманъ особенный «жезлъ плачущихъ» (iketeria '—пред­метъ жестокихъ насмѣшекъ Аристофана). Въ судебныхъ рѣ­чахъ видна привычка болѣе умилостивлять, чѣмъ убѣждать су­дей ³. Въ многочисленныхъ дикастеріяхъ, гдѣ не было спеціаль­ныхъ юристовъ, воззванія къ чувству и страсти брали пере­вѣсъ надъ дѣловымъ краснорѣчіемъ. Немаловажную роль играла здѣсь логографія. Составители рѣчей поддѣлывались подъ ха­рактеръ тяжущихся и подсудимыхъ. Чаще всего приходилось

имѣть дѣло съ необразованными людьми. Странно было бы Дѳ- мосеену или Лизіасу вложить блестящую и тонкую діалектику въ простыя уста, незнавіпія иныхъ оттѣнковъ рѣчи, кромѣ на­вязчивыхъ просьбъ и грубой укоризны¹. Случалось, что раз­драженіе народа дѣйствовало па предсѣдателей дикастерій, ко­торые никогда не имѣли юридическаго значенія и внѣшняго до­стоинства римскихъ преторовъ. Тесмотеты и прятаны забывали роль свою, становясь защитниками одной стороны противъ дру­гой. Особенно часты бурныя засѣданія къ концу греческой независимости, когда судьи, увлекшись политическими страстя­ми, приговаривали къ атиміи (потерѣ гражданскихъ правъ) всякаго, кто усыновлялъ дѣтей казненнаго преступника. Лишь въ ареопагѣ удержались до конца болѣе умѣренныя и твердыя правила, быть можетъ подтвержденныя послѣ театральной вы­ходки адвоката Гиперида съ Фриною. Вѣроятно, къ эпохѣ пол­наго развитія аѳинской демократіи относится законъ, который грозите смертію за оскорбленіе сановника ири отправленіи имъ судебной или иной должности. Тогда-же могли быть сдѣланы постановленія противъ неприличныхъ обращеній къ судьямъ, запрещены оскорбленія свидѣтелей или противниковъ и т. п. Судьямъ и, быть можетъ, предсѣдателю дано право остановить оратора въ случаѣ неполнаго или неяснаго изложенія дѣла. Есть основаніе предполагать злоупотребленія дисциплинарною властію². Но, во-первыхъ, запрещеніе не имѣетъ въ виду од­нихъ защитниковъ: это общій законъ, подъ который подходятъ сами тяжущіеся и параклеты съ синегорами, будутъ ли оии

произносить свои собственныя рѣчи, или тѣ, которыя изго­товлены насііными логографами. Во-вторыхъ, дисциплинарныя правила судовъ не имѣютъ исторической связи съ законода­тельствомъ Дракона и Солона. Есть поводъ думать, что позд­нѣйшій опытъ навелъ на мысль объ уставѣ, когда обознача­лись злоупотребленія многолюднаго суда присяжныхъ. Вѣроятно, тѣмъ-же путемъ дошли до правила о сокращеніи судебныхъ рѣчей, продолжительность которыхъ должна была опредѣляться клепсидрою. Присутственный день раздѣленъ на три равныя части. Двѣ трети назначались для состязаній между противни­ками, а одна треть для присяжныхъ, которые приступали къ двойной подачѣ голосовъ, если не было опредѣленной мѣры наказанія за преступленіе.

Такова греческая адвокатура, или, точнѣе, учрежденіе, сла­быя и неправильныя формы котораго имѣютъ подобіе адвока­туры. Нѣтъ никакого основанія считать греческія постановле­нія первообразомъ и примѣромъ для позднѣйшаго времени '. Въ важныхъ публичныхъ искахъ назначается ораторъ для об­виненія. Онъ долженъ главнымъ образомъ мстить за оскорблен­ные законы и при этомъ, лишь косвенно, защищаетъ то лицо, которое пострадало отъ преступленія. Въ большинствѣ случаевъ, ио искамъ публичнымъ и частнымъ, главная сторона сама ве­детъ свою защиту и, только съ разрѣшенія судей, призываетъ къ себѣ посторонняго оратора. Отъ случайныхъ обстоятельствъ зависитъ—какъ призывъ защитника, такъ и помощь, которую оказываетъ онъ призвавшему. Иногда защитникъ отстаиваетъ сущность дѣла (plaide au fond). Чаще онъ лишь поддержи­ваетъ рѣчь главной стороны. Только въ чрезвычайныхъ слу­чаяхъ — малолѣтства, болѣзни, слабаго пола — бываетъ полная замѣна подсудимаго постороннимъ лицомъ. Такъ, въ процессѣ

Фрилы всю рѣчь, отъ начала до конца, произноситъ адвокатъ. Такъ, въ одномъ изъ демосѳеновскихъ дѣлъ (противъ Макар- тата), вмѣсто главной стороны (малолѣтняго наслѣдника) го­воритъ отецъ, по тексту, сочиненному знаменитымъ логогра­фомъ^[XXIII]. Но такое отношеніе ближе къ законному, чѣмъ къ сво­бодному представительству. Повѣренныхъ вовсе нѣтъ въ Греціи. Защитники - ораторы имѣютъ частный характеръ. Не существу­етъ адвокатскаго общества или корпораціи. Самая профессія логографовъ недостаточно выдѣлилась отъ школьной дѣятель­ности риторовъ и софистовъ. Лишь къ концу греческой неза­висимости, появляется въ обществѣ убѣжденіе о пользѣ и не­обходимости посторонней, по безденежной защиты. Только то­гда было поздпо подводить новый фундаментъ подъ старое зданіе.

Сравнительно съ восточными учрежденіями, въ Греціи яснѣе и опредѣленнѣе высказано правило, что безъ судебной защиты (ведется ли она главною стороною или, Какъ исключеніе, ли­цомъ постороннимъ) пѣтъ правосудія. Но, переходя отъ заяв­ленія идеи къ ея осуществленію, наука можетъ только пока­зать, что, въ устройствѣ судебной защиты, греки остановились на первомъ шагу впередъ отъ теократическаго востока.

ш.