Первая Македонская война. Римляне в Греции (200-197 гг.доР. X.).

С тех пор как римляне присвоили себе роль третейского судьи над народами и следовали старой политике принимать слабейшие государ­ства с обманчивым именем союзников под свою защиту против госу­дарств сильнейших, в поводах к новым войнам не могло быть никогда недостатка.

¹По свидетельству же Ливия, XXX, стр. 45, он перед этим умер в темнице в г. Альбе.

что именно этого же-

Филипп V Македонский. С античной серебряной монеты.

чуждому народу предписывать себе законы, но стремился к тому, что­бы самому возвыситься до положения своих предков. С этой целью он не только занял некоторые из лучших городов Греции, Коринф, Аргос, Халкиду на острове Эвбее, но заключил также союзы с ахейцами и мо­гущественным царем Сирии Антиохом и намеревался даже поко­рить себе Афины для того, чтобы в союзе с Антиохом отнять у египтян во время малолетства их царя Птоломея Эпифана их иностран­ные рынки.

Притесненные народы искали и находили заступничество у своих могущественных защитников. Александрийский двор предложил даже римлянам опеку над пятилетним царем, уверяя, лал на своем смертном одре его отец, Птоло- мей Филопатор. Римский сенат принял на себя это звание так же милостиво, как мило­стиво выслушал и жалобы афинян, родосцев и пергамского царя Аггала и указал через своих послов обоим царям, Филиппу и Антиоху, на их несправедливые поступки в отношении со­юзников.

Но в это время произошел замечательный случай. Когда консул Сульпиций предложил собравшемуся на Марсовом поле народному собранию утвердить решение сената, то почти все центурии единогласно отказали в своем согласии. Народ уже давно устал, говорили они, вести войны в чужестранных землях и выносить на себе все тяжести войны; народный же трибун Бебий прямо обвинил сенаторов в том, что они умышленно вовлекают государство в новые войны для того, чтобы иметь возможность держать народ как можно долее в угнетенном состоянии. Однако же во вторичном собрании консулу удалось убедить народ, что дело идет лишь о том, хотят ли вес­ти войну в стране неприятеля или допустить его, подобно Ганнибалу, вторгнуться в Италию. Доводы эти увенчались полным успехом.

После этого набор войска и вооружение его производились с вели­чайшей поспешностью. К значительному участию в военных действи­ях были привлечены и новые союзники. Верный союзник римского се­ната, царь Аггал, лично повел свой флот в Грецию; другой флот выста­вили родосцы; Масинисса прислал нумидийских всадников и провиант и даже Карфаген должен был доставить значительные запасы хлеба. Затем после обычных жертвоприношений богам, чтобы снис­кать их благосклонность, упомянутый выше консул Сульпиций вышел в море из Брундузия. Он высадился в Аполлонии и послал из Керкиры, римской морской станции, несколько кораблей с отрядом в 1000 чело­век под начальством Г. Клавдия в Афины. Отсюда Клавдий отправился

Монета Этолийского союза.

в Халкидику (на острове Эвбее), главное сборное место македонян, взял этот город, сжег магазины и с богатой добычей возвратился в Афины. В отмщение за это Филипп поспешил в Халкидику, а оттуда в Афины. Но не будучи в состоянии взять Афины, он опустошил всю окрестную область с таким варварским неистовством, что разрушил даже храмы и бесчисленные статуи богов, украшавшие во множестве Аттику, и затем возвратился в Беотию.

В это время открылся сейм городов Этолийского союза. На этот сейм консул Сульпиций также отправил своих послов, которые, вы­ступив там против послов македонских, старались заручиться друж­бой этолийцев. Этолийцы сначала колебались, но затем приняли сторону римлян. При приближении к Пирею Аттала со своим и римским флотом афи­няне решились со своей стороны дать простор гне­ву против разорителя их страны и их дивных худо­жественных сокровищ. Одинаково необузданный в любви и ненависти, пылкий народ этот издал по­веление, которым предписывалось уничтожить всякое воспоминание о македонском имени. Ни один жрец не мог благословить Афины и их союз­ников, не прибавив при этом проклятия Филиппу и всему его семейству. Все, что впредь будет приду­мано для позора македонян, долженствовало полу­чить немедленное одобрение народа, и каждое сло­во, произнесенное в их пользу, влекло за собой безнаказанную смерть от руки того, кто первый его услышит. К приближавшемуся на помощь Атталу афиняне вышли навстречу длинной процессией с жрецами, должностными лицами, женщинами и детьми, почтили его принесенными на алтарях жертвоприношения­ми и учредили в честь его одиннадцатый демос (общину) под именем атталийского.

Этот первый поход не имел для римлян никакого результата. Кон­сул 199 года Публий Виллий Таппул действовал не с ббльшим успехом, чем Сульпиций. Только с наступлением 198 года, когда предводитель­ство над войском перешло к не достигшему еще тридцатилетнего воз­раста консулу Т. Квинкцию Фламинину, война приняла совер­шенно другой оборот. Обладая тонким, изворотливым умом, в высшей степени одаренный способностью вести под видом кротости и миро­любия самую хитрую, коварную политическую интригу, Фламинин, не имея действительных достоинств Сципиона, тем не менее сумел до­стигнуть одинаковых с ним результатов. Он разбил одно из войск Фи­липпа в Эпире и дошел до Фокиды, между тем как брат его, с флотом, осадил Коринф.

В то же время послы Фламинина старались на сейме в Сикионе приобрести расположение ахейцев.

пожертвованием решиться перейти на сторону римлян. Наконец, в силу необходимости они вынуждены были на унизительный посту­пок — переменить греко-македонского властителя на чужеземного.

В 197 году, несмотря на то, что в Риме на этот год был избран другой консул, друзья Фламинина настояли на том, чтобы за ним было остав­лено начальство над войсками в Македонии. И Фламинин, будучи те-

перь только проконсулом, вполне оправдал их ожидания и с успехом выполнил возложенную на него задачу. Весной он объездил всю Гре­цию, заключил союзы в Аргосе со Спартой, находившейся во власти тирана Нависа, а в Фивах с Беотийской республикой. Затем Фламинин направился в Фессалию, чтобы встретиться с Филиппом и по возможности скорее покон­чить войну решительным сражением. Он на­шел Филиппа при Скотуссе, в местности, по­крытой многочисленными холмами, которые назывались Кинокефалами, то есть Со­бачьими головами.

τ'. Квинкций Фламинин. С античной монеты.

После того как Фламинин в обычном воз­звании к римским войскам напомнил о славе их предков, а Филипп в речи к своим воинам напомнил о подвигах македонян, началась битва. В этом сражении римляне впервые употребили слонов. Филипп был совершенно разбит и бежал с остатками войска через Лариссу в Темпе, а оттуда к себе в Македонию. Отсюда он обратился к победителю с просьбой о перемирии и об открытии переговоров. Фламинин собрал представи­телей от всех союзников, чтобы выслушать мнения их о предложенных ему мирных условиях. Этолийцы непременно требовали лишения Фи­липпа престола. Но проконсул объяснил им, какой сильный оплот представляет Македония против северных варваров. Этолийцы возра­зили, что если Филиппу будет оставлено его царство, то они никогда не будут иметь от него покоя. «Заботу об этом я беру на себя», — отвечал римлянин.

На следующий день явился сам Филипп и без условий отдался победителю.

отправил десять комиссаров в Грецию для приведения дел новых со­юзников в порядок.

Таким образом, некогда всемирная Македонская монархия была низведена на степень незначительного, бессильного государства и по­теряла навсегда свое прежнее огромное влияние над Грецией.

Уничтожение всякой чужеземной морской силы сделалось теперь правилом римской политики, ибо только таким путем можно было, не имея собственного значительного флота, утвердить за собою столь не­обходимое господство на море.

Суровая участь Филиппа все еще представлялась грекам слишком умеренной. Они подозревали даже, что при заключении мирного дого­вора имел место подкуп. В действительности можно предполагать, что Фламинин спешил заключить мир, чтобы иметь возможность вовремя еще встретить вооружавшегося уже с давних пор Антиоха Сирийского.

Прежде возвращения в Рим для празднования своего триумфа Фла­минин разыграл род политической комедии с целью ввести доверчи­вых греков в заблуждение насчет истинных намерений римлян. Дело происходило как раз во время Истмийских игр. Этот-то именно мо­мент и избрал Фламинин. На этот раз стечение греков на националь­ные игры было гораздо многочисленнее, чем когда-либо, так как каж­дый из них был полон ожидания услышать, насколько судьба Греции должна измениться в будущем.

Провозглашенное глашатаем объявление возбудило такой сильный восторг, что он помешал сразу вполне его постигнуть. Едва верили тому, что слышали своими ушами, смотрели друг на друга в изумлении и думали про себя, не обольстительный ли это сон? Каждый читал ту же мысль на лице другого и, не решаясь верить ушам своим, обращался вопросительно к сидевшему с ним рядом. Каждый желал не только слышать, но и видеть провозвестника своей свободы. Снова призвали глашатая. Он вернулся и еще раз повторил все им сказанное. Теперь, когда собрание убедилось в достоверности радостного известия, под­нялся неумолкаемый крик восторга^[78], раздались оглушительные руко­

плескания, и в эту минуту можно было вполне убедиться в том, что для этого народа не существовало блага выше свободы. Значит, есть же на земле хоть один народ, который за свой собственный счет, жертвуя своими собственными силами и подвергая самого себя опасностям, ведет войну за свободу других, и это делает он не для своих соседей, не д ля дорогих и близких ему людей, которые живут на одном с ним мате­рике. Нет, он переплыл море для того, чтобы на всей поверхности зем­ли не давать воли беззаконному произволу, а предоставить повсюду господство лишь праву, справедливости и закону.

Так гласит бесхитростный рассказ Ливия (X>OCIII, стр. 32) об этой сцене. Само собою разумеется, что в числе греков люди проницатель­ные, которых, конечно, в то время не должно было быть слишком мно­го, видели ясно, какую истинную цену следовало дать новому благоде­янию. Они хорошо понимали римскую политику, которая для того то­лько желала удовольствоваться на время малым, чтобы разъединить эти могущественные силы и доставить себе в скором времени мнимым благодеянием многочисленных неоцененных помощников против ожидаемого более сильного врага. И действительно, Фламинин, не­смотря на обещанную свободу, оставил римские гарнизоны в Халкиде и Димитрии.

9.