2.3.1. Эмпирическое выявление различных типов функциональности семейной системы

Проверка частной гипотезы исследования №2 о связи особенностей образа мира

подростка и специфики актуальных взаимоотношений в семье, воспитывающей его, прежде всего потребовала выделить различные типы семейного взаимодействия, а затем сравнить контрастные из них.

Первоначально выбрав в качестве инструмента выделения контрастных по своему психологическому климату семей тест Д.Олсона, мы столкнулись с трудностями при определении непосредственного критерия отнесения конкретной семьи к тому или иному типу функциональности. Дело в том, что история применения опросника на русскоязычной выборке (Эйдемиллер Э.Г.

границы разных уровней сплоченности и гибкости семьи (Приложение 3, Таблица 3.1.), но вопрос выделения целостных типов функциональных и дисфункциональных семей оставался открытым.

Таким образом, как операциональное, так и содержательное наполнение понятия

«дисфункциональность» семьи по сути не было осуществлено и попытки раскрыть его сводились к поиску взаимных корреляций шкал теста с результатами опросников на удовлетворенность браком, позволяющих оценить эмоциональное отношение супругов к семье, которое, однако, далеко не всегда соответствует объективному уровню ее функционирования (Карабанова, 2005а). Расчет так называемого «коэффициента дисфункциональности», произведенный в предшествующих работах (Поздеева О. в соавт.,

2006; Спирева Е.Н. в соавт., 2001), также, на наш взгляд, не позволяет однозначно отнести семью к дисгармоничным: рассчитанный в системе координат циркулярной модели как расстояние до центра (величина, получаемая из разности показателя по сплоченности, гибкости до среднего значения по данной характеристике) он по мере увеличения

«сдвигает» семью к сфере дисфункциональных семей (Приложение 3, Рис.3.1.), не позволяя при этом понять ее положение среди различных четырех подтипов таких семей: разобщенно–хаотичном, разобщенно-ригидном, сцепленно-хаотичном, сцепленно- ригидном. Очевидно, что характер взаимодействия в каждом из таких подтипов будет совершенно различным как будет различна в них и удовлетворенность браком (Спирева Е.Н.

Перед тем как перейти к содержательному обсуждению структуры и сущности семейной дисфункциональности, необходимо обосновать правомерность выделения типов семей по результатам оценки различных параметров внутрисемейного функционирования только включенными в них подростками. В условиях данного исследования мы имели ограниченную возможность оценить психологическую атмосферу семьи не только с точки зрения самих детей, но и их родителей, которые были привлечены к заполнению теста FACES - III. Сравнение результатов отцов и их детей (младшие подростки, 10 пар),матерей и их детей (младшие подростки, 28 пар), а также супружеских диад (5 пар) с целью оценить значимость расхождения в оценках сплоченности и гибкости семьи

осуществлялось с помощью расчета U-коэффициента Манна-Уитни (Приложение 3, Таблица 3.2.). Предпочтение данному критерию перед альтернативными способами оценки согласованности мнений (W-Коэффициент конкордации Кендалла, коэффициент ранговой корреляции Спирмена) было отдано благодаря его возможности выявлять различия между малыми выборками. Данные Таблицы 3.2. показывают, что в основном, различные члены семьи сохраняют значительную схожесть во взглядах на особенности семейного функционирования: подростки, так же как и их матери и отцы, оценивают эмоциональную атмосферу семьи и психологическую близость ее членов. Это позволяет нам заключить, что подростки в целом достаточно четко и точно оценивают особенности внутрисемейной ситуации, и на основании их оценок мы можем представить объективную картину взаимодействия членов семьи.

«символическое убийство родителей» (Тайсон Р. в соавт., 1998). При этом отсутствие правил, определяющих ослабление родительской власти, зачастую характеризующее семью с детьми подросткового возраста (Ремшмидт, 1994) не позволяет родителям снизить уровень собственного контроля за действиями сына/дочери и увеличить степень доверия, которой он/она могут пользоваться, а самое главное – осознать и принять необходимость подобных изменений в семейном укладе, что порождает типичные для данной стадии развития семейной системы конфликты. Отсутствие расхождений в оценке гибкости семейной системы между подростками и их отцами может быть интерпретировано как следствие ослабления мужской власти в семье, характеризующее современную российскую семью (Борисенко, 2007), вследствие которого отец не имеет достаточно возможностей влиять на принятые в семье правила (которые задаются и изменяются женщиной, матерью) и оценивает их постоянство, ригидность достаточно высоко, как и собственный (ая) сын/дочь.

Валидность полученных нами данных также подтверждается результатами ранее осуществленных исследований (Карабанова, 2001, 2005а, 2005b), в которых было обнаружено совпадение в оценках различных параметров детско-родительского взаимодействия и внутрисемейной ситуации между подростками и родителями. Таким образом, на основании результатов выполнения тестов подростками мы можем с

уверенностью судить об объективной психологической атмосфере конкретной семьи и считать полученные нами данные достоверными (вместо того, чтобы считать их субъективным искажением внутрисемейной ситуации в глазах подростка).

С целью выделения содержательной структуры гармоничного (дисгармоничного) функционирования семьи и понимания сущности «внутрисемейного благополучия (неблагополучия)» нами был проведен эксплораторный факторный анализ, исходными данными для которого послужили результаты респондентов по 10-ти шкалам опросника И.М. Марковской (как для взаимодействия с матерью, так и для взаимодействия с отцом), а также баллы по шкалам «Сплоченность» и «Гибкость» теста FACES-III. Для предотвращения влияния фактора неполной семьи математическому анализу подвергались результаты подростков из полных семей, общее количество которых в выборке оказалось 242 человека.

Визуальный анализ графика собственных значений факторов (Приложение 3, Рис.

3.2.) позволил предположить по критерию Кэттелла существование 7-факторной структуры, объясняющей 76,04% дисперсии (Приложение 3, Табл. 3.3.). Критерий Кайзера (отбирать факторы, собственные значения которых превышают «1»), даёт 6-факторную структуру с 71,79% объясняемой дисперсии, что, на наш взгляд, не является существенным отличием, поэтому нами было принято решение проанализировать оба решения. Более жёсткий критерий отбора факторов по графику предполагает существование 4-факторной структуры, так как именно при таком количестве факторов убывание собственных значений впервые существенно замедляется.

Использовался метод вращения Varimax normalized. На основе качественного анализа факторных нагрузок 7-факторное деление, как и 6-факторное, были признаны слишком дробными. Из выделенных нами структур, наиболее четкой и содержательной представляется 4-факторная модель, которая является менее дробной по сравнению с двумя предложенными здесь, а также релевантна теоретическим представлениям о структуре дисфункциональности семьи (как задаваемой двумя ортогональными параметрами).

Значимыми мы считали факторные нагрузки, превышающие по модулю 0.4 (здесь и далее они выделены жирным шрифтом).

При анализе 4-факторной структуры (см. Табл. 2) были выделены следующие

факторы:

Таблица 2.

В состав первого фактора вошли Мягкость матери (шк.2), Принятие ею подростка

(шк.5), Сотрудничество (шк.6) и Согласие (шк.7), наличествующие во взаимоотношениях подростка и матери, Удовлетворенность подростка отношениями с ней (шк.10), а также Признание ее авторитетности (шк.9) и Сплоченность семейной системы (шк.21). Спектр характеристик внутрисемейного взаимодействия, формирующих фактор, достаточно широк и позволяет охарактеризовать его как «Гармоничность внутрисемейных отношений, обусловленная адекватным уровнем протекции со стороны матери». Отметим, что теснота эмоциональной связи членов семьи выделяется рядом авторов (Сатир, 2000; Эйдемиллер Э.Г. в соавт., 1999; Спиваковская, 2000) в качестве основного отношения в семье, формообразующей некой психологической структуры семьи, а анализ приведенных результатов позволяет отвести ей главенствующую роль в создании и поддержании гармонии внутрисемейных отношений. Опираясь на типологию родительской любви, предложенную А.С. Спиваковской (Спиваковская, 2000), отношения, сформировавшие первый фактор, также можно было бы назвать действенной любовью со стороны матери, являющейся залогом развития у ребенка чувств самостоятельности, ответственности и уверенности в себе.

Второй фактор по своей структуре совпадает с первым: в него вошли те же самые параметры детско-родительского взаимодействия, но характеризующие общение с отцом. Анализ фактора позволяет заключить, что снисходительность отца (шк.12), его

способность вызвать к себе доверие и поддержать в трудную минуту (шк.14), участие с его стороны в жизни подростка (шк.16) и готовность принять личностные и поведенческие особенности своего сына/дочери (шк.15) обеспечивают высокую удовлетворенность подростка общением с отцом и признание его авторитетности. Также во второй фактор входит оценка эмоциональной близости членов семейной системы как достаточно тесной и взаимной (шк.21), что позволяет отнести фактор к характеризующим благоприятные внутрисемейные отношения и дать ему обобщающее название

«Гармоничность внутрисемейных отношений, обусловленная адекватным уровнем протекции со стороны отца». Интересно, что в процедуре факторного анализа параметры взаимодействия с каждым из родителей расходятся в разные факторы, а в матрице взаимных корреляций шкал обеих методик (Приложение 3, Табл. 3.4.), такие характеристики отношений с одним из родителей как принятие с его стороны, удовлетворенность отношениями с ним и переживание к нему чувства доверия, находятся в значимой корреляционной связи с этими же характеристиками общения, оцененными применительно к взаимодействию с другим родителем. Иначе говоря, типичному подростку из полной семьи свойственно переживать тесную эмоциональную близость, связность, доверительность общения с обоими родителями, хотя данные отдельных исследований (Карабанова, 2001) свидетельствуют о теплых и доверительных отношениях с матерью при констатации отстраненности и эмоциональной черствости, безразличии отца. Результаты нашей работы подтверждают, что отцу так же как и матери, успешно удается сформировать доверительные понимающие отношения с подростком, хотя, возможно, это дается ему большими усилиями в виду недостатка у мужчин нетрадиционных для стереотипа маскулинности психологических свойств – чуткости, внимательности, отзывчивости (Кон , 1989, 2008; Борисенко, 2007).

Третий фактор был назван нами «Уровень контроля со стороны родителей». Набор характеристик, составивших его, достаточно узок: чрезмерный контроль со стороны обоих родителей (шк.3, шк.13) и высокая требовательность и строгость отца (шк.11, 12). Очевидно, что психологическая структура семьи, в которой данный фактор достигнет высокой степени выраженности, отличается авторитарным стилем руководства родителей, игнорированием потребности подростка в автономии и эмансипации от них, жестким регулированием поведения сына или дочери, излишней директивностью и командным стилем общения со стороны отца. Фрустрация основных психологических потребностей подростка, неизбежно возникающая в подобной семье, не оставляет ее членам возможностей создать и поддерживать теплую эмоциональную атмосферу, формируя разобщенные и даже отчужденные взаимоотношения домочадцев. Основываясь на данных ранее осуществленных исследований (Карабанова, 2005b) и учитывая факторные

нагрузки, не являющиеся высоко значимыми (менее 0,4 по модулю), мы можем предположить, что принятие личностных и поведенческих особенностей подростка в таких семьях будет достаточно низким, что обусловит низкую авторитетность родителя и неудовлетворенность отношениями с ним. Искаженность процессов эмоционального взаимодействия, характеризующая дисгармоничные семьи, приводит к отсутствию сотрудничества и кооперации между родителями и подростками в них.

Четвертый фактор, обладающий невысокой значимостью в виду небольшого собственного значения, представляет собой параметр внутрисемейного взаимодействия, названный нами «Устойчивость и стабильность семейного воспитания», складывающийся прежде всего благодаря последовательности в выполнении воспитательных функций обоими родителями. Общеизвестно, что непротиворечивость стиля внутрисемейного взаимодействия благоприятно сказывается на развитии ребенка, а ее отсутствие приводит к формированию у подростков таких черт характера как упрямство, противостояние авторитетам, негативизм (Личко, 1989, 1999; Захаров, 1988).

Таким образом, факторный анализ показал наличие 4-х основных составляющих семейного благополучия/неблагополучия: уровень протекции со стороны матери, уровень протекции со стороны отца, устойчивость и стабильность семейного воспитания, уровень контроля со стороны родителей.

Проведение и интерпретация процедуры факторного анализа достаточно полно объясняет основы психологической структуры гармоничной и дисгармоничной семей, поэтому рассмотрение матрицы корреляций шкал (Приложение 3, Табл. 3.4.), использованных в исследовании опросников, имеет скорее характер дополнительного обсуждения нежели самостоятельной процедуры. Рассмотрение Табл. 3.4. (Приложение 3) позволяет обнаружить достаточно большое количество взаимосвязей между различными чертами внутрисемейного взаимодействия, особенно высокие положительные корреляции наблюдаются между теми параметрами, которые входят в состав одного фактора. Высокую корреляцию шкал методики И.М. Марковской между собой можно интерпретировать как то, что их диагностическая направленность состоит в изучении одного объекта – детско-родительского взаимодействия. В ходе анализа были также обнаружены значимые отрицательные корреляции, что свидетельствует о наличии обратной взаимосвязи между отдельными характеристиками общения подросток- родитель. Полученные результаты демонстрируют четкую картину восприятия подростками детско-родительских отношений и образ родительской позиции. Заметно, что принятие со стороны родителя всегда высоко коррелирует с эмоциональной близостью к нему и, по-видимому, определяет авторитетность матери/отца в семье и удовлетворенность детско-родительскими отношениями, а также стремление родителя

создать и поддерживать партнерские отношения и сотрудничество в общении с подростком. Готовность учитывать и уважать поведенческие и личностные особенности сына/дочери делает родителя более мягким в воспитании и адекватным в своих требованиях к подростку, способствует формированию непротиворечивого стиля внутрисемейного взаимодействия и теплой эмоциональной атмосферы дома. Напротив, низкий уровень принятия обусловливает отчужденные отношения в диаде родитель- подросток, излишнюю придирчивость и строгость со стороны родителя, которые, будучи подкрепленными жесткостью установленной дома дисциплины, неизбежно ведут к отрицанию авторитета матери и/или отца и нарастанию недовольства взаимоотношениями с ними. Очевидно, что центральное место в детско-родительских отношениях в семьях с подростками занимает именно сфера эмоциональных отношений — принятие и эмоциональная близость. Интересно также, что адаптивность семьи как ее самостоятельная характеристика обнаруживает достаточно малое количество взаимосвязей с другими параметрами внутрисемейного взаимодействия, что подчеркивает независимость способности семьи гибко реагировать на необходимость изменений от особенностей эмоциональных связей в ней и подкрепляет предположение о независимости факторов сплоченности и адаптивности в структуре Циркулярной модели, высказанное Д.Олсоном (Olson, 1985). Также внимательное рассмотрение корреляционной матрицы позволяет усомниться в решении автора Циркулярной модели отнести семьи с крайней степенью (предельно низкой или предельно высокой) выраженности одного из параметров (сплоченности или адаптивности) к дисфункциональным: высокая эмоциональная близость родных обеспечивает доверительность общения и высокую удовлетворенность сложившимися отношениями, а в случае высокой готовности семьи к изменениям будет наблюдаться и стремление родителей уважать права и достоинства ребенка, поддерживать равенство и партнерство в отношениях с подростком, что также позволяет охарактеризовать внутрисемейную атмосферу как в целом благополучную. Безусловно, семья, в которой эмоциональная близость членов сменилась отчужденностью, а правила взаимодействия остаются неизменными вне зависимости от требований окружающей действительности, следует отнести к дисгармоничным, то есть препятствующим удовлетворению основных потребностей своих членов и не выполняющих основных задач, специфических для каждой стадии жизненного цикла (Карабанова, 2005a).

Итак, методы факторного и корреляционного анализа в совокупности позволили нам описать структуру функциональности/дисфункциональности семейной системы и заставили отказаться от предложенных в более ранних работах (Olson D. et al.,1985;

Спирева Е.Н. в соавт.2001; Поздеева О. в соавт.,2006) критериев выделения гармоничных и дисгармоничных семей.

Для выделения групп респондентов, воспитывающихся в семьях разного типа функциональности (дисфункциональности) мы прибегли к такому эксплораторному методу как кластерный анализ, который позволяет выявить «реально существующие» сочетания респондентов (типы семей) или сочетания переменных («факторы»). Был проделан кластерный анализ относительно испытуемых при помощи метода Уорда (Ward’s method) с использованием квадрата Евклидовых метрик. В качестве исходных данных использовался тот же набор показателей, что и при факторном анализе. Были получены 4 кластерные модели: 3-х, 4-х 5-ти и 6-ти кластерные. Наибольший интерес для нас представляет 4-кластерная модель, так как именно ее можно соотнести с результатами выделения разных групп функциональных/дисфункциональных семей путем расчета

«коэффициента дисфункциональности», а также сопоставить с классификацией семей, предложенной в Циркулярной модели. Интересно, что с увеличением мерности кластерных моделей первый кластер, в который вошли подростки из семей, характеризующихся непринятием ребенка, отчужденностью собственных членов, ригидностью установленных в них правил, оставался неизменным. При этом в трехмерной модели его дополняли кластеры, в которые вошли относительно благополучные семьи, различающиеся по уровню присущей им гибкости, среди которых при последующем – 4- хкластерном делении выделилась группа семей, отличающихся особой эмоциональной близостью собственных членов, отношения с родителями в которых подростки охарактеризовали как полные любви, понимания и принятия, при этом по показателям адаптивности эти семьи могли быть отнесены к гибким или структурированным. Следующие более дробные кластерные модели позволили выделить различные подтипы среднесбалансированных по своей функциональности семей, которые в контексте данной работы не станут отдельным предметом анализа. Преимущества метода кластерного анализа в выделении противоположных по своим характеристикам семей перед методами выделения контрастных групп или вычисления «коэффициента дисфункциональности», предполагающие анализ результатов только одной из методик – теста FACES - III, очевидны, так как именно кластеризация данных позволила на основании всех имеющихся данных об особенностях внутрисемейного взаимодействия математически точно выделить полярные по своим психологическим свойствам семьи.

Респонденты различного пола и возраста разделились по кластерам следующим образом (Табл. 3, 4).

Таблица 3.

Гендерный состав респондентов, вошедших в 4-хкластерную модель.

В целом гендерное распределение по кластерам можно считать равномерным:

некоторое преобладание девушек в первом кластере не является значимым (φ*эмп=

1,2φ*кр=2.31, р=0,05). Это позволяет нам высказать гипотезу о связи возраста и

восприятия подростком материнской и отцовской позиций, а также целостной внутрисемейной ситуации, которая будет обсуждаться при интерпретации наполнения каждого кластера. Средние значения баллов респондентов каждого кластера по шкалам, а также расчет значимости различий между кластерами представлены в Приложении 3 (Табл. 3.5., 3.6.). Проанализируем полученные результаты и подробнее рассмотрим наполнение каждого кластера.

Первый кластер. Подростки, вошедшие в первый кластер, демонстрируют критически низкий уровень удовлетворенности взаимодействием с обоими родителями.

По ответам можно с уверенностью судить о том, что в их семьях сложились равнодушные, нередко враждебные и холодные отношения. Эти старшеклассники переживают чувства острого дефицита тепла, любви, понимания и заботы. Сталкиваясь с чрезмерной критичностью как со стороны отца, так и со стороны матери, они достаточно низко оценивают авторитетность родителей для себя и характеризуют внутрисемейную атмосферу как гнетущую и отчужденную. Именно первый кластер резко отличается от трех остальных и включает в себя подростков, оценивающих детско-родительские отношения негативно. В ранее осуществленных исследованиях показано, что подобные переживания более характерны для младшего и среднего подросткового возрастов (13 –

14 лет) (Siegal, 1987; Карабанова, 2005a; Бурменская, 2011). В нашей работе выявлена обратная закономерность, свидетельствующая о том, что по мере взросления родители начинают оцениваться как все менее включенные в процесс воспитания и не разделяющие интересов подростка, а выраженное психологическое неблагополучие внутрисемейной ситуации отмечается в семьях с детьми, достигшими старшего школьного возраста. Это может быть обусловлено разными причинами, среди которых – возросшая способность подростка критично оценивать ситуацию, эскалация потребности в сепарации от родителей в течение подросткового возраста и др., однако, здесь необходимо предельно сузить зону обобщения выводов по причине крайней малочисленности респондентов, вошедших в первый кластер, - их всего 17 человек. По-видимому, индивидуально- психологические характеристики самих респондентов, как и отдельные особенности их семей, сыграли решающую роль в формировании подобной кластерной структуры, не позволяя исследователям доказывать и обосновывать наличие возрастной вариативности в оценке дисфункциональности семейной системы. Но верно то, что в совокупности старшеклассники, вошедшие в данный кластер, могут быть отнесены к подросткам из дисфункциональных семей, в которых психологическое неблагополучие членов достигло критического уровня. Именно первый кластер будет использован в качестве одной из контрастных групп, особенности образа мира членов которой будут сопоставлены в дальнейшем с результатами группы, вбирающей подростков их гармоничных семей. Поиск таковых будет осуществлен в интерпретации последующих кластеров.

Второй кластер. Во второй кластер вошли подростки, качественно иначе оценивающие специфику внутрисемейных отношений. Так, семьям, членами которых они являются, присущи тесная эмоциональная близость всех родных, доверительность, открытость и теплота отношений между ними. Своих родителей они описывают как предъявляющих адекватный уровень требований, не склонных применять наказания и вызывающих уважение и почтение. Высокая удовлетворенность подростков отношениями, которые сложились в семьях, а также тесная сплоченность членов семей

позволяет охарактеризовать эти семьи как гармоничные. Важно, что третий и четвертый кластеры также будут включать в себя подростков из в целом благополучных семей, однако, анализ значимости различий между кластерами (Приложение 3, Табл.3.6.), позволяет считать второй из них вобравшим в себя представителей из тех семей, внутренняя атмосфера которых отличается особой теплотой и взаимной заботой. Именно второй кластер будет выбран в качестве контрастной по своему переживанию внутрисемейных отношений группы подростков по сравнению с их сверстниками, вошедшими в первый кластер.

Третий кластер и Четвертый кластеры. Эти кластеры были последовательно выделены в целостной модели при переходе от простейшей 2-хкластерной структуры к более мерным. Причем, третий кластер был выделен из первого (в 2-хкластерной модели) как доля семей, смещенных по своим психологическим характеристикам к дисфункциональным, однако, по сравнению с ними, отличающихся сравнительным благополучием (в них достоверно выше удовлетворенность отношениями с матерью, принятие с ее стороны, доверие к ней, при этом отношения с отцом, как и для подростков из первого кластера, отличаются отстраненностью, холодностью, слабой заинтересованностью в воспитании, демонстрируемыми со стороны отца). Четвертый кластер, напротив, выделился из второго (в двухкластерной модели, то есть увеличение мерности кластерного пространства шло за счет выделения градаций дисфункциональных семей (при переходе к 3-хкластерной модели) и выделения градаций функциональных семей (при переходе к 4-хкластерной модели), путем обособления группы в целом гармоничных семей, но таких, у подростков из которых достоверно ниже (по сравнению с их сверстниками из «абсолютно гармоничных» семей) удовлетворенность отношениями с обоими родителями, готовность доверять им, стремление оценивать их как более строгих и менее последовательных. Избегая подробного рассмотрения здесь возможной 5-ти кластерной модели, отметим, что переход к ней был вызван обособлением группы подростков из в целом благополучных семей, однако, несколько уступающих по своим психологическим характеристикам тем, «от кого они отделились» (подростки четвертого кластера в 4-хкластерной модели). Важно, что первый и второй кластеры, выбранные нами в качестве контрастных подгрупп, сохраняли свою структуру неизменной при любом последующем увеличении мерности кластерной модели и значимо отличались друг от друга по 19-ти из 22-х параметров, выбранных для сопоставления подгрупп.

Сравнительный анализ показателей внутрисемейного взаимодействия (рассчитанных как среднее значение по шкалам) для подростков из четырех кластеров представлен на Рисунке 3.3. (Приложение 3), наглядно демонстрирующем противоположность 1-го и 2-го кластеров по своим психологическим характеристикам. В

завершении обсуждения кластерной модели отметим, что мы бы не поддержали предположение, высказанное автором Циркулярной модели о том, что семьи, в которых наблюдается предельная выраженность сплоченности членов, названная Д.Олсоном эмоциональной «сцепленностью», следует относить к дисфункциональным. Поскольку переживание отношений с родителями подростков из таких семей можно считать подчеркнуто позитивным, приятным, вызывающим чувства глубокого удовлетворения у детей, мы отнесли их к гармоничным и наиболее контрастирующим по своим психологическим характеристикам с дисгармоничными семьями.

Итак, результаты эмпирического выявления различных типов функциональности семейной системы позволили нам охарактеризовать контрастные по своим психологическим характеристикам контексты социальной ситуации развития современных подростков. Понимание социальной ситуации развития как условия формирования образа мира современного подростка предполагает, что образы мира подростков, воспитывающихся в полярных по своим структурно-функциональным характеристикам семьях, будут различны. Поиску этих различий, наличие которых предполагает вторая частная исследовательская гипотеза, будет посвящен дальнейший анализ результатов.