Чтение критического аппарата

В 250 а 2 вместо обте... обО’ мы находим ои8є... 068’ в W, но какой-то древний исправитель этого манускрипта (обозначенный аббревиатурой W2) предложил читать обте... об8’. Смысл варьируется соответственно природе, или значению, двойного отрицания.

В 250 а з в W читается тгроатсєаоиааі вместо тсєаоиааі. Смысл практически не меняется; здесь мы имеем дело с возрастающей склонностью к сложным глагольным образованиям. Значит, не исключена возможность, что на каком-то этапе текст Платона был слегка модифицирован в соответствии с тогдашними вкусами.

В 250 а з читается amp;атг в большинстве древнейших манускриптов — в В, D, W и Р. Однако манускрипт Т содержит обтє, хотя древний исправитель этого манускрипта (обозначенный как Т2) отметил и чтение amp;атє, которое встречалось ему, быть может, в другом манускрипте. Форма обтє объясняется присутствием того же слова в двух местах предыдущей строки. Но, с точки зрения смысла, йсгтє представляется предпочтительным, так как если читать обтє, непонятно, о каких душах здесь говорится, поскольку все души, очевидно, охватываются противопоставлением обтє бсгаї и обтє at; кроме того, тогда непонятно, к чему отнести ISiKJTUx'rjaav.

В 250 а 7 Гермий приводит форму оихєО’ auTcov, в то время как все манускрипты содержат оихєт’ auTamp;v. Тут мы видим типичное колебание. Так как наиболее древний текст не содержал ни знаков придыхания, ни знаков ударения, невозможно выяснить, имел ли в виду Платон возвратную форму местоимения, требующую густого придыхания. Некоторые принимают auTcov, с густым придыханием, которое фонетически модифицирует последний звук предыдущего слова, отсюда — оихєО’: эта модификация не является определяющим выбор элементом, поскольку Гермий или кто-то из его предшественников могли внести фонетическое исправление, соответствующее принятому ими чтению, не особенно задумываясь.

XX в. Хиршиг (Hirschig) предложил, основываясь, в первую очередь, на Федре 229 с 2 и на Хармиде 155 d, добавить предлог ev, управляющий местным родительным падежом (архаичная форма), однако такое исправление не представляется необходимым, хотя оно и было принято рядом филологов; в любом случае, смысл остается тот же самый.

В 250 b з вместо eveaTi у Прокла (In Ale., p. 320. 11 и In Parm., col. 809. 38) и у Гермия (In Phaedr., 176. 17) стоит єаті, — такую форму они, вероятно, нашли в издании, предпринятом их школой в Афинах в V в. по P. X.; разница незначительна, хотя evecra понятнее: быть может, это еще один пример возрастающей склонности к сложным глагольным образованиям. Вместе с тем Гермий опускает, сознательно или же без какого-либо умысла, слово ouSev, которое, однако, необходимо для правильного понимания фразы. Это хороший пример, указывающий на ограниченность информации, заключенной в свидетельствах. Текст Гермия в том виде, в каком он дошел до нас, не содержит ouSev, но у нас нет убедительного доказательства того, что Гермий не сам убрал это слово при цитировании. Таким образом, рискованно делать на основании этого свидетельства какие-либо выводы, ибо всякий вывод был бы выводом е silentio, проистекающим из неосведомленности и поэтому всегда гипотетическим.

В 250 b 5 oAtyoig является древним исправлением (помеченным как Т2), внесенным в манускрипт Т, содержащий бХіуоі. Исправление не обладает никаким весом, так как это результат ревизии текста по копии или же исправление, внесенное читателем, — свидетельство того, что источник Т содержал бХіуоі, как и все манускрипты. Понятно, почему Морескини не сделал соответствующего исправления.

В 250 b 8 вместо аХХои 0ecov Климент Александрийский в Строматах (V, 14,138. 3) читает аХХои aXXcov[70]. Даже если правила грамматики при этом соблюдены, здесь можно заподозрить некий эвфемизм, призванный замаскировать выражение политеистической концепции. Подозрение станет уверенностью, если принять в соображение реакцию Оригена, который в трактате Против Цельса (8, 4) употребляет множественное число, говоря о языческих божествах, и пользуется выражением aXXcov SaLfjiovcov.

В 250 b 8 Оксиринхский папирус (1017) II или III в. по P. X. (обозначенный как П3), не содержит тє; какой-то исправитель, однако, добавил это тє, возвращаясь тем самым к единому для всех манускриптов чтению.

В 250 b g стоит Tcov в Оксиринхском папирусе (1017), а также в манускриптах В и D; этот артикль опущен в манускриптах Т, W, Р и у Климента Александрийского в Строматах (V, 14, 138. З). На смысл это влияет мало; Морескини, видимо, счел необходимым сохранить tcov как древнее чтение, зафиксированное в папирусе.

В 250 b g Морескини запечатлел форму Y]v, которая представляет собой исправление, содержащееся в Par. 1808. Это чтение обеспечивает грамматическую конструкцию, более нормативную, чем fj, стоящее в манускриптах В, D, Т, W, Р и у Климента Александрийского в Строматах (V, 14,138. 3). Поздний манускрипт Escorialensis Y. 1.13 содержит форму є і, лишающую фразу смысла.

В 250 с і читается имперфект copyia^o^ev в манускрипте W и презенс opyLa^ofjiev в В, D, Т, Р, у Климента Александрийского в Строматах (V, 14, 138. 3) и у Гермия. С точки зрения согласования времен больше подходит форма, на которой остановился Морескини, сделавший выбор в пользу имперфекта, но в смысловом отношении различие невелико.

Таким образом, ни в коем случае нельзя недооценивать инициативу со стороны издателя. Некоторые места, даже у авторов наиболее известных, читаются с большим трудом, что вообще может лишить надежды на их правильное истолкование, особенно в том случае, если ни одно из чтений, предлагаемых манускриптами, не дает сколько-нибудь удовлетворительного смысла, или же если эти чтения противоречат друг другу. Надо сказать, что в таких случаях издатель проявляет всю доступную ему изобретательность, чтобы изыскать правдоподобное смысловое решение, как можно меньше отдаляющееся от манускриптов: он вносит то или иное исправление или предлагает свой вариант заполнения лакуны.

Главные издания греческих философских текстов, снабженные критическим научным аппаратом, следующие.

• Bibliotheca Scriptorum Graecorum et Romanorum Teubneriana, Leipzig; затем Leipzig или Stuttgart, так называемая «тойбнеров- ская» серия. Это самое старинное и самое полное из всех собраний греческих философских текстов, однако доступ к нему затруднен, а многие входящие в его состав тома не были переизданы; со времени разделения Германии после окончания Второй мировой войны вплоть до 1989 г. издания «тойбнеровской» серии выходили либо в Лейпциге, либо в Штутгарте. В издании дается только греческий или латинский текст.
• Scriptorum Classicorum Bibliotheca Oxoniensis, или Oxford Classical Texts, Oxford, Clarendon Press. Менее полное собрание, чем тойбнеровское. Книги этой серии регулярно переиздаются и почти повсеместно продаются по умеренным ценам. В настоящее время осуществляется ревизия сочинений Платона. Текст греческий.
• Collection des Universites de France, Paris, Les Belles Lettres, так называемая «Серия Бюде». Авторитетное собрание, включающее сотни томов, из которых многие были изданы очень давно; некоторые крупные философы (в частности, Аристотель), к сожалению, представлены в этом собрании не лучшим образом.
  Греческий текст, французский перевод и примечания.
• The Loeb Classical Library, так называемая «Серия Лёба», Cambridge [Mass.], Harvard University Press. Весьма полезное собрание, включающее латинскую и греческую серии, не дорогостоящее (на сегодняшний день), но неполное; некоторые тома (в частности, содержащие сочинения Платона) настоятельно требуют переработки. Греческий текст, английский перевод, отдельные примечания.

2. Мы уже обращали внимание читателя на то, что знания о греческих философах основываются по большей части не на текстах, а на фрагментах. Мы располагаем четырьмя крупными собраниями философских фрагментов, относящихся к досократикам, сократикам, стоикам и эпикурейцам. Описание этих собраний дается в библиографии, сопровождающей каждый раздел нашей Греческой философии, но мы хотели бы сделать несколько общих замечаний касательно принципа составления собраний фрагментов и правил их использования.

Издатель собрания фрагментов должен для установления текстов просмотреть всю греческую и латинскую литературу и собрать выдержки из текстов, содержащие высказывания интересующих его авторов или свидетельства о них. Дело это непростое, — по целому ряду причин.

Прежде всего, надо определить, является ли рассматриваемый текст подлинной цитацией или же только свидетельством. Парадоксальным образом, чем короче фрагмент, тем труднее выяснить, представляет ли он дословную цитацию. Вопрос этот имеет два аспекта. Во-первых, автор может либо приводить дословную цитату, либо давать парафраз. Во- вторых, даже намереваясь привести дословную цитату, берет ли он на себя труд сверить ее, как бы он ни полагался на свою память, с текстом манускрипта? Вполне возможно, что, желая процитировать текст, автор не сличает цитату с манускриптом, так как трудно представить себе, чтобы древний автор цитировал одну или две строки из какого-либо сочинения своих предшественников, озаботившись тем, чтобы проверить, является ли цитация дословной.

возможно также, что наш автор, увлекаясь чтением, составил себе маленькую антологию, переписав для себя различные ех- cerpta — выборки, — как советовал делать Аристотель и как делали Плутарх и Плиний. Этот личный «справочник» даже мог быть снабжен указателем. Но все это остается под вопросом, и даже цитата, претендующая на дословность, могла быть точной, а могла таковой и не быть.

Высказанное нами соображение лучше всего проиллюстрировать на примере Гераклита: его фрагменты, часто очень краткие, цитируются у различных авторов со значительными расхождениями — и в том, что касается слов, и в том, что касается употребления падежей. Так, Платон в Кратиле приписывает Гераклиту формулировку panta khorei oyden menei («все движется, ничто не пребывает в покое»), тогда как Аристотель, приводя в общем ту же мысль, пишет в Физике: panta rhei oyden menei («все течет, ничто не пребывает в покое»). В последней книге Мнений, посвященной теориям чувственного восприятия, Теофраст намеренно не рассматривает учение Гераклита, подчеркивая, что высказывания этого философа либо неполны, либо противоречивы. Наконец, своими ссылками на Гераклита стоики способствовали искажению его суждений по всем вопросам физики; отсюда и проистекает множество противоречий, которыми отмечены положения, приписываемые Гераклиту. Все это позволяет объяснить значительную неопределенность дошедших до нас формулировок Гераклита (что прекрасно показывает образец критики источников, приведенный Джонатаном Барнзом в Части первой, в конце главы «Мыслители доплатоновской эпохи»).

И напротив, когда цитируется длинный отрывок, с большей вероятностью можно ожидать дословной цитации. Ибо достаточно пространный текст с трудом поддается запоминанию, и потому у нас больше оснований предполагать, что цитата была проверена. Самый сложный случай — цитата средней длины, слишком краткая, чтобы автор потрудился ее проверить, но слишком длинная, чтобы ее можно было привести по памяти со всей точностью. Надо отметить и тот случай, когда автор, несомненно, зная текст наизусть, проявляет щепетильность и сверяет его с манускиптом. Симпликий вполне мог знать наизусть шестьдесят один стих Парменида — текст, им цитируемый (фрагмент 8), но то, как он вводит эти цитаты, склоняет к мысли, что он не только извлекал стихи Парменида из глубин своей памяти, но также переписывал их из манускрипта.

И, наконец, когда речь идет о свидетельстве, последнее неизбежно ставит проблему интерпретационного порядка: употребление определенного глагола, существительного или даже падежа нередко говорит о философской ориентации того, кто несет ответственность за приводимое свидетельство.

Вот несколько замечаний о том, как оформляется собрание фрагментов. Обычно издатель после греческого текста фрагмента указывает текст-источник, откуда извлечен данный фрагмент; выбирается лучшее из всех существующих изданий этого текста, с суммарным критическим аппаратом. Понятно, что в большинстве случаев — например, в случае собрания фрагментов досократиков, изданного Дильсом-Кранцем (і-е издание в 1903 г.), или собрания фрагментов стоиков, изданного фон Арнимом (і-е издание в 1903-1905, 1924 гг.), не принимались во внимание критические издания этих текстов, вышедшие после того, как были впервые изданы названные собрания фрагментов. Поэтому современный читатель должен проявлять большую осторожность, ссылаясь на текст, приведенный в собрании фрагментов, изданном несколько десятилетий назад. Он должен, в принципе, сопоставить текст, предложенный в относительно старом издании, с тем, который помещен в лучших доступных на сегодняшний день изданиях; Кроме того, каждый издатель избирает свой порядок расположения текстов, и, таким образом, порядок фрагментов в разных собраниях может быть различным. Это влечет за собой два досадных последствия: с одной стороны, читатель вынужден постоянно сопоставлять один фрагмент с другим, предположительно идентичным, хотя их обозначения и разнятся; с другой стороны — и это гораздо серьезнее, — читатель должен отдавать себе отчет в том, что порядок фрагментов всегда отражает ту или иную их интерпретацию.

Цитируя фрагмент, требуется сначала привести номер этого фрагмента в используемом собрании, идентифицировав собрание по имени издателя; далее должна идти как можно более точная отсылка к тексту-источнику; только так можно избежать вышеупомянутых досадных последствий.

Проблемы, связанные с источниками, весьма значимы для сократиков, стоиков и эпикурейцев, в случае же досократиков возникающие трудности почти непреодолимы. В чем заключаются эти трудности? Чтобы ответить на этот вопрос, надо дать несколько общих пояснений касательно характера источников.

Фрагменты и свидетельства, относящиеся к досократикам, по большей части исходят от более поздних авторов, в первую очередь — от комментаторов Аристотеля (составивших комментарии на Метафизику и на Физику), от христианских авторов, полемизировавших с языческой философией (Евсевия, Ипполита, Климента), и «историков философии», таких, как Диоген Лаэртский и Псевдо-Плутарх. Однако все эти авторы, которые писали в первые века нашей эры, пользовались собраниями текстов и свидетельств, связанных с досократиками; а такие собрания были составлены или введены в обращение в течение предшествующих веков авторами, которые занимались компиляцией, собирая анекдоты и сведения, имеющие отношение к жизни и мнениям древних философов. Эрудиты обозначили этих авторов именем «доксографы» (буквально: авторы, записывающие мнения, т. е. учения, философов). Все, что мы сегодня знаем, как нам кажется, из доксографии, представляет собой отчасти результат гипотез, выдвинутых современной филологией. Гипотезы эти правдоподобны, но они не дают твердой уверенности, и следующие из них выводы должны восприниматься как предварительные и порой спорные результаты, а отнюдь не как установленные факты.

Доксографическая литература восходит к Аристотелю, который, по примеру Платона, имел обыкновение в начале своих систематических трактатов (к примеру, Физики и Метафизики) обсуждать воззрения предшественников. Его ученик Теофраст был первым, кто написал сочинение, объединяющее систематическим образом свидетельства предшествующих мыслителей. Он составил доксографический сборник в 16 книгах, посвященный физическим доктринам досократиков (Physikon doxai), где фрагменты сгруппированы тематически. Теофраст продолжил практику своего учителя, которая состояла в том, чтобы классифицировать авторов, исходя из начал, принимаемых в их системах. Первая книга этих Doxai трактует о началах (peri arkhon), причем большие извлечения из нее были переписаны, а быть может, парафразированы Симпли- кием в Комментарии на «Физику» Аристотеля. Что касается последней книги сборника — единственной, дошедшей до нас в более или менее полном виде, то она была посвящена теориям чувственного восприятия. Произведение Теофраста могло стать — но это всего лишь гипотеза — основным источником информации относительно досократической философии, и тогда оно оказалось бы у истоков большинства сборников, содержащих изложение философских учений. Вполне возможно, что такие сборники постоянно переписывались в течение многих веков различными авторами.

В доксографической литературе были широко представлены два главных жанра — «жизнеописания» (Peri Ыдп) и «преемства философов» (Peri diadokhon). Разумеется, есть жизнеописания, не являющиеся доксографиями (как жизнеописание Ла- кида, основателя Новой Академии, у Диогена Лаэртского), но многочисленные биографии, написанные в Античности, рассказывали об эпизодах из жизни философов, порою вымышленных доксографами, которые таким образом стремились проиллюстрировать положения доктрины событиями жизни и наоборот; так было в сочинениях Гермиппа из Смирны, Иеронима Родосского и Неанфа из Кизика. Другая «золотоносная жила» доксографической литературы разрабатывалась ради установления преемственных связей между философами, что дало ряд соответствующих произведений (Peri diadokhon). У истоков этого жанра стоит Сотион из Александрии, перипатетик, живший приблизительно за 200 лет до P. X. Судя по всему, именно он впервые провел различие между ионийской и италийской школами, положенное в основу античной истории досократической мысли.

Другим важнейшим источником информации является произведение Аполлодора Афинского, который был сотрудником Аристарха в Александрии. Он сочинил, в середине II в. до P. X., стихотворное повествование, Хронологию, где уточнялись даты жизни философов и давалось систематизированное описание их учений. Этот труд основывался частично на разделении между школами и учителями, введенном Сотионом, а частично на хронологии Эратосфена, предпринявшего попытку определить даты рождения и смерти знаменитых личностей (поэтов, художников и философов) Древней Греции. Аполло- дор произвольно заполнял лакуны, оставленные Эратосфеном, притом что многие сведения, приводимые последним, тоже были чисто гипотетическими. Поскольку Аполлодор не рассказывает о доктринах в собственном смысле слова, доксо- графический характер его произведений иногда оспаривается.

Напротив, все признаки доксографической литературы можно обнаружить у Диокла из Магнесии, родившегося около 75 г. до P. X. Это один из наиболее часто цитируемых док- сографов; он написал историю (или, скорее, каталог) философов (Epidrome ton philosophon), к которой очень часто обращается Диоген Лаэртский. Здесь надо упомянуть и Ария Дидима из Александрии. Некоторые специалисты отождествляют его с наставником Августа в философии, написавшим краткое изложение (Epitome) доктрины стоиков, — но эта гипотеза опровергается Т. Иёрансоном: Т. Goransson. Albinus, Alcinous, Anus Di- dymus, Studia Graeca et Latina gothoburgensia 61. Goteborg, 1995, 203-218. Еще одна личность также играет центральную роль в истории передачи материала, реконструированного первым издателем досократиков, Германом Дильсом. Речь идет об Аэ- ции, авторе I или II в. по P. X., которому Дильс приписывает множество текстов, поскольку видит в нем автора сжатого изложения взглядов греческих философов на природу (Synagoge peri areskontdri). Эти Placita (= areskonta) — название компендиума Аэция в латинском переводе — были воспроизведены Псевдо-Плутархом (неизвестным автором сочинений, приписываемых Плутарху) в его Epitome, а также Стобеем в Эклогах. Placita были изданы Дильсом в 1879 г. в Doxographi Graeci. Информация, содержащаяся в Placita Аэция, основана на более древнем компендиуме; автор его совершенно неизвестен, но само произведение Дильс озаглавил Vetusta placita. Сведения, приведенные в этом компендиуме, восходят, в конечном счете, к Теофрасту, но здесь изложены и воззрения стоических, эпикурейских и аристотелевских школ, — этими воззрениями, впрочем, определялась и подача мнений их предшественников. Поскольку произведения большинства авторов, упоминаемых Аэцием, утрачены, его свидетельство, предоставляющее нам единственную «остаточную» информацию об их существовании, является, в реконструкции Дильса, особенно важным. Языческие философы и христианские авторы первых веков нашей эры, быть может, делали заимствования из этой доксографии, относительно которой нет твердой уверенности, что она представляла собой некий монолитный блок, в тех случаях, когда трактуется история философии. Но, высказывая все эти предположения, нельзя не отметить, что в наше время все они оспариваются. Некоторые специалисты ставят под вопрос само существование Аэция или же то, что он был автором текстов, которые приписывает ему Дильс. Для ознакомления с критическим подходом к подобным вопросам мы настоятельно рекомендуем прочесть работу: Jaap Mansfeld. Prolegomena. Questions to be settled before the Study of an Author or a Text. Leiden, Brill, 1994.

Следует также упомянуть и другие важные доксографические источники. Первая книга Опровержения всех ересей Ипполита (см. выше, с. 786-787) — доксография, дающая представление о различных философах. Пассажи, касающиеся Анаксимандра, Анаксимена, Анаксагора, Архелая и Ксенофана, бесспорно, отличаются своеобразием, так как они содержат больше информации и меньше неточностей по сравнению с тем, что мы наблюдаем у Аэция. Строматы (это слово означает буквально «лоскутный ковер», «многоцветная ткань», «покрывало», а в переносном смысле прилагается к сборнику, пестрому по составу приводимых мнений) Псевдо- Плутарха (неизвестного автора I или II в. по P. X., которого надо отличать от автора составленной на основе сочинения Аэция Эпитомы, приписываемой также Плутарху из Херонеи) были сохранены Евсевием. При написании этого произведения, судя по всему, использовались преимущественно первые книги труда Теофраста (см. новое издание Плутарха, осуществленное Ги Лашнаном: CEuvres morales XII, 2, Opinions des philo- sophes, ed. Guy Lachenand. Paris, Les Belles Lettres, 1993). Наконец, сочинение Диогена Лаэртского (вероятно, III в. по P. X.) О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, при всех его недостатках, является основным, и нередко единственным, источником информации об очень многих авторах. Но сведениями, предоставленными Диогеном, следует пользоваться всегда с большой долей осторожности. Прочтение всего лишь нескольких страниц этого автора показывает, до какой степени он отличается от «историка философии» (см. об этом J. Mansfeld and D. Т. Runia. Aetiana. The Method and intellectual Context of a Doxographer, vol. I: The Sources. Leiden, Brill, Philosophia antiqua 73,1997).

Отметим, далее, что такие авторы, как Гераклид Понтий- ский, член платоновской Академии, написавший сочинение Истолкование Гераклита (Диоген Лаэртский V, 88), стоик Клеанф (Диоген Лаэртский VII, 174) и особенно Аристоксен, непосредственный ученик Аристотеля, автор сочинения О пифагорейской жизни, возможно, имели определяющее влияние, отличное от влияния Теофраста; следы этого влияния мы обнаруживаем у Плутарха (подлинного) и у Евсевия Кесарийского.

Нельзя завершить наше описание доксографической литературы, не упомянув Иоанна Стобея, автора антологии, содержащей извлечения из произведений поэтов и прозаиков. Труд Стобея, датируемый началом V в., состоит из четырех книг, известных под двойным названием Eklogai (заглавие двух первых книг) и Anthologion (заглавие двух последних книг). Этот сборник представляет интерес потому, что там находится множество свидетельств относительно неоплатоников. Созданные в византийскую эпоху старинный лексикон Суда и Библиотека Фотия являются богатыми сокровищницами сведений для историков философии.

Древние авторы, пользующиеся доступными для них доксо- графическими сборниками, как правило, слепо доверяют их составителям. У них нет ни времени, ни физической возможности проверить аутентичность приводимых свидетельств и убедиться, что они не были искажены. Авторы, прибегающие к доксографии, прежде всего, хотят иметь под рукой как можно больше свидетельств, которые позволяли бы им подтвердить тот или иной тезис. Кроме того, авторы подобных сборников, видимо, заимствовали сведения друг у друга, всякий раз добавляя пласт новой информации, более или менее важной и более или менее уместной. Поэтому понятно, с какой осторожностью следует приступать к изучению авторов, воззрения которых известны нам исключительно из фрагментов, переданных доксографами. Особая осторожность требуется при изучении мыслителей-досократиков.

3. Что касается произведений более или менее полных, то на полях манускрипта иногда находятся знаки и разного рода заметки, касающиеся текста. Знаки часто указывают на структурированное деление текста. Заметки (эрудиты дали им название «схолии») обычно содержат либо разъяснение, либо формулировку какой-то проблемы, либо оценку текста. Древнейшие схолии могут быть очень полезны, тогда как самые поздние в целом отличаются пустословием и являются поверхностными. Схолии, присутствующие в манускриптах некоторых авторов, стали предметом систематического издания.

Начиная с эпохи эллинизма, когда великие философские школы приостановили, если не сказать прекратили, свою активность, тем самым порвав связи, которые они поддерживали со своими основателями, все более насущной представлялась необходимость предложить новую интерпретацию текстов Платона, Аристотеля, Хрисиппа и Эпикура. Главная идея состояла в том, чтобы сделать древние сочинения доступными для учащихся, чей язык и образ мыслей стали весьма отличаться от того, что обнаруживалось в этих сочинениях. Так получила развитие традиция комментария на классические философские тексты. Если поначалу авторы комментариев ставили перед собой задачу обеспечить доступность канонических произведений для своих современников, то в дальнейшем комментарий постепенно приобретал все большую автономность и в нем уже предлагалась оригинальная интерпретация, становящаяся полноправной философией. Неоплатонизм, претендовавший на исключительную верность Платону, превратился, отчасти вследствие склонности к такого рода упражнениям, в доктрину, весьма отличную от философии Платона, который, однако, был объектом подобных комментариев; таким образом, неоплатонизм является философским течением, в значительной мере связанным с трудами по изъяснению и интерпретации произведений Платона. Комментарии на вторую часть Парменида, составленные философами- неоплатониками Проклом и Дамаскием, предлагают нам чтение, превращающее Платона в теолога-неоплатоника. Точно так же комментарии авторов-неоплатоников на Категории и на Физику Аристотеля имеют своей целью представить этого философа как неоплатоника, чья сфера интересов — в основном логика и физика.

В общем и целом, древние комментаторы, по крайней мере более поздние из них, довольно строго придерживаются четко определенного метода; и напротив, у Аспасия, Александра и даже Порфирия построение комментариев становится более свободным. Комментируемое место приводится полностью — эта цитация называется леммой, — затем следует изъяснение или интерпретация lexis (т. е. употребленных слов) и theoria (т. е. выраженной в них доктрины). Лемма, к сожалению, не всегда дает нам текст более ранний, чем текст манускриптов; некоторые авторы приводят только начало и конец комментируемого отрывка, остальное же восполняется переписчиком комментария на основе тех манускриптов, которыми он располагает (отсюда — удивительные искажения цитируемого комментатором текста, порой наблюдаемые в тексте соответствующей леммы). Анализ заключенной в тексте доктрины (theoria) часто приводит к ее сопоставлению с учениями более ранних авторов; этим объясняется множество философских свидетельств, содержащихся в комментариях. Такие комментарии нередко чрезвычайно интересны по той причине, что они проясняют смысл тех или иных слов представленного в них текста и сообщают те или иные исторические сведения. Например, Дильс, издатель Doxographi graeci, часть доксографического материала, помещенного в его собрании, извлек из древних комментариев, которые составляли для него исходный предмет исследования и им же самим были изданы.

Ввиду сложности и разнообразия источников и свидетельств, на всех этапах подготовки текста к изданию неизбежно возникают расхождения, хотя неразрешимые апории встречаются сравнительно редко. Потому необходимо особенно внимательное и медленное чтение текстов, установление и интерпретация которых всегда открыты для дискуссии.