§ 2. Источники по истории взаимоотношений русских князей и ордынских ханов.
Основным источником информации по истории взаимоотношений Руси и Степи в XIII - XV вв. являются русские летописи. Выдающийся исследователь летописных памятников Я.С. Лурье сформулировал их источниковое значение для истории Древней Руси: «Достаточно напомнить только, что летописи представляют собой самые обширные памятники древнерусской светской литературы; вместе с тем для всего периода с IX до середины XVI в.
они служат основным (а нередко и единственным) источником по политической истории России»1.Летопись Ипатьевская - общерусский летописный свод южной редакции конца XIII- начала XIV в., содержащий список Повести временных лет (третья редакция), Киевскую летопись и Г алицко-Волынскую летопись[152] [153]. Летопись Лаврентьевская - летопись XIV века - сложный по составу великокняжеский свод 1305 г. Кроме ПВЛ в редакции Сильвестра (вторая редакция), летопись отразила владимирскую летописную традицию XII-XIII вв., южные известия, восходящие к летописанию Переяславля Южного, ростовское летописание1. Для освещения исторических событий XIII-XV столетий важную роль Л приобретают московские летописные своды . Древнейший Московский летописный свод известен по пергаментному списку, принадлежавшему Троице-Сергиеву монастырю. Троицкая летопись представляла собой общерусский свод, оканчивавшейся рассказом о нашествии Едигея в 1408 году. К сожалению, летопись сгорела в московском пожаре 1812-го года. Тем не менее, М.Д. Приселковым предпринята реконструкция текста летописи, что позволяет использовать её данные для реконструкции событий XIII-XV вв. Существует гипотеза о существовании общерусского летописного свода 1472-го года, к которому восходят летописи Никаноровская и Вологодско-Пермская.[154] [155] [156] [157] Данный свод послужил основой и для более позднего летописного свода 1479-го года. Существует также список XVI века, который представляет собой общерусский свод 1479-го года, продолженный до 1492го года. Он условно назван Московским летописным сводом конца XV века. Текст свода может быть разделен на две части. Первая часть до 6926 (1418) г. отражает в наиболее полном виде особую обработку свода 1418 г.[158] (источника Софийской I летописи), которая была использована и в летописи Ермолинской. Это особая обработка была произведена, по мнению Я.С. Лурье, в 70-х гг. XV века.[159] Текст свода 1418 г. был дополнен на всем протяжении по общерусской летописи, близкой летописям Лаврентьевской и Троицкой, по южнорусской летописи, иногда совпадающей с летописью Ипатьевской, и по какому-то особому владимирскому своду первой трети XIII в. При этом составитель стремился отойти от «нейтральных» позиций свода 1418 г. при изложении московско-новгородских и московско-тверских отношений и резко усилить московские тенденции свода1. Никаноровская летопись - летопись второй половины XV в., сохранившаяся в списке XVII в. и его копии. Как отмечалось выше, в основе этой летописи лежал летописный свод 1472 г. Вологодско-Пермская летопись дошла до нас в трех редакциях: первой, составленной в конце XV в. (сохранившейся в единственном Лондонском списке), второй - 20-х гг. XVI в. (сохранившейся также в единственном Академическом списке) и третьей - середины XVI в. (списки Кирилло- Белозерский, Синодальный и Чертковский). Основной текст летописи до 1472 г. представляет собой, как и в летописи Никаноровской, текст великокняжеского свода начала 1470 гг. Далее следует текст великокняжеского летописания в редакции второй половины 1490-х гг., с рядом статей, по-видимому, новгородского происхождения. Там же помещена особая версия «Повести о стоянии на Угре» 1480 г. Эти статьи уже в первой редакции дополнены рядом известий, связанных с Русским Севером. Общий протограф Никаноровской и Вологодско-Пермской летописей включал известия о трех браках московского князя Семена Гордого и развернутый рассказ о нападении Едигея на Москву, нападения Талыча на Владимир и других событиях 6918 (1410) г. Близки по своему содержанию к московским летописным сводам летописи Рогожская,[160] [161] Симеоновская,[162] Ермолинская,[163] Софийская II.[164] Рогожский летописец - летопись первой половины XV в. Её единственный список середины XV в. был открыт в начале ХХ в. Н.П. Лихачевым. Она состоит из нескольких частей. Вплоть до 6796 (1288) г. её текст представляет довольно краткую компиляцию, основанную на двух источниках - ростовской летописи и Кратком новгородском летописце. Во второй части летописца Рогожской, с 1270-х сообщения приобретают тверской характер, используя, по всей вероятности, тверскую великокняжескую летопись[165]. Следующая часть летописи Рогожской, за 6836 - 6882 (1328 - 1374) гг., представляет собой систематическое соединение двух источников - тверского, сходного с Тверской летописью, и общерусского, сходного с летописью Симеоновской и восходящего, очевидно, к тексту, близкому к летописи Троицкой. С 6883 (1375) г. следы тверского источника прерываются; как и в Симеоновской, текст этот с начала 1390-х гг. расходится с текстом Троицкой. М.Д. Приселков предполагал, что в основе летописи Рогожской (и соответствующей части Симеоновской) лежит свод 1408 г. (протограф Троицкой) в редакции 1412 г., составленный в Твери. В пользу тверского происхождения этой редакции говорят тверские известия 1410-1412 гг. и «Повесть о нашествии Едигея», где специально отмечена судьба тверских земель во время нашествия. Ценностью Рогожской летописи в значительной мере определяется ранней датировкой ее единственной рукописи. Хотя она была составлена, очевидно, не ранее 1450-х гг., ее список по своим палеографическим данным немногим позднее этих годов. В ряде случаев текст Рогожской летописи передает текст, близкий к Троицкой, точнее, чем Симеоновская летопись. Летопись Симеоновская - летопись конца XV в. Сохранилась в единственном списке XVI в. 0 соединении в Симеоновской летописи двух разных источников. Влияние Московского свода обнаруживается и в первой части летописи, в том числе и за 6909-6916 (1401-1408) гг. Летопись Ермолинская - летопись конца XV в., включающая ряд известий о строительной деятельности русского архитектора В.Д. Ермолина за 1462 - 1472 гг. Первая часть летописи, до 6925 (1417) г., как установил А.Н. Насонов, сходна с Московским летописным сводом 1479 г. По предположению Я.С. Лурье источником этой части была «особая обработка свода 1448 г.», предпринятая в великокняжеской канцелярии перед составлением Московского свода 1479 г. Софийская II летопись - летопись начала XVI в., сохранившаяся в двух списках - Архивском первой четверти XVI в. и Воскресенском середины XVI в. Состав летописи и ее источников может быть определен лишь частично. Поздний Воскресенский список содержит до конца XIV в. летопись Софийскую I. Текст Архивского списка начинается лишь с 1397 г. Свод 1518 г. , лежащий в основе Софийской II летописи, восходил к различным источникам. В нем отразились: Московский летописный свод 1479 г., ростовский свод, отразившийся в Типографской летописи, свод-протограф Ермолинской летописи. Необходимо также отметить тверские своды. К сожалению, в полном виде они до нас не дошли. Большинство известий тверского происхождения сохранилось в так называемой Тверской летописи.[166] Она была составлена в Ростовской земле в 1534 году на основании тверских и других источников. Позже тверские летописи были переделаны и вошли в состав других сводов, главным образом московского происхождения. ростовского происхождения) совпадает (до 6836 г. - полностью, далее - частично) с текстом Рогожской летописи. В плане известий о русскоордынских отношениях Тверскую летопись отличает краткость и четкость записей. В то же время, в ней сохранилось много уникальных известий по указанному вопросу (например, только здесь сохранилось упоминание о двух фронтах вторжения войск Едигея в 1408 году). В обширных общерусских сводах известных, как ^фийская I,1 Новгородская IV , летописи нашло отражение новгородское летописание. В основе летописей лежат местные записи о событиях в Новгородской земле. Поэтому, события русско-ордынских отношений в них фиксировались лишь, если они касались «вольного города». В связи с этим, сохранившиеся в новгородских летописях сведения могут служить для уточнения ряда деталей (в частности, взаимоотношений Новгорода с великим князем Московским и Ордой). Софийская I летопись - летопись XV в., сохранившаяся во множестве списков и лежащая в основе всех общерусских летописей второй половины XV - XVI вв. Дошла в двух редакциях: старшей, доведенной до 6926 (1418) г., и младшей редакции, доведенной до 1508 г. Новгородская IV летопись - летопись XV в., дошедшая в двух редакциях - старшей, доведенной до 1437 г., и младшей, в основной части доходящей до 1447 г. Совпадение данной летописи с Софийской I с начала и до 6926 (1418) г. дает основание считать ее новгородской версией их общего протографа. Софийская I включает ряд больших статей, опущенных в Новгородской VI, но в ряде случаев последняя сохраняет более первоначальное чтение. Среди общерусских известий Софийская I и Новгородская IV летописях содержится и ряд таких, которые (особенно широко в интересующий нас период - в разделе за конец XIV - начало XV в.) отсутствуют в доступных нам источниках. Например, рассказ 6914 (1406) г. о [167] [168] Юрии Смоленском и Юлиании Вяземской, не совпадающие с другими летописями, известие о нашествии Едигея в 6917 (1408) г. Другим источником, служащим для уточнения фактов русскоордынских отношений, является летопись Устюжская.1 Она была составлена в начале XVI века на севере Русского государства и носит общерусский характер. В то же время в составе Устюжской летописи сохранился и ряд уникальных известий (например, об участии Василия I в битве на Кундурче в составе войск Тохтамыша). Можно предполагать, что в основе Устюжской летописи лежал севернорусский (Кирило-Белозерский) свод 1470-х гг., в ряде случаев переданный в указанной летописи ближе к оригиналу, чем в других летописях. Крупнейшими общерусскими сводами XVI века являются Воскресенская и Никоновская летописи. Воскресенская летопись названа так по списку, принадлежащему Воскресенскому Новоиерусалимскому монастырю под Москвой (в городе Истре). Большая часть Воскресенской летописи от начальных известий до 1479 года основана на Московском своде конца XV века; она отличается от него лишь некоторыми деталями и сокращениями. Поэтому при изучении известий до 1479 года предпочтительнее пользоваться Московским сводом конца XV века, как более близком к первоначальному тексту записанных в нем известий. В том же XVI веке появилась Никоновский летописный свод, получивший свое название от принадлежности одного из списков патриарху Никону. По своему составу Никоновская летопись является громадной компиляцией. Из летописных сводов это наиболее значительный по размерам. Он основан на множестве источников: различные местные летописи, повести, сказания, жития святых, записки народного эпоса, [169] [170] [171] архивные документы. Целый ряд известий носит уникальный характер и дошел до нашего времени только в составе Никоновской летописи. В этой связи, наибольший интерес в отношении русско-ордынских отношений представляют известия о Рязанской земле, часто сохранившихся только в указанном своде. По мнению А.Г. Кузьмина, данные сведения восходят к не дошедшему до нашего времени рязанскому летописанию1. В то же время ряд известий Никоновского свода являются не точными. Например, датировка возвращения Василия I из Орды в 1412 году. Это, вероятно, связано с тем, что исторический материал в Никоновской летописи подвергся существенной литературной и идеологической обработке. Поэтому, как и в отношении Воскресенской летописи, необходимо уточнять сведения по другим источникам.2 Ценную информацию о взаимоотношениях Руси и Орды несут -э публицистические памятники. В частности, «Повесть о Темир-Аксаке», «Повесть о Плаве»[172] [173] [174] [175], «Повесть о нашествии Едигея»[176]. «Повесть о Темир-Аксаке» - одно из произведений, посвященных борьбе русского народа против иноземных завоевателей. Особенностью повести является сочетание в одном произведении двух жанров. С одной стороны, это - воинская повесть, рассказывающая о первой бескровной победе русских войск после страшного Тохтамышева разорения, с другой - сказание о чуде иконы Владимирской Богоматери, спасшей Москву от нашествия Тимура. Наряду с персидскими хрониками, повествующим о походах Тимура на Орду, «Повесть о Темир-Аксаке» является ценным источником по истории русско-ордынских отношений в 1390-х годах.[177] «Повесть о Плаве» - летописная повесть о столкновении московской и тверской рати с литовскими войсками в конце 6916 (1407 г.). В московских и более поздних общерусских летописях эта повесть не читается - здесь содержится лишь краткое сообщение о походе Василия Дмитриевича на Витовта и о примирении с ним. Особая «Повесть о Плаве» читается лишь в Тверской летописи. Ряд текстуальных совпадений данной повести с Житием Михаила II и с «Повестью о нашествии Едигея», помещенной в Рогожской и Симеоновской летописях, дают основание предполагать, что авторство «Повести о Плаве» принадлежало составителю тверской редакции 1412 г. общерусского свода и отражала характерные для этой редакции тенденции к единству Северо-Восточной Руси.1 «Повесть о нашествии Едигея» дошла в составе большинства летописей в различных вариантах. Данные варианты отражали взгляды различных политических и идеологических группировок на ордынскую политику Василия I. В летописях Ермолинской, Львовской, Софийской II, Московских летописных сводах, Воскресенской читается московская редакция «Повести»2, тогда как летописях Тверской и Рогожской - тверская.3 При этом «Повесть о нашествии Едигея» в Тверском сборнике отличается - 4 уникальностью известий. [178] [179] [180] [181] Большое место проблеме русско-ордынских отношений уделено в Казанской истории.[182] Это историко-публицистическое сочинение второй половины XVI века. Оно представляет собой беллетризованный рассказ о трехвековой истории русско-татарских отношений со времени образования Золотой Орды до покорения в 1552 году Иваном Грозным Казани. Неизвестный автор Казанской истории, согласно его автобиографической справке, содержащейся в тексте произведения, двадцать лет прожил в Казани при дворе казанских ханов как русский пленник, принял мусульманство и лишь во время взятия Казани вышел из города и поступил на службу к Ивану Грозному. Материал расположен по главам. Таким образом, все произведение подчиненно единой теме. Ею является концепция превосходства православия над мусульманством, историческое предопределение покорения Русью татарских государств. Отсюда тенденциозность в некоторых сюжетах, рассказывающих об эпизодах русскоордынских взаимоотношений. Дополнительными источниками по истории взаимоотношений Руси и Орды может служить актовый материал - документы предоставляющие какие-либо права и служащие доказательством наличия таких прав. Для рассматриваемого времени акты представляют собой, как правило, официальный документ. При этом специфика источника подразумевает их высокую точность и достоверность. Однако затрагиваемые в актах узкие вопросы делают их весьма фрагментарными, то есть - не полными. Для указанной темы большое значение представляют духовные и договорные грамоты русских князей. Они несут прямую и часто уникальную информацию о русско-ордынских отношениях. Определенное значение для изучаемой темы имеют ярлыки ордынских ханов. К сожалению, источников данной категории сохранилось крайне мало. Все известные ярлыки, касающиеся периода конца XIV - первой трети XV в., относятся к 1390-ым гг. Это тарханный ярлык Токтамыша (1392 г.), ярлык Токтамыша. польскому королю (1393 г.) и тарханный ярлык Тимур-Кутлуга1. Немаловажное значение для уяснения положения в русско-ордынских отношениях, к примеру, в период правления Василия I имеет послание московскому князю эмира Едигея[183] [184]. Данные источники несут, прежде всего, информацию о внутреннем положении в Орде на рубеже XIV-XV вв., а также о внешнеполитическом положении степного государства в этот период. Фрагментарные данные об отношениях Руси и Орды содержаться в житийной литературе. Косвенные свидетельства об особенностях отношений в период оформления зависимости отложились в «Житии Михаила Черниговского»[185] и «Житии Александра Невского»[186]. Об отношениях Руси и Орды в период наивысшего могущества ханов повествует «Житие Михаила Тверского»[187]. Для времени правления Василия I наибольший интерес представляет житие Стефана Пермского, составленное Епифанием Премудрым и содержащее сведения о русско-ордынских отношениях и положении в Орде в 1390-х гг.[188] Ряд дополнительных данных имеется в житии Михаила Александровича Тверского. Оно представляет собой биографическое повествование, посвященное времени правления указанного князя (1368-1399). Тверской князь не был официально канонизирован православной церковью, и житие Михаила Александровича занимает своеобразное место между светской и церковной биографией. Житие дошло до нас в виде фрагментов, сохранившихся в разных летописных сводах. Ценные сведения о территории Подонья содержатся в сочинении Игнатия Смолянина «Хождение Пименово в Цареград».1 Прежде всего, это известия о русско-ордынском пограничье, а также о положении дел в самой Орде (в степной части течения Дона) в 1389 г. Уникальным источником по истории Джучиева Улуса на рубеже XIV- XV вв., несущем сведения и о русско-ордынских отношениях, является Л татарский народный эпос «Идегей» . Он был сложен в XV-XVI в., а отдельные его сюжеты были записаны в XVII в. Эпическое произведение повествует о деятельности эмира Идигу (Едигея), его противоборстве с ханом Токтамышем (Тохтамышем). Его сведения дополняют и уточняют данные других видов источников. Однако необходимо помнить, что основной характеристикой эпических произведений является их художественность. Кроме того, устная традиция трактует факт прошлого под жестким давлением потребностей настоящего. Носитель устной традиции воспроизводит его для своих современников только тогда, когда в этом возникает необходимость. Е.А. Мельникова в своей работе по теории и методике использования произведений устной традиции справедливо отмечает: «Память автоматически адаптирует запомненное, видоизменяет -э или устраняет его совершенно, если оно более не нужно» . В этой связи сведения эпических произведений необходимо использовать, в первую очередь, как оценочные. Большое значение для уяснения системы функционирования элиты Джучиева улуса имеют арабские и персидские источники, свод которых [189] [190] представил В.Г. Тизенгаузен, и изданные: арабские в 1884 г.[191] [192]; персидские в 1941 гг. и переизданные Р.Ю. Храпачевским в 2003 г. . Арабские источники представлены различными видами письменных памятников: летописные и хроникальные («Совершенство по части летописания» Ибн ал-Асира (закончена 628 г.х (1230/31)4); «Гонитель забот по части истории Аюбидских царей» Ибн Василя5; «Сливки размышления по части летописания хиджры» Рукн-ад-Дина Бейбарса6; «Краса благородных п подвигов, извлеченных из жизнеописания Эззахырева» Шафи, сына Али ; о «Летопись ал-Бирзали» ; «Прямой путь и единственная жемчужина в том, что случилось после летописи Ибн Амида» ал-Муфаддаля (1259-1341 гг.) 9; «Летопись ислама» ад-Дзехеби (умер в 748 г.х. (1348-1349 гг.) 10; летопись ас- Сафади ; «Начало и Конец» ибн Касира ; «Услада людей в летописях ислама» Ибн Дукмана13; «Летопись царств и царей» Ибн ал-Фората14; «Книга путей для познания династий царских» ал-Макризи (умер в 845 г.х. (22.05. 1441 - 11.05. 1442 гг.)) 15 «Летопись» ибн Шохбы ал-Асади16; «Извещение неразумных о детях века» Ибн Хаджара ал-Аскалани ; «Связки жемчужин» Бадр-ад-Дина ал-Айни (умер в 1451 г.) ; «Подарок умного и приношение образованного» ал-Дженнаби1); сочинения биографического характера («Видный сад в жизнеописании Эльмелик-Эззахыра» Ибн абд -аз-Захыра Λ (умер в 1293 г.) ; «Прославление дней и веков по жизнеописанию Эльмелик- -э Эльмансура» неизвестного автора ; биография султана Эльмелик-Эннасыра из «Книги летописей султанов, царей и войск» неизвестного автора[193] [194] [195] [196] [197]; «Чудеса предопределения в судьбах Тимура» Ибн Арабшаха (умер в августе 1450 г.) 5); энциклопедические сочинения («Крайность потребности по части отраслей образованности» ан-Нувейри[198]; «Заря для подслеповатого в искусстве писания» ал-Калкашанди[199] [200]); исторические сочинения («Книга назидательных примеров и сборник подлежащего и сказуемого по части о истории Арабов, Иноземцев и Берберов» Ибн Халдуна (умер в 1406 г.)); историко-географические труды («Пути взоров по государствам разных стран» ибн Фадлаллаха ал-Омари[201]); канцелярские руководства как разновидности делопроизводственной документации («Определение по части высокой терминологии» ибн Фадлаллаха ал-Омари[202] [203] [204] [205]; «Исправление «Определения по части высокой терминологии»» ал-Мухибби11); записки путешественников («Подарок наблюдателям по части диковин стран и чудес путешествий» Абуабдаллаха Мухаммеда Ибн Баттуты ); Персидские источники - это преимущественно исторические 13 сочинения: «Насировы разряды» Джузджани ; «история завоевателя мира» I 2 Джувейни ; «Сборник летописей» Рашид ад-Дина; «»Дополнение к собранию историй Рашида» Хафиза Абру[206] [207] [208]; Сельджук-намэ Ибн Биби[209]; «История Вассафа» [210]; «Избранная история» Хамдаллаха Казвини и его продолжателей Махмуд Кутуби и Зейн-ад-Дина[211]; «История Шейха Увейса» [212] [213]; о «Аноним Искендера» Муин-ад-дина Натази ; «Продолжение «Сборника летописей»» неизвестного автора[214]; «Места восхода двух счастливых звезд и места слияния двух морей» Абд-раззака Самарканди[215] [216] [217] [218]; «Родословие тюрков» неизвестного автора ; «Списки устроителя мира» Гаффари ; «Хайдерова история» Хайдера Рази . Особо можно выделить как памятники биографически-прославляющего характера произведения Низам-ад-дина Шами[219] и Шереф-ад-дина Йезди [220] с идентичным названием «Книга побед», посвященных военной деятельности Тимура (Тамерлана). Однако в период конца XIV - первой четверти XV вв. на Востоке наблюдается снижение интереса к Ордынскому государству. Поэтому, данные известия носят краткий и отрывочный характер (исключение составляют рассказы о походах в степь Тимура). Другой особенностью восточных хроник является отражение в них событий на территориях, которые имели определенные связи с Ираном или Арабскими странами. Персидские авторы уделяют много внимания Синей Орде (современный Казахстан), арабские летописцы - Причерноморью и связанными с ним территориями - сфере своих торговых интересов. Некоторую дополнительную информацию можно почерпнуть из тюркских и персидских сочинений XVI-XVII вв. В частности в «Книге избранных дат побед» («Таварих-и гузида-ий нусрат-наме» — первая половина XVI в. на тюркском и персидском языках содержится родословная чингизидов, в которых потомки Шайбана, Тука-Тимура и Чагатая доведены до времени написания сочинения, и истории Мухаммад Шайбани-хана1. Подробные сведения о родословной Джучидов встречается в «Море тайн относительно доблестей благородных». Автор — Махмуд бен Эмир Вали («Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахийар» — середина XVII в.) или, как обычно принято его именовать, Махмуд бен Вали. В шестом томе сочинения излагается история Чингиз-хана и его потомков и состоит из четырех отделов и заключения: в первом отделе излагается история Чингиз-хана и его потомков в Китае и Иране, во втором — история Чагатаидов в Мавераннахре, Могулистане и Восточном Туркестане, в третьем — история джучидов, в особенности шайбанидов до пресечения последней династии в Средней Азии, в четвертом — история аштарханидов и их предков, в заключении — сведения о происхождении различных тюркских племен и отчет автора о путешествии в Индию[221] [222]. Ряд информации уточняющего характера содержаться в китайских и монгольских источниках, опубликованных в третьем томе серии «Золотая Орда в источниках». Немаловажный интерес о становлении системы функционирования элиты Джучиева Улуса представляют извлечения из династийной истории «Юань ши»1. В качестве дополнительных источников необходимо назвать памятники византийского происхождения. Информация о монголо-татарах и Джучиевом Улусе (Орде) содержится в произведениях Григория Пахимера и -5 Никифора Григоры . Первый составил свой труд в самом начале XIV столетия. Второй - в середине того же века (1351-1354 гг.). Будучи современниками многих описанных ими событий, указанные авторы крайне скупо и схематично описывают историю Орды и её социальную систему. Тем не менее, тщательный анализ и сопоставления их указаний позволяют сделать определенные выводы о границах расселения кочевников и характере их взаимоотношений с Византией[223] [224] [225] [226]. Определенную информацию, которая может быть использована в качестве уточняющей для нашей проблемы, содержат памятники армянских и грузинских авторов. В частности труды Киракоса Г аздакеци[227] и армянских авторов, опубликованных в исследовании А.Г. Галстяна, повествуют о времени завоевательных походов монголо-татар и установления их владычества, как в Закавказье, так и в других регионах Евразии1. Подобную информацию содержит «Хронограф» анонимного автора грузинского происхождения[228] [229]. Об особенностях взаимоотношений ордынской знати с национальными элитами несут информацию источники сербского происхождения, в частности, «Житие короля Милутина»[230]. Ряд дополнительной информации несёт нумизматический материал — монеты Джучиева Улуса, а также Московского, Рязанского, СуздальскоНижегородского княжеств. Монеты отражают сведения, прежде всего, о степени зависимости княжеств от Орды или же друг от друга[231]. Косвенные свидетельства о поездках в степь русских князей и особенностях функционирования княжеской канцелярии дают нам сфрагистические (находки печатей) материалы[232]. О признаках вещевой атрибуции представителей ордынской аристократии дают представления археологические данные[233]. Таким образом, в руках исследователя оказывается обширный корпус источников, состоящий из различных видов и типов. Они обладают различной степенью точности, полноты и достоверности информации. Тем не менее, комплексное изучение, содержащихся в них свидетельств, сравнительный анализ данных различных источников позволяет нам решить поставленные задачи и раскрыть проблему взаимодействия представителей русской и ордынской элит в XIII-XV вв.