§ 52. Дополнения. Физическая вещь и «неведомая причина явлений»
15
.0
Сейчас мы перейдем к необходимым дополнениям. Проводя последнюю серию наших размышлений, мы в основном опирались на вещь чувственной imagi- natio и не уделяли должного внимания физической 20 вещи, в качестве «простого явления» каковой — а то илего-то «только субъективного» — будто бы функционирует чувственно являющаяся (данная в восприятии) вещь.
Между тем уже и смыслу прежних наших рассуждений соответствует то, что эту самую прос- 25 тую субъективность не следует — а это происходит очень часто — смешивать с субъективностью переживания, — так, как если бы воспринимаемые вещи были §_ бы переживаниями в своих воспринимаемых качест- у вах и как если бы были переживаниями и сами эти ^ зо воспринимаемые качества. Однако подлинное мнение 5 естествоиспытателей (особенно если держаться не их ^ высказываний, но самого смысла их метода) не может (г) заключаться и в том, что являющаяся вещь будто бы есть лишь кажимость или искаженный образ «истин- 35 ной» физической вещи. Точно так же вводят в заблуждение и разговоры о том, что определенности явления будто бы суть «знаки» подлинных опреде- ленностей[46].
Так можем ли мы теперь сказать в смысле столь распространенного «реализма»: реально воспринятое (и являющееся в первом смысле слова) следует в свою очередь рассматривать как явление или как инстинктивную субструкцию чего-то иного, внутренне 5 ему чуждого и даже если и не так, то, во всяком случае, отделенного от него? Рассуждая теоретически, это последнее надлежит рассматривать как гипотетически допускаемую в целях объяснения хода переживаний явлений, совершенно неведомую реальность, 10 как скрытую причину этих явлений, характеризовать которую можно лишь косвенно, аналогически, посредством математических понятий.
?
=с
Уже на основе нашего общего изложения (благодаря дальнейшим анализам оно значительно углу- is бится и будет постоянно подтверждаться) становится очевидным, что подобные теории возможны лишь до тех пор, пока мы избегаем фиксировать и научно исследовать заключенный в самой же сущности опыта смысл вещно данного, а тем самым и «вещи 20 вообще»,— тот самый смысл, который составляет абсолютную норму любых разумных рассуждений относительно вещей.
Все, что противоречит такому смыслу, и есть именно противосмысленное в самом строгом разумении этого слова[47], и это верно сказать is. обо всех теоретико-познавательных учениях отмеченного типа.Ведь нетрудно усмотреть то, что если неведомая, будто бы возможная причина вообще существует, q то она должна принципиально восприниматься — зо | если не мною, то другими «я », которые видят лучше и ^ дальше, нежели я. Если суждение существования вер- | но, то оно означает возможность того, чтобы мнение 9 о причине, будучи значением, согласовывалось с самой причиной, выступая перед самим же выносящим 35
суждение как подлинная самоданность. Итак, если истина возможна, то к ней необходимо принадлежит и возможное «я», — это же верно и относительно истинно сущего, о каком бы истинно сущем ни шла речь. При этом дело вовсе не в пустой возможности в смысле некоей непротиворечивой «мыслимости» или же просто представимости («вообразимости») такого выносящего суждение субъекта и его возможного опыта. Ибо если я — тот, кто размышляет обо всем этом, — должен признать возможность такой причины, о какой идет сейчас речь, в том числе и причины фактически недоступной для меня, если должно быть так, чтобы я мог утверждать, т. е. усматривать такую возможность как поистине существующую, то усмот- римой для меня должна быть и возможность такого «я», которое постигает в опыте такую причину, — такого «я», которое не есть я сам. Итак, должна была бы существовать возможность вчувствования, и должны были бы быть исполнены неотмыслимые от нее далеко простирающиеся сущностные условия. Все они заключены в формально однозначном высказывании: всякий возможно существующий для меня «другой» должен был бы содержаться, наряду со всем иным, в горизонте моего фактического мира опыта — подобно тому как, например, существуют для меня как открытая возможность человекоподобные существа, живущие в недоступных мне, но все же относящихся к окрестному миру моего «я» звездах. Подобные возможности — это отнюдь не просто «представимости» («вообразимости»); они означают, что внутри взаимосвязи мотиваций моего опыта, как протекает он фактически, для меня могут возникать некоторые представляющиеся эмпирически необходимыми или эмпирически несомненными антиципации опыта и предметов опыта, реальное опытное постижение которых неосуществимо для меня вследствие того, как фактически устроена моя жизнь, — т.
е. неосуществимо всего лишь по случайной устроенно- сти фактического, — между тем как эти антиципации эмпирических достоверностей, или предположитель- ностей, или вероятностей, обладают своей несущей силой и уполномочивают меня к индуктивным, основанным на опыте высказываниям (высказываниям об индуктивных действительностях, предположитель- ностях, вероятностях). Что же касается, далее, возможности того, чтобы антиципируемое сбывалось, то такая возможность мотивируется общей структурой моей опытной жизни — постольку, поскольку я и в своей более непосредственной опытной жизни то и дело натыкаюсь на различия между тем, что фактически доступно, и тем, что фактически недоступно мне в опыте; происходит это так, что торможения согласно хорошо известной типической схеме сковывают свободу моего постигающего в опыте приближения к антиципируемому, между тем как все антиципируемое, будучи мотивированным, сохраняет для меня свою значимость, либо делая возможным индуктивные выводы, которые затем многообразно подтверждаются, либо же также через осуществление прямого собственного опытного постижения, на которое указывают они в качестве антиципации, или через опыт других людей, становящегося известным мне из своих вчувствований.Итак, мы обретаемся в универсальной сфере эм- пирико-индуктивных достоверностей, предположи- тельностей, вероятностей, которые не выходят за пределы всеобъемлющей взаимосвязи моего возможного опыта, моего действительного (настоящего, прямого) опыта и моих антиципаций, не выходят и тогда, когда отсылают к возможному опыту других, поскольку, как уже говорилось, всякий «другой», существуя для меня в достоверности или в возможности (предположительности), сохраняет для меня свою бытийную значимость по способу опытного постижения, присущего вчувствованию — непосредственному или же опосредованному, мотивированному ан- тиципациями, — т. е. еб ipso принадлежит к универсальной сфере моего возможного опыта.
На это возразят, утверждая, что причинные реальности, какие предполагает естествоиспытатель,
6 Гуссерль Э.
будучи точным физиком, и какие он считает подлинной природой, не доступны прямому чувственному опыту ни нашему, ни иных субъектов, а именно такие реальности — это не доступные чувственному созер- 5 цанию вещные данности («вещи чувств»), но принципиально им трансцендентные.
Подобные трансцен- денции, стоящие на более высокой ступени, будто бы и есть подлинные объекты природы, поскольку существуют в себе, между тем как вещи чувств все же ю остаются чисто субъективными созданиями..о
(D U
и
Мы не можем заняться сейчас систематически исчерпывающим разбором всех подобных отношений. Для наших целей достаточно отчетливо выделить некоторые из основных пунктов, is Чтобы начать, возьмем легко поддающуюся проверке констатацию: при физическом методе сама же воспринимаемая вещь всегда и принципиально есть точно та же вещь, которую исследует и научно определяет физик. 20 Кажется, что такое положение противоречит прежде высказанным нами тезисам10, где мы пытались точнее определить смысл обычных высказываний физиков или же смысл традиционного разделения качеств на первичные и вторичные. Тогда, отсеяв оче- 25 видные недоразумения, мы говорили, что «вещь, в собственном смысле постигнутая в опыте», дает нам просто «вот это» — некий пустой «х», становящийся §_ затем носителем точных физических определений, которые сами по себе не относятся к сфере, собствен- зо но, опыта. А тогда «физически истинное » бытие есть 5 нечто «определяемое принципиально иначе», нежели ^ то бытие, что «телесно» дано в самом восприятии, m Это последнее наделено исключительно чувственными определенностями, которые как раз и не являются 35 физическими определениями.
Между тем оба способа представлять себе вещи вполне согласуются друг с другом, и нам не приходится всерьез сражаться с только что приведенной
интерпретацией физического постижения вещей. Нужно только правильно понять ее. Никоим образом мы не должны впадать в принципиально ошибочные теории образов и знаков, о которых мы уже рассуждали безотносительно к физической вещи и которые 5 мы отвергли с радикальной всеобщностью11. Образ или знак указывает на нечто лежащее за его пределами — это нечто может быть постигнуто благодаря переходу в иной способ представления, в способ представления «самого» дающего созерцания.
Знак и об- ю раз не «изъявляет» своей самостью означаемую (или отображаемую) самость, он не дает себя. Физическая же вещь никоим образом не чужда тому, что является чувственно-телесно, а изъявляет себя в нем, причем а priori (по неотменимым сущностным основаниям) 15 изъявляет себя изначально только в нем. При этом и чувственное наполнение того «х», которое функционирует как носитель физических определений, отнюдь не есть лишь чуждое этим последним, скрывающее их облачение, — напротив, лишь в той мере, в 20 какой «х» есть субъект чувственных определений, он есть и субъект определений физических, со своей стороны изъявляющихся через определения чувственные. Вещь, притом как раз именно та вещь, о которой говорит физик, согласно всему подробно изложен- 25 ному выше, может быть принципиально дана лишь ' чувственно, через чувственные «способы явления», то же, что физик подвергает причинному анализу, исследованию в поисках реальных взаимосвязей необходимости, есть то идентичное, тождественное, 30 что само же является во всей переменчивой непрерывности способов явления, в сопряженности со всеми доступными опыту (т. е. воспринимаемыми или доступными восприятию) взаимосвязями. Вещь, которую физик наблюдает, с которой он эксперимента- 35 рует, которую он постоянно видит перед собой, берет в руки, кладет на весы, помещает в плавильную печь — вот эта самая и не иная вещь и есть субъект физиче- ских предикатов, как-то: вес, температура, электрическое сопротивление и т. д. И точно так же именноО
8 эти же самые воспринимаемые процессы и взаимо-
х
связи и определяются такими понятиями, как сила, s 5 ускорение, энергия, атом, ион и т. д. Итак, чувственно 2 являющаяся вещь с ее чувственными формой, цветом,
запахом и вкусом отнюдь не есть знак чего-либо ино- 0 го, но в известном смысле есть знак самой себя. § Что все это означает, нетрудно пояснить; мы мо-
ю жем говорить лишь следующее, и не более того: для
х І
определение таких-то и таких-то вещей, при такого-
о физика, который уже вообще произвел физическое ф
х то вида взаимосвязях явлений, такая-то, наделенная
х такими-то чувственными свойствами и являющаяся
- is при данных феноменальных обстоятельствах вещь § есть признак известной полноты причинных свойств
- этой же самой вещи, свойств, которые изъявляют х себя как таковые при хорошо известных по их виду
-е- зависимостях явления.
То, что изъявляет себя прио 20 этом, очевидно, принципиально трансцендентно —
и х
именно потому, что изъявляет себя в интенциональ- ных единствах переживаний сознания.
-О
После всего сказанного теперь ясно и то, что высшая трансценденция физической вещи тоже не озна- 25 чает выхода за пределы мира для сознания, для всякого «я», функционирующего в качестве субъекта сознания.
lt;D
lt;J ?
"=С х
§_ Положение дел в самом общем плане таково: на
основе естественного опытного постижения (или же зо естественных полаганий опыта) выстраивается физическое мышление, которое следует разумным мотивам, какие предоставляют ему взаимосвязи опыта, и lt;Т) которое принуждено осуществлять известные способы постижения, известные интенциональные конст- 35 рукции, какие требуются разумом, — осуществлять их для теоретического определения постигаемых в опыте чувственных вещей. Именно вследствие этого возникает противоречие между вещью, принадлежащей незамысловатой чувственной imaginatio, и вещью 40 физической intellectio; на пользу последней и воздви-
гаются все те идеальные онтологические построения мысли, какие находят выражение в физических понятиях и черпают свой смысл исключительно в естественно-научном методе.
Если, таким образом, получается, что разум, следующей логике опытного постижения, вырабатывает под наименованием физики некий интенциональный коррелят, занимающий высшую ступеньку, — вырабатывает из незамысловато являющейся природы природу физическую, — то мы займемся мифологизацией, если эту самую, вполне доступную нашему усмотрению данность разума, какая не заключается ни в чем ином, как в определении просто и наглядно данной природы согласно логике опытного постижения, станем выставлять в качестве некоего неведомого мира вещных реальностей в себе, в качестве мира, который в целях причинного объяснения явлений подкреплен гипотетическими субструкциями.
-е- о
с;
-е-
о
х ф
-е-
Итак, вещи чувств и физические вещи противо- смысленно связываются причинными отношениями. При этом реализм обыкновенно смешивает чувственные явления, т. е. являющиеся предметы как таковые (они уже суть трансценденции), — они будто бы лишь субъективны, и только, — с конституирующими их абсолютными переживаниями явления, переживаниями постигающего в опыте сознания вообще. Подмена происходит как минимум в такой форме: рассуждают так, как если бы объективная физика была занята объяснением «вещных явлений» — не в смысле являющихся вещей, но в смысле конституирующих переживаний постигающего в опыте сознания. Причинность, место которой принципиально во взаимосвязи конституирующегося интенционального мира, — только в нем причинность обладает смыслом, — тут превращают не просто в мифическую связь, соединяющую «объективное» физическое бытие и бытие «субъективное», являющееся в непосредственном опыте, связь между «чисто субъективными» вещами чувств и «вторичными качествами», но, неправомерно переходя от «субъективного» бы- тия к конституирующему его сознанию, превращают причинность в связь, соединяющую физическое бытие и абсолютное сознание, в особенности же чистые переживания опытного постижения. При этом вместо физического бытия подставляется мифическая 2 абсолютная реальность, тогда как вовсе не замечают ф подлинно абсолютное, чистое сознание как таковое. | Поэтому незамеченной остается и абсурдность, заключающаяся в том, что возводится в абсолют физи- ф ю ческая природа, этот интенциональный коррелят ло- о гически определяющего мышления; остается незамеченным и то, что природа, определяющая со стороны логики опыта непосредственно наглядно созерцаемый мир, природа, прекрасно известная в этой своей
- is функции (бессмысленно искать что бы то ни было за § такой природой), превращается в некую неведомую,
- таинственно возвещающую о себе реальность, которую как таковую, в ее самости, невозможно постичь
-9- ни в каком из ее самоопределений, — затем же воз-
о 20 лагают на эту природу роль причинной реальности в отношении к процессам субъективных явлений и опытно постигающих переживаний, g Немалое влияние во всех этих лжеистолкованиях
^ несомненно принадлежит следующему обстоятель- 25 ству: ложное истолкование получает прежде всего чувственная отвлеченность, безобразность, присущая всем категориальным мыслительным единствам, естественно, в особенно бросающейся в глаза мере
J3
с;
у образованным весьма опосредованным путем, а за-
а ф и и
і^Г зо тем полезная в практике познания склонность події? кладывать чувственные образы, «модели», под та- ^ кие мыслительные единства, — все, что отвлечено m от чувственной наглядности, это будто бы символически репрезентирует нечто сокровенное; будь наша 35 интеллектуальная организация совершеннее, и это сокрытое можно было бы привести к обычному чувственному созерцанию; модели же будто бы служат в качестве наглядных схематических образов такого сокровенного, и функция у них будто бы примерно 40 та же, что у гипотетических рисунков палеонтолога,
пытающегося на основе жалких данных набросать облик давно исчезнувших живых существ. Не обращают внимания на вполне ясный для усмотрения смысл конструктивных мыслительных единств как таковых, и не замечают того, что все гипотетическое 5 связано здесь со сферой мыслительного синтеза. И божественная физика не способна превратить категориальные определения реальности в наглядные, подобно тому как божественное всемогущество не в состоянии сделать так, чтобы можно было живо- ю писать или же исполнять на скрипке эллиптические функции.
ё ф
Сколь бы ни нуждались в дальнейшем углублении наши выводы, сколь бы остро ни ощущалась нами потребность в полном прояснении всех относящихся 15 сюда отношений, — ясно одно, и как раз это нужно нам сейчас для наших целей; трансцендентность физической вещи — это трансцендентность конституирующегося в сознании и связанного с сознанием бытия; ситуация математического естествознания 20 (сколь бы загадок ни заключалось в присущем ему познании) ничего не меняет в наших выводах.
о
"о
о
хс
?
х ?
Заранее понятно, что все прояснившееся для нас относительно природных объективностей как «просто вещей» сохраняет свою значимость и для всех 25 фундированных в них аксиологических и практических объективностей, эстетических предметов, культурных образований и т. д. Сохраняет свою значимость, наконец, для всех вообще трансценденций, q конституирующихся по мере сознания. 30 ф
§53. Животные существа и психологическое 5
сознание Р
Весьма важно расширить пределы наших рассуж- 35 дений и в ином отношении. Мы включили в круг своих утверждений всю материальную природу в ее совокупности — как чувственно являющуюся, так и основанную на ней в качестве более высокой ступени познания физическую природу. Однако как же обстоит 40
дело с животными реальностямиу с людьми и животными? Как обстоит дело с ними, что касается их душ и душевных переживаний? Ведь мир в его полноте — это не просто физический, но психофизический мир. Ему принадлежат — кто возьмется отрицать это? — и все потоки сознания, связанные с одушевленными телами. Однако получается так, что, с одной стороны, сознание — это абсолютное, в котором конституируется все трансцендентное, т. е. в конечном счете конституируется весь психофизический мир, а с другой стороны, сознание — это подчиненный реальный процесс в рамках этого мира. Как это согласуется?
Проясним следующее: как может быть так, что мое сознание, которое, будучи в своей имманентной своемирскости положено в чисто имманентном опыте, всякий раз предшествует тому трансцендентному, что полагается и подтверждается в этом мире, а тем самым всякий раз предшествует тому, что осмыслено и бытийно значимо для меня как «мир», как может быть так, что это сознание входит, так сказать, в «мир», в существующий для меня мир, как может жертвовать своей имманентностью абсолютное в себе, принимая характер трансценденций? Мы сейчас же увидим, что происходить это может лишь благодаря известной причастности к трансценденции в первоначальном, первозданном смысле, а это, очевидно, трансценденция материальной природы. Лишь благодаря своей сопряженности в опыте с телом сознание становится сознанием реально человеческим и реально животным, и лишь благодаря этому оно получает место в пространстве природы и во времени природы — во времени, которое измеряется физически. Вспомним и о том, что лишь благодаря опытному постижению скрепленности сознания и плотского тела в одно естественное, эмпирически-зримое единство возможно нечто подобное взаимоуразумению между принадлежащими к одному миру животными существами и что лишь благодаря этому каждый познающий субъект обретает мир в его полноте, включающий его и все иные субъекты, и в то же время
может познавать его как один и тот же, принадлежащий совместно ему и всем другим существам окрестный мир.
о
Особый способ постижения, опытного постижения, особый способ «апперцепции» осуществляет 5 это так называемое «прикрепление», эту реализацию сознания. В чем бы ни состояла эта апперцепция, какого бы особого способа подтверждения она ни требовала, очевидно одно, — сознание даже в этих своих апперцептивных сплетениях, даже в этой своей пси- ю хофизической сопряженности с телесным не утрачивает ничего в своей сущности, оно не способно вобрать в себя ничего, что было бы чуждо его существу, — иное было бы противосмысленным. Что в действительности принимает сознание, — это новый is слой сознания. Телесное бытие — это бытие принципиально являющееся, бытие, представляющее себя через посредство чувственного нюанса. Само же природно апперципированное сознание, поток пережи- ваний, данный как поток переживаний человеческий 20 8 и животный, стало быть, постигнутый в своей при- о крепленности к телесному, — все это, естественно, само по себе не становится чем-то являющимся через посредство нюанса.
И тем не менее сознание становится иным, стано- 25 вится составной частью природы. В себе самом сознание остается тем, что оно есть, его сущность абсолютна. Однако сознание схватывается не в такой сво- ей сущности, не в этой его текучей этости, — OHO Q «постигается как нечто (как состояние)»; в таком зо | своеобразном постижении конституируется своеоб- ^ разная трансценденция, — отныне является состоя- ? ние сознания тождественного реального человече- 9 ского субъекта, который в этих состояниях сознания изъявляет свои индивидуальные реальные свойства, ъъ причем отныне — будучи единством таких изъявляющихся через состояния свойств — сознательно как единые с его являющимся телом. Итак, по мере явления природное психофизическое единство «человек» или «животное» конституируется как телесно фун- 40
дированпое единство — в соответствии с тем, как фундируется апперцепция.
.о
Как в случае любой трансцендирующей апперцепции, и здесь по мере сущности необходимо осу- 5 ществлять двойную установку. При одной установке схватывающий взор достигает апперципируемого предмета как бы проходя сквозь трансцендирующее постижение, при другой установке он рефлектирует само это постижение, — это чистое постигающее со- ю знание. Соответственно в нашем случае перед нами, с одной стороны, психологическая установка, при которой естественно установившийся взор направлен на переживания, например, на переживание радости как на одно из состояний человеческих или живот- is ных переживаний. С другой стороны, перед нами сплетшаяся со всем этим, как сущностная возможность, феноменологическая установка, — она, рефлектируя и выключая трансцендентные полагания, обращается к абсолютному, чистому сознанию и тог- 20 да обретает пред собою апперцепцию состояния абсолютного переживания, — в вышеприведенном примере это эмоциональное переживание радости как абсолютная феноменологическая дата, погруженная, однако, в среду одушевляющей ее функции по- 25 стижения, именно той функции, которая заключается в том, чтобы «изъявлять» скрепленное с являющимся телом состояние человеческого «я»-субъекта. «Чистое» переживание чувства в известном смысле у «лежит» внутри психологически апперципируемого, ^ зо в переживании как человеческом состоянии; оставаясь в своей сущности, чистое переживание принимает форму состояния, а тем самым интенциональную (т) сопряженность с человеческим «я» и человеческой телесностью. Если же соответствующее пережива- 35 ниє, в нашем примере это чувство радости, утрачивает такую интенциональную форму (это вполне мыслимо), то оно, конечно, испытывает перемену, однако перемена заключается лишь в том, что оно упрощается в чистом сознании и уже не обладает природ- 40 ным значением.